Вода в Ордане

Володимир Худенко

Киноповесть (киносценарий, предназначенный для чтения) отсылает читателя к бурным и трагическим временам Гетманщины XVII века, исполнена библейских, апокалиптических мотивов, мистики, и в то же время убедительно воспроизводит исторические реалии, детали быта украинской глубинки времен борьбы Ивана Мазепы за гетманскую булаву. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

НАТ. СТЕПЬ ВЕЧЕР

Безбрежная степь Дикого Поля, пожираемая страшным пожаром.

ТИТР: Гетманщина, лето 1687 года. После неудачного крымского похода казачья старшина, возглавляемая выходцами из правобережных «дорошенковцев» добивается ареста гетмана левобережной Украины Ивана Самойловича.

НАТ. МОГИЛА В СТЕПИ ВЕЧЕР

Древний курган посреди степи, колышущийся ковыль на склонах, приближающийся пожар.

ТИТР: Правительство временно возглавляет генеральный обозный войска запорожского городового Василь Борковский, но старшина торопится избрать нового гетмана. Среди главных кандидатур — генеральный есаул Иван Мазепа.

НАТ. ХУТОРОК В СТЕПИ ВЕЧЕР

Хата-мазанка на окраине, огородик, обнесенный тыном, за тыном виднеется пыльный шлях, степь и дымная стена на горизонте.

ТИТР: В то же время арест Самойловича вызывает недовольство среди казаков, вспыхивают бунты…

НАТ. СТЕПНОЙ ШЛЯХ ВЕЧЕР

По пыльному шляху в безбрежной степи, едва волоча ноги, бредет человек в ободранном подряснике, негожих сапогах и грязных темных шароварах. Человек заросший и в целом неопрятный, некогда стриженный «под горшок», как семинарист, но волосы отрасли и не расчесаны, возможно, и не мыты много дней, на замурзанном лице щетина. Он несет за спиной убогую торбу и пошатывается, норовя упасть. В какой-то момент его обгоняет скачущий галопом казачий разъезд, и человек, неуклюже отскочив, падает в траву на обочине, пытается встать, и его тут же тошнит. Он стоит на четвереньках в пересохшем разнотравье и издает неприятные звуки, затем наконец встает и дальше волочится по шляху. Солнце клонится к закату, к утопающей в дыму степи.

НАТ. ПРИДОРОЖНЫЙ ШИНОК ВЕЧЕР

Небогатый придорожный малороссийский шинок — потрескавшаяся мазанка, густо покрытая мхом и почерневшая соломенная стреха, конюшня на подпорках, плетеный тын очерчивает двор, под тыном лавка, очень трухлая, растет верба и тополя вдоль шляха, за шинком начинается гайок, за ним едва виднеется далекое болото. Шлях от шинка тянется в степь, пустынную, суровую и нескончаемую. Оттуда подъезжает деревенская подвода, с нее резво спрыгивает по-простому одетая крестьянка и тут же направляется ко входу в шинок.

ИНТ. ШИНОК ВЕЧЕР

Простой интерьер шинка — побеленные стены с росписью, оконца в рушниках и лавка вдоль стены, там пьют и трапезничают посполитые мужчины, за стойкой-прилавком стоит шинкарка — довольно молодая женщина-еврейка, она умело протирает чарки, при этом насмешливо, но незлобно поглядывая на посполитых, затем — уже резко и неприветливо глядит на тяжко облокотившегося об стойку приблуду в подряснике.

ШИНКАРКА: Ты долго сопеть будешь, чорт? Га?

Приблуда с трудом пытается что-то выговорить, почти не слышно за шумом, язык заплетается.

ШИНКАРКА: Та говори же, растреклятый, лихо мне на голову! (она с грохотом ставит стакан на стойку) А то проваливай, покуда цел — паны сегодня явятся на хутор, может, и сюда заглянут, или казаков пришлют. Немой ты али полоумный?

ПРИБЛУДА: Горилки пляшку дай… опохмелиться. И не горлань, шинкарочка, и так в ушах гудит.

ШИНКАРКА: Чего? Та я тебя, антихрист!..

Она замахивается на него тряпкой, но приблуда быстро кладет на прилавок золотой.

ПРИБЛУДА: Гулять у тебя буду до утра, шинкарочка…

Он тяжело оглядывается по помещению, шинкарка в это время с сомнением смотрит на новенький золотой, потом все же забирает его с прилавка и наливает приблуде чарку горилки.

ПРИБЛУДА: От это… и-ик… дело…

Он неприятно икает еще несколько раз, затем одним махом опустошает чарчину.

ПРИБЛУДА: А ты бы выпила, шинкарочка. Со мною… За упокой моей души нечистой, бес ее бери… га? Ну а не хочешь, то и… так… поговорим? Налей-ка мне еще горилки!

ШИНКАРКА (сердито, но уже не злобно): Околей еще мне тут… нечистый дух! А то ведь вправду упокоишься…

ПРИБЛУДА: Не бойся. То я так шуткую. Весело мне ныне. Как тебя зовут?

Шинкарка смотрит насторожено, но все же отвечает.

