Палачи и проходимцы времен аншлюса

Влад Ревзин

Чиновник гестапо принуждает бывшего полицейского отправиться в качестве «особого представителя» в Вену для деликатного расследования.В Столице Остмарка, год после аншлюса, убит знаменитый футболист, любимец австрийской публики. Официальная версия о несчастном случае никого не устраивает. Клюг должен найти убойные улики, способные взорвать элиту бывшей Австрии, и принести в зубах в Главное управление гестапо.Очень вероятно, что осколки политического взрыва могут долететь и до столицы Рейха.

Глава пятая

Уютный желтый дом в полтора этажа, с черепичной крышей, прятался за изгородью, сплетенной из ветвей. Летом, должно быть, — покрытая листвой, — она представляла красивое зрелище. Окна горели, из окон доносился патефон, негромкие голоса и звон бокалов.

— Это мое логово, — сказал Шалль.

Ну да, семейное гнездо, с ненавистью подумал Клюг. Отобранная недвижимость еще у одной семьи, не иначе. Сволочь…

Гостиную наполняла роскошная мебель; небольшой рояль стоял в углу, под темной картиной, с изображением реки и леса на берегу. Пышные шторы на окнах, свечные канделябры, сверкающий паркет создавали ощущение аристократичности.

Здесь болтали, пили и смеялись.

Уве прикинул, — всего десятка два человек, — мужчины в темных безукоризненных костюмах, дамы в вечерних нарядах. Темные костюмы перемежались с черной и зеленой формой, но таких было меньшинство — трио военных, два эсэсовца. Последние явно контрастировали с атмосферой довоенного приема в дворянском поместье, но держались, словно хозяева.

Табачный дым клубился между завитков большой люстры.

За роялем сидел молодой господин в смокинге, пытался попасть указательным пальцем в нужную клавишу.

Патефон, разговоры и бряцание струн рояля составляли приятную какофонию вечеринки, когда еще нет пьяных и все взаимно предупредительны.

Черт его знает, предположил Уве про себя. Может быть, здесь не заведено напиваться, и все благопристойно до самого разъезда?

— Вот тебе бокал, — Шалль всунул Клюгу в ладонь длинную рюмку с красным вином. — Идем, я тебя познакомлю. И перестань хмуриться! Ты у друзей…

Они прошли мимо большого дивана, где сидели две дамы в узких серебристых платьях. Над ними увивалось сразу четверо господ разного возраста и упитанности. У одного из мужчин на лице кустились кайзеровские бакенбарды, второй пускал электрические зайчики, отражая электрический свет блестящей лысиной.

Дамы хихикали, поворачивались то к одному, то к другому ухажеру.

У длинного стола стоял плотный человек с неприятным взглядом, мрачно жевал толстую сигару.

— Познакомьтесь, — сказал Шалль, подходя. — Старший инспектор главного полицейского управления, капитан Йоахим Лотар. Уве Клюг, Берлин.

Ни профессии Клюга, ни места работы он не назвал.

Полицейский коротко кивнул, не перестав мять в губах сигару. Глянул Клюгу в лицо. У него были темные глаза, — словно зрачки, расширившись в темноте, заполнили глазные яблоки.

— О, а это наш уважаемый гость, — воскликнул Шалль, придержав за руку седого стройного человека в строгом костюме-тройке, направлявшегося к столу с закусками.

Они отошли в сторону. Видимо, с точки зрения хозяина, дипломат не представлял для Клюга интереса.

— Где можно спокойно поговорить? — спросил Клюг.

Полицейский выдвинул нижнюю челюсть, помедлил, кивнул.

— Давайте-ка выйдем на заднее крыльцо, — предложил он угрюмо, — мне нужен свежий воздух.

Раздался грохот. Человек у рояля прекратил тыкать пальцем в рояль и свалился на пол.

— Гауптман опять перебрал, — пробормотал Лотар.

К упавшему уже шли двое слуг.

Снаружи моросил дождь, пятно света освещало влажную землю и угол аккуратно подстриженных в параллелепипеды кустов.

Лотар выплюнул окурок сигары, заменил сигаретой. У него было странное понятие о свежем воздухе.

Они остановились, обратив лица в темный сад.

— Мне посоветовали быть с вами откровенным, — сказал Лотар сквозь табак. — Пусть будет так. Что вы хотите знать?

