Отражение

Владислав Максимович Бахтин, 2023

В сборник рассказов «Отражение» вошли произведения, написанные подростком. Рассказы стали следствием наблюдения за нашей просто-непростой жизнью. В основу таких рассказов, как «Пуг-Вица», «Тёмные времена» легли артефакты, найденные автором во время экспедиции с копальщиками. Рассказы «Коронаморок», «Одноклассники» основаны на реальных событиях. «На Москве-реке» и «Ночь перед Рождеством» стали следствием страха автора. «Платяной шкаф», «Приключения розового стаканчика» и другие – исключительно фантазийные истории. Но, безусловно, все заслуживают внимания.

Тёмные времена

Повсюду была разлита предутренняя тишина: собаки, уставшие от ночного дежурства, дремали; петухи, прогнав своим пением нечистую силу, отдыхали; солнце, нежившееся в своей опочивальне, не выглядывало лучами наружу. Зато я с папой бодрым шагом подходил к месту, которое некогда называлось коммуна имени В. И. Ленина. От коммуны не осталось камня на камне, только выродившиеся яблони, сливы и груши упорно твердили: «Здесь были люди».

Мы достали свой металлоискатель и не торопясь двинулись. Средняя весна — самое подходящее время годя для копок. Снег уже сошёл, трава только-только проклюнулась, земля податлива. Мы специально приехали на папину родину покопать. У нас была карта Старополтавского района Волгоградской области за 1936 год, составленная РККА. Место было пустынным, но металлоискатель неистовал: вся земля под нами звенела. Как учили опытные копальщики, рыть надо везде. И мы не торопясь приступили.

Вначале нам попадался сплошной хлам, которого так много вокруг человеческих стоянок. Это повелось ещё с древних времён. Я думаю, что по мусору можно определить о нравах людей гораздо больше, нежели по культурным находкам. Копали в пол-лопаты. Через каждые полметра находили алюминиевые пробки-«бескозырки» от советских бутылок. В стране, победившего социализма, этого мягкого удобного цветмета было хоть отбавляй.

Углубляясь в культурный слой, мы стали откапывать предметы интереснее: кончик от лопаты — царицы крестьянского хозяйства, кусочек от шпингалета с клеймом производителя Т.М.А. Глаголевъ, наконец, серебряные двадцать копеек 1922 года РСФСР. Прикинули — невелика находка, рублей на 160 потянет. И вдруг… И вдруг откопали гильзу. Очистили от земли, стали рассматривать. Оказалось, что выпущена в 1913 году. «Чья ты такая? — подумал я. — Кому досталась?»

Дед Григорий сидел на низенькой лавке, когда-то им самим сколоченной и вкопанной на задах хозяйственных построек дома, которому было 107 лет и был годом старше своего хозяина. Солнце прошло середину своего каждодневного пути и уже приступило к спуску. Его развеселившиеся на ходу лучи были не по-весеннему жарки. Дед Григорий, одетый в тёплые с начёсом штаны, поверх которых заботливая 83-летняя дочь натянула козьи гетры, в сапогах, прозванных в народе «прощай молодость», в истлевшей фуфаечке и бейсболке, подаренной правнуком на 100-летие, с надписью: «Восьмое чудо света» — усохший, словно курага в духовке, сидел и счастливо жмурился на солнце. Я подошёл, вежливо здороваясь.

— Ты чейный? — спросил дед Григорий голосом, который дребезжал в унисон с его подрагивающей кистью руки.

Я ответил.

— А годков тебе сколь?

— Четырнадцать.

— Учишься аль работаешь?

— Учусь.

— Хорошо аль по-всякому?

— Отличник.

— Коль не брешешь, то сидай, — и дед Григорий предложил мне сесть рядом с ним.

— Дедушка, — начал я, разжав ладонь и показав гильзу, — сегодня нашли в Коммуне, тринадцатого года. Может, знаете, как она там оказалась?

Дед Григорий пергаментными пальцами взял гильзу, покрутил так и эдак, вернул и подытожил:

— От трёхлинейной винтовки образца тыща восемьсоть девяноста первого. Их туть многа было. Может слышал про винтовку Мосина?

— Я загуглю.

— Загуглит он, — передразнил меня дед Григорий, явно потешаясь над моим невежеством, — мой правнучек тоже без Гугла ни гу-гу.

— Дед Григорий, а что в Коммуне произошло?

Дед задумался, а потом всматриваясь вдаль, словно отмотав сто лет назад, поведал мне историю.

В январе 1921 года продовольственный комиссар Михаил Пятаков возвращался домой на побывку в свой родной Царёв Саратовской губернии. При себе имел трёхлинейку, несколько новеньких хрустящих банкнот номиналом 1000 рублей, для жены позаимствовал у одной дворянской особы за ненадобностью серебряную брошь с марказитами, сыночку-первенцу — жестяного конного будёновца, то-то радости шестилетнему мальцу. Но, уже подходя к дому, почувствовал неладное: амбар стоял обугленный, дом как будто покосился, пугала повисшая в округе смертельная тишина. Прибавив шаг, Михаил взлетел на крыльцо, через сени в дом и замер в дверях. Посредине хаты лицом вниз, широко раскинув руки на полу, лежал его отец:

— Батя! — крикнул Михаил чужим голосом и кинулся к нему.

Отец тяжело, будто с глубокого похмелья, поднял голову.

— Живой! ― захрипел сын и слёзы хлынули градом. Он прижимал к себе отца, не осознавая, что за один только миг он потерял и обрёл отца.

— Сынок! Сынок! — загрохотал отец. — Всех порубили! Всех! На моих глазах! И мамку твою, и жинку, и Коленьку нашего.

— Кто, батя? Кто? — заскрежетал Михаил.

— Всё забрали! Всё забрали! Мамка выскочила к амбару: не дам, говорит. Её тот, что с саблей, поперёк зарубил, а Варенька твоя, кинулась к ней, её за косу и в погреб, надругались.

Конец ознакомительного фрагмента.