Партизаннаме

Владимир Поляков, 2020

Целью настоящей работы автор ставит: 1. Рассказать о подлинной истории партизанского движения в Крыму и участии в нем крымских татар. 2. Рассмотреть механизм дезинформации общества в отношении как крымских татар в частности, так и партизанского движения в Крыму в целом. 3. Рассмотреть подлинные причины депортации народов Крыма. 4. Поименно назвать всех крымских татар – участников партизанского движения на его трех основных этапах. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 1

Накануне

Начало Великой Отечественной войны традиционно связывают с внезапным нападением на Севастополь и полным неведением руководства страны, Крыма о возможности начала войны.

Сегодня есть возможность, несколько по-иному, взглянуть на эти события. Вот что в 1961 году писал Первый Секретарь Крымского обкома ВКП(б) 1941 года В.С.Булатов: «Как член военного Совета Черноморского флота, по разрешению ЦК партии в течение 10 дней был на флоте. 20 июня эскадра пришла в Одессу, в том числе и флагманский корабль «Эльбрус». На рассвете 21 июня на рейде Одессы началось необычное оживление иностранных торговых судов, многие из которых спешно, не окончив грузовые операции, стали покидать порт и уходить в сторону Босфора.

Болгарских, греческих, итальянских, румынских судов насчитывалось больше полутора десятков. Обо всем этом доложили командующему, когда мы завтракали в кают-компании флагманского корабля «Эльбрус». Доложили в Москву, но нас успокоили и приказали продолжить учение по плану. На последнем этапе учения мы отрабатывали высадку десанта» [92, л. 9].

Как можно судить из этого откровения, ни для командования Черноморского флота, ни для руководства Крымского обкома война не была неожиданностью.

В отличие от абсолютного большинства территорий Советского Союза в Крыму оказался едва ли не самый большой промежуток времени между началом войны и оккупацией — сто тридцать один день. Поэтому ни о какой внезапности или нехватки времени для подготовки к партизанской войне говорить не приходится.

Давайте, перенесемся в те далекие годы, знакомясь с протоколами самого главного института власти той поры — заседаний бюро Крымского обкома ВКП(б).

Начнем с последнего мирного дня. Так совпало, что оно проходило именно 21 июня 1941 года. Рассмотрены вопросы о нормах отпуска кормов в животноводстве. Обсуждается газета «Красный Крым», так как в статье некоего т. Портного «отдельные недостатки колхоза показаны как типичные явления колхозной действительности», за что объявлен выговор цензору т. Квитчаному. Утверждается план проведения праздничных мероприятий посвященных дню военно-морского флота, которые пройдут 26 июня.

Следующее заседание проходит через две недели 5 июля 1941 года. О том, что началась война можно понять только потому, что рассматривается вопрос об обучении женщин работе на тракторах. Утверждается добрый десяток вновь назначенных ответственных работников в связи с тем, что ранее работавшие на этих местах люди ушли в Красную армию.

Каждое заседание два-три десятка человек исключают из партии. Причины разные: пьянство, воровство, аморальное поведение, скрытие непролетарского происхождения, не проявление бдительности при работе с врагами народа…

24 июня 1941 года в соответствии с решением Политбюро ЦК ВКП(б) СНК СССР было издано постановление о создании на добровольных началах в прифронтовой полосе истребительных батальонов для борьбы с диверсантами и десантными группами.

15 июля 1941 издается приказ Командующего войсками Крыма генерал-лейтенанта П.И. Батова о назначении подполковника А.В. Мокроусова командующим всеми отрядами народного ополчения Крыма [10, л. 27].

Появление этого приказа всеми историками воспринимается, как нечто совершенно обыденное и само собой разумеющееся. В действительности всё гораздо сложнее. Прежде всего, давайте вдумаемся, что такое «отряды народного ополчения», о которых говорится в приказе.

«Народное ополчение — добровольческие военные и военизированные формирования — рабочие отряды, группы самообороны, коммунистические батальоны, отряды партийно-советского актива и др., формировавшиеся из лиц, не подлежащих первоочередному призыву по мобилизации» [118, с. 479].

В сознании советских людей народное ополчение, обычно, ассоциируется с обороной Москвы, когда из жителей столицы было сформировано двенадцать дивизий, которые стали на защиту родного города и отстояли его, в прямом смысле, ценой собственной жизни.