— Что произошло с Синделаром и что знает следствие.

Полицейский ответил:

— Его нашли в квартирке над одной из кофеен. Он завершил карьеру, — деньги были, прикупил несколько заведений, в том числе и эту кофейню. Говорят, кофейня была любимая. Отравление угарным газом, комната обогревалась газовым камином. Погибла девушка, его подруга. Несчастный случай, дело закрыто.

— Показания свидетелей?

— Свидетелей чего? Нет свидетелей. Да, кое-кто считает, что расследование неожиданно свернули, что власти скрывают некоторые подробности…

— Могу я ознакомиться с материалами следствия?

Лотар молчал.

— Хорошо, я уже просил Шалля предоставить мне нужные бумаги.

— Части документов по этому делу нет, — глухо сказал полицейский. — Они, скажем так, неожиданно пропали.

— Как это случилось?

Лотар сжал губы.

— Спросите ваших коллег, — глухо сказал он.

— Что же, господин следователь, спасибо. Могу я рассчитывать на вашу помощь? Слишком много вопросов…

Лотар повернулся к нему.

— Только у меня нет ответов. Повторяю, обращайтесь к коллегам.

Он швырнул недокуренную сигару на темную клумбу и шагнул в дверь.

— Погодите, — остановил его берлинец. — Я ведь должен осмотреть квартиру Синделара…

Полицейский поглядел исподлобья:

— Хорошо. Завтра, в первой половине дня. Лучше всего до десяти утра.

— Мне подходит.

Лотар вернулся в дом.

Чуть позже и Уве Клюг вошел в гостиную.

Пьяного уже убрали. Лотар стоял на том же месте, что и прежде, пил коньяк. Он даже не посмотрел в сторону берлинца.

На Уве набежал Шалль.

— Поговорили?

От него пахло выпивкой и женскими духами.

— Без особой пользы.

— Лотар всего лишь полицейский.

— К тому же тупица, — раздался у его плеча женский голос.

Она появилась, словно из воздуха.

Уве повернул голову и посмотрел на незнакомку.

Женщина была почти на голову ниже его, черные волосы коротко острижены.

Шалль засуетился:

— Позвольте вас познакомить. Марика Фанк, личный секретарь гауляйтера. Уве Клюг, Берлин, журналист.

Казалось, его улыбка растеклась шире лица:

— Марика, — доверенное лицо, богиня канцелярии рейхскомиссара Бюркеля по Союзу Австрии с Германским Рейхом.

Уве и женщина молчали. Шелль давился слюной и потел:

— Герр Бюркель выполняет стратегически важную работу, отвечая за полную интеграцию Австрии в качестве Ostmark политически, экономически и культурно в Рейх. И труд Марики Фанк в дело Великой Германии трудно переоценить. Эта валькирия трудится не покладая рук. Представительские поездки по близлежащим странам занимают много драгоценного времени. Да, да, это воистину правая рука гауляйтера. Кроме того, мы все преклоняемся перед ее красотой, стилем и изяществом…

— Заткнитесь, Шалль, — холодно сказала женщина. — Знаю я вас… Познакомили, и достаточно. Занимайтесь гостями, не то скоро все будут валяться под столами…

Шалля будто сквозняком сдуло.

— Берлин? Жуткое место. — Женщина скривила тонкие губы.

— А как вам Вена?

— Я прибыл лишь сегодня утром…

Она обошла Уве и стала перед ним. Глядела снизу вверх.

— И уже на приеме у крошки Шалля. Вам нужна помощь?

У нее были черные глаза, в которых отражались пятнышки света, смуглая кожа и грация хищницы джунглей. Бесстрастное лицо египетской кошки, сработанной из черного базальтового камня.

— Не помешает, — осторожно сказал Уве.

Женщина скользнула взглядом по его волосам и лицу, склонила голову налево и направо, осматривая плечи. Чуть отодвинулась, осмотрела нижние этажи. Пришла к выводу:

— Подержанный, но вполне годен к употреблению.

Уве смешался:

— Каков есть…

— Что ж, обращайтесь. Мой телефон в справочнике. Одна из задач канцелярии гауляйтера, — помогать посланникам Берлина.

Она отошла от Уве, помахала поднятой рукой, словно ненадолго прощаясь.

