Прорыв истории. Зимняя война

Влад Тарханов, 2024

В ходе научного эксперимента сознание инвалида-колясочника Андрея Толоконникова оказывается в теле комбрига Алексея Виноградова, командира 44-й стрелковой дивизии. Задание Андрея: оттянуть начало Великой Отечественной войны на сорок второй год. Начать прорыв истории планируется с изменения хода войны с Финляндией. Декабрь 1939 года. Дивизия Виноградова отправляется на фронт, где может быть разгромлена на Раатской дороге. И чтобы спасти своих бойцов попаданцу надо проявить ум, смелость и решительность. Станет ли Зимняя война первым шагом в изменении предопределенного хода истории? Сможет ли комбриг реализовать послезнание и не обратить на себя внимание советского руководства? Книга содержит нецензурную брань

Оглавление

Из серии: Прорыв истории

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Прорыв истории. Зимняя война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть вторая

На войне как на войне

Ситуацию мало уметь использовать, её надо уметь создавать.

У. Черчилль

Глава четвертая

Подстава

Не обманули! Голова болит! Как же она болит! У меня еще никогда так не болело, а я-то думал, что был экспертом по боли! Ерунда! Вот это была БОЛЬ! Как будто на меня надели обруч из раскаленного железа. Давит! Горит! Жжет! Стон! Кто это стонал? Я? Я! Как же мне погано! И такое ощущение, что реципиент накануне много и плодотворно пил… во рту словно эскадрон гусар ночевал, мама дорогая! Обстановка… купе вагона, первая половина… нет, сороковые роковые, форма командира Красной армии без погон, на мне белье: нательная рубаха и кальсоны, значит, попал в нужную эпоху, мне говорили, что разброс может быть в пару дней (не обманули), а вот по личности, в которую меня подселили, никакой гарантии не было. Система подкидывает несколько вариантов, но в кого из доброго полтора десятка личностей совершается перенос, никто точно понять не может. Дверь купе осторожно приоткрывается…

— Товарищ комбриг,[13] вам плохо?

Адъютант? Ординарец? А, не важно, сейчас не важно… Делаю неопределенный жест рукой. Удивительно, что рука слушается… Комбриг? Это где-то генерал-майор? По краю от полковника до генерал-лейтенанта. Командир отдельной бригады, дивизии, иногда и корпуса.

— Воды… Нет… Чаю три стакана. Сладкого, — уточняю, вспоминая инструктаж. После переноса необходима глюкоза для мозга и много воды. Оптимально — апельсиновый сок, свежевыжатый, но где его взять? Так что чай — он в зимнее время даже предпочтительнее будет. Точно, наш медик подчеркивал, что сок — это только для жаркого времени. Для зимы — чай, и сахару не жалеть! Сейчас сладенького попью, а потом начнет приходить информация из моего нового тела, значится, комбрига? Так это командир, как минимум, бригады, а по тем временам от дивизии до корпуса могло перепасть. И все-таки, кто я и где я… Нет, кто Я, я знаю, а имею в виду кто Он, который теперь я… Смотрю в небольшое зеркальце. Ничего вроде, не старый еще, черты лица волевые, даже приятные. Волосы гладко причесаны, пробор слева, небольшие залысины, даже чуток седина мазнула по волосам. Не писаный красавец, но ничего себе. Физически развит хорошо, тугие мышцы ощущаются под рубахой, как канаты… О! Чай! Сейчас нахлебаюсь горяченького и начну вспоминать. О! Руки работают, махи махают, ноги сгибаются, могу и присесть…

Наверное, у меня был совершенно идиотский вид, когда ординарец принес три стакана чая. На подносе было еще несколько сушек, которые, скорее всего, мой реципиент обожал. Поднявшись, стал пить обжигающий чай из стакана с латунным подстаканником, размешивая сахар ложечкой. На сушки обратил внимание только после второго стакана. Какое счастье! Самому! Размешать сахар в стакане, самому пить горячий чай, пусть обжигаясь, пусть! Но ведь это все делаю сам, без посторонней помощи и без усилий! Это было торжество! Как захотелось крикнуть, как в паршивеньком водевиле, в самом конце: «Шампанского»!

И тут случился ОБЛОМ! Так круто меня еще не подставляли! СССУКИИИ! БББББЛЛЛЛЛЯЯЯЯЯЯЯЯДДДДД… ППППИДДДАААРРРР… ы. Стала поступать информация из реципиента! Итак… Я… меня… вселили в… БББББ… ь! Я теперь… Виноградов Алексей Иванович! Комбриг! Мне сорок лет! Командир 44-й стрелковой дивизии! И жить мне осталось около месяца! Потому что двигается дивизия на Финскую[14], где ее разобьют на Раатской[15] дороге! А меня вместе с комиссаром дивизии и ее начальником штаба расстреляют перед строем 11 января 1940 года (подсказала услужливо раздраконенная мозгодралами память)… Вот оно, натуральное попадалово! От ярости и от всего, что на меня нахлынуло, непроизвольно сжались кулаки и жахнули по столику, да так, что стаканы слетели на пол… Заглянул испуганный ординарец.

— Убери тут, я покурю… — голос звучит хрипловато и очень зло.

Вот! Реципиент курил, курил часто, пользовался сигаретным перекуром, чтобы что-то обдумать, как он говорил «обмозговать»… Ага, ага! Выйдя в тамбур (а ножки-то слушаются!) затянулся крепким табачком. Что это я курю? Беломорканал! Ух-ты, в это время папиросы из престижных. Как по мне, не разбираюсь, но самосад (по отзывам) крепче будет, забористее… а рука-то болит! Не хватало еще перелом или трещину какую заработать…

Боль неожиданно помогла собраться, курение чуток прояснило мысли. Но… не нравится оно мне, надо завязывать. Столько лет не курил, ну и не буду, а то от рака загнусь. Хотя от пули расстрельной команды загнуться намного вероятнее. Почему меня закинули сюда и именно в этого человека? Почему не в Сталина или Берию? Тут интересный феномен. Он называется волевым порогом. У большинства людей на вершине власти или около нее воля как психологический феномен — более чем развита. Типа, вижу цель — не замечаю препятствий. Подавить волю такого реципиента и подсадить ему сознание донора теоретически возможно, а на практике, увы! Вероятнее всего — донора выкинут за несколько секунд в никуда, худший вариант — с телом реципиента случится удар — инсульт или инфаркт, может быть еще какое-то расстройство психики и даже летальный исход. Если взять волю обычного человека за единицу, в такой объект подселить донора вполне науке по плечу. Тут, чем меньше, тем лучше. У военных по-разному, вот у товарища Жукова[16] волевой порог о-го-го какой! Зашкаливает! За восьмерку по принятой у нас в «Векторе» десятибалльной шкале. А вот у моего комбрига, видимо, с порогом все было на уровне обычного обывателя или, даже ниже. От половины единицы до полутора. Вполне нашей аппаратуре по зубам. Из-за этого? Так? Собраться! Барабашка тебя забодай! Собраться!

Я курил и крыл матом — себя, согласившегося на эту авантюру, сволочей-ученых, меня подставивших под расстрел, эту войну, которая нах…[17] никому не нужна была… В общем, высказался (но в мыслях). А вот когда перекурил, тогда и возник главный вопрос: «Что делать»?

В голове стали крутиться мысли, обрывочные и слишком уж залетные, две из них сумел поймать и собрать воедино. Конструкт получился такой себе, но от чего-то надо было отталкиваться.

Глава пятая

Где-то в горах Баварских Альп

(интерлюдия)

20 ноября 1940 года

Этот домик в горах кто-то когда-то назвал замком. Скорее всего, это было жилье небогатого рыцаря, поместье которого очень быстро пришло в упадок. С концом эпохи рыцарства дом переходил из рук в руки: им владели и австрийские аристократы, сбежавшие сюда от гнева монархов, и новые немецкие помещики, быстро жиреющие на выкупленных землях, и еврейские банкиры, которые старательно выдавали себя за коренных немцев, и прусские военные, чьи не самые большие доходы не позволяли жить в более роскошных условиях. У домика была странная карма: мало кто владел им более десяти лет. Обычно, через три-четыре года, пять лет максимум, он перепродавался. На границе двадцатого века обитателями замка стали военные в морской форме. Эта форма, похоже, пришлась дому, никогда не видевшему моря, по вкусу, и вот почти полвека этот дом хозяев своих не менял.

В зале с неизменным камином было тепло — жарко горели дрова, на небольшом столике стояла выпивка — без роскошества и варварского великолепия: бутылка французского конька, немецкого шнапса и красного греческого вина, все они были початыми, что не мешало наслаждаться их содержимым уже не одному посетителю. В доме приветствовались умеренность и скромность. В зале у камина в удобных креслах у барного столика расположились двое, оба были в штатском, но никого это смущать не должно было — они чаще носили форму военно-морского ведомства, чем гражданский «прикид». Оба господина пили коньяк, закусывая тоненькими ломтиками сыра, вот этой странной традиции русских закусывать коньяк лимоном оба не разделяли.

— Вилли[18], всё-таки… чем закончится эта странная война? Фюрер утвердил план атаки на Францию? Или все еще колеблется, куда направить острие тевтонского меча?

— Фридрих, вы понимаете, существует серьезная оппозиция из наших генералов, они не хотят лезть к лягушатникам, а фюрер закусил удила, всех торопит с этим планом, как будто боится куда-то опоздать. В ответ наши стратеги осторожничают, хотят повторить маневр через Бельгию, ничего более оригинального предложить не смогли, но воду мутит этот шустрый тип Левински[19], не знаю точно, что он предлагает, говорят, что он слишком авантюрный тип, так что это вызывает серьезные опасения.