Надо отметить, что в связи с тем, что в Москве ополченцы сразу же отправлялись в действующую армию то такой должности, как «Командующий всеми отрядами народного ополчения» там не было и появление её в Крыму требует пояснения. К тому же необходимо более подробно рассказать о человеке, которого поставили на этот необычный пост или, что вполне вероятно, этот пост был придуман специально под него.

Сопоставляя все опубликованное, опираясь на воспоминания очевидцев, нужно признать, что судьба А.В. Мокроусова была действительно незаурядна.

Родился Фома Матвеевич Мокроусов 9 июня 1887 года. Псевдоним “Алексей Васильевич” появится много позднее и со временем вытеснит настоящее имя и отчество.

В период прохождения воинской службы на эсминце «Прыткий», он участвовал в революционном движении. Спасаясь от ареста, бежал за границу. Мыкался по Швеции, Дании, Англии, Австралии, Аргентине. Работал на судах торгового флота. В 1917 году сразу же после февральской революции возвратился в Россию, в Петроград, где с головой окунулся в водоворот революционных событий. Во главе отряда моряков в октябрьские дни именно он руководил захватом Центрального телеграфа.

В 1918 году в Севастополь приезжает из Петрограда большая группа революционеров, своего рода “экспортёров революции”. Одним из них был Алексей Мокроусов. Энергичный, решительный, повидавший едва ли не весь мир, он становится одним из наиболее ярких лидеров матросской массы. Примечательная его партийная принадлежность — анархист!

Севастополь становится одним из первых городов России, в котором политическая борьба вышла за рамки словесных баталий. Именно здесь осуществился призыв трибуна революции Владимира Маяковского: «Ваше слово, товарищ Маузер».

Расстрелян Челеби Джихан — председатель Курултая крымскотатарского народа. Кровавая бойня происходит в Ялте, Симферополе, Евпатории — там убивают офицеров, купцов, врачей, учителей…. Убивают только за то, что человек носит котелок, только за то, что на руках нет мозолей… А фактически убивали за принадлежность к иному классу, к другому сословию. А.В. Мокроусов принимает в расправах самое активное участие, а затем во главе отряда моряков отправляется на Дон, где занимается «расказачиванием», то есть убийством казаков. Впоследствии в романе «Тихий Дон» Михаил Шолохов напишет о зверствах матросов — мокроусовцев.

Потом А.В. Мокроусов командовал бригадой 1-й Заднепровской дивизии. Командир дивизии его соратник по Петроградским событиям, бывший наркомвоенмор Павел Дыбенко. Уникален состав комбригов этого соединения.

1-я бригада — Н.А. Григорьев, в недавнем прошлом петлюровский «полевой командир», в самом скором будущем руководитель одного из крупнейших антисоветских восстаний.

3-я бригада — Н.П. Махно, в недавнем прошлом каторжанин, анархист, в самом скором будущем вождь самого крупного крестьянского восстания против Советской власти.

2-я бригада — А.В. Мокроусов, анархист, в самом скором будущем командующий повстанческой армии зеленых в Крыму [181, с. 39].

Зная трагическую судьбу Н.А. Григорьева и Н.П. Махно можно только диву даваться, как А.В. Мокроусову удалось пройти по самому краешку пропасти и не стать «злейшим врагом советской власти», как остальные комбриги.

Затем он командовал бригадой в 58-ой стрелковой дивизии, которая воевала то с белыми, то с петлюровцами, то с Нестором Махно. На заключительном этапе гражданской войны А.В.Мокроусов возглавлял повстанческое движение против белых в Крыму, но об это мы поговорим позднее.

Если бы А.В. Мокроусов погиб в Гражданскую войну подобно Анатолию Железнякову, Василию Чапаеву, Сергею Лазо… он, бесспорно, был бы канонизирован и причислен к лику большевистских святых. А уж если бы стал вопрос о ком из них создавать киношедевр типа «Чапаев» или «Котовский» то любой кинорежиссер без колебания бы выбрал в качестве киногероя Алексея Мокроусова, вся жизнь которого — это сплошное приключение. В годы гражданской войны он неоднократно переодевался в полковничью форму, и смело въезжал в занятые противником населенные пункты. Вёл переговоры по телеграфу с командованием белых, в Судаке захватил банк…

Закончилась гражданская война, но подлинный её герой, легендарный комбриг Мокроусов в армии оставлен не был. По-видимому, учли тот факт, что он — анархист. В ВКП(б) он вступит только в 1928 году.

С 1921 года А.В. Мокроусов на административно-хозяйственной работе областного масштаба. К началу войны он заведует крымским заповедником. Работает с интересом, творчески.