ШИНКАРКА: Ада.

ПРИБЛУДА: От. Хорошее у тебя имя, Ада. Красивое. Как украшение… с древнееврейского, я верно говорю? Тьху, черт… не помню. Может, ты не Ада, а Адам? Адам и Ада, Ада как Адам, ну только баба — верно говорю? Тьху, черт… не помню ни бельмеса. Ну так как? Налей еще мне чарку сей амброзии, будь милостива, Ада…

ШИНКАРКА: Ты закусывай, нехай тебя короста… (молчит некоторое время) Ты, видно, божий человек, ученый? Аль монах какой?

В этот миг в шинок залетает разъяренная крестьянка с подводы. Все как-то резко пугаются — даже шинкарка с приблудой, а крестьянка подлетает к столу и хватает за шкирки одного из посполитых, начинает неожиданно хлестать его по щекам.

КРЕСТЬЯНКА: Ты сколько будешь ее пить, аспид? Ты сколько… Ада!

Шинкарка выскакивает из-за прилавка, а крестьянка направляется к ней, громогласно рыдая.

ШИНКАРКА: Мотря, я тебе клянусь, не у меня он покупал, он с ними вон слигался, я им говорила…

КРЕСТЬЯНКА: Та у нас работы непочатый край, а он поехал на волах в Прилуки, где волы? Где воз?

ШИНКАРКА: Мотрона…

Вдруг дверь вновь распахивается, и в шинок входят богато одетые казаки. Кафтаны, широкие пояса, черкески и кунтуши, шапки с тумаками. Несколько тут же направляются к столу — посполитые освобождают его, крестьянка тащит мужа к выходу, боязливо оглядываясь. Казаки рассаживаются, а их атаман бросает на прилавок горсть медяков и говорит шинкарке.

АТАМАН: Вечерять у тебя будем, жидовка. Неси чем оскоромиться, да поживей!

Шинкарка кивает и дергает приблуду за рукав подрясника, говорит ему шепотом.

ШИНКАРКА: Иди в чулан за мной.

Приблуда лишь пьяно улыбается, но не идет. Шинкарка задерживается, испуганно глядя на приблуду, это замечает атаман и также переводит на него взгляд.

АТАМАН: Ты хто такой?

Приблуда продолжает пьяно улыбаться шинкарке, а атаман снимает с пояса нагайку и кладет ее на прилавок.

АТАМАН: Ты хто?

ШИНКАРКА: Приблуда это, пан атаман, не гневайтесь.

АТАМАН: Помолчи!

ПРИБЛУДА: Хорошая ты, Ада, добрая. Хоть и сердитая. От злых людей… сердитая. Я твой шинок не разгромлю… Но пить тут буду. Не серчай. Возьми вот.

Он кладет на прилавок еще один золотой. Атаман глядит с интересом на монету и резко протягивает к приблуде руку.

АТАМАН: Ану…

Вдруг приблуда каким-то еле заметным движением опрокидывает атамана на пол, тут же шатается сам, едва устояв на ногах. Ошарашенный атаман вскакивает и обнажает саблю, остальные казаки тоже поднимаются из-за стола и хватаются за сабли.

ПРИБЛУДА: Хорошая шаблюка. Дорогая. Тебе ее твой пан пожаловал?

Замечание приблуды вызывает у атамана неимоверную ярость. Он размахивается и взмахивает саблей, но необъяснимым образом промахивается и вновь падает, а сабля при этом оказывается в руке приблуды. Приблуда стоит над лежащим атаманом с его саблей в руке, атаман опасливо глядит, не рискуя встать, некоторые казаки возле стола также обнажили сабли, шинкарка прикрыла руками губы.

ПРИБЛУДА: Я говорю, хорошая шаблюка, дорогая. Но…

Он резко подбрасывает саблю и ловит ее на выставленную руку.

ПРИБЛУДА: Не уравновешенная, видишь? Клинок от другой рукояти. Без каменьев драгоценных, видно, та была, но эта тяжелее. Теперь вот норовит с ладони соскользнуть. Глупой ты.

Приблуда вновь подбрасывает саблю и ловит ее в ладонь. Атаман так же не рискует встать, казаки напряжены.

ПРИБЛУДА: Глупой и бестолковый. Зачем пришел в шинок, как будто за ясырем? Зачем людей согнал, шинкарку обругал? Вот ты на меня безоружного с шаблей пошел — чего ж не зарубил? Боялся — вот чего. Суда боялся или пана своего. И вечно с вами, лейстровыми, так. Собаки, а не люди — брешут, не кусают. У ляхов на цепи сидели, а теперь у москалей. Достал шаблюку — так руби! Шаблюка она — баба. Ей кровушки испить давай. Ты бабу у себя в светлице разбираешь, чтобы шутки пошутить? Вот и с шаблюкой так.

Он, шатаясь, поворачивается к казакам.

ПРИБЛУДА: Ховайте, хлопцы, шабли от греха. Бо порублю.

НАТ. ШИНОК ВЕЧЕР

Шинок в закатном свете, тишина, безлюдно, лишь слышно пение сверчков в степи. Внезапно дверь