Она действительно была невысокой, с правильной фигурой женщины-легкоатлета. Руки стягивала ткань платья, и Уве показалось, что изящные мышцы налиты силой.

— Вопрос в том, что стоит помощь, — пробормотал он под нос.

Уве остался один. Он выпил три порции кирша, закусил бутербродом, долго выбирал сардельку. Смотрел на гостей.

Постепенно градус вечеринки повышался. Кто-то с кем-то целовался, прикрывшись шторой. В смежной комнате играли в скат. В одном из углов соревновались на самый идиотский тост.

В дверях то и дело появлялись новые гости. Это были пары, небольшие компании и, реже, — одиночки.

Светская жизнь в Вене била ключом.

У буфета с выпивкой остановился плечистый молодой красавец со скандинавской шкиперской бородкой.

— Кажется, вы пьете вишневку… — неопределенно сказал он.

Ни дать, ни взять, — капитан дальнего плавания.

— Это кирш. Но к вишне имеет прямое отношение.

— Тогда и я попробую, — он ловко налил себе стаканчик. — А вы тот самый журналист из Берлина?

Мышцы живота Уве непроизвольно напряглись.

— Кажется, с вами я незнаком…

Бородач выпил немного, крякнул, засмеялся.

— И я вас тоже не знаю. Господин Шалль упоминал о вас. Только что.

Он протянул руку:

— Матиас Экхольм. Знаете, я регулярно читаю вашу газету. «Народный обозреватель». Мощное издание, агрессивная пропаганда идей господина Гитлера. Производит впечатление. Простите, а вы…

— Уве Клюг.

— Да-да. Простите великодушно еще раз, — но ваших материалов я не помню. Как это я пропустил…

Клюг потер подбородок.

Маттеус и Матиас. Абсолютно ничего не означающее совпадение, — этого звали почти так же, как погибшего футболиста.

Может, хорошее предзнаменование?

— Я, — спортивный обозреватель. Анализирую футбол и легкую атлетику.

Уве показалось, что бородач иронически смотрит на него.

— Нет, спорт меня не интересует, — сказал он.

Уве поспешил добавить:

— Собственно, я не публикую материалы. Я собираю нужную информацию для газеты. Работал на Олимпиаде…

— В самом деле? — равнодушно отозвался швед.

— Дорогой Уве, ты времени не теряешь, — вмешался в разговор подошедший к буфету Шалль. — Успел познакомился с нашим другом?

— Мы как раз этим занимаемся…

Шалль снова принялся за представительские функции:

— Матиас, — шведский писатель. Весьма влиятелен у себя на родине. Сейчас путешествует по Европе. Кажется, разделяет наши великие идеи…

— Не совсем, — улыбнулся бородач.

— Ну, не скромничайте. Ваше мнение, высказанное в скандинавской прессе, и на радио, чрезвычайно ценно для нас. Кроме того, ваша книга…

— Книга? — удивился Клюг. — Вы пишете о Германии?

— О фюрере, — уточнил Экхольм. — В любом случае, мои сограждане, шведы, — а также датчане и финны, должны знать правду. Сейчас в нашей прессе германская официальная политика освещается несколько однобоко. Да и сам я не прочь разобраться. Мое правило, — хочешь изучить вопрос, напиши книгу. А там пусть будет то, что будет.

Шалль спохватился:

— Дорогой Матиас, с вами хочет поговорить Пауль Фогтс, наш финансист и промышленник. Думаю, вам обоим будет полезно это знакомство. Учтите, у него большие интересы, — здесь, в Вене. А мы с господином Клюгом провернем одно маленькое дельце. А потом все выпьем!

Швед учтиво кивнул, и со стаканом в руке стал пробираться к группе гостей.

— Пусть порезвится, — буркнул Шалль. — Кроме финансиста, там еще дипломат, представитель МИДа советник Франц Крапф. Они ему споют колыбельную..

— Это настоящий дипломат, или..?

Шалль был уже хорошо навеселе, поэтому не церемонился:

— Без примесей, чистых кровей. К тому же с 1933 года унтерштурмфюрер СС и с 1936 года член НСДАП. Много таких присоединилось к движению, — разумеется, после нашей победы. Черт с ними, пойдем ко мне в кабинет.

Они поднялись по лестнице и оказались в большой комнате, обшитой полками с книгами.

