Конфедерат. Рождение нации

Влад Поляков, 2019

Конфедерацией одержаны важные победы, и государство янки трещит по швам. Вот только далеко не всех влиятельных игроков устраивает подобный исход. Особенно хитрецов родом с «туманного Альбиона», знающих, какой ложкой следует мешать адское варево интриг. Почему? Хотя бы по той причине, что терпящим поражение легко навязать кабальные условия в обмен на политическую и финансовую поддержку, да и окоротить набирающую силу Конфедерацию тоже есть желание. Вот и приходится Виктору Станичу менять положение военачальника и «серого кардинала» на официальное. Да и нерешительные лидеры Конфедерации начинают становиться тормозом на пути запланированного…

Глава 1

КША, штат Виргиния, Ричмонд,

июль 1862 года

Безумная круговерть больших и малых дел. Именно этими словами можно описать месяц с хвостиком, прошедший с момента неудачного покушения на меня и Борегара. Или Борегара и меня, что не шибко важно, ведь от порядка слов суть не изменится. Всё это время что он, что я находились в Ричмонде, понимая, что нельзя выпускать из рук множество нитей, при помощи которых реально было держать ситуацию под контролем.

Контроль! Он сейчас был самым важным, просто жизненно необходимым. Мы буквально разрывались на части, стремясь не просто реагировать на происходящее, но и играть на опережение. Получалось? Как ни странно, в большинстве случаев ответ был положительным. Война по сути вот-вот должна была перейти в завершающую фазу. Теннесийская армия Джексона и часть Потомакской деловито выдавливали малые числом и скромные боевым духом подразделения янки из Западной Виргинии, предварительно проделав то же самое с Восточным Кентукки.

Почему не было более активного сопротивления со стороны северян? Ответ прост. Самые боеспособные части под командованием генералов Гранта и Шермана концентрировались в Мэриленде и частично в Пенсильвании, им явно была поставлена задача закрепиться на подготовленных рубежах и ни в коем случае не допустить прорыва армий Конфедерации в «старые штаты». Как ни крути, а именно они были главным и надёжным оплотом аболиционистов. Вдобавок им по любому требовалось прикрывать границу с мормонским Дезеретом и держать определённое количество войск в Орегоне, чтобы Нейтан Эванс и Уэйд Хэмптон Третий не вторглись из Калифорнии ещё и в Орегон. Янки ожидали ударов со всех сторон и делали чуть ли не самое худшее, что могли — переходили к жёсткой, пассивной обороне. Возражать против этого никто из умных людей не собирался, нам это было только на руку. Особенно учитывая тот факт, что мы даже не думали вторгаться в «старые штаты», понимая всю бесперспективность подобного.

Я не оговорился, именно бесперспективность! Сами подумайте, зачем нам гипотетическая возможность оказаться там, где нас очень сильно не любят, когда и без того есть проблемы, требующие решения? Конфедерация вовсе не ставила перед собой задачу поглотить США. Кусок был бы слишком жёстким, чересчур ядовитым. Вот пообкусать с краёв, изъять наиболее важные, ключевые территории — это совсем другое дело. Собственно, мы это уже сделали, прибрав Калифорнию, Миссури с Кентукки, изначально не поддержавшую сецессию западную часть Виргинии. Это был почти предел, дальше которого идти точно не стоило.

Вместе с тем требовалось поставить жирную точку в этой войне. Яркую, впечатляющую, чтобы ни у кого из вашингтонских бонз даже сомнения не было в том, что надо заключать мир, но не на своих, а на наших условиях. А для его заключения требовалось… Много чего требовалось, но одной из важных составляющих являлось наличие посредников. Зачем эта головная боль Конфедерации? Требовалось укрепиться в мировой политике, только и всего. Ради этого стоило немного потерпеть и, возможно, пожертвовать малой толикой полученного в результате успешных военных действий. И если ожидались уступки, то следовало позаботиться о том, чтобы было что уступать из откровенно лишнего. Отдавать стоит то, что самому на фиг не требуется!

