Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО

Владислав Морозов, 2016

ПЕРВЫЙ фронтовой боевик о ядерной войне СССР против НАТО. Самый реалистический и достоверный роман, с документальной точностью моделирующий сокрушительный удар советских танковых армий по Западной Европе. 1982 год. Смерть Брежнева и политический кризис в Польше провоцируют прямое военное столкновение СССР и США. Пытаясь остановить лавину советских танков, Рейган отдает приказ на применение тактического ядерного оружия. Андропов отвечает тем же. По выжженной дотла земле, сквозь тучи радиоактивной пыли и зоны полного поражения АТОМНЫЕ ТАНКИСТЫ СССР рвутся к Ла-Маншу… Пальцы уже легли на «красные кнопки». Стратегические ядерные силы приведены в полную боевую готовность. Мир балансирует на грани тотального Апокалипсиса… Этот роман – уникальная возможность увидеть ядерную войну не только из Кремля и Вашингтона, но и через триплексы Т-72, «Абрамсов» и «Леопардов», из кабин «МиГов», Ту-22, F-15, «Тандерболтов» и «Фантомов», из боевых порядков ВДВ и морпехов…

Глава 8. Дан приказ ему на Запад

СССР. Калининградская область. г. Балтийск. Место постоянной дислокации 336-й гвардейской Белостокской, орденов Суворова и Александра Невского бригады морской пехоты КБФ. 9 июня 1982 г. 1 сутки до «момента ноль».

Летний день медленно клонился к вечеру, на воде лежали солнечные блики, с Балтики привычно дул пахнущий солью и рыбой ветерок, кричали чайки. Так что время для объятий было вроде бы подходящее, а вот место — увы. Постольку-поскольку происходили эти самые обнимашки в закрытой, «военной» части порта.

У обшарпанных бетонных стенок причалов, видимо, помнивших еще Гитлера, а то и самого кайзера Вильгельма, а также на рейде стояли серые силуэты боевых и не очень кораблей, а чуть в стороне, у боксов и на подъездных путях, в живописном беспорядке стояла бронетанковая техника бригады морской пехоты. Время от времени один-два навьюченных воздуховодными трубами, спасательными кругами и прочими морскими причиндалами (неведомыми простому армейскому танкисту) «ПТ-76» с нанесенными на бортах военно-морскими флажками или более солидных «Т-55», выпускали струи сизого солярового дыма из выхлопных труб и, оглушительно взревывая моторами и лязгая гусеницами, медленно уходили вдоль пирса — там у самого берега стояли два больших десантных корабля с открытыми носовыми воротами и опущенными сходнями для тяжелой техники. Танки задним ходом заезжали в трюмный полумрак и надолго затихали там. Еще вчера поступила команда грузить тяжелую бригадную технику на десантные суда, вот танковый батальон и ишачил в поте лица.

И на фоне всего этого окрашенного в защитный цвет железа, а также матерящихся и суетящихся мужиков в ребристых шлемофонах и грязных комбезах, чуть в стороне, у вечно запертого склада ЗИП, принадлежащего силам охраны водного района, торчала, словно вывалившаяся из какой-то другой оперы, обнявшаяся парочка в военной форме. Они стояли и, словно в последний раз, влюбленно смотрели друг на друга — высокий парняга в сапогах и черной форменке морпеха с лычками младшего сержанта и девушка в туфлях, берете и темно-синем форменном платье с погонами старшего сержанта. Девушка была очень красивая, и форма ей удивительным образом шла.

Со стороны недалеких боксов на них с явным интересом пялился в бинокль некий конопатый хмырь в сдвинутом на затылок танкошлеме и тельняшке на голое тело, удобно устроившийся за широкой крышкой открытого люка на башне «ПТ-76». Но они его, похоже, не замечали, а он, как ни старался, не мог определить по губам, о чем же именно говорит эта парочка, хотя догадаться было, в общем, нетрудно.

Младшего сержанта звали Дмитрий Вилемеев, и физиономия у него была, пожалуй, слишком интеллигентная для морпеха. А сейчас на этом самом лице вдобавок было излишне много беспокойства. То ли оттого, что он драпанул сюда с «самоподготовки» (в последние дни им зачем-то приказали изучать по разговорнику, поскольку специалистов-переводчиков не было, датский язык, хотя бы в объеме, позволяющем читать дорожные указатели), то ли от предстоящего расставания.

— Да ты не бойся, я ненадолго, — утешала его старшая сержантша. — Мы же в Ленинград за новым оборудованием, туда и обратно, уже завтра или послезавтра вернемся.

— Да я и не боюсь, — отвечал он, прекрасно понимая при этом, что не знает, где может оказаться через день или два.

Девушку звали Наталья Шевердякова, но для Димы она уже давно была «Наташа» или «Наташенька». А если точнее — первая и на данный момент единственная любовь.

Собственно, и этой их встречи могло не быть, хотя они и служили в одной бригаде. Так уж оно в один прекрасный момент получилось, хоть Дима и подозревал, что на флот Наташка пошла именно из-за него.