— Садись за стол, и читай. То, что ты просил по делу Синделара. Просмотри, сложи в папку, запри дверь и возвращайся в гостиную.

Шелль вернулся к двери. Уве сел в кресло, спросил:

— Здесь все?

— Что ты имеешь в виду?

— Ваш полицейский проговорился, что документы по делу исчезли. Мне интересно, — это все, что осталось, или полноценное дело?

Шалль замер, держась за ручку. Помолчал, что-то прикидывая.

— Ты представитель вновь образованного IV управления РСХА, и я не посмел бы водить тебя за нос. Скажем так, здесь ПОЧТИ все. Однако некоторые документы затребованы на Морцинпланц 4, — личным указанием оберштурмабаннфюрера Ахамера-Пифрадера.

— А их можно затребовать обратно?

— Думаю, — Шелль как-будто протрезвел, — что Главное отделение гестапо в Вене готовит эти бумаги к передаче на ПринцАльбертштрассе, твоим начальникам. Так что если хочешь, можешь обратиться туда.

Он резко повернулся и вышел.

Уве Клюг просидел больше часа, — делал выписки, рассматривал фотографии полицейского фотографа, читал подписи на протоколах.

Закрыл папку, некоторое время дергал себя большим и указательным пальцами за нос, тер подбородок, высунул язык. Активизации мозговой деятельности все это не способствовало.

Потушил свет, запер дверь и вышел.

В гостиной патефон играл венгерский чардаш; несколько гостей, став в круг, старались попасть в такт. Некоторые с трудом держались на ногах.

Увидев Клюга, Шалль, пивший коньяк с одним из гостей, — здоровяком с тяжелым бровастым лицом, поднял руку.

Уве решил не пересекать гостиную, опасаясь пасть жертвой, затоптанной хороводом.

Шалль мотнул головой, пошел к нему, огибая танцующих и пьющих.

— Закончили? Идемте, угощу вас арманьяком. Повеселитесь! Обратите внимание на танцующую блондинку. Вон та, в синей блузке. Она сегодня свободна, — не теряйте времени!

Клюг покачал головой:

— Извините, но я устал. Хочу спать.

Шалль махнул рукой, расплескав содержимое рюмки.

— Ну, как хотите. Я за руль уже не сяду, так что вас отвезет водитель. Он знает, куда. Вас проводить?

— Нет, веселитесь.

Шалль покачнулся, для поддержания равновесия схватился за рукав Уве.

— Автомобиль перед домом, а Феликса я сейчас разыщу. Хорошей ночи.

— Хорошей ночи. Благодарю за приглашение.

Уве начал пробираться к выходу.

Ему хотелось на воздух, — в гостиной от ароматов табака, духов, алкоголя и жара разгоряченных тел было не продохнуть.

Когда он миновал стойку буфета, его локтя коснулась рука.

— Уже уходите?

Это был Матиас Экхольм. Светлые волосы падали на глаза. Абсолютно трезвые глаза снайпера.

Покоритель морей прислонился к столешнице, держал в руке стакан с киршем; рядом, обернувшись к буфету, стояла женщина, и в свете люстры были видны блестящие завивающиеся каштановые волосы, и белая кожа шеи, и стройная спина.

— А я вот, — швед поднял стакан, — по вашему примеру пью кирш. Хорошее пойло.

Женщина повернулась, и посмотрела на Уве, и у него упало сердце. Потому что это была Гейл.

— Познакомьтесь с моей женой, Уве, — сказал Экхольм. — Ее зовут Гейл.

Уве неожиданно для себя обнаружил, что пьян. Не в стельку, чтобы не соображать, но достаточно, чтобы наговорить чепухи.

— А я вот не обзавелся женой, — сказал Уве. — Жизнь проходит зря.

Гейл чуть заметно покачала головой. Зашторила глаза пушистыми ресницами. Индифферентно надула губы.

Швед протянул ему стакан.

— Выпейте, это вас поддержит, — засмеялся он, Клюгу захотелось заехать ему кулаком в лицо.

Он сдержался.

— С меня хватит на сегодня.

Он развернулся, но тут же понял, насколько груб.

— Простите, я устал. Я был рад познакомиться с вами.

— Давайте как-нибудь выпьем, — услышал он за спиной голос шведа.

— Обязательно, — ответил он и помахал рукой, не оборачиваясь.