— Франция обречена?

— Да, я уверен, что да, и дело не в том, что фюреру не нравится долгое затишье. Фюреру не нравиться, что французская промышленность не работает на Рейх. Теперь грянет буря. Но галльский петушок уже сдох. Наши первые победы — и он упадет и забрыкает лапками. Пропаганда — великая сила! Французы очень боятся больших потерь, таких же, что принесла им Великая война. Надо отдать должное ребятам Геббельса, они смогли просчитать и развернуть в стане противника эффективную пропагандистскую компанию под общим лозунгам: хватит страданий, хватит смертей! Лучше жить чем умирать!

— Вилли, скажу тебе по моему опыту пребывания тогда еще в царской России: журналисты всегда хорошо продавались.

— Да, Франц, у нас многие изучают твою русскую эпопею. Ты создал сеть, которая работала с началом войны, и до нашей победы на Восточном фронте.

— Вилли, не преувеличивай. При Николаи мы имели в своем распоряжении ресурсы, о которых наше правительство могло только догадываться. Тебе будет сложнее. Времена изменились. И все-таки, ответь: фюрер нацелился на Остров? — Канарис в ответ пожал плечами, скорее утвердительно, чем отрицающе.

— Почему тогда наша флотская программа по-прежнему не вызывает никакой уверенности?

— Ресурсы, ресурсы и еще раз ресурсы! Фюрер считает, что поражение на континенте активизирует наших друзей в королевской семье, вплоть до государственного переворота. Мы сейчас работаем над этим. Кроме этого, фюрер присматривается к новой концепции подводной войны. Так что приходится в нашей работе учитывать фактор Деница[20].

— Тогда все идет прекрасно, зачем я понадобился тебе?

— Единственный шанс лаймов, по мнению моих экспертов, это втянуть в войну СССР.

— А что фюрер?

— Фюрер уверен, что стратегические интересы германской нации — в завоевании пространств и ресурсов России. Ему говорили, что война на два фронта — это безумие, но он слушать никого не хочет. Он уверен в своей стратегии и в своем видении войны. Сейчас выгоды Рейха от союза с СССР намного больше, чем у большевиков от союза с нами. Успокоив западное направление и замирившись с Британией, фюрер обрушится на Советы.

— Это обычное его упрямство, или?

— Фриц, конечно, фюрера подталкивают. И не только люди Круппа[21], которому как воздух нужны ресурсы России, сколько можно платить за это золотом и оборудованием, если есть возможность взять всё и даром! Фюрера привлекает бакинская нефть. Нефть — горючее войны, а у нас ее нет. Только Плоешти! Мы очень давно пытаемся как-то утвердиться в районе Персидского залива, но лаймы успешно блокируют наши попытки. И тут такой вкусный маячок — бакинская нефть.

— Почему все-таки не Ближний Восток? — задал вопрос хозяин замка, отказавшись от очередной порции алкоголя.

— Фюрер не хочет разрушить Британскую империю. Он хочет поделить с ней мир. А огромные ресурсы СССР должны стать платой.

— Крах империи неизбежен. И все сливки, оплаченные кровью наших ребят, снимут американцы, которые будут продавать оружие всем, кто воюет. — Старик еще раз поморщился. Он ненавидел американцев не меньше русских, это они четверть века назад не давали рейхсверу схватить Париж за горло и задавить. В свое время он был причастен к операции по финансированию русской оппозиции. Все началось с письма прожженного авантюриста Парвуса. Операция была продумана очень даже неплохо. Никаких прямых доказательств вмешательства Германии в дела России просто не существовало. Деньги шли через Ганецкого, доверенное лицо их вождя, Ульянова. Не напрямую, а через Швецию, куда поступали товаром, который продавался через подставную фирму, а уже вырученные деньги шли на широкую антивоенную пропаганду, осуществляемую большевиками. Невольную паузу прервал адмирал:

— Фриц, мне нужна ваша помощь в другом вопросе.

— Неужели понадобился мой старый контакт в России? Игра на опережение?

— Да. Я должен просчитывать ходы на несколько шагов вперед. Мы договаривались, что я куплю его, когда придёт время. Оно настало.

— Что вас интересует, Вилли?

— Готовность СССР к войне, его военно-экономический потенциал.

— Думаю, этот вопрос вы сумеете рассмотреть достаточно детально. Позвольте старику не вставать с кресла, оно чертовски удобно. В верхнем ящике стола конверт с маркой. Подайте мне его, если нетрудно.

— О, Фриц, это ведь «Желтый трескиллинг»[22]? Откуда у вас эта редкость? Я даже представить себе боюсь, сколько это стоит!

— А! Ерунда. Всё равно вы заплатите мне по двойному аукционному номиналу.

— Почему? — адмирал Канарис удивленно поднял брови вверх.

— Он страстный собиратель марок. Получив этот экземпляр, человек поймёт, от кого, и ответит на все ваши вопросы. А как добиться его дальнейшего сотрудничества, вы догадаетесь сами.

— Она того стоит, Фриц, я согласен, — произнес адмирал, внимательно разглядывая марку.

— Мне осталось всего ничего, Вилли, так что, впрочем, вы и сами это знаете.

— Что именно знаю, Фриц? — Канарис был ошарашен таким заявлением коллеги. Он знал, что старый разведчик борется с раком, но вроде бы говорили, что лечение принесло ему облегчение.

— Россию надо разбить за кампанию одного года. Затягивать с этой страной — самая большая опасность для Рейха.

Глава шестая

Начало пути

Недалеко от Киева. Эшелон 44-й дивизии.

Штабной вагон. 22 ноября 1939 года

Еще стакан горячего чая. Третий. Сладкий, хорошо. Нужен четвертый. Есть не хочу, в горле саднит, глаза пучит еще… придавило меня знатно! Хреново мне? Еще как хреново! Откат, говорите, мозгодралы чертовы! Чтобы вам так откатывало после каждого ужина! И зачем я на это согласился? Про бесплатный сыр слышал? Вот-вот… Все-таки, если не в Жукова, ну так в Тимошенко не могли бы? На посту министра обороны я бы смог куда как больше сделать! Ведь проще было бы! Проще! Ну, да чего уж там, говорили мне, что это гусарская рулетка, вот только впечатление, что там все ячейки были с патронами… Стоп! Хватит себя жалеть. Надо сначала прояснить обстановку.

— Витя (имя всплыло само по себе), где мы сейчас?

— Час как от Киева отъехали. Вы из штаба округа вернулись такой расстроенный, да…

— Скажи, Витя, дивинтендант тут?

— Так точно. Да.

— Давай его сначала, а потом и начштаба ко мне. Уяснил?

— Так точно, товарищ комбриг… Да… можно вопрос: вам врача не надо? Вам плохо было… Да.

— Было да сплыло. Уже не больно. Выполнять!

И ординарец рванул…

Через несколько минут в купе вошел, нет, даже так, влился главный снабженец дивизии, Матвей Тимофеевич Зашкурный[23], крупный пятидесятилетний мужчина с обрюзгшим лицом, огромной лысиной, стыдливо прикрытой тремя прядками волос, да узкими колючими глазками в тонких щелочках глаз на заплывшем от жира лице. Он страдал отдышкой, лицо его быстро багровело, полнокровный и отращивающий уже третий по счету подбородок интендант не вызывал никаких симпатий ни при первом взгляде, ни при втором, ни, тем более, при третьем, а как только открыл рот и раздался слащаво-приторный голосок, наоборот, появилось какое-то чувство отвращения и брезгливости. И вроде бы всего в нем много: и лица, и тела, и патоки в каждой фразе, а все-таки что-то отталкивает, настораживает, заставляет держать ухо востро.

— Алексей Иванович! Приветствую! Как здоровьице? Вроде бы приболевши, слухи, знаете ли, слухи…

Произошел небольшой дисконнект… Это, наверное, рефлексы еще старого реципиента сказались, наложенные на мое эмоциональное восприятие… надо бы усилить линию контроля, а то… въехал по толстой морде да со всей дури… начальник снабжения сидит в недоумении и ртом воздух глотает… умник, ничего, сейчас тебя буду прессовать по-другому. Чтобы не рассиживался, а то разъел харю, говнюк! Знаю, что он почти подмял под себя все начальство дивизионное, все может достать, все у него есть, все что надо и не надо, особенно для гешефтов. Настоящий куркуль. И все потому, что с самим Никитой Сергеевичем[24] в каких-то родственных связях[25]. И, заметьте, комдив в звании комбрига ходит, а этот в армии без году неделя и уже дивинтендант! Думаю, помогут ему, ой как помогут избежать стенки, а ведь в поражении дивизии в ТОЙ реальности его роль ой какая! Ничего! Разберемся…

— Что, ССССуккка, — почти змеиным шепотом давлю на оппонента, — решил, что буду и тут твои делишки прикрывать… Ублюдок. Ты вообще осознаешь, куда мы идем? На войну, идем, б… дь ты конченая, на войну!

— Эта… чево эта… Алексей, Иванович, ты чего эта?

Интендант выглядит не просто ошарашенным, он вроде как раздавлен, размазан по моему купе, да только, мразь, быстро приходит в себя…

— Ты не прав, командир… ой как не прав! Я ж на тебя такую телегу… бумагу… она ж тебя раздавит, я тебя раздавлю… я… до самого дойду, если надо!

— Смотреть мне в глаза! — включаю все вербальные и невербальные сигналы. Врубаю максимум по убедительности, готово: — Веришь, сейчас прикажу тебя вывести и шлёпнуть? Ну!? Веришь! — проняло его, проняло.