Можно сказать, что любовь тут была давняя, еще со школы, когда драки на переменах и дерганье за косички в младших классах плавно переросли в провожания-обнимания в старших классах. С этой самой любовью их родители поначалу активно боролись, а потом плюнули и смирились. Ну, то есть не то чтобы смирились. Просто сочли, что у Димы, которого Наташины родители по сей день считали полудурком (ни профессии, ни нормальной работы, и вообще ни кола ни двора, а туда же — одна любовь на уме!), рано или поздно кончится любовный запал, а их Натаха найдет себе кого-то поприличнее. Ошиблись…

Жили возлюбленные в Питере, в Автово, в соседних домах, и планы дальнейшей совместной жизни у них тоже были давними. Вот только человек предполагает, а жизнь располагает.

Отличником в родной школе писавший довольно приличные (по мнению друзей-приятелей и знакомых девушек) стихи законченный романтик Дима не был, а его родители были простыми работягами без связей, считавшими, что сыну тоже стоит пойти по рабочей стезе, в какие-нибудь инженеры. Только особой тяги к железкам, сопромату и начертательной геометрии у него до обидного не наблюдалось, и в итоге Дима попытал счастья, сунувшись на филфак университета (а куда еще столь поэтической натуре податься?). Правда, как оказалось, там таких, как он, «лириков» хватало — конкурс, постные рожи экзаменаторов, которых больше интересовали не стихи, а даты очередных партийных съездов и прочая ерунда, вроде литературного наследия В.И. Ленина. Короче говоря, он не поступил, а когда его призвали в армию, решил использовать это время с максимальной, как он полагал, пользой. Правда, тут пришлось использовать влияние Наташкиного папаши, который то ли действительно помог, то ли просто мелко отомстил воздыхателю. Так или иначе, Дима оказался в морской пехоте Балтийского флота. Разумеется, он, как и многие, хотел в воздушный десант, но, как ему объяснил в военкомате толстый красномордый подполковник, ВДВ — не помойка и кого попало в эти чересчур разрекламированные войска не берут. А Дима, хоть и не был Гераклом, все-таки имел наглость полагать, что он себя тоже нашел отнюдь не на помойке и не в абортарии (хотя сержант Стеценко, регулярно заставлявший его драить очки в сортирах родной «учебки», усиленно, но, как оказалось, тщетно убеждал его в обратном).

А когда, уже после этой самой «учебки», Дима попал в Балтийск, оказалось, что Наташа уже служит в их бригаде на узле связи. Что творилось в голове у этой девушки, не смогли до конца понять даже родные отец и мать. Иначе с чего вполне успешно поступившая в Политех дочь вдруг, сдуру как с дубу, перевелась на заочное и, устроив папе скандал, собралась идти служить. Да не куда-нибудь, а на флот. Папа понял, что пороть ее уже поздно, и неохотно посодействовал любовному порыву упертого чада, определив дочь поближе к вероятному кандидату в зятья, в 336-ю бригаду связисткой.

В первый раз увидев Наташку в родной бригаде, Дима понял, что любовь все-таки есть и это страшная вещь, заставляющая людей порой делать странные и даже необъяснимые шаги. А еще он понял, что возлюбленная все-таки дожала своего сурового папулю. А он у нее был не хухры-мухры — контр-адмирал Семен Алексеевич Шевердяков был замначальника тыла ДКБФ. И единственную дочь любил, хоть иногда и весьма своеобразно.

Интересно, что на флоте Наташа сделала более удачную карьеру, чем Дима. Он-то был обычным стрелком, а она уже через год стала старшим сержантом и из просто связистки превратилась в серьезного спеца по части радиоэлектронной борьбы и радиоперехвата. Настолько серьезным, что ей даже предложили делать офицерскую карьеру в этой области, о чем она пока раздумывала. А Дима в это же время не поднялся выше младшего сержанта, хотя и был у отцов-командиров на хорошем счету. Ему тоже предлагали потом продолжить военную карьеру, но при этом его уговаривали пойти по стезе политработы (замполит, кстати говоря, и уговаривал), а Диме все, что связано с идеологией, поднадоело еще в школе. Поэтому особого интереса к этим уговорам он не проявил, тем более что армейская или флотская служба не сахар, что у солдат, что у политработников…

Единственная радость состояла в том, что они были рядом и часто виделись, а от дальних командировок, типа нудных боевых служб в Атлантике или Средиземном море, Диму миловал бог, а вернее всего — будущий тесть.

То есть миловал до недавнего времени. А сейчас — увы. Постоянная боевая готовность удручала, к тому же Диму нервировали разговоры о перемещениях родного подразделения. В последнюю неделю только и говорили, что о возможной переброске бригады в Польшу или ГДР, а вчера эти слухи получили подтверждение — тяжелую технику начали грузить на суда.

А раз так — расстаться они могли надолго и момент следующей встречи было очень трудно предугадать.

Хотя, по молодости лет, в неизбежность следующей встречи Диме охотно верилось, а вот перспектива большой войны его как раз не очень впечатляла.

— Ладно, давай прощаться, — сказал он, обнимая Наташку. — У меня через двадцать минут самоподготовка заканчивается, а потом сразу на построение. А ведь еще надо успеть добежать.

— Давай, — сказала Наташа, по глазам которой было видно, что расставаться она не хочет.

А надо…

— Ну, до свидания.

— До свидания, Димочка. И не бойся, если что, я тебя найду. По крайней мере в радиоэфире. Позывной узнаю…

— Твои бы слова, милая, да богу в уши.

— Береги себя.

— И ты.

На этом они поцеловались и разошлись.

Конопатый танкист с биноклем довольно лыбился в своем люке, поскольку этой лирической сценой он был вполне удовлетворен.