“1937 год” А.В. Мокроусову, пережить было не суждено. Комдивы и комбриги гражданской войны — опасные свидетели прошлого, превращались либо в “лагерную пыль”, либо уничтожались. К тому же за А.В.Мокроусовым тянулся шлейф анархизма, эмиграции, а это такая пища для фантазии следователей.

Сохранились следующие документы о тех непростых днях: «Секретарю Крымского обкома партии. Сообщаю, что Мокроусов прошел недавно обмен партийных документов. Однако у нас есть полное основание подозревать его в троцкизме. Райком партии сделал запрос о правильности прошедшего Мокроусовым обмена партдокументов. Подпись. Секретарь Алуштинского РК ВКП (б) Умеров. 1936 г. [2, л. 31].

Телеграмма. Секретно, срочно. Москва. ЦК ВКП(б). Отдел организационно-партийной работы. Маленкову. Считаем необходимым сообщить, что по нашим материалам Мокроусов тесно был связан до последнего времени с разоблаченным контрреволюционером, троцкистом, курьером по террористическим делам Троцкого — Гавеном. Эти материалы разработаны и будут предметом специального обсуждения на бюро ВКП(б) Зам. заведующего организационно-партийным отделом Крымского ОК ВКП(б) Гаркуша. 21 октября 1936 г.»[3, л. 137].

Но состоялось чудо. А.В. Мокроусову предложили поехать “добровольцем” в республиканскую Испанию. Весь этот “смутный“ период он находится там, в качестве военного советника.

Гражданская война в Испании завершается полным поражением республиканцев. По возвращении домой А.В. Мокроусов как бы «завис в воздухе». Судьбы «испанцев» тех лет были полярными: или гибель в застенке, или стремительное возвышение. И здесь А.В. Мокроусов исключение — ни влёта, ни падения.

Начинается Великая Отечественная война. А.В. Мокроусов, похоже, никому не нужен, и тогда он идет в военкомат добровольцем. Его зачисляют в строевую часть — рядовым! Не будем гадать, как сложилась бы его судьба в дальнейшем, а воспользуемся мемуарами бывшего командующего войсками Крыма в 1941 году Павла Батова:

«Однажды в кабинет вошла энергичная блондинка, на вид лет тридцати пяти.

— Яжена Мокроусова — Ольга Александровна, — сказала она. — Вы знаете моего мужа?

Удивленно смотрю на нее. Но память уже кое-что подсказывает.

— Это тот Мокроусов, знаменитый партизан двадцатых годов? Яне имел счастья знать этого героя, но наслышан о нем.

— Все-таки генерал, вы его знаете, он мне говорил, что встречал вас в Испании. Вас ведь там звали Фрицем Пабло, правда?

— Батюшки мои, а его-то как там называли?

— Савин.

— Вот теперь знаю и даже хорошо знаю вашего мужа, славного военного советника одной из пехотных дивизий Арагонского фронта. Где же он?

— Взял свой вещевой мешок и пошел в Первомайск на призывной пункт… А я подумала, что, может быть, Алексей будет здесь нужнее, и вот пришла.

Звонок в Первомайск к генералу Никанору Евлампиевичу Чибисову (командующему войсками Одесского округа). Через несколько дней я уже обнимал своего друга и соратника» [145, с. 15].

Как мы видим, П.И. Батов отзывает А.В. Мокроусова в распоряжение штаба 51-ой армии и, уже под конкретного человека, создаётся новая должность — командующий отрядами народного ополчения.

23 июля назначается начальник штаба народного ополчения И.К. Сметанин — бывший работник военкомата, а затем и комиссар — секретарь Крымского обкома ВКП(б) Н.Г. Соколов.

В Крыму, который в тот период находился в глубоком тылу всё, что было связано с народным ополчением, напоминало фарс. В обком стала поступать радужная информация о том, как идет запись в народное ополчение. Из райцентра Ленино сообщалось, что «к 15 июля записалось 1600 мужчин и 509 женщин. Запись продолжается».

В Ялте цифры были вообще ошеломляющие: «Записалось 6310 человек из них 3505 женщин» [10, л. 35].

Чем будет заниматься народное ополчение люди, вероятно, понимали смутно. В структуру нового формирования входили пожарные посты, противохимическая защита, посты воздушного наблюдения, истребительные отряды, которые должны были ловить парашютистов и так далее… Самое главное заключалось в том, что всё это должно было осуществляться рядом с родными домами, а не на фронте. Так, во всяком случае, решило большинство «ополченцев».

