Полста в горах

Владислав Павлович Щербак (2024)

Однажды, накануне полувекового рубежа жизни автор в одиночку ушёл встречать юбилей в горы. Что не очень-то ему удалось… И всё же воспоминания были настолько яркими, что чтиво получилось знатным.

День второй. Что такое ЖЗП?

«В этом замкнутом круге — крути не крути —

Не удастся конца и начала найти.

Наша роль в этом мире — прийти и уйти.

Кто нам скажет о цели, о смысле пути?»

Почему-то мне именно в Крыму вспоминается Омар Хайям. Наверное, потому, что в сентябре 2010-го стояли у Чуфута неподалёку от дервишей… Может и правда выложить из рюкзака восемь томов Тургенева, завещанных песней «Снежинка», и положить «Рубаи» «палаточного мастера»? Про Тургенева, кстати, не шутка — не многотомник, но книжку для лилипутиков со стихами Ивана Сергеевича с переводом на французский я ношу с собой, как и сало со спичками. Французский не знаю, но другой почти невесомой книги не было.

Но вернёмся к нашим пещерам. Судя по всему, сначала встало солнце, потом по мелочи расчирикались птицы, по кустам пронеслась кабанами пара куропаток — и я проснулся! Почти бодрым. Вторая печенька стала завтраком, благо есть с обеда не хотелось. Правда «куда-то» делись пять литров воды. Во фляге что-то оставалось, но на тотальный осмотр Баклы этого было мало.

Тут-то я и перестал довольствоваться «хочу в Крым по горам шастать — и всё!» Мультизадачность я по-любому не тянул. Осматривать каждый уголок пещерных городов? Заниматься медитацией? С канувшей на горной тропе батарейкой хоть вопрос о фотографическом туризме отчасти отпадал (хотя и одной хватило до конца). Хотелось запечатлеть главное — закат и восход на Мангупе, причем в любом порядке. Так я определил главную цель скитаний: «Проведение индивидуального тест-драйва на полувековом рубеже».

Перед выходом в дальнейшее странствие черканул в телефон близким людям загадочное «ЖЗП» и пошагал. Резко спустился от гостеприимного «отеля» к дороге, пошел вдоль каменной стены, вершки которой осваивал вчера. При этом на язык приклеилась песенка на стихи Витька, посвященные мне в одну из днюх. Новослепленный мотивчик маячил в районе гимна города Гамбурга, который я почему-то когда-то знавал. По крайней мере — весёленько получилось! И я горланил:

«Человеку с шилом в оппе

Трудно усидеть на месте.

Он шагает по Европе

То один, то с кем-то вместе…»

Дорога понесла в сторону цементного заводика. Вчера попадались известняковые карьеры с работающей техникой, но как-то скрыто. Но эта вот пылебойня смотрелась белым пупком среди прекрасной зелёной долины. Сдаётся мне, что это на ней ночью что-то так методично выло и ухало. Не по душе она мне пришлась! Поэтому я свернул с дороги на ближайшую параллельную тропу, которая уводила в сторону от этого бедлама, и пошел по щербакам (смотри Даля). Одного прицепил на лацкан, но он тут же свернулся. «Щербаки влагу любят!» — догадался я, ускоряясь. Ведь вода у меня норовила иссякнуть. А что такое жажда я узнал однажды в песках на Алешках в 2012 году, когда с Сашкой глотки делили километров десять.

Второе четверостишье пошло на припев:

«Он сплавляется по рекам,

Покоряет океаны —

Шило в оппе человека

Прёт его в другие страны».

Вынесло меня на трассу всё у того же села Скалистое, но с другого боку. Вообще-то в Крыму, если не работает фантазия как чего назвать, то называют Скалистым. Благо, это бывает не особо часто. До указателя «Трудолюбовка» ходу было километра полтора, ещё половинка — до первого видимого дома, где не очень трудолюбивые подростки рассказали мне про местное сельпо. Да и в целом создавалось впечатление, что трудятся в том селе только Любы! А вот этот куплет вылетел из головы, но он был же! В другой раз спою:

«Не способен быть унылым,

Всё он делает умело.

Человеку в оппе с шилом

По плечу любое дело».

В трудолюбивом лабазе взял полторашку крымского кваса для разнообразия и четыре по два литра чистой воды перелил в свой баллон-гармошку. Куда ж дурню без гармошки? Сначала про прямую дорогу на Бахчисарай начал рассказывать мужик в бандане на мотоцикле с коляской. Потом на лавку у магазина присел некто Димон и перехватил инициативу. Мотоцикл упылил.

— Далеко идешь? — спросил абориген.

— Сперва в Бахчисарай, к друзьям.

— Сел бы да поехал на автобусе. Охота тебе…

— В автобусе ничего не увидишь толком, а увидишь — не оглядишь.

— А что тут видеть? Ничего не меняется.

— Ну вот хорошего человека встретил! Поговорю хоть, а то не с кем было с вечера.

— Какого человека?

— Да тебя ж.

— А чой-то я хороший?

— Глаза у тебя не злые.

— У тебя тоже… Слухай, дай полтинник на сигареты, дорогие не курю…

— Не вопрос.

Димон вернулся с добычей, закурил. Спросил:

— А дорогу то знаешь?

— Да рокер на «перделке» вроде объяснил.