Радовало меня то, что госсекретарь Роберт Тумбс, после нашего плодотворного с ним сотрудничества, охотно шёл на контакт, не отмахиваясь от предлагаемых ему идей. В том числе и от желания Борегара лично провести предварительные переговоры с послами таких держав, как Испания и Россия. Дескать, сначала такого вот рода неофициальные визиты, а потом уже в дело вступят дипломаты с ним во главе.

Нравились ли подобные инициативы президенту Дэвису? Конечно же… нет. Ему в последнее время вообще всё не нравилось, вот только сделать он уже мало что мог. Чего стоила хотя бы недавняя позорная, показательная отставка с должности военного министра его протеже — Джуды Бенджамина, и назначение… Нет, не назначение, а возврат в это кресло Лероя Уокера, сияющего, как начищенная корабельная медяшка.

Почему Дэвис это допустил? Он просто получил ультиматум от части генералитета с Борегаром во главе. И эта самая часть руководила наиболее боеспособными подразделениями, поддерживалась частью губернаторов и просто южной аристократии. Всем им осточертела откровенная слабость и неприспособленность президентского ставленника на совершенно неподходящем для него посту. А назначение кого-то нового… Ставить на тёмную лошадку никто не хотел, находить устраивающую всех кандидатуру тоже. Лерой Уокер, в противовес иным кандидатурам, был уже знакомой персоной, к тому же показавшей себя с лучшей стороны. Претензии части губернаторов по поводу излишней централизации власти? Так эти самые губернаторы не относились к числу поддерживаемых возглавляемым Борегаром высшим офицерством.

И совсем печальным событием для Дэвиса стала пусть осторожная, с оговорками, но поддержка партии Борегара стариной Ли. Тем самым Ли, на лояльность которого Дэвис так много поставил. Причины подобного афронта? Пусть Ли был во многих вопросах чересчур мягок, но он не мог не видеть, что именно наглые, на грани авантюризма действия Потомакской армии переломили ход войны в пользу Конфедерации. И это на фоне того, как назначенцы Дэвиса прогадили всё, к чему только смогли прикоснуться. У патриота Конфедерации, которым Ли являлся, просто не было иного выбора, кроме как поддержать ту силу, которая могла привести страну к победе. Невзирая на то что он во многом был не согласен с методами, которыми достигался конечный результат.

Власть, де-юре находящаяся в руках Джефферсона Дэвиса, ускользала у него из рук. Сначала этот процесс был почти незаметен, но после Калифорнии, истории с мормонским Дезеретом, Геттисберга наконец — всё стало очевидно. Не для простых людей, конечно, а для тех, кто был причастен к высокой политике. Дэвис понимал ситуацию, но что он мог сделать?

Ополчиться на Борегара, Джексона, меня и иных, чьи имена были чуть менее известны? Его бы разорвали в клочья собственные сторонники, наглухо отрицая возможность доставления неприятностей тем, кто был в нескольких шагах от того, чтобы выиграть войну. Другим и куда более опасным фактором являлось присутствие в Ричмонде и в окрестностях частей Потомакской армии, включая большую часть «Дикой стаи». Соседство таких частей тоже не способствовало агрессивным помыслам президента.

Сидеть на попе ровно и ждать, куда кривая вывезет? Так понятно куда — на обочину истории. Многие пробовали предоставить событиям возможность идти своим чередом в надежде, что всё рассосётся. Вот и рассасывалось всё, включая власть, а порой и голову. Дэвис понимал, что нынче не та ситуация, что его безопасности как таковой угрозы нет, с нашей стороны точно. Зато сидеть и тупо ждать закономерного финала ему явно не хотелось.

Оставалось лишь зондировать обстановку на предмет договорённостей, приемлемых не только для нас, но и для него самого. И, что особенно интересно, поводом для этого было выбрано неудачное покушение. Выражение обеспокоенности и обещание предоставить все ресурсы Борегару и мне. Соболезнования по поводу смерти друга лично мне. Статьи за подписью Дэвиса, призывающие «немедленно найти и покарать», в печати. В общем, это были явные сигналы к тому, чтобы начать договариваться. Странным было бы это не использовать к нашей выгоде, возможно обоюдной.