Не смотря на то, что ополчение должно было создаваться, как мы уже знаем на добровольной основе, среди материалов об исключении из партии, я обнаружил следующую запись:

«15.07.41 Парторганизация симферопольского мясокомбината исключила из рядов членов ВКП (б) Пичужкина Ивана Васильевича, 1887 года рождения, «За невступление в ряды народного ополчения». Все последующие инстанции утвердили исключение, но уже с другой формулировкой: «За проявление великодержавного шовинизма и за неустойчивость» [8, л. 48].

Не будем гадать, что скрывается под понятием «великодержавный шовинизм».

20 августа 1941 года на заседании бюро обкома впервые упоминается об опасности, которая нависла над Перекопом. На основании решения Ставки Верховного Главнокомандования о создании особой 51-й армии создаётся правительственная комиссия для проведения мероприятий по обороне участков Перекопского и Чонгарского перешейков.

Пункт 4-й гласил: «Приступить к переселению всего населения в местности к северу по линии Ишунъ — Тюн — Джанкой, разместив их в местностях, освободившихся в связи с эвакуацией из Крыма немецкого населения. Закончив эту работу не позднее 23 августа» [8, л. 11].

Факт депортации этнических немцев на заседаниях бюро ранее не рассматривался. Вероятно, решение принималось на другом уровне. Депортация крымских немцев, оказывается, не носила сплошной характер. По каждому району был отдельный список на 10–15 человек, которым, с разрешения секретаря райкома, была предоставлена возможность остаться в Крыму. Как правило, это были представители партийно-хозяйственной номенклатуры немецкого происхождения.

12 сентября 1941 года разведывательные группы противника появились на перекопском направлении. 15 сентября был захвачен Геническ, а на следующий день враг подошел к Чонгарскому мосту и Арабатской стрелке. В этот день именно там оказался вездесущий журналист Константин Симонов. Его впечатления были совершенно безотрадны. Видел он, что бойцы наши вооружены из рук вон плохо, артиллерии нет, окопы — это только то, что еще не окончательно разрушилось после гражданской войны. И самое поразительное — на Перекопе и Чонгаре почти не было наших войск.

Объяснить этот, в общем-то, необъяснимый факт можно тем, что командование отдельной 51-ой армии, а, прежде всего лично генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, зациклились на идеи высадки в Крыму крупного морского, или воздушного десанта противника. На возможность такого развития событий их постоянно ориентировал и Генеральный штаб. Вот почему дивизии 51-й армии были равномерно рассредоточены по всему крымскому побережью, и только 3-я Крымская оставалась в центре, в Симферополе, в качестве резерва. На Перекопском и Чонгарском направлениях, как и везде, находилось по одной дивизии.

Противник же создал мощную группировку, в которую вошли румынский горный корпус, артиллерийская группа резерва Верховного командования, авиационная группа 4-го воздушного флота и собственно части 11-ой армии. В сентябре это составляло около 124 тысяч человек, около 2-х тысяч орудий и минометов, 150 самолетов-бомбардировщиков.

Наше командование, в целом располагая в людях почти таким же количеством, выдвинуло против наступающего противника всего лишь 30 тысяч бойцов и командиров. Можно только поражаться мужеству воинов 156-й стрелковой дивизии генерала П.В.Черняева, которые утром 24 сентября выдержали обрушившийся на них удар.

В Симферополе, в штабе 51-ой армии не почувствовали той смертельной опасности, которая нависла над Крымом. Бойцы 3-й Крымской дивизии занимались тем, что собирали в полях листовки с фотографией, якобы оказавшихся в плену сыновей Сталина и Молотова.

В находящемся в чуть менее ста километрах от места боев штабе отдельной 51-й армии продолжалась обычная, мирная жизнь. В это трудно поверить, но по воскресеньям штаб был пуст — все командиры спокойно отдыхали с семьями. Заместитель командующего генерал П.И. Батов, лично побывав на Перекопе, уже осознал масштабы грозящей катастрофы и требовал усиления северного направления. Его поддерживали член Военного Совета А.С. Николаев и 1-й Секретарь Крымского обкома партии В.С. Булатов, который даже направил письмо в Ставку с просьбой заменить Ф.И. Кузнецова на его посту. Бесполезно. Только 26 сентября, через две недели с начала наступления противника на Перекопе, когда 156-я дивизия почти полностью погибла в неравных боях, и фронт был прорван, Ф.И. Кузнецов решился отдать приказ на переброску частей 3-й Крымской дивизии на подмогу защитникам Перекопа.