— А, Терентич… Тут в начале главное не запутаться.

И он подробно расписал куда налево, где сигануть через ручей, и под каким углом направо. Я утряс всё с картой — путаться было не в чем, хотя тут я порой специалист. А трудолюбивец перешёл к предостережениям:

— Ты там поглядывай! Зверь у нас тут не водится, но года три назад волк появился. А у нас тут многие с ружьём; обложили — и давай шмалять. Изрешетили животину так, что не понять было — волк то или волчица. Как сами не поубивались-то…

— Понял! Встречу волка — без повода трогать не буду. Так и быть! Особенно за половые принадлежности.

Дмитрий поржал и добавил:

— Я б проводил, но сейчас машина придёт под разгрузку, наколымлю хоть… О! Накаркал!

Поручкались и разбрелись по своим делам. По моим расчетам я прошел примерно… пять пальцев по карте. Позже вычислил, что палец — это километр. Убедительный почин задолго до обеда! От магазина пошел вбок к ручью с говорящим названием Бодрак, напевая преждевременный куплет:

«И ему на День Рожденья

Пожелать хочу, чтоб шило,

Несмотря на приключенья,

Никогда не затупило!»

Хотелось поплескаться в воде, уж какой есть, но солнце ещё ползло к зениту и я, кое-как омывши солёную морду лица, а потом и по пояс, взбодрился и продолжил своё «триумфальное шествие». Запнулся на развилке — одна дорога шла круто вверх, вторая полого. Поленился и пошел нижней, но она вскоре превратилась в козлино-партизанскую тропу, которая вихляла меж поросли. Как я не упрашивал компас, тропа уходила совсем не на зюйд-вест, а впереди и вовсе терялась. Пришлось возвращаться и корячиться наверх, благо дорога после долго шла почти без перепадов. Помалу, но вверх.

Никакого пруда Ша̀ры и дамбы я не нашел. Высох от к осени, наверное. Других шаров тоже не было. Прошел ещё немного и встал на «пирриф» в сосновом лесу над дорогой. Потому как сиеста — солнце начало поджаривать. Да и в пузе лишь печенка каталась, ещё более одиноко одинокая одиночка, чем я. Сошел с дороги на полянку, вырыл швейцарским «виксом» ямку, сделал брустверок, нарезал колышков и перекладину. Сухих шишек кругом — как специально для меня накидали. Погодя в простом солдатском котелке зашкварчало.

А ведь он выиграл тендер среди кучи посуды! Обошел и вдв-шный набор с фляжкой, и алюминиевую кастрюльку для риса. Правда он не предназначен для разогревания на костре, но что поделать — судьба его не баловала с завидным постоянством. Впрочем, кипятил я в нём только воду, заваривал чай в чашке, а вермишель — в крышке.

Аккурат напротив моего «бистро» в двух километрах кто-то когда-то построил село Прохладное, а потому связь была стабильной. В Крыму со связью просто: если есть селение на горизонте, то есть и интернет. Пришлось любознательным родным и близким расшифровывать своё ЖЗП: «Жив. Здоров. Пи… Путешествую!»

Съел банку перловки с говядиной. Запаса воды хватало омыть тело из кружки. Гигиена — верная спутница странного странника! Стыдится некого — разглядеть меня от села было сложно. Костёр потушил, засыпал. Потом вспомнил древнюю пионерскую методику тушения и повторно провел противопожарную обработку.

Додумался заварить пуэр, а потому вприхлёбку шагалось вполне весело. Ноги удивленно радовались тому, что я их второй раз за день помыл, причем после мазал спиртовым гелем и лещиной, местами залеплял пластырем. А потому отдавали своё сполна — топали.

Мой инстинкт матёрого следопыта снова уволок меня в сторону, к горе Каблук, которая с этой стороны была похожа на что угодно, только не на него. Хорошо, что татары когда-то назвали её Биюк-Чарыш. Я их понял, развернулся и начал подъем касательно Ани-Сироты, как я назвал гору Аных-Сырт. А то бы заблудился и пропал без вести!

Тут меня догнал абориген — мотоциклист с коляской. Но другой, без банданы. Брёвна вёз, из лесу вестимо. Поржал надо мной на скаку и упулил. С учетом того, что от Трудолюбивой Любки он был единственной встреченной живностью, я приписал его к миражам. Справа был Глубокий яр, который урочище Джурга. Я в проплешину в придорожных кустах нос сунул — красиво было. Но расчехлять фотик не стал — солнце явно собралось к закату, а да окраин Бахчисарая было ещё пальца три. Кто интересуется урочищем — дорогу подскажу, идите и смотрите.

Слетел с Ани в долину и увидел вдалеке заветный город. Но очень вдалеке. Вот тут я испытал чувства того муравейки из мультика, который где-то провтыка́л, а потом рвал когти, чтобы попасть до закрытия ворот в родной муравейник. По карте-то я был уже в Бахчисарае. Шел и видел дома, машины и асфальт, шевелящиеся пятнышки людей… но вся эта улица имени члена Севастопольского ревкома Владимира Басенко была на дне ущелья Кучук-Ашлама. В принципе, можно было соскользить вниз по газовым трубам, но это если без груза и за очень большие деньги.

Конец ознакомительного фрагмента.