Мы и использовали, задействовав губернатора Пикенса как наиболее опытного в протокольных делах. Положение переговорщика в губернаторском статусе позволяло президенту Дэвису сохранять лицо. Ведь не было ничего сверхординарного в том, что один из губернаторов зачастил в президентскую резиденцию. Дело-то житейское по большому счёту. А уж какие темы поднимались во время разговоров — тут извините, посторонним знать не полагается. Темы, к слову сказать, были очень интересные. Дэвис понимал, что его репутация президента из-за последних неудач оказалась изрядно подмоченной, потому планировал просто относительно спокойно досидеть свой срок и остаться в истории как первый президент Конфедерации. Разве что питал определённые надежды насчёт того, что на предстоящих — как он думал — выборах сумеет протащить своего ставленника. Понимал, что у того же Борегара шансы куда как выше, но надежда — штука такая, порой совершенно иррациональная.

Пикенс же выполнял поставленную перед ним задачу, общими фразами и туманными обещаниями поддерживая в нынешнем президенте иллюзию, что всё будет происходить именно так и никак иначе. Ни слова лжи, но и правда преподносилась очень ограниченными дозами, да к тому же многослойно. Нужно было усыпить бдительность нынешнего президента, не дать догадаться раньше времени, что угрожает не ему лично — Дэвису-то как раз грозило лишь увековечивание в истории и долгая приятная жизнь, — а самой системе власти нынешней Конфедерации.

Исходя из готовящейся кардинальной перестройки, нам нужны были личные связи с монархами наиболее значимых и вместе с тем нормально настроенных к Конфедерации стран. Первым делом Испании и России. А выйти на собственно монархов реально лишь через их послов в КША. Послы, кстати, были присланы не абы какие, а действительно значимые, тем самым подтверждалась значимость нового государства в международной политике.

Императора Александра II представлял настоящий боевой генерал, Эрнест Густавович Штакельберг, многократно отличившийся в сражениях с кавказскими горцами. Человеком он был довольно прямолинейным, но вместе с тем умеющим разбираться в хитросплетениях дипломатических интриг. Понятное назначение в воюющую страну, чего уж там. Лично меня, равно как и Борегара, оно более чем радовало. Послу, разбирающемуся в военном деле, легко понять общую ситуацию и здраво её оценить. Ну, а убеждённому монархисту понятны будут некоторые намеки, которые должны прозвучать.

Испанская королева Изабелла выбрала в качестве своего представителя в Конфедерации родовитейшего гранда, Мариано Франсиско де Борха Хосе Хусто Тельес-Хирон и Бофор-Спонтина, герцога Осуна и Инфантадо. Обычное такое полное имечко для Испании, хотя в обычной обстановке сокращалось просто до Мариано Терьес-Хирон, герцог Осуна. Тоже, скажем так, человек, не чуждый сражениям. Карлистские войны, куда ж в Испании без них! Правда, от армейских дел он давно отошёл, сначала просто так проматывал огромное состояние, а с пятьдесят шестого и до недавнего времени делал это в России, куда был назначен послом. И уже оттуда его, выдернув как репку с огорода, переместили сюда. Видимо, таким образом королева Изабелла решила умерить его совсем уж неумеренное мотовство. Тут, в Ричмонде, особенно не размахнёшься, хотя герцог Осуна всё равно старался от всей души, устраивая один приём за другим, поддерживая привычный для себя образ жизни и уровень трат. Получалось с переменным успехом, но он верил в лучшее.

Был ли герцог Осуна пригоден для занимаемой должности? Как ни странно, да. Привыкшие видеть в нём исключительно транжиру и гедониста рисковали серьёзно разочароваться. И, само собой разумеется, подкупить подобного богача было нереально, что было немаловажным фактором в назначении герцога послом сначала в Россию, а теперь и сюда, в Конфедерацию.