Катастрофа в Крыму стала очевидна всем, но выводы последовали исключительно в духе времени. Были отстранены от должностей командующий армией генерал-полковник Ф.И. Кузнецов и член Военного Совета армии корпусной комиссар А.С. Николаев, командир 172-й сд И.Г. Торопцев. Вместо него был назначен полковник И.А. Ласкин. Снят с должности и подлинный герой защиты Перекопа — командир 156-й стрелковой дивизии генерал П.В.Черняев.

Части отдельной Приморской армии, наконец, получили приказ об эвакуации из обреченной Одессы. Как известно, операция эта прошла блестяще, но в Крыму приморцы появились слишком поздно — фронт уже был прорван.

А теперь вновь вернёмся в Симферополь. Здесь события развиваются по какому-то параллельному сценарию.

8 сентября 1941 г. на заседании бюро обкома ВКП(б) обсуждали проблемы сева. В специальном постановлении подчеркивалось, «что проведение осеннего сева и взмета зяби в условиях войны является боевой политической задачей и требует от всех организаций проведение сева в сжатые сроки» [8, л. 30].

По-прежнему десятки людей исключали из партии. Всё чаще в качестве причины указывается «самовольный выезд без снятия с партийного учёта».

Удивительным образом этот параллельный мир проецировался и вниз по иерархической пирамиде власти. Вот как описывал эти дни будущий прославленный партизанский командир Михаил Македонский, который в ту пору был начальником райдоруправления Бахчисарайского района. Он пришел к секретарю райкома ВКП(б), с совершенно очевидным вопросом:

«Для чего мы продолжаем строить дорогу, и занимаем на ней столько людей? Как бы не получилось, что построим её для врага?

Раз и навсегда запомни. — перебил меня Черный — Эта земля наша, и мы ее вечные хозяева» [155, с. 6].

16.09.41. Принимается решение эвакуировать из Крыма весь скот, но вспашку и сев продолжать. Реальность, тем не менее, пытается вторгаться и в этот «параллельный мир».

4.10.41. «… поддавшись провокационным слухам о том, что якобы немецко-фашистские войска прорвали фронт и проникли на территорию Ах-Шеихского района, секретари райкома Макаров, Цирульников, Попов, пред райисполкома Джефаров и начальник райотдела НКВД Могильников сожгли здание, где размещались районные организации, позволили разграбить продовольственный и промтоварный магазины, а сами бежали из района.

За проявленную трусость, паникерство и уничтожение государственного имущества Макарова, Цирульникова, Могильного снять с должностей, исключить из партии, отдать под суд военного трибунала». [8, л. 88].

Ах-Шейх находился на самом северо-западе полуострова и в отличие от Симферополя, там, происходящие на Перекопе события воспринимались, как мы видим, несколько по-иному.

С формированием крымских дивизий и переподчинением их армейскому командованию, надуманность должности «Командующего отрядами народного ополчения» стала очевидна. А.В. Мокроусов и его штаб оказались не у дел. Вот тогда 23.10.41. принимается постановление Крымского обкома ВКП(б) о назначении А.В. Мокроусова командиром партизанских отрядов Крыма, с освобождением его от обязанностей командира народного ополчения. Комиссаром назначается 1-й секретарь Симферопольского горкома партии С.В. Мартынов, начальником штаба И.К. Сметанин. В этом же постановлении указывалось о выделении на партизанское движение 2 млн рублей [139, с. 75].

До оставления нашими войсками Симферополя оставалась всего одна неделя. В своих дневниках И.Г. Генов писал: «25 октября 1941. Если бы Центральный штаб, а также штабы районов и отрядов были созданы хотя бы месяц назад, можно было бы сделать во много раз больше. На вопрос когда будут утверждены штабы районов, Мокроусов ответил как-то неопределенно:

— Ясам только что утвержден» [150, с. 23].

Теперь, дорогой читатель. Попробуйте мысленно поставить себя на место организаторов партизанского движения.

Фронт на Перекопе вот-вот рухнет, времени почти нет. С чего начать?

Люди! Будущие партизаны. Здравый смысл подсказывает, что в формирующиеся партизанские отряды следует направлять лесников, охотников, туристов, а также местных жителей, то есть тех людей, которые знают будущий театр военных действий, которым известны дороги и тропы, родники, речушки…

Увы, при выборе людей был осуществлен совершенно другой метод. Решением Крымского обкома ВКП(б) каждый район Крыма должен сформировать свой партизанский отряд, в который можно включать только членов партийно-советского актива района.

