Песня о погибших пилотах

Владимир Хотилов

Маленькие повести и рассказы о внешне неприметной жизни вполне обычных людей современной России, всё ещё разобщённой после исторической смуты в конце минувшего века. Большинство из нас ничего о них не знают, хотя похожие на них люди, возможно, живут рядом с нами в одном городе, на одной улице, в одном доме. Это повествование про людей молодых и не очень, об их мыслях, чувствах и переживаниях, об их простых человеческих радостях и страданиях, жизненных испытаниях и неизбежных потерях. Книга содержит нецензурную брань.

Приятели

Рассказ

Протасов был чуть старше Самодурова… Когда-то они учились в одной школе, только в разных классах, жили в соседних домах и гоняли мяч в общем дворе. Их белесые дома из силикатного кирпича стояли на окраине города, быстро обрастая вокруг себя такими же типовыми пятиэтажными коробками эпохи социализма. Потом, может, по генплану развития города или, может, по неведомому зигзагу судьбы, приятели вновь оказались рядышком, но уже на другой окраине областного центра. Теперь они проживали в многоэтажках серого цвета, построенные индустриальным методом панельного домостроения незадолго до последних реформ, окончательно похоронивших этот самый социализм в огромной многонациональной стране.

В последующие годы их девятиэтажки затерялись среди множества новых высотных домов-скворечников, отделанных качественным лицевым кирпичом разных оттенков коричневого цвета, радующим глаз многим горожанам, несмотря на многочисленные банкротства строительных компаний и мучительные страдания обманутых дольщиков жилья.

Современные постройки почти не затрагивали довольно безотрадную жизнь Протасова и Самодурова, не могли особо украсить её или чем-то утешить их, как городских обывателей, обременённых множеством насущных забот и проблем. Новые дома, как раковины гигантских каракатиц, расползались и зримо росли вокруг, оберегая покой их обитателей, радуя владельцев жилья не только комфортом, но и своей престижностью, а приятели лишь неумолимо старели в своих последних жилищах ещё тоталитарного и уже немодного покроя…

Протасов выключил телевизор и мгновенно отсёк, будто жестокий палач на эшафоте, торчащие на экране говорящие головы ученых философов и, отправив их в виртуальное небытие, тяжело вздохнул. «Если, как писал Фазиль, политика — вино для дураков, — подумал он с усмешкой, — то философия — десерт для сытых бездельников…»

Эта мысль ничуть его не обрадовала, да и Фазиль Искандер никогда не был его другом и даже знакомым — он просто считал писателя мудрым человеком. Себя же Протасов к мудрецам не относил, но назвать себя полным идиотом или круглым дураком вряд ли бы решился. Он получил высшее образование технического профиля, имел солидный трудовой стаж, владел многими специальностями, однако в настоящее время работал простым водителем мусоровоза. Правда, Протасов, как и многие его сограждане, был не против смены места работы, желательно, на более денежное и менее напряжённое по трудовым затратам.

Сегодня ему позвонил Самодуров и пообещал зайти. Недавно они беседовали насчет работы на новом и, видимо, самом большом в перспективе городском кладбище, где приятель трудился главным механиком, и тот, похоже, хотел что-то сообщить Протасову. Он же никаких иллюзий по поводу трудоустройства в прибыльном кладбищенском бизнесе не питал, а когда встретил Самодурова в прихожей, то без всяких слов догадался, что приятных сюрпризов от него ожидать не следует.

Разговорились давние приятели на кухне, где Самодуров поставил на стол поллитровку отменной водки.

— Ты же знаешь, Серёга, что проблема не в тебе и не во мне, — начал Самодуров, глядя прямо в глаза Протасову. — Я бы взял тебя, даже не задумываясь, но… но я не хозяин — всё решает Дуров!

Протасов лишь усмехнулся, но без всякой обиды и тем более какой-то злобы. Самодуров быстро оценил великодушие приятеля и продолжал с простецкой улыбкой:

— Да-да… у нас подобралась, можно сказать, компания… дураков… Кроме меня и хозяина, есть ещё Дуриманов, Дурнев и даже Дурасов…

— А бабы есть? — неожиданно прервал его Протасов, услышав фамилию созвучную своей.