Именно ему мы с Борегаром и собирались нанести очередной, очень важный визит. Важный хотя бы потому, что прежние были не более чем прощупыванием позиций.

* * *

Роскошь. Много роскоши. Именно это можно было сказать про особняк, который был куплен представителями герцога Осуна незадолго до того, как он прибыл сюда с верительными грамотами посла королевы Изабеллы. Прибыл на корабле, почти полностью заполненном теми самыми предметами роскоши, большей частью ещё и антикварными. Ими в кратчайшие сроки и заполнили купленный особняк. И именно там стали проводиться самые шикарные приёмы исключительно для узкого круга приглашённых.

Был ли я там? Конечно. Впечатлился ли увиденными диковинками, шедеврами живописи, антиквариатом? В меру, потому как излишняя пышность и помпезность не были особенно близки. А вот Борегару это было куда более симпатично. На вкус и цвет… все фломастеры разные, чего уж там. Нравится человеку стиль подобного рода — никаких вопросов, его в эти времена многие сильные мира сего предпочитали.

Сам посол Испании, Мариано Терьес-Хирон, встретил нас с показным радушием, с ходу предложил угоститься любым сортом вина из его обширных погребов, равно как и сигарами на любой вкус. Первое больше интересовало Борегара, ну а я предпочитал второе. Грешен, люблю хороший — но именно что хороший — табак. Тут главное не увлекаться, а в меру он вполне полезен как для расслабления, так и для стимуляции работы мозга.

Герцог Осуна любил поговорить о родной своей Испании, расписывая её красоты. Увы и ах, но это было необходимой прелюдией, если хотелось говорить с ним в максимально благожелательном состоянии. От этих речей он воздерживался лишь перед другими послами и главами государств. Мы же хоть и воспринимались им как весьма достойные его внимания гости, но до послов или правителей как-то не дотягивали.

Впрочем, плевать. Послушать о его солнечной и своеобразной родине было невеликим трудом, особенно если учитывать, что рассказывал он хорошо, красочно, да и в истории разбирался дай боги каждому. Недаром библиотека герцогов Осуна и Инфантадо считалась одной из лучших в мире. Вполне заслуженно считалась, некоторые экземпляры были и вовсе уникальными. Будет время и возможность — непременно попрошу разрешения сделать репринт с некоторых рукописных ещё творений. Которые там встречаются. И не рукописных также.

А потом разговор плавно переместился к цели нашего сегодняшнего визита. Если отбросить вежливость и словесные кружева, то Мариано Терьес-Хирон изволил любопытствовать, на предмет какого чёрта благородных донов принесло к нему, и что он будет с этого иметь не столько даже для себя, по причине богатства и пресыщенности, сколько для Испании. Хорошо, что этот ответ у нас имелся.

— Война скоро закончится, — посмотрев на Борегара и увидев едва заметный кивок, предлагающий именно мне начинать этот разговор, произнёс я. — Может, не в ближайшие месяцы, но в пределах года точно. Соединённые Штаты Америки потеряли слишком много важных для них территорий и солдат, да и боевой дух с недавних пор совсем уж не на высоте.

— Однако прокламация Линкольна об освобождении рабов на всех территориях наделала много шума. И тут, и в Европе.

— Много шума… из ничего. Именно так, если мне не изменяет память, говаривал великий английский драматург и поэт Вильям Шекспир, — улыбнулся я, вставая из кресла и делая несколько шагов к стене, где висела картина Гойи, изображавшая одного из предков нынешнего герцога в окружении семьи. — Гойя. Великий художник был. Особенно запоминаются его «Капричос». Пожалуй, именно они лучше всего способны охарактеризовать метания президента Линкольна.