Естественный вопрос, который стал перед организаторами — на какой срок придется уходить в лес? Дорогой читатель, попробуйте ответить на него сами, но при этом помните, что если бы кто-то из вас сказал бы о том, что оккупация Крыма продлится 900 суток, то его сочли бы или сумасшедшим или паникером. Поэтому общее мнение сводилось к тому, что более трех месяцев оккупация не продлится. В соответствии с этим никаких ограничений ни по возрасту, ни по полу для будущих партизан не было. Задача ставилась простая и понятная: переждать в лесу три месяца, а потом вновь вернуться на свои высокие должности в райком партии, райисполком и прочих районные учреждениях и организациях.

Поскольку мы заговорили о главной составляющей партизанского движения — кадрах, то рассмотрим и национальную составляющую этого вопроса. До сих пор он был один из самых неизученных. Причин тому много и, вероятно, основная — это то, что во все годы Советской власти, при кажущейся доминанте интернационального воспитания, все вопросы, касающейся какого-нибудь одного определенного народа, рассматривались как нежелательные.

В основу административного деления Крымской АССР, как известно, был положен национальный принцип. В 1930 г. были созданы национальные сельсоветы: русских 207, татарских 144, немецких 37, еврейских 14, болгарских 9, греческих 8, украинских 3, армянских и эстонских по 2. Кроме того, были организованы национальные районы. В 1930 г. таких районов было семь: пять татарских (Судакский, Алуштинский, Бахчисарайский, Ялтинский и Балаклавский), один немецкий (Биюк-Онларский, позже Тельманский) и один еврейский (Фрайдорфский). Во всех школах этих районов дети нацменьшинств учились на своем родном языке.

Поскольку партизанское движение по всей оккупированной противником территории Советского Союза формировалось исключительно на основе партийно-советского актива, то, давайте, проанализируем стенографический отчет последней предвоенной партийной конференции, чтобы сравнить с тем, что мы имели на начальном этапе партизанского движения.

Таблица 1.

Национальный состав делегатов XXI областной партийной конференции ВКП(б)

Собственно крымская партийная организация была представлена 401 депутатом. Русские — 55 %; крымские татары — 15.2 %; евреи — 12.7 %; украинцы — 12.2 %. На оставшиеся одиннадцать народов, среди которых были характерные для Крыма единичные вкрапления: армян, болгар, караимов, крымчаков, немцев приходилось всего 3 % и оставшиеся 1.9 % — оказавшиеся в Крыму пять белорусов, а также по одному: казанский татарин, литовец, чуваш.

Приблизительно также должен был выглядеть и национальный состав партизанского движения Крыма, тем более что очень многие участники этой последней предвоенной партийной конференции действительно стали партизанами, но «гладко было на бумаге…». Время на формирование партизанских отрядов уже не было. Как за соломинку, хватаются за идею И.Г. Генова о наборе в отряды бойцов истребительных батальонов, но при этом оговаривается условие, которое и ещё более усугубляет и без того безысходное положение: «… их придется брать в последнюю очередь. Истребительные батальоны будут нести службу до конца, а дел у них много: вести борьбу с вражескими парашютистами, диверсантами, охранять важнейшие промышленные объекты, государственные учреждения» [150, с. 13].

31 октября 1941 г. то есть за сутки до вступления противника в Симферополь А.В. Мокроусов издаёт приказ № 1, в котором объявляет о вступлении в должность командующего партизанским движением. Назначает командиров, комиссаров и начальников штабов всех пяти партизанских районов. При этом фигурируют фамилии людей, которые в лесу никогда не появятся, так как, вероятно, они даже не знали о своём новом назначении.

Примечателен параграф 3 этого приказа: «Проведенная мною проверка состояния работы показала: Дисциплина в отрядах поставлена слабо, имеются случаи пьянки, пререкания с начальниками и пр.

Продукты, снаряжение, оборудование, боеприпасы и вооружение завозится крайне медленно и ещё хуже оно развозится в глубинные пункты. Охрана и учёт завезённого продовольствия и имущества поставлены слабо, периодического наблюдения за состоянием, как продуктов, так и имущества нет.

Обстановка требует окончания всех работ максимум в десять дней. Заготовку продуктов в количественном выражении проводить по нормам красноармейского пайка из расчёта предполагаемого количества людей, объявленного мною начальникам районов» [196, с. 167].