— А как же без них?!.. Конечно, есть! — в бухгалтерии… в магазине, — отвечал простодушно Самодуров, всё ещё улыбаясь. — Ядрёные, как на подбор… умные, чертовки, и замужние!

— А фамилии такие же, что ль? — поинтересовался приятель, взглянув с хитрецой на Самодурова.

— Бабы-то? — переспросил Самодуров и, увидев утвердительный кивок Протасова, добавил:

— Они у нас свои, по большей части родственные…

— Да у вас там мафия, Колян, — ёрничал Протасов, ухмыляясь.

— Да, мафия, а как же без неё… мафия — это семья, а семья — ячейка общества, — с серьёзным видом отвечал Самодуров. — Это у них… там, — вытаращив глаза, он потянул свою лысоватую голову куда-то вверх, — эта самая… коррупция, а у нас… у нас ячейки общества.

Протасов молчал, а Самодуров желал высказаться приятелю до конца.

— Ты вспомни, какие ещё недавно были погосты — один стыд, почти как мусорки! — слегка горячась, заговорил он. — А пришли братки, создали семьи, подмяли и легализовали этот бизнес, и вот тебе полный порядок — красота, как в европах!

Возражать приятелю Протасову не хотелось, да и нечего ему было сказать что-то от себя, своими словами, поэтому он лишь сосредоточенно думал, пока не вспомнил фразу, где-то им прочитанную, и произнёс тоскливым голосом:

— Похоронная служба прибывает к людям быстрее, чем скорая медицинская помощь… Интересно, не правда ли?

Сметливый Самодуров понял, что проигрывает приятелю некий подспудный и давний спор, поэтому поспешил сменить тему разговора. Раньше, в подобной ситуации, он ответил бы Протасову своей уже привычной глубокомысленной фразой: «Диогеном ты родился, Диогеном и умрёшь!» Но сейчас сдержался, опасаясь обидеть приятеля.

— А насчет тебя — одна невезуха!.. Кто-то до меня предложил хозяину своего экскаваторщика, — делился Самодуров, виновато улыбаясь. — Я, Серёга, просто… просто опоздал!.. Ты уж прости, коллегу!

Самодуров иногда шутил, называя себя коллегой в разговорах со старинным приятелем — водителем мусоровоза, поскольку считал и говорил Протасову, не без доли чёрного юмора, что ритуальные дела и вывоз мусора есть одно общее дело в вопросах экологической утилизации жизненных отходов.

Вообще-то, Самодуров не казался Протасову чудаком или большим оригиналом, когда утверждал, что без разумного решения таких насущных проблем, как общественные туалеты, погосты, коммунальные и промышленные отходы от жизнедеятельности людей, настоящего прогресса в стране не будет.

Когда Самодуров иногда высказывался ему, что человек всё-таки скотина, то Протасов поправлял приятеля: «…не просто скотина, а животное… только мыслящее!» Самодуров вроде бы соглашался с ним, добавляя при этом: «…хотя это животное очень часто неправильно мыслит!»

Сейчас Самодуров сидел в гостиной и читал вслух из какой-то газетёнки наиболее забавные отрывки для себя и, несомненно, для своего приятеля, который жарил отбивные на кухне.

— На родине легендарного героя гражданской войны Василия Ивановича Чапаева… на мемориальной стене музея его имени… злоумышленники срезали с медного барельефа… у бойцов «Конницы Чапаева» сабли… — неспешно читал Самодуров и тут же громко возмущался. — Вот, суки, что делают!

Самодуров замолкал на время, роясь в стопке лежащих газет, что-то там находил и опять читал вслух, комментирую.

— Кафедральный собор в сквере имени… будут строить на месте общественного туалета… знак вопроса… Сообщается, что этот туалет неподалёку от школы был продан без каких-либо аукционов вместе с прилегающей территорией… Вот, суки, что делают!.. Общественные слушания, посвященные строительству храма в сквере имени… состоялись недавно, сообщает информационно-аналитический центр «Зоркий филин»… В результате голосования сорок четыре человека высказались в защиту строительства, сорок семь — против… В настоящее время нет ни проекта храма, ни разрешения властей на строительство… Всё правильно, — резюмировал довольный Самодуров, — сперва толчки европейского класса, а уж потом храмы!.. Культуру — в массы, как говорили раньше!