Говоря это, я не мог не вспоминать довольно досадные беспорядки, которые просто не могли не начаться в Конфедерации. Хоть за последние месяцы мы изрядно проредили агентуру аболиционистов, да и прочих негролюбов окоротили не слабо, потенциал для бунтов оставался. Вот на него явно и рассчитывали Линкольн со товарищи, вбросив в массы прокламацию об освобождении рабов.

Начались… спорадические беспорядки. Их быстро и жёстко давили, особой угрозы они не представляли, ведь доступа к оружию и нормального руководства у негров просто не было. Резидентура янки того — или отловилась, или смылась, или сидела тихо, как мышь под метлой. В какой-то мере беспорядки оказались нам даже на руку, показывая некоторым благодушно настроенным семействам, что под боком у них постоянно есть змеи, способные укусить при первом представившемся случае.

— Беспорядки, — поднял вверх указательный палец герцог. — О них пишут везде.

— Укус клопа, — поморщился Борегар. — Клопов давят, и забывают об их попытках тебя задеть уже через несколько минут.

— Да, вы раздавили «клопов», — охотно согласился посол. — Но европейская пресса бурлит и истекает ядом, особенно в Англии, и немного меньше во Франции. Репутационные потери оказались велики.

Борегар смолчал, я же предпочёл парировать этот выпад:

— Всё равно никто не побежит кормить подыхающие Соединённые Штаты с ложечки питательным бульоном из экспедиционных корпусов и массовых поставок вооружений. К тому же мы верим помимо прочего в добрые отношения с королевой Изабеллой. Кстати, как обстоят дела в Мексике?

— Дева Мария благосклонно смотрит на нас с небес, — прищурился от удовольствия испанский гранд. — Войска маршала Прима, получив подкрепления из метрополии, идут на столицу. Но перед этим мы обезопасили себя от угрозы с юга. Орисаба пал, Оахака и Акапулько сдались без боя. Французы тоже… путаются под ногами. У Хуареса нет шансов победить. На нашу сторону переходят все, кого он попробовал ограбить. А опираться за всю эту мелюзгу без поддержки со стороны северного соседа… Он обречён, вопрос лишь в том, когда сам это поймёт.

— Что возьмёт от Мексики королева Изабелла?

— Веракрус, Матаморос, Акапулько с окрестными землями. Может, больше, но нам предстоят переговоры с будущим императором Мексики. Испании нужен дружественный монарх, не хочется его расстраивать.

— Конфедерация будет приглашена на эти переговоры?

Вопрос Борегара был задан с такими интонациями, что рассматривать его иначе чем в качестве констатации очевидного вряд ли имело смысл. И посол это хорошо понимал.

— Разумеется, генерал. Моя королева ценит вклад Конфедерации.

— А ведь мы планируем и другое приглашение, — закинул удочку я. — Переговоры о мире между нами и США. Согласитесь, посол, что окончание этой войны станет значимой вехой не только для этого континента, но и для Европы. Мы от всей души надеемся, что ваше королевство займёт на предстоящем конгрессе благожелательную по отношению к Конфедерации позицию.

— Президент Дэвис планирует собрать целый конгресс наподобие Парижского?

— Не совсем, — улыбнулся я, а Борегар кивнул, подтверждая, что мои слова — его слова. — Все мы понимаем значимость мистера Дэвиса в период становления Конфедерации, но сейчас он явно устал, ему нужен отдых и… менее тяжёлая и выматывающая работа.

В переводе на совсем уж понятный язык, мы только что сказали, что президент Дэвис скоро лишится всей своей власти. Открыто, не таясь, тем самым показывая, что не собираемся играть в прятки.

— И на объявленных выборах будет выдвинут…

— Никаких выборов, — отрезал я. — Игры в демократию хороши в меру, но если заиграться, то наступает что-то вроде того, о чем заявил Линкольн в своей прокламации. Семьям Юга не хочется, чтобы того, кто будет править, выбирали разные… непригодные для этого люди. Ведь так можно докатиться и до того, что в выборах, как вскоре в США, смогут принять участие те самые, родом из Африки. Мы хорошо понимаем риск повторения чего-то подобного в будущем, поэтому предлагаем стране решение, опробованное небезызвестным вам Наполеоном Буонапарте. И надеемся на поддержку королевы Изабеллы.