— Ввверю… — даже губы трясутся…

— Молодец. За что только не понимаешь, да? — включаю интонации потеплее. Перепуганный интендант утвердительно мотанул головой и тут же скривился от боли, ничего, у меня тоже костяшки болят после этакого удара, вроде по мягкому бил, а под салом такая кость оказалась, бетон!

— Скажи, куда мы едем, в курсе?

Он кивнул головой… Еле слышно шепчет:

— На войну…

— Вот! А место назначения? Ась? Кемска волость… — впрочем, это моя шутка ему понятна не будет…

— Ну да. Кемь и эта… — он все еще не въехал, но в то, что комдив в ярости, поверил безоговорочно.

— А знаешь, что там уже сейчас морозы под тридцать градусов? Приедем, все сорок будут. А во что бойцы одеты?

— Так не было приказа перейти на зимнюю форму. — попытался увильнуть интендант.

— Был. Сам подписал его в Житомире, как только узнал, куда нас направляют… — стараюсь дожать бугая.

— Так мы ж начали выдачу. Начали. А тут приказ — грузиться. Не успели! Мне бы еще недельку!

— Х… а тебе, а не недельку. Обязан был доложить. Какого я узнаю этот факт не от тебя, ссуки, а от кого-то другого?

Оп-па, включил мозги, думает, кто его сдал…

— Ну и что? Там что-то придумаем… — мямлит, а думает все про тоже, про крысу, которая его сдала.

— Ну и дурак ты, Матвей Тимофеич, как есть дурак! Хоть и высоко летаешь, да ничегошеньки не знаешь… — говорю это уже совершенно спокойно, и это его добивает.

— А что, есть ИНФОРМАЦИЯ? — шепотом, но уже как-то осмысленно произнес дивинтендант.

— Да! САМ недоволен тем, как все началось, говорят, что в ближайшее время Духанова сковырнут.

— За что? Дела-то еще не начались толком? За что его снимать?

— Под него копают. А знаешь, кого метят на Девятую?

— Ну?

— Не нукай, не запрягал! Чуйкова[26]? Слышал? Он и мне пересчитает зубы, и тебе, а если бойцов обмороженными потеряем, так и к стенке распишет.

— Если победим — не распишет, — как-то неуверенно возразил Зашкурный.

— А если сорвем выполнение боевой задачи? Это ж не маневры, гражданин дивинтендант, это все серьезно! Это даже не поход в Польшу[27], не равняй. Финны те еще гады. Процент пролетариата низкий, сознательность куркульская, так что прогулки не получится. Ты, как на меня стучать будешь, подчеркни, не верит в сознательность финского крестьянина! Их мелкобуржуазная сущность себя еще покажет!

— Да вы что, да я что… — совсем смутился Зашкурный.

— Заткнись и слушай…

— Дык так все равно порешаем… — попытался еще выбрыкнуться.

— С кем, с Чуйковым???

— Ну…

— Ты главного не знаешь… Говорят! — я ткнул пальцем в потолок вагона. — Что инспектировать войска будет Мехлис[28]. И именно он будет введен в состав военсовета нашей армии. Как с ним будешь договариваться, гражданин дивинтендант?

— ММмммехлисссс? — вот тут пока еще товарища Зашкурного проняло всерьез. Нехорошую репутацию имел Мехлис. Очень нехорошую. С ним договориться было нельзя. Это знали все и даже не пытались. «Мехлис взяток не берет» — это такая же аксиома, как и про две параллельные прямые, которые не пересекаются. Так что в сознании Зашкурного утвердилось понятие, что Чуйков — это только полбеды. Беда — это Лев Захарович Мехлис.

Глава седьмая

Пополнение прибыло

Штаб 9-й армии. Ухта.

7 декабря 1939 года

Комкор Духанов был не в духе. А с чего ему в духе быть? Планировался торжественный поход, по типу Польского. А нет его и нет. То тут, то там приходят вести: сопротивляются, огрызаются, отходят, но постоянно тревожат наши части. Есть такое большое русское слово «бардак». Это раньше оно было узко специализированным и обозначало публичный дом с веселыми девицами. Сейчас его всё чаще стали применять для обозначения текущего положения дел в той или иной области, да и в стране в целом. В штабе 9-й армии царил настоящий бардак. Все планы летели к чертям собачьим. Даже у 163-ей, где успехи были лучше всего, дела шли не так быстро, как хотелось бы. Казалось, кто там ему противостоит? Несколько отрядов финских пограничников, да наспех собранный местный шюцкор, смешно, ополченцы!

А дивизия всё топчется, никак не выйдет к Суомассалми[29]. Что-то его удар «растопыренными пальцами» получился слабоват. Финны сопротивлялись! Вот что было удивительнее всего. А в голове был тот самый польский поход. Разве можно сравнить СССР и Финляндию? Нельзя. Неужели не понятно, что раздавим? Так почему они сразу же не сдаются?

Во всефинское восстание, как и в Териокийское[30] правительство комкор Духанов не верил. Он привык оперировать только фактами, особенно теми, которые поставляли разведчики. А по всем полученным данным, в Финляндии наблюдался всплеск национализма, патриотического подъёма и уверенности, что «заграница нам поможет».

Требования СССР Михаил Павлович считал справедливыми и своевременными. Понимал, что согласиться на это буржуям из Финляндии будет мешать обычная человеческая жадность: слишком много средств не слишком богатая Финляндия вбухала в укрепления на перешейке, названные «Линией Маннергейма[31]». И получается, отдавая часть своей территории, финны останутся и без денег, и без защиты от СССР. И что больше будет давить их — жадность или страх, Духанов не представлял. И всё-таки в то, что финны будут яростно сопротивляться, не верил. Поэтому и план операции был сверстан так, как будто части Красной армии пройдут победным маршем по Северной Финляндии, а как только возьмут Оулу[32] — то там устроят парад на который и вызвана кадровая «парадная» 44-я стрелковая дивизия из Киевского военного округа. Первым комдивом ее был легендарный герой Гражданской войны Николай Александрович Щорс, поэтому многие называли эту дивизию «Щорсовской», хотя официально это имя дивизия так и не получила.

В дверь постучались, ординарец с бледным лицом, сообщил, что прибыл Мехлис. Нет, не прибыл — он ворвался в кабинет, в сопровождении еще одного военного. Как говорится, Бог послал Михаилу Павловичу Духанову[33] самого Льва Захаровича Мехлиса в сопровождении Василия Ивановича Чуйкова, тоже комкора. «Неужели будет снимать? За что?» — промелькнуло в голове Духанова. Мехлиса в войсках не любили, боялись и уважали. Командарм девятой армии с ним несколько раз сталкивался по непринципиальным, как он считал, вопросам, но эти вопросы, как оказалось, были принципиальными для Льва Захаровича. Осадочек остался у обоих.

— Здравствуйте, Михаил Павлович, не ждали? А я тут мимо проезжал, узнал, что вам в Военный совет армии назначили товарища Чуйкова, решил составить ему компанию, оказалось, меня тоже к вам в военсовет рекомендуют. Принимаете? Хотелось бы посмотреть, как у вас тут идут дела.

— Здравия желаю, Лев Захарович! Василий Иванович! Прошу, проходите, сейчас организую чайку с дороги, да и согреться… Буду рад таким авторитетным товарищам, уверен, что да… извините, растерялся, не ожидал, честное слово не ожидал. Вы как снег на голову. И никаких да… Прошу вас, устраивайтесь. Я одну минуту, минуту. Ваня! Организуй тут все как следует. Прошу к столу, да…

Толковый ординарец появился через несколько минут, которые гости провели у карты, разложенной на столе. Карту убрали, тут же на столе образовалось и чай, и к чаю, и чтобы согреться. Приняли «За товарища Сталина», потом «За Победу», потом «За торжество Мировой революции». Только после этого, чуть закусив, заговорили, по существу. И почему-то во время этой дружеской беседы Духанов почувствовал себя грешником на раскаленной сковородке.

— Скажи, Михаил Павлович, почему твои успехи далеки от ожидаемых? — первый острый вопрос последовал от Мехлиса.

— Лев Захарович, этому несколько причин: объективные и субъективные. Объективные — это тяжелые погодные условия и бездорожье, из-за которого мы ведем действие вдоль тонких ниточек дорог.

Так, Мехлис слушает как-то грустновато, Чуйков чуть скривил губу, типа плохому танцору всегда погода мешает.

— Субъективные причины те, что я и штаб не учли эти объективные причины. Мы рассчитывали темп продвижения не менее 18–20 километров в сутки. По данным разведки, тут не было сил, что могли бы серьезно снизить темп наступления. Но силы тут у финнов есть, пусть небольшие, но они создают нам проблемы. Сейчас стараемся откорректировать планы.

— Каким образом? — заинтересовались оба. Уже нет этой иронии. Совершенно деловой тон. Это хорошо.

— Мы считаем необходимостью не снижать давления на остальных направлениях, чтобы не позволить противнику перебросить силы на направление главного нашего удара — вот сюда, в сторону действий 163-ей дивизии. Зеленцов, если войдет в Суомассалми, имеет хороший шанс выйти напрямую на дорогу к Оулу, и создать угрозу для финских частей, действующих против 54-й дивизии.

— Таким образом, направление 163-ей становится основным? — переспросил Мехлис, что-то стараясь увидеть в карте такого, что не увидели остальные.

— Так точно. Думаю, перебросить сюда 44-ю дивизию, при успехе выйти на оперативный простор и дальше действовать по обстановке. Приоритетным считаю нанесение удара обеими дивизиями в направлении Оулу.

— Может быть, есть смысл усилить 163-ю подвижными соединениями, танками? — подал голос Чуйков.