— Всё готово — прошу к столу! — послышался голос Протасова из кухни, и Самодуров отправился туда, где его ждал старый приятель, выпивка и нехитрая домашняя закуска.

Потом они пили водку, закусывая свиными отбивными, разными соленьями жены Протасова и вели неторопливую беседу вперемешку с анекдотами. Протасов и Самодуров, как и все провинциалы, недолюбливали центр, считая, что многие беды и проблемы именно оттуда, поскольку власти на местах и народ копируют всё из белокаменной столицы, где есть хорошее, но много и дурного.

— Кстати, — произнёс Протасов, — вспомнил свежий анекдот про Петьку и Чапая…

Протасов изобразил слегка туповатое выражение на своей физиономии и стал пародировать диалог самых популярных героев из анекдотов их молодости: «У америкосов, Василь Иваныч, демократы с республиканцами за власть борются». — «А у англичан, Петька, энти… кон-стер-вато́ры… Тудыть их!» — «Тори…» — «Точно!.. И энти… либерасты!» — «Лейбористы». — «Одна хрень, Петруха!.. А у нас, как всегда… Новое говно со старым тягается». — «Это, Василь Иваныч, пост… постмодерном нынче называется… А потом всё сызнова повторяется». — «Вот поэтому, Петька, мы денно и нощно… в энтой… жопе!» — «Ни все же там, Василь Иваныч?!» — «Да, ни все… Кто в большой, а кто в глубинке!» — «Москва, Василь Иваныч… она ноне не просто большая деревня!» — «Да, Петька!.. Она нынче — большая жопа!.. Только жрёт и серит… жрёт и серит!»

Они негромко посмеялись и притихли, словно о чём-то призадумались.

Протасов, вспомнив, как в прошлом его приятель жаловался на мужские проблемы в постельных делах с женой, спросил у Самодурова, выразительно на него посмотрев:

— Как там у тебя, Колян, с этим… поправился?

Самодуров сообразил не сразу.

— А-а-а… ты про Марчелу Нестояни… — заулыбался он, а потом заговорил чуть приглушённым, но радостным голосом, наклонившись к приятелю ближе. — Всё нормалёк, Серёга… Недавно протестировал себя с одной молодой тёлочкой — полный порядок!.. Дело, Серёга, ведь не только в нас — важно с кем это делается!

— Ну, а с этим как… с удовольствием? — поинтересовался Протасов с недоверчивым видом. — Я имею ввиду это самое… настоящее.

— Да о чём ты, Серёга?.. Какое удовольствие?! — скривил лицо Самодуров. — Всё это — сплошное фэнтези… Я настоящее удовольствие получаю, когда судака в несколько кило на удочку ловлю… Вот это удовольствие!

— Понятно… — уныло протянул Протасов и, помолчав некоторое время, добавил уже уверенным голосом:

— Значит, Колян, мы с тобой просто… просто животные — медицинский факт!

— Причем здесь животные, а? — слегка возмутился Самодуров, глядя на приятеля чуть захмелевшими глазами.

— А потому, Колян, что только люди могут испытывать удовольствие от секса, а животные — никогда! — негромко и почти торжествующе произнёс Протасов, а затем добил приятеля безжалостным голосом: — Приговор окончательный, гражданин Самодуров, и обжалованию не подлежит!

Они одновременно умолкли и уставились на пустую бутылку из-под водки с яркой и нарядной наклейкой. Она гордо возвышалась в центре скромного убранства кухонного стола и всем своим видом что-то напоминала приятелям, а, может, к чему-то их призывала.

«Наш кремль…» — без удивления, почти равнодушно подумал Протасов и решил, что пришла пора доставать другую бутылку с водкой, которая хранилась у него в шкафу на всякий случай. А загрустивший Самодуров вдруг вспомнил покойного батю, который под старость лет любил смотреть по телевизору лишь одну передачу «В мире животных» и радовался ей, как ребёнок…

2018г.