— Не со стороны, как в Мексике, а изнутри, — понимающим тоном вымолвил герцог Осуна. — Я понял вас. Даже не спрашиваю, кто это будет. Всё уже понятно. Но поддержка Испании в столь важном вопросе…

— Дорогого стоит, — подхватил Борегар. — И мы готовы предложить достойную плату. Обновлённая Конфедерация отдаст Испании доктрину Монро на золотом блюде.

Слово было сказано. И озвученное предложение не могло не заставить герцога Осуна отнестись к нему самым серьёзным образом. Доктрина Монро, этот краеугольный камень в дипломатических игрищах Нового Света, мешающая иным странам, кроме США, напрямую вмешиваться в дела стран на территории обеих Америк. И вот эту священную корову бросали прямо под нож Испании, тому самому королевству, которое имело больше всего интересов в своих бывших колониях.

— Королева Изабелла узнает об этом очень скоро. Я сегодня же отправлю секретаря посольства на вокзал, где он сядет на поезд до Норфолка. А там на посольском корабле к побережью Испании. Такие известия можно передавать только с доверенными людьми.

— Курьерский поезд будет ждать вашего человека. Равно как и надежная охрана, — подтверждаю я нашу заинтересованность в скорейшей доставке послания. — И вы можете сказать по поводу сделанного нашей стороной предложения…

— Королева внимательно его изучит и в скорейший срок ответит вам. Вместе с тем мне хотелось бы узнать о том, на кого ещё будет распространяться изменение доктрины?

— Испания и Россия, если сочтёт это необходимым для себя, — без промедлений отвечаю на действительно важный уточняющий вопрос. — Также надеюсь на то, что обе упомянутые в нашем разговоре монархии будут благосклонны к выдвинутым Конфедерацией предложениям на предстоящем конгрессе. Остаётся лишь место его проведения…. Куба — воистину райский остров.

— И это я тоже передам своей королеве. Она с пониманием отнесется к… высокому мнению о кубинских красотах.

Дипломат, ети его! Всем тоном даёт понять, что королеве Изабелле точно понравится крах доктрины Монро, да и выбор Кубы как места проведения конгресса тоже наилучшим образом скажется на потускневшем за последние десятилетия блеске короны испанских монархов.

Что до намёка на будущие действия, схожие с предпринятыми ранее Наполеоном I, то и тут Терьес-Хирон наверняка всё понял и обязательно доложит королеве Изабелле. О чём? О том, что скоро с КША может случиться метаморфоза, подобная той, которую запланировали проделать с Мексикой. Отличие, как уже было упомянуто в нашем разговоре, в том, что Мексику решили изменить извне, а Конфедерацию — изнутри. Результат один бес будет схожим и откровенно позитивным для многих европейских монархий. Они ведь после Французской революции и многочисленных последующих попыток изменения государственного строя с подозрением относятся к «рассадникам демократии». И тут я их более чем понимаю.

По сути главная часть визита к испанскому послу подошла к концу. Теперь надо было поприсутствовать ещё некоторое время просто для приличия. Побеседовать обо всём и ни о чём. Сама собой всплыла тема Реконкисты. Той, первоначальной, которая против мавров. Я тоже втянулся в разговор, благо кое-что помнил, а некоторые нюансы, доселе неизвестные, были весьма любопытны. В общем, неплохая оказалась возможность временно отвлечься от нынешних хлопот.

Интересным фактом было и то, что визит к Штакельбергу, послу России в Конфедерации, состоялся ещё вчера. Мы желали получить по сути то же самое, что и от Испании, но вот расплатиться собирались иным векселем. Каким? Куда более важным для России и лично императора Александра Николаевича. Обещание поддержки по вопросу уничтожения результатов Парижского конгресса по результатам Крымской войны. Иными словами, обещание полной солидарности в наплевательском отношении к нейтрализации Чёрного моря. Не на словах, а с возможным подписанием любого рода официальных бумаг главным лицом Конфедерации.