— Василий Иванович, у меня в резерве есть только один танковый батальон, но… думаю, вы правы, передадим его в 163-ю на усиление. У них своего танкового в структуре нет.

— Ну и хорошо. А я откланяюсь, Михаил Петрович, с вашего разрешения заеду в расположение Зеленцова, раз его дивизия становится столь важной. Хочу глянуть, как у него налажена работа.

И Мехлис нехорошо так улыбнулся, что-то черкнул у себя в блокнотики вышел из помещения. Духанов почувствовал, что на душе становится чуть легче, правда, понимал, что это ненадолго.

Глава восьмая

Про параллельные прямые

Киев-Минск. Железнодорожный полустанок.

Штабной вагон 44-й горно-стрелковой дивизии.

22 ноября 1939 года

Есть такая аксиома: параллельные прямые никогда не пересекаются. Эвклид[34], человек, живший на свежем воздухе, питавшийся экологически чистыми продуктами и ничего крепче вина не употреблявший, был, несомненно, прав. Но только в масштабах видимого мира. Мы живем в линейном времени, где день сменяет ночь, за годом идет следующий год, а попытки людей запутать хронологию выглядят мило, но нелепо. В масштабах Вселенной геометрия Эвклида оказалась ошибочной. Параллельные прямые могут пересекаться.

На крепкой русской водке[35] стало ясно, что пересекаются в одной точке, на легких наркотиках — в двух точках[36], соответственно тяжелые наркотики подсказывают, что даже не в двух точках, а в трех и более. Из этого следует, что понять течение времени можно только на тяжелых наркотиках, но наше представление окажется все равно ошибочным (шутка).

Теория струн говорит о множестве Вселенных, которые отпочковываются от материнской матрицы, подобно «саду расходящихся тропок»[37]. Отсюда возникла теория бабочки, которая гласит, что стоит что-то изменить в прошлом, как неизбежно изменится будущее, типа отпочкуется новая реальность. Ерунда на постном масле! Если бы в Сараево не убили эрцгерцога Фердинанда, Первая мировая война все равно бы началась, нашелся бы другой повод. Основная темпоральная теория говорит о том, что существуют так называемые «узловые точки» времени. В этих точках возможно возникновение бифуркаций и возникновение вариантов материнской матрицы. Они чертовски устойчивы, и их не так много. Инерция времени позволяет существование множества параллельных вариантов событий, а они в узловой точке все равно придут к единому знаменателю. Создание Единой Европы Наполеоном и Гитлером — крайне неудачные попытки обойти узловую точку 20–02. К чему они привели? Время нашло своего корректора, Россию, которая вернула течение времени в узловую точку, и течение времени стало снова линейным.

Таким образом, время напоминает пучки прутиков, перетянутые узлами в определенных местах. Острословы назвали ее «теорией веника». Она и легла в основу нашего проекта. Это я крепко помню. Что должен сделать я? Глобальная задача была скрыта опытным психологом в моем подсознании. Локальная — оттянуть начало Великой Отечественной войны и сделать все, чтобы потери СССР были как можно меньше. С этой точки зрения место и время воздействия выбраны достаточно удачно. Финская война убедила Гитлера в слабости СССР. Была еще одна ключевая фигура, которая помогла сделать Гитлеру роковой выбор. Вильгельм Франц Канарис. Адмирал, руководивший немецкой разведкой. Удивительно, но он был агентом влияния Великобритании. И работал против своей страны. В интересах Британской империи было втягивание в войну СССР хотя бы потому, что войну на два фронта Германия не выдержала бы, в первую очередь, экономически. И тут, как ни странно, я оказываюсь в промежуточной узловой точке Финской войны. Почему? 44-я дивизия из Киевского военного округа была передана в состав 9-й армии. Главная задача этой армии была прорвать оборону финнов и выйти в район Оулу, на берег Ботнического залива, и разрезать Финляндию пополам, создав предпосылки для полного разгрома противника. Гладко было на бумаге… Да и решение штаба 9-й армии наступать сразу по четырем «главным» направлениям, нанося удары силами одной дивизии, возможно, были оправданы с точки зрения местности и практического отсутствия дорог, проходимых для техники, но с точки зрения военного искусства оставалось весьма сомнительным. Вообще, говоря о мощном наступлении Красной армии на Финляндию и ее тотальном превосходстве историки несколько лукавят. Против Финляндии на границе преимущество в живой силе было почти двукратным[38], для наступления как-то не убедительно, особенно при наступлении на подготовленные к обороне позиции. Чтобы прорвать такую оборону надо иметь куда более внушительный перевес в живой силе, и подавляющее преимущество в технике. В руководстве Красной армии было какое-то шапкозакидательское настроение, уверенность, что с маленькой Финляндией справятся «одной левой», да еще и бытовало ошибочное мнение, что финский пролетариат тут же поднимет восстание, чтобы помочь делу революционного освобождения страны от гнета буржуев. Но силы революционного пролетариата Финляндии были обескровлены в ходе Гражданской войны и последовавших за этим белофинских репрессий. Надо учитывать и то, что начало двадцатого века — это время торжества национальной идеи, где интересы нации ставятся выше интересов классовой борьбы, особенно это идеологическое противостояние обострилось в середине века. Национализм стал идеологическим противоядием от пролетарского интернационализма, достаточно эффективным, как показало историческое развитие. Более чем столетняя борьба закончилась крахом интернационализма в самом конце прошлого столетия.

Главный удар в 9-й армии наносился корпусом комдива Шмырева, но входящая в него 44-я стрелковая дивизия, моя дивизия, еще находилась в пути! То есть, сила удара уполовинилась, и на острие атаки оказывалась одна 54-я горно-стрелковая дивизия. При этом никто не обращал внимание, что наступать придется практически по бездорожью, что местность пересечена речками и озерами, заболочена, а это делало наступление еще более проблематичным. В чем было подавляющее преимущество Красной армии, так это в технике: танках, артиллерии, самолетах, но не везде: в наступающей 9-й армии не было и сорока танков! Обещанная бронетехника стала прибывать уже после начала наступления!

В этих условиях планировать за три недели преодолеть 240 км до Ботнического залива по прямой было откровенной фантастикой. Воевать — это не оловянных солдатиков переставлять по карте! Когда же все пошло не так, свежую 44-ю раздергали по кусочкам, а потом то, что осталось, бросили на выручку 163-й дивизии, оказавшейся в окружении. На Раатской дороге финны разбили мою дивизию, рассекли по частям и фактически уничтожили. Именно катастрофа 44-й стала основой уверенности в слабости Красной армии, и не только у Гитлера. Англия и США очень долго сомневались в том, что СССР сможет победить в этой войне.

Думай, Леша, думай, а то сожрут тебя финны, а наши еще и к стенке за это поставят…

* * *

Оказывается, я терпеть не мог перестук вагонных колес. Мой, тот, которого должны расстрелять, путешествовать в поездах любил. А что ему? Сорок лет и полон сил. Физических. А вот характер! С бабами не везло. Они чувствовали, что в душе он мягкосердечный и им можно крутить, как только пожелаешь, это с виду — суровый вояка, а душа-то ранимая, нежная. Первая жена и единственная любовь сгорела от испанки, женился он по молодости, в горящие годы Гражданской войны. Марфуша должна была родить, да не судьба. Он из лап испанской смерти выбрался. Повоевал: против Колчака (там и познакомился с женой, там ее и потерял). Потом бои с махновцами и врангелевцами, попал на курсы краскомов, причем повторные курсы были уже в Сумах, заштатном тихом городишке, провинция! К 37-му году дослужился до командира полка, а потом была «командировка» в Китай, военным советником. Репрессии тридцать седьмого его не зацепили, и не потому что был в Китае, чего уж там, повезло, не было среди его знакомых близких сподвижников Тухачевского. В Китае сражался храбро, великих побед не одержал, но и горьких поражений не было. Учил воевать местных товарищей, учился воевать сам. Наверное, был не так и плох. Во всяком случае, вернулся из Китая комбригом и принял 44-ю дивизию (Щорсовскую). Судьба ее была в ТОЙ реальности незавидной: долгое время была одной из лучших, показательной, «выставочной» дивизией Киевского военного округа, но была разбита в Финскую. В Великую Отечественную сражалась стойко, но попала в Уманский котел, где опять была разбита, выйти из окружения удалось буквально единицам, после чего и была окончательно расформирована. Значит, попробуем решить задачу-минимум, спасти дивизию от позора Раатской дороги. А себя, любимого, от свидания с расстрельной командой.

Какие-то мысли у меня появились. Их и надо было проверить.

— Доброе утро, Ануфрий Иосифович!

— Доброе утро, Алексей Иванович! — начштаба, которого должны расстрелять вместе со мной, проявился сразу после дивинтенданта.

— Чем это ты нашего снабженца озадачил? Он от тебя вышел красномордый такой, как свекла…

Волков с огорчением посмотрел на остатки моего чаепития, видимо, ожидал увидеть другой порядок напитков на столе. Вспомнил, что к водке оный полковник имел откровенную слабость. Открыл дверь купе, и сообразительный адъютант быстро привел стол в порядок.

— Жрать надо меньше, краснеть не придется — со хорошей такой злостью ответил.

— Это точно, Зашкурный сальца себе за шкуру залил хорошо, — пошутил штабист. Интенданта дивизии никто особо не жаловал. От него так и несло на километр: я пройдоха, мой гешефт самое главное, остальное — подождет. Но Волков не сплетничать пришел, или нет? И все-таки быстро перешел на серьезный тон:

— И всё-таки, Алексей Иванович, ты какой-то не такой сегодня…

— Да, пришлось объяснить нашему безмерному товарищу интенданту, который скоро в купе и боком не протиснется, будет из прохода докладывать, что не на маневры едем, что бойцы в шинелях и бойцы в полушубках — совсем разное дело. Ну и про политику партии и правительства тоже, доходчиво… Да.