Давайте обратимся к воспоминаниям партизан в той, части, как закладывались эти базы.

«Они начали закладывать базу всего в километре от деревни, в небольшом лесочке, в ста метрах от дороги и в двенадцати километрах от места, отведенного под лагерь. И все это на глазах у населения. Не лучше положение и в других отрядах» [150, с. 17].

«Закладка баз ведется так: что ни продукт — то база, и все у дорог».

«Продуктов завезено много, но до сих пор ни одной базы не заложено. Их даже и не собираются закладывать. Видимо, надеются, что противник сюда не доберется».

«Командир отряда хотел все продукты базировать в пещерах. Я запретил это делать: пещеры все знают. Так как времени в нашем распоряжении мало, дал указание завозить продукты в глубину леса и там оставлять до прихода отрядов» [Там же, с. 24].

«Опыт учил, что лагеря следует размещать как можно дальше от населенных пунктов, проезжих дорог, в глухом и скрытом месте, удобном для обороны, нападения и маневра, а также вблизи водных источников. Но если следовать всем этим правилам, то во втором районе больше трех отрядов разместить негде…» [Там же, с. 11].

Впрочем, были примеры и достаточно грамотного подхода к делу. Вот что рассказал Абибуллаев Нури, 1928 года рождения. «Жил я в деревне Мамут-Султан. Когда немец был уже на Перекопе, председатель колхоза сказал моему отцу: «Дай телегу и лошадь. Нури будет делать то, что мы скажем. Я приезжал на колхозный двор, там грузили картофель, муку, табак…. Я уезжал в Тавель. Там у меня забирали телегу, а я оставался под дубом и ждал, когда пригонят пустую телегу. Я не знал, куда и зачем всё это увозилось. Я делал в день две ходки, а обратно мужчины грузили дрова, которые привозил домой» [100].

То, что каждый отряд самостоятельно готовился к жизни в лесу, нашло отражение в их экипировке. Так, курортная Ялта обеспечила своих бойцов прекрасными спальными мешками. Но лучше всех были экипированы бахчисарайцы. Как вспоминал бывший секретарь Бахчисарайского райкома ВКП(б), он же комиссар отряда В.И. Черный: «На трикотажной фабрике я заказал двести свитеров, шерстяных носки и шлемы под шапки. Кожевенный завод изготовил сотни три постолов» [163].

Как отметил посетивший их отряд И.З.Вергасов: «Бахчисарайцы имели теплые ушанки, полушубки, на ногах у всех постолы — в том числе и у комиссара. Обувались они таким образом: шерстяной носок, портянка из плащ-палатки, и все это плотно зашнуровывалось, так что ни вода, ни снег не страшны. В лесу такая обувь оказалась самой практичной» [147].

Прочитав эти строки, я вспомнил своего отца Полякова Евгения Матвеевича, детство и юность которого прошли в Бахчисарайском районе, в селе Ханышкой. Мне много раз доводилось ходить с отцом на охоту и каждый раз, когда мы останавливались, чтобы снять с сапог комья грязи, отец рассказывал мне о постолах — об обуви его мечты, обуви к которой никогда не липнет грязь. Признаться честно, я думал, что отец фантазирует, и был поражён, когда в таких же восхитительных выражениях прочитал о постолах у Ильи Вергасова.

Впрочем, у Николая Колпакова о постолах другое мнение: «Они легкие, не натирают ноги, но зимой размокают и спадают с ног, а летом засыхают и становятся лыжами. Взбираясь на гору, скользят назад, а с горы летишь, как на лыжах, не помогали никакие приспособления» [152, с. 20].

Вот что вспоминал моряк Леонид Вихман: «В лесу был большой двухэтажный дом. Туристическая база. Отряд человек 300. Много женщин. Нас накормили. Питание исключительное было. Любая закуска, вино. Все что хотите было. Столы, стулья. Обслуживали девушки в белых халатиках, тарелочки, рюмочки, графинчики» [72, л. 88].

Н.П. Дементьев: «Было это в первую неделю ноября. Мы шли по лесу и недалеко от лагеря видим: лежит деревянная бочка, килограмм на 30–40. Открыли её — красная икра! Объелись ею так, что потом животы болели» [105, с. 4].

Мы уже знаем общую картину с закладкой продовольствия, а как были вооружены отряды? Вот, что писал Андрей Сермуль: «У нас имелись английские винтовки, трофеи гражданской войны, японские «Арисака» с ножевым штыком, довольно длинным; польские винтовки «Маузер» немецкого производства с орлами на прикладах. Ни одного автомата не было, даже самозарядных винтовок в отрядах не имелось». [158, с. 18].

В данном случае речь идёт о 3-м Симферопольском отряде. Не думаю, что какой-нибудь районный отряд мог получить от властей большее.

Комиссар Зуйского отряда Н.Д. Луговой сетовал: «В дни формирования отряда дали нам винтовки. Но что это за винтовки? Какие-то трофейные: японские, финские, ещё какие-то. Патронов к ним по сотне! Израсходуешь боезапас и всё — выбрось её, эту трофейку — патронов-то никто не даст больше. Требовать более основательного вооружения мы и не пытались, понимали: для армии не хватает оружия, о партизанах, что тут говорить?» [153, с. 16].

Надо признать, что положение со стрелковым оружием было ужасным по Крыму в целом. Бойцы, из сформированных Крымских дивизий, в основной массе отправлялись на Перекоп без винтовок, что уж говорить о будущих партизанах, которым, как мы уже видим, власти вообще не уделяли внимание.

Вероятно, следует пояснить читателю, почему в Советском Союзе, который располагал огромными запасами вооружения, в нужный момент не оказалось пистолетов, винтовок, автоматов, пулемётов… Дело в том, что в предвоенные годы была принята военная доктрина, которая заключалась в том, что «Воевать будем на чужой территории и малой кровью». В соответствии с ней, все склады вооружения, боеприпасов, вещевого довольствия, горюче-смазочных материалов, продовольствия… были сосредоточены непосредственно на западной границе. В первые дни войны они оказались в руках противника.

Состояние дел с закладкой продовольствия, обеспечением оружия нам уже известны, осталось разобраться с последней и вероятно самой важной составляющей — с человеческим фактором.

То, что будущие отряды, практически до самой оккупации Крыма оставались «слугой двух господ» Крымского обкома ВКП(б) и «военных» крайне отрицательно сказалось на всём подготовительном периоде. Кроме того, буквально в последний момент заместитель наркома внутренних дел Смирнов распорядился на основании приказа Командующего 51-й армией из истребительных батальонов сформировать стрелковый полк и немедленно направить его на фронт. Отобрали в него самых боеспособных бойцов.

Когда час «X» настал, и оккупация Крыма стали реальностью, то, как вспоминал А.А. Сермуль: «Северский построил истребительный батальон и объявил, что с этого момента он становится 3-м Симферопольским партизанским отрядом. Кто желает остаться — шаг вперед.

Больше ста человек не согласились идти в партизаны, сложили на землю оружие и ушли…» [158, с. 15].

В сущности такая же картина была и в других отрядах. Вот как описывает переход от истребительного отряда к партизанскому М.А. Македонский: «Пусть те, кого страшит партизанская борьба, выйдут из рядов и вернутся обратно. В лес пойдут только добровольцы.

От колонны отделилась кучка людей. Они боязливо сложили оружие около дороги и, вобрав головы в плечи, тихо пошли назад» [155, с. 11].

Вопрос о «кучке» оставим на совести редакторов, так как у Андрея Сермуля, писавшего свои мемуары уже в постсоветское время, эта «кучка» оказалась «больше ста человек».

Вот что вспоминал Н.Д. Луговой: «За день — два до вторжения фашистов он (Литвиненко) зашёл ко мне в райком.

— Останусь с вами. Буду тут воевать!» [153].

То, что командир Зуйского партизанского отряда Андрей Литвиненко только за двое суток до оккупации принял решение остаться в лесу, мягко говоря, изумляет.

Приводит Н.Д. Луговой и состав своего отряда. Этот перечень должностей типичен для любого отряда той поры:

«Первый секретарь райкома — комиссар; председатель райисполкома — командир. В отряде оказался еще один председатель райисполкома, правда, Красноперекопского, который стал секретарём партбюро отряда. Прокурор района — начальник штаба; начальник райотдела НКВД — заместитель командира по разведке. На рядовых должностях: бывший помощник секретаря райкома; заведующая отделом пропаганды и агитации; три райкомовских инструктора; заместитель председателя райисполкома; заврайздравом; заврай-финотделом; народный судья; заведующая общим отделом райисполкома; зам районного прокурора; уполномоченный народного комиссариата заготовок; начальник отделения связи; председатель райсовета ОСОВИАХИМА; секретарь райкома комсомола; девять председателей колхозов; три председателя сельских советов; один председатель сельпо; три учителя; два механика; агроном; врач» [153, с. 53].