Риски для нас? Собственно, они практически отсутствовали. Британия изволила с недавних пор якшаться с янки. Франция… Пока что они слишком тесно были повязаны с нами по мексиканскому вопросу, так что по любому ограничатся лишь недовольными физиономиями. А ими, уж извините, меня точно не удивить и тем более не напугать.

Относительно же намёков русскому послу о скором изменении государственного строя Конфедерации… Здесь также были очень неплохие перспективы. Хоть император Александр II и не находился на столь твёрдых консервативных позициях, как его отец, незабвенный Николай I, но более чем чтил неприкосновенность монархии. Я-то помнил, как серьёзно он относился к ситуациям, когда полетели короны сначала с владетелей итальянских мини-монархий, а потом с такого же уровня значимости германских властителей. Александр Николаевич изволил серьёзно гневаться, вызывая дипломатов тогда еще прусского короля Вильгельма и его канцлера Бисмарка на ковёр и устраивая нехилый клистир с дохлыми ёжиками и молотыми кактусами. А ведь там не было образования, упаси боги, республик, лишь переход под власть другой короны, более значимой. В нашем же случае должно было произойти нечто совсем противоположное, то есть укрепление консервативного начала по ту сторону океана. Вроде и далеко, а всё равно приятно, да и с точки зрения пропаганды вполне своевременно. Дескать, революции в Европе проваливаются, зато монархии в не самых малозначимых странах восстанавливаются.

Генерал Штакельберг порадовал и иной новостью, на сей раз имеющей отношение к северной части американского континента. К совсем северной — к Аляске. Отправленные не столь давно образованной «Северной компанией» геологические партии подтвердили, что золото в указанных мной местах есть, причём во внушающем почтение количестве.

Получив же подтверждение, император высказал недвусмысленную монаршую волю. Она заключалась в том, что у компании Гудзонова залива требовалось купить те земли, где, по поступившим от меня сведениям, также находились залежи золота, столь нужного империи. Разумеется, покупка должна была совершиться до того, как начнутся первые шаги по разработке приисков. И, что особенно радовало, руководство компании охотно согласилось продать «Северной компании» интересующие оную земли за сумму всего лишь в триста пятьдесят тысяч фунтов стерлингов золотом. Обе стороны были довольны суммой, сроками сделки, процедурой перехода собственности. Но очень-очень скоро одна сторона, я точно знаю, взвоет нечеловеческим голосом от жалости к себе, рыдая горючими слезами. Более того, побежит жаловаться непосредственно королеве Виктории, что сюсеньку-малюсеньку злые русские дяди обидели, как последнего алеута на бусы и бочку спирта развели.

И что после всего этого стоит ожидать от Британии? Пакостей, разумеется. Забавный народ. Свято уверены в том, что только они могут подкладывать соседям жирных хрюкающих свинтусов, при этом не получая взамен столь же дурнопахнущие дары. Нет уж, что сами делаете, то вам бумерангами в обратку и прилетит.

Был ли я доволен результатами разговоров с двумя наиболее важными для нас послами? Вполне. И Борегар, на которого делалась главная ставка, тоже находился в приподнятом состоянии духа. Насколько это было вообще возможно в нынешней ситуации. Как ни крути, а война ещё продолжалась. Мы выигрывали, в том не было и тени сомнений, но грамотно провести эндшпиль сложной партии — это отдельное искусство. Особенно в тех условиях, когда к противнику неожиданно подкатил очень опытный советник, подсказывающий, как следует грамотно проиграть, сохранив при этом большую часть имеющегося потенциала с прицелом на среднесрочную перспективу.

Были ли меры противодействия? Частично да. Ну, а частично их предстояло сначала сформировать, а потом и пустить в дело. Увы, в этом Борегар мне ни разу не помощник. Зато старый друг Джонни — это совсем другое дело.