Полковник что-то прокрутил в голове (не дурак, хотя и любит приложиться к чарочке), и выдал:

— Значит так, ты из штаба округа вернулся какой-то не такой, Алексей Иванович, что-то узнал? Так что такого страшного? Поделись с боевым товарищем.

— Нашептали мне…

— Неужто кто-то накаркал? — мой начштаба, полковник Волков смотрит иронично, но все-таки скользит в его взгляде неуверенное: «неужто что-то важное узнал?».

— Знаешь, был я на приеме у самого… Ты же знаешь, Семен Константинович любит поговорить, дать напутствие, вот и получал я… напутствие.

— Говорил с ним? — немного ошарашенно заметил Волков.

— Да, откровенно поговорили, я даже не ожидал. Теперь думаю, что делать. И ты, Ануфрий Иосифович, присоединяйся.

— Слушаю, Алексей Иванович! — и Волков превратился в слух.

— О командарме Духанове он очень невысокого мнения. Считает, что его потолок — дивизия, не больше. Но отдуваться-то нам с тобой. Отсюда, вытекает, что наша задача сделать так, чтобы наши головы не слетели. Смотри, мы должны действовать в направлении главного удара, а один полк у нас уже забирают. Если раздергают дивизию по частям, нам потом крышка.

— Не преувеличивай.

— Не преувеличиваю. Кто начинает наступление, не сосредоточив все части на направлении главного удара?

— Идиот.

— Сам ответил на свой вопрос.

Тут в купе появился и комиссар дивизии, Иван Тимофеевич Пахоменко, которого мы иначе чем «Батя» не именовали. Полковой комиссар Дмитрий Николаевич Мизин[39], занимавший эту должность накануне выступления дивизии слег с пневмонией, теперь Пахоменко сочетал в себе сразу две должности: комиссара дивизии и начальника политотдела. А кому сейчас легко? А ведь из нашей руководящей троицы он самый молодой. Батя тоже поинтересовался тем, почему Зашкурный бродит по вагону, нашёптывая себе под нос «лыжи… палки… санки…». Пришлось все повторить, добавив еще пару фамилий. От фамилии Чуйкова поморщился начштаба, знает, что тяжела рука у комкора и к рукоприкладству оный весьма расположен. А вот на Мехлиса оба среагировали подсознательно ужаснувшись. Крутой и неподкупный норов этого преданного партии и Сталину человека был хорошо известен. Не знаю, из-за чего, но мозгового штурма в итоге не получилось. Ни одной идеи на-гора не выдали. Пришлось их отпустить, не солоно хлебавши. Что делать? Фотографическая память выдала строки, отдающие свинцом: «Трусость и позорно-предательское поведение командования дивизии в лице командира дивизии комбрига Виноградова, нач. политотдела дивизии полкового комиссара Пахоменко И. Т. и начштаба дивизии полковника Волкова, которые вместо проявления командирской воли и энергии в руководстве частями и упорства в обороне, вместо того, чтобы принять меры к выводу частей, оружия и материальной части, подло бросили дивизию в самый ответственный период боя и первыми ушли в тыл, спасая свою шкуру»[40]. Да, это из приказа Северо-Западного фронта, который я увидел в каком-то сборнике документов по Финской войне.

Я много думал, пока мы ехали, пока поезд громыхал по шпалам, пока мелькали за окнами городки и полустанки, думал над тем, как я отношусь к ним: к Виноградову и руководству 44-й дивизии. Вроде бы неплохие ребята, всем около сорока, но… какие-то блеклые, безынициативные, решает все начальство, наше дело — приказы выполнять. Если говорить честно, в их личной храбрости не сомневаюсь, знаю, что сам комбриг пулям не кланялся, но его дело не пехоту в атаку водить — для этого другие командиры есть. И по большому счету, расстреляли их правильно. И нечего на жуткого Сталина кивать, мол, Сталин во всем виноват. В чем? В том, что дивинтендант Зашкурный не озаботился об обеспечении бойцов теплой одеждой? Что комдив и начштаба не обеспечили ведение разведки, боевое охранение? Позволили финнам небольшими силами рассечь дивизию? Сколько людей положили! Так что расстреляли их по делу. Реабилитировали не по делу. Ладно, хрущевские реабилитации всех скопом — тема отдельного разговора. Не считая Сталина ни ангелом, ни демоном, не вижу, в чем его вина в гибели тысяч парней на Раатской дороге! В том, что война началась? Она бы и так, и так началась, к этому все и шло. Нет, в гибели конкретных парней в конкретном месте виноват, в первую очередь, их командир. И точка!

Но это ИХ расстреляли по делу! МЕНЯ-то за что???

Хотя, если ничего не сделаю, так будет за что, нечего комплексовать, вспоминай, чему тебя учили, и действуй, действуй, действуй, черт тебя побери!

Отвешав себе еще одну порцию матюгов, окончательно успокоился. А мысли стали постепенно формироваться в виде решений, и не все из них мне, тому, прошлому комбригу Виноградову, понравились бы.

Глава девятая

Наблюдатель

Ухта. Штаб 9-й армии.

9 декабря 1939 года

Для Василия Ивановича Чуйкова командировка в 9-ю армию была полнейшей неожиданностью. А перед этим его так же неожиданно вызвали в Кремль. Со Сталиным раньше Чуйкову приходилось встречаться. Но вот так, вызванным в кабинет вождя, да еще один на один — такого еще не случалось. Еще большей неожиданностью оказалось, что речь пойдёт о войне с Финляндией.

— У нас сложилось впечатление, что некоторые командующие страдают шапкозакидательством, а дела у них идут из рук вон плохо. Недооценка противника — это недопустимо со стороны руководящего состава Красной армии. А у нас есть такие мысли, что недооценка противника произошла еще на этапе планирования операции. Поэтому есть у нас к вам партийное поручение. Езжайте в 9-ю армию. Мы рекомендовали вас туда членом военного совета вместе с товарищем Мехлисом. Посмотрите. Разберитесь. Помогите комкору Духанову наладить боевую работу. Но при этом будьте готовы взять руководство армией на себя. Мы скажем, когда наступит момент. Если оно наступит.

Прибыв с товарищем Мехлисом в штаб 9-й армии, Чуйков почти что впал в ступор. Он никак не мог понять, как можно в такой обстановке руководить армией. В штабе была абсолютно нерабочая обстановка, которую можно назвать одним словом «бардак».

Начальник штаба 9-й армии Владимир Николаевич Разуваев[41] был одним из тех специалистов, резко взобравшихся «на верх» в результате большой чистки тридцать седьмого года. Он считался слишком академичным, педантичным руководителем, но на самом деле вокруг него постоянно возникал хаос, из-за личных раздутых амбиций и идей, которые Чуйкова откровенно озадачивали. Этакий анархист на штабной работе. И идеи у него были толковые, а вот организаторских способностей не хватало. Нужно было время, накопление боевого опыта, чтобы превратить штабиста-теоретика в довольно крепкого практика, а пока… Все планы штаба 9-й армии были оторваны от действительности, обстановкой на своем участке фронта начальник штаба не владел. Руководство командирами дивизий — это было из области фантастики. Каждый комдив делал то, что считал нужным, при этом штаб утверждал любое решение начальства дивизионного звена. Более-менее неплохо были организованы ВВС 9-й армии, которыми руководил молодой выдвиженец Сталина, Павел Васильевич Рычагов. Хорошо была налажена медицинская служба армии, которой приходилось работать в очень сложной обстановке. Кроме просто раненых, был высокий процент обмороженных, но руководил медицинской службой армии сам Александр Александрович Вишневский (тот самый который мазь Вишневского), поэтому со своей работой медицинская служба справлялась. Требовательный Чуйков понимал, что с Разуваевым он бы не сработался. И весь этот штабной бардак вызывал в нем агромадное желание заехать по некоторым не в меру наглым и тупым мордам. Во время встречи в Кремле Сталин показывал Чуйкову документ, в котором был проведен анализ планов 9-й армии с подробным разбором того, почему эти планы неосуществимы. Да, с такими идеями на Луну хорошо летать — и далеко и не так заметно, не раз горько думал Василий Иванович. Подумать только — реально продвигаться к границе без военных действий со скоростью 12 км в сутки, а планировать продвижение по территории врага при его сопротивлении 18–25 км![42] Не только у Духанова, намного чаще у его подчиненных проскальзывало раздражение: чего это финны сопротивляются? Им давно пора лапки кверху поднять и ждать милости от Красной армии. Причин столь яростного упорства белофиннов Чуйков не знал. Ему на это было наплевать. Он знал, что планы боевых действий надо готовить из расчета на самое яростное противодействие противника. Неожиданная и быстрая победа лучше медленного ожидаемого поражения. В штабе 9-й никто о поражении не говорил, но растерянность и непонимание происходящего — это витало в воздухе. И если на вопрос: «Кто виноват?» ответ был ясен — кто командует армией, тот и виноват, то вопрос: «Что делать?» — оставался открытым.

За своими раздумьями Чуйков как-то прошляпил появление шумного, округлого, энергично-громогласного военного, при ближайшем рассмотрении оказавшегося Рычаговым[43].

— А! Василий Иванович! Я тебя как раз и искал, помощь твоя нужна позарез, извини, даже поздороваться забыл! Здравия желаю, товарищ комкор!

— Здоров будь и ты, товарищ комкор! — с легкой улыбкой произнес Чуйков. И на него харизма молодого летчика-аса действовала безотказно.

— Василий Иванович, так поможешь? Очень прошу! — Рычагов посмотрел на Чуйкова таким пронзительным взглядом, мол, выручай парня, папаша!

— Павел Васильевич, разве я могу тебе не помочь? Умеешь ведь уговаривать! — Чуйков опять усмехнулся, как-то появление летчика сумело вывести его из мрачного состояния души.

— На том и стоим, Василий Иванович. А просьба у меня простая. Ты ведь с Чибисовым знаком?

— Николаем Евламптьевичем? Знаком.

— Вот. Посодействуй. Мне техники нужны сверх штата! Позарез нужны! В эти морозы мои делают что могут, обморожения пальцев у каждого первого, а не второго! Так я смогу хоть частично восстанавливать людей и держать парк машин в рабочем состоянии. Мне ведь не парадный строй держать, воевать надо! — Рычагов действительно воевал. Пока что только к его самолетам и персоналу по армии претензий у Чуйкова не было.

— Я такой просьбе, конечно, отказать не могу. С комдивом Чибисовым переговорю обязательно. Скажи, как сам дела в армии оцениваешь? — Рычагов на пару секунд задумался.

— Хреново я их оцениваю. Духанов — добрейшей души человек, а тут надо давить! Мои по струнке ходят, а тут, в штабе вразвалочку, на всех наплевать, завтра, послезавтра — край будем Хельсинки брать, парадом гулять. Нет! Они серьезно 44-ю дивизию планировали использовать только на параде в Оулу. Я, конечно, молчу, только тебе и только в обмен на услугу, но не тянет Духанов армию. Не тянет.

Глава десятая

Первые решения

Где-то под Минском.

Штабной вагон 44-й дивизии.

22 ноября 1939 года

Как жутко, до боли стучат вагонные колеса! Ординарец принес еще чаю, а я в блокноте стал быстро набрасывать главные мероприятия, необходимые для спасения дивизии и своей собственной шкурки. Мне вообще-то понравилось тело, которое досталось. Худощавый, подтянутый, физически хорошо развитый экземпляр, да еще и довольно располагающей наружности. А по поводу того, что он старше меня, ТОГО, так вообще никаких комплексов не возникало. Сколько бы я протянул в доме инвалидов? Вот только не надо мне про то, что в наших домах инвалидов порядки зашибись! Пару лет мучений и все — на свалку. Именно что мучений! А так есть шанс прожить! Ну хоть сколько-нибудь, да прожить. Вот чем я не собирался заниматься от слова совсем, так это писать товарищу Сталину письмо и описывать устройство атомной бомбы. А еще требовать установить на танке Т-34 командирскую башенку. Не надо быть идиотом, чтобы понять, что информации от меня поверят только если я буду заслуживать доверия, и никак иначе. А пока что я просто перспективный комбриг, который или справится с новой должностью, или шею себе сломает. Это такой сталинский подход к кадрам: есть молодой да перспективный, дай ему задачу, справился — повысь и дай задачу сложнее, пока не выйдет на свой уровень. Но если провалишь поручении вождя — не сносить тебе головы! Свой уровень надо уметь определять самому. Только не надо говорить, что Сталин ошибок не прощал, головы сносил направо и налево… Не было этого! Тот же комкор Духанов, Михаил Павлович, в Финскую проявил себя плохо, катастрофически плохо. Но расстрелян не был. В начале Отечественной получил дивизию, проявил себя при обороне Ленинграда, дослужился до командарма, стал генерал-лейтенантом. А маршал Малиновский[44]? Тоже под Харьковом потерпел страшное поражение, перевели на армию, исправился, снова дали фронт, провёл несколько блестящих наступательных операций, орден Победы номер 8 заслужил по праву!

Тут мои мысли прервали — в купе осторожно просочился комиссар дивизии, а по совместительству начальник политического отдела, с бутылкой водки в руке. Комиссар дивизии слег с пневмонией в Киеве, тот комбриг Виноградов лично отвез его в госпиталь, из-за чего отправка эшелонов 44-й дивизии чуть было не сорвалась, а он успел — и комиссара в госпиталь доставить, и в штаб округа заехать. Вот только в штабе он ни с кем не встречался. Блефовал. Да, было такое дело, но ведь как-то залегендировать свои послезнания надо было.

— Что с тобой, Алексей Иванович? Я тебя не узнаю. Давай, по душам поговорим, знаешь, и по соточке примем. За товарища Сталина! — в этом деле комиссар был профессионалом. Ну что же, сейчас и есть повод проверить, как буду «держать алкоголь».

— Наливай.

На столике тут же образовались два стакана, а комиссар привычно вытащил из карманов галифе кусок черного хлеба и шмат сала, завернутые в бумагу, с любовью посмотрел на розовые прожилки, говорящие о свежести продукта, который тут же стал пластать на куски с полпальца толщиной. Для всей полноты картины не хватало луковицы или пары зубков чеснока, но вот и они явились на свет Божий. С сервировкой стола по рабоче-крестьянскому управлялся политработник мастерски. Опыт-то не пропьешь! В каждом стакане плескалось ровно по сто грамм беленькой. Батя буржуазный коньяк не признавал и пил только водку, тайком предпочитая оной хороший самогон, благо, на украинских просторах хорошего продукта было найти проще простого, как и паленого, но каким-то классовым чутьем находил и.о. комиссара дивизии чистый качественный продукт.

— За товарища Сталина! — красиво, с выражением произнес.

Выпили. Закусили. Как я принял алкоголь? Да, никогда раньше не пил. Но нас тренировали. Алкоголь действует на мозг. Мозг можно приучить не реагировать на алкоголь. Этим штукам учат работников спецслужб, чтобы пить и не пьянеть, а самому слушать и на ус мотать. Мои тренировки на базе группы «Остриё» были построены по подобному принципу, вот только учитывали специфику моего организма. Закалка мозга через… Мама моя дорогая! Забыл это заумный термин, честное слово забыл! Так! Больше не пить! Как говорил полковник Полковников: «индивидуальный подход во всей индивидуалистической красе». Да! Не быть ему генералом, никто не захочет такое прекрасное словосочетание «полковник Полковников» разрушать! Так что ум мой оставался светел.

— Понимаешь, Алексей Иванович, у нас в дивизии ЧП! Командира подменили! — сообщил мне заговорщицким тоном собеседник. — И от этой подмены впал дивинтендант в прострацию, а начштаба готовится уйти в запой. Партия ему этого не позволит! Так что Ануфрий наш Иосифович вдул свой коньяк и почивает, а поутру имеет поручение от партии привести себя в порядок и приступить к напряженной и плодотворной работе. Только ты объясни мне, что за китайская муха тебя укусила?

Умеет комиссар говорить. Умеет и уговаривать. Но и я кое-что умею…

— Хорошо, что ты пришёл, Иван Тимофеевич, наливай, не стесняйся. Мне ведь нужно, чтобы ты подсобил, позарез надо! Вопрос жизни и смерти!

— Ну… (типа чем смогу, прозвучало).

— Ты же знаешь, что я с Семеном Константиновичем хорошо знаком? — кидаю пробный шар. Тут комиссару крыть нечем, он ведь знает, что знаком, но не знает, насколько, потому только пожимает плечами в ответ.

— Он мне бумагу интересную показал. Ты приказ наш знаешь? Общие планы по армии тоже?

— Ознакомился в общих чертах. — говорит как-то неуверенно комиссар. Вот оно! А ведь политработники в военном деле совсем плохо плавают… Надо обязательно донести мысль руководству о том, что комиссар еще и военный, так что политработникам — всем! надо пройти военное обучение соответственно их должностям. Хоть что-то втемяшить им в голову кроме уныло-стандартных политзанятий. Но пока что это не реально. Мой-то из простой рабочей семьи, в воинских делах ориентируется слабовато, образования особого не имеет, даже командирских курсов, он больше по митингам да по беседам с личным составом. Это его стихия. Умеет к каждому ключик подобрать! Умеет! Значит, на своем месте — пока что.

— Семен Константинович считает, что Духанов — теоретик, а не практик, его потолок дивизия, рано ему даже за корпус браться, не то что за армию. А планы 9-й армии проходили проверку оперативным отделом Ленинградского округа, там полковник Павел Григорьевич Тихомиров[45] руководит, толковый, по мнению Тимошенко, штабист. У Тихомирова оказался такой интересный майор Сергей Гаврилович Чернов[46]. Он и прошелся по оперативным планам 9-й как танк по жестянке… Тихомиров его замечания переправил Тимошенко, по старой дружбе, чтобы и на его мнение потом ссылаться.

Я выдержал паузу, намекая, что надо бы продолжить. Заинтригованный Батя быстро разлил ровно по сто еще и не выдержал:

— И что Семен Константинович?

— С майором Черновым согласился. Могу эту записку по памяти прошпарить, пусть и не дословно! Поехали!

На этот раз пили без тостов, как-то не хотелось, ни мне, ни комиссару. Ему-то знать не надо, что шпарить я буду слово в слово, с моей памятью это не проблема!

«Роль 9-й армии и ее задачи поняты командованием 9-й армии в основном, правильно, но решение построено на том, что противник не окажет никакого сопротивления… В среднем темп операции запланирован 22 км в сутки, в то время когда свои войска к границе шли 12–16 км в сутки с большой растяжкой частей и отставанием техники (артиллерии главным образом). Как же можно планировать такие темны на территории противника?! Это значит построить операцию на песке, без реальной обстановки и особенностей фронта. При планировании, видимо, противник в расчет вообще не принимался и бездорожье также не учитывалось, за это можно поплатиться срывом всей операции в самом ее начале, особенно если противник окажет хотя бы небольшое сопротивление путем заграждений и прикрытия погранчастями, не говоря уже о подброске полевых войск… При движении 9-й и 8-й армий вглубь будет образовываться разрыв между ними. Наличие у финнов дорог (железных и шоссе) дает возможности создавать реальную угрозу флангам и тылу 9-й и 8-й армий и ее отдельным дивизиям… Коммуникации их… все будут перерезаны диверсионными группами противника, и они могут оказаться без питания и боеприпасов, причем тактика финнов к этому, в основном, и будет сводиться…

— Так, значит, мы попадаем как кур во щи? — на этот вывод Батю хватило. Все-таки, говорю, человек на своем месте. Его подучить бы!

— Ну да, сам знаешь, что гениальные военные планы летят в тар-тартары после первого же боя. Под Аустерлицем руководство союзников приняло гениальный план, который был построен на предположении, что Наполеон двигать свои войска не будет, получился страшный разгром. У нас предвижу что-то подобное. Мы начнем туда прибывать, а нашу дивизию раздергают по частям, оставят два-три батальона, а задачу нарежут как корпусу. И что будет? Плохо нам будет, Иван Тимофеевич, очень-то плохо!

— Ну про Наполеонов мне не рассказывай, яво Кутузов знаешь, как приложил! — блеснул знанием истории наш политический руководитель.

— Кутузов его под Бородино приложил, а Наполеон Кутузова под Аустерлицем. Квиты. Ты наливай, там еще чуток остался…

Мы тяпнули по последнему полтинничку на душу.

— И что делать?

— Надо пересматривать планы, только делать никто ничего не будет. Кто такой Чернов? Для Духанова ноль! Тихомиров перезванивал Тимошенко, жаловался, что ездил к Духанову, но на его уже предупреждения никто внимания не обратил. В штабе 9-й прожектеры сидят. Мы ничего не сделаем. Духанов — человек Климента[47], а есть такое очень тихое мнение, что неудачи нашей армии на первых этапах войны дадут шанс подняться Тимошенко[48].

— Ну, это ты не говорил, я не слышал… — Батя все-таки человек неплохой, хотя кто его знает, может, возьмет себе на заметку вольные речи командира на пьяную голову.

— А я и не говорил ничего. Нам надо сделать так, чтобы наши головы на месте оказались! А они полетят, если начнут искать виноватых.

— А от меня-то ты что хочешь?

— За то, что поставишь Волкова на ноги и заставишь работать, тебе спасибо от всей души. Это дело важное, без Волкова я как без рук. Но нужны твои связи старые, ты же из путейцев?

— Конечно, в Смоленском депо начинал обычным рабочим.

— Вот… смотри, по приказу наш 305-й полк должен разгружаться в Кочкоме, остальные части следуют в Кемь (ага, та самая Кемска волость). А ты не можешь сделать так, чтобы 305-й подзадержался в пути, и стал разгружаться в Кеми, по ошибке?

— А зачем это надо?

— А затем, чтобы там, куда нас перенаправят, мы били бы одним могучим кулаком, а не растопыренными пальцами.

— Ну, эта, растопыренными пальцами да по глазам! Понял тебя, комбриг, понял. Посмотрю, что можно сделать. В Гродно постараюсь связаться с нужными людьми… Ох, командир, не сносить мне с тобой головы…

Пахоменко не подозревал, насколько он был бы прав.

Глава одиннадцатая

Замена

Ленинград. 5 декабря 1939 года

Ленинград встретил эшелоны 44-й дивизии дождем пополам со снегом, пронизывающим сквозь одежду холодом, на смену которому спешили крепкие морозы, только начинающие набирать силу. Очень быстро дождь исчез, сменился просто снегом, падавшим большими лохматыми хлопьями, а под тонкой коркой свежего льда противно чавкала какая-то грязная мутная влага. Штаб дивизии прибыл в одном из первых эшелонов, и дивизия стала накапливаться в Питере, как в важном логистическом узле, не смотря на окрики из штаба армии, комбриг Виноградов не собирался никуда спешить[49]. Первоначально дивизия направлялась на войну по частям, довольно разбросанным порядком, виной которому была работа штабов армии и дивизии. К приезду в Питер (простите, привычка), в Ленинград, командир 44-й дивизии окончательно убедился в профнепригодности полковника Волкова. Полковник много пил, не смотря на влияние политрука дивизии, который помогал начштабу уничтожать горючие запасы, а воды начштаба практически не потреблял: только водку, любимую. Удивительно, но Батя инстинктивно принял сторону Виноградова, что-то такое правильное почувствовал Пахоменко, но дивизия осталась фактически без начальника штаба. Ибо пьяное бревно над штабом начальствовать не может!

Утро пятого декабря сорокового года было морозным, небо каким-то стальным, тьма охватила город на Неве, и солнце не могло пробиться сквозь тяжелые облака. Нельзя было сказать: утро сейчас или вечер. Говорят, что Бог пьяного бережет. Не в нашем случае. Наблюдаю, как из штабного вагона выгружают носилки с полковником Волковым, который очень неудачно упал с высоты собственного роста и крепко приложился головой, потеряв сознание. И я к этому никак причастен не был, хотя мысль подтолкнуть чуток Волкова однажды промелькнула. И я собирался его оставить любыми ухищрениями в Питере. Упс! Опять мысленно прокололся! Не Питер — Ленинград! Так случилось, что не было счастья, да несчастье помогло. Вот только дивизия оказалась без начальника штаба. Работа штабиста особая, вон будущий маршал Победы, Георгий Константинович Жуков от работы штабиста всегда в ужас приходил! Особенно, если штаб был Генеральным. А вот и машина, беру ординарца, мне теперь срочно надо в штаб Ленинградского военного округа, дело есть!

В это время командовал ЛенВО командарм Мерецков[50], но мне надо было не к нему, мне нужен был комдив Никандр Евлампиевич Чибисов[51], начальник штаба Ленинградского военного округа. Чибисов — интереснейшая фигура. Ему еще предстояло прославится при форсировании Днепра, но уже сейчас был известен твердым неуживчивым характером, умением отстаивать свою точку зрения, как говорится, перед начальством никогда не лебезил, голову не гнул, знаю, что в своё время (в МОЕЙ реальности) не сойдется характером с Никитой Сергеевичем Хрущевым, от которого немало и пострадает. Надеюсь, что сейчас, в ЭТОЙ реальности, минует его чаша сия. О моем визите начальник штаба ЛенВо был уведомлен заранее, поэтому принял меня сразу по прибытии. Комдив Чибисов оказался невысоким полным человеком с круглым, чуть одутловатым лицом, на его лице немного нелепо смотрелись усики щеточкой «под Ворошилова». Принял меня комдив приветливо, хотя и не понимал, почему я так настойчиво к нему напросился.

— У меня большая беда, Никандр Евлампиевич! Идти в бой, а начальника штаба нет. Обидная травма, полковник Волков попал в госпиталь. Мне нужен новый начштаба.

Я увидел, что на лице комдива Чибисова возникло понимание, проблема действительно была острая. Ободренный такой реакцией, я продолжил:

— Замы Волкова откровенно слабы, не дотягивают до уровня, перетасовку с комполка накануне боевых действий крайне неразумно устраивать. Хочу попросить у вас откомандировать мне специалиста.

— Вот как? Так сразу и не соображу, кого вам рекомендовать, или вы имеете на кого-то виды? — Чибисов задумался, явно перебирал в уме какие-то варианты.

— Так точно, товарищ комдив! Очень хочу попросить у вас майора Чернова, Сергея Гавриловича. Пусть растет товарищ.

— Хха… это тот майор, что у полковника Тихомирова… ххе… а губа у тебя, комбриг, не дура! Майора на полковничью должность, это даже… кхе…

И Чибисов задумался. Торопить его я не собирался, знал, что комдив человек основательный, но тугодум. Любит обдумать, обмозговать, все взвесить…

— Хорошо, рискну, дам тебе майора, точнее, риск твой, комбриг, смотри, не ошибись. Мне тут звонили, жаловались, что ты на фронт не сильно спешишь, что скажешь, комбриг?

— Товарищ комдив, по планам, мы должны были финнов опрокинуть и по бездорожью рвать за 20 км в день, то есть, сейчас, когда наступление началось, пройти, как минимум, до берега Балтики. И где они, эти берега? Вы ведь сводку знаете лучше меня.

— Н-да, буксует пока что твоя 9-я, да и 8-я хоть энергичнее двигается, но до победных реляций далеко. Почему это происходит, как считаете, комбриг? Сможете увеличить темп наступления, наверстать отставание?

— Нет, боюсь, все будет наоборот, притормозят нас финны. Там ведь фактически бездорожье, трудная местность, движение и снабжение по ниточкам дорог, их легко можно перерезать и небольшими силами. Противник может пропустить нас немного вглубь, а потом отрезать части от снабжения. Считаю, причиной тому недооценка противника и слепая вера в пролетарский интернационализм.

— Вот как? — Чибисов удивленно приподнял левую бровь. — Интересно, интересно рассуждаете, комбриг… Виноградов… Запомню.

— Основу финской армии составляют крестьяне, ведущее хуторное хозяйство, попросту кулаки. Мне курсанты рассказывали, как тяжело с финнами было драться во время гражданской. Кулак нам не друг, а самый заклятый враг. А пролетариат в Финляндии слаб. Мне как-то в масштабное восстание в самой Финляндии не верится, да и дело не в моей вере. Строить планы на том, что буржуи в финских дебрях лапки вверх задерут, как те же поляки, не стоит. Кулак за свой кусок земли будет драться зло, отчаянно. Да вы по Гражданской все знаете.

Чибисов согласно кивнул головой. Такие смелые рассуждения пришлись ему по душе.

— Да и знание местности на его стороне. Тяжело будет. Победим, это безо всякого, но какой ценой? Не умыться бы кровью.

— Смело рассуждаете, Алексей Иванович! Не боитесь обвинения в трусости? Не бойтесь. А то, что будет непросто, правильно думаете, страна-то у них маленькая, а вот национализм у финнов сильно развит, да и офицерский корпус в армии во многом создавался и обучался германскими генералами[52]. Будут сражаться с нами жестко.

Было видно, что каким-то мыслям комдива Чибисова я попал в резонанс, во всяком случае, то, что меня назвали по имени-отчеству, уже говорило о многом.

— Поэтому мне и нужен толковый штабист, чтобы запланировал движение дивизии так, чтобы ударить железным кулаком в мягкое финское подбрюшье.

— Чем могу еще помочь? — для Чибисова это предложение было фигурой речи, но… наглеть, так наглеть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

Из серии: Прорыв истории

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Прорыв истории. Зимняя война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

13

В Красной армии — должность командира бригады, потом звание, которое соответствовало званию генерал-майор, в начале 1941 года происходит переход на новые звания, но перед этим проходила аттестация военных. В основном, комбриги переаттестовывались в генерал-майоров, некоторые — в полковников. Были и такие, кто не успел пройти аттестацию и встретил Великую Отечественную в звании комбрига.

14

Правильное название Советско-Финляндская война 1939–1940 гг. Некоторые историки считают ее одним из эпизодов Второй мировой войны, мы же рассматриваем ее как отдельный локальный конфликт накануне Великой Отечественной войны с фашистской Германией.

15

Дорога между пограничным поселением Раате и Оулу — портовым городком у Ботнического залива.

16

Жуков Георгий Константинович, прославленный советский полководец, маршал Победы, в те времена еще только генерал армии, командующий Киевским Особым военным округом. Выдающийся военачальник, предельно жестко руководивший войсками. Вершины его полководческого мастерства — битва за Москву и взятие Зееловских высот.

17

В принципе, финны приняли ультиматум СССР, можно было войну не начинать, но, скорее всего, хотели устроить армии проверку, получилось, как всегда.

18

Вильгельм Франц Канарис — адмирал, крупный военный деятель Германии, долго возглавлял разведку и контрразведку страны, при этом имел контакты с Британской разведкой. Остается загадкой, когда Канарис стал работать на врага и насколько его деятельность была на пользу или во вред Германии.

19

Левински «девичья фамилия» Манштейна, в годы Мировой войны многие немцы меняли свои ославяненные фамилии на более «правильные» германозвучные.

20

Дёниц, Карл, тогда еще контр-адмирал, командующий подводным флотом Германии. Отстаивал идею экономического удушения Англии при помощи подводной войны против ее торгового флота. Гросс адмирал. Приемник Гитлера на посту рейхспрезидента и главнокомандующего Германии. Осужден на нюрнбергском процессе.

21

Круппы — германские промышленники, владельцы крупных металлургических и оружейных заводов. Были кровно заинтересованы в военных заказах. Способствовали приходу Гитлера к власти. Сыграли важную роль в развязывании Второй мировой войны.

22

Желтый трескиллинг — одна из самых редких и дорогих марок в мире. Количество сохранившихся экземпляров неизвестно. Первая почтовая марка Швеции, 1855 года, в печать которой закралась ошибка. Оценочная стоимость на сегодня 1,5–2 млн. евро.

23

Персонаж вымышленный полностью от а и до я…

24

Никита Сергеевич Хрущев — советский политический деятель, генеральный секретарь КПСС, более известен под прозвищем Кукурузник. Противоречивая личность, за которой много разных поступков: развенчание культа личности Сталина с целью скрытия своей роли в репрессиях, поет в космос, создание ядерного щита СССР, странная политика в сельском хозяйстве, некультурность, хамство, провал внешней политики.

25

По линии жены (по непроверенным слухам).

26

Василий Иванович Чуйков — выдающийся советский полководец. Тогда — комкор. Принял командование 9-й армией в тяжелом состоянии дел. Прославился в Сталинграде и во время взятия Берлина. Маршал СССР. Человек железной воли и железного же характера.

27

Освободительный Польский поход Красной армии — военная операция 1939 года, когда Красная армия заняла районы уже несуществующего государства Польша, на которых проживало преимущественно белорусское и украинское население. Операцией руководили командармы Михаил Прокофьевич Ковалев и Семен Константинович Тимошенко.

28

Лев Захарович Мехлис выдающийся советский политический деятель. Долгое время возглавлял партийный контроль. Был принципиален до невозможности.

29

Суомассалми — небольшой поселок в Северной Финляндии, на берегу озера Кьянта, важный логистический узел на Раатской дороге.

30

Териокийское правительство — марионеточное финское правительство, созданное на территории СССР, в которое входили финны-интернационалисты, в том числе деятели Коминтерна, под руководством Отто Куссинена, ликвидировано в марте 1941 года.

31

Линия Маннергейма — система укреплений на Карельском перешейке, опирающаяся на линию озер и хорошо вписанная в местность. Кроме Дотов-миллионников, каждый из которых стоил миллион финских марок, содержала в себе множество укреплений менее масштабных, но прекрасно вписанных в местность и позволявшая контролировать все дороги вглубь Карельского перешейка. Названа по имени маршала финской армии, инициировавшей создание этих оборонительных сооружений.

32

Оулу — городок на берегу Ботнического залива, Линия Раате-Оулу самая узкая часть Финляндии.

33

Комкор Михаил Павлович Духанов — известный советский военачальник, не очень удачно проявил себя во время войны с Финляндией, во время Великой Отечественной войны — участник обороны Ленинграда, прославился как крепкий, умеющий жестко держать оборону, полководец.

34

Эвклид — выдающийся греческий математик, живший и работавший в Александрии. Заложил основные понятия современной геометрии.

35

Геометрия Лобачевского говорит, что две параллельные прямые могут пересекаться в одной точке.

36

Геометрия Римана — дает эффект пересечения двух прямых параллельных в нескольких точках.

37

Так называется рассказ знаменитого бразильского писателя Хорхе Луиса Борхеса, напечатанный в 1941-м году.

38

В классической военной литературе при наступлении на обороняющегося противника преимущество нападающей стороны должно быть, минимум, трехкратным.

39

Мизин Дмитрий Николаевич, военный комиссар 44-й дивизии, в ТОЙ истории пропал без вести в ночь с 6-го на 7-е января 1940 года, предположительно, попал в засаду противника на 14-м км Раатской дороги, в этом варианте истории остался жив, хотя из пневмонии выкарабкался с большим трудом.

40

Приказ военного совета Северо-Западного фронта от 20 января 1940 г.

41

Владимир Николаевич Разуваев — известный военный и дипломат. Был на штабной работе, во время Великой Отечественной руководил штабами фронтов и армий, в основном на Северо-Кавказском направлении, освобождал Крым, брал Симферополь, дослужился до командующего 1-й ударной армией. Пик карьеры — Корейская война, руководитель советской военной миссии.

42

Смотрите примечания, очень показательно!

43

Павел Васильевич Рычагов, советский летчик, военачальник. Ходил в фаворитах Сталина. Сделал головокружительную карьеру. После скандального совещания у Сталина снят с должности, расстрелян.

44

Малиновский Родион Яковлевич. Маршал СССР, выдающийся полководец. Военный талант раскрылся постепенно, были поражения, были и громкие победы. Уникум. Единственный человек, награжденный боевыми наградами царской армии, временного правительства и советской власти!

45

Павел Григорьевич Тихомиров, полковник, дослужился до генерал-майора, участник обороны Ленинграда.

46

Сергей Гаврилович Чернов — реальная личность, прирожденный штабист с образованием в пять классов. Закончил академию Генштаба, недостаток образования восполнял чтением книг. Его замечания — подлинный документ, на который, к сожалению, внимания не обратили.

47

Климент Ефремович Ворошилов — советский военный и политический деятель. Как военачальник не был таланта выдающегося, но был предан Вождю. Это и держало его на плаву. Во время обороны Ленинграда поднимал солдат в атаку, чем вызвал недовольство Сталина.

48

Семен Константинович Тимошенко — маршал СССР, выдающийся полководец, организатор Красной армии. Был министром обороны. Много сделал для укрепления военной мощи страны. Во время Великой Отечественной проявил себя как серьезный полководец, но терпел и обидные неудачи.

49

Генштаб требовал быстрейшую транспортировку дивизию на место и введение ее в дело по частям… Такой приказ подмахнул Шапошников, так что судите сами, что там творилось.

50

Кирилл Афанасьевич Мерецков — маршал СССР, выдающийся военачальник. Не всегда был успешен, в том числе и во время Финской войны. В начале Великой Отечественной был арестован, подвергнут пыткам. Был покалечен следователям. Освобожден по личному указанию Сталина. Ему единственному из военных разрешалось сидеть в присутствии Сталина. Организовал прорыв блокады Ленинграда, активный участник разгрома Квантунской армии Японии.

51

Никандр Евлампиевич Чибисов советский военачальник, дослужился до генерал-полковника. Участник битвы на Курской дуге, форсирования Днепра, боев в Прибалтике. Руководил Военной академией имени Фрунзе. Герой Советского Союза.

52

Большая часть высшего командного состава финской армии составляли выходцы из добровольческого батальона, который в годы Первой мировой войны воевал в германской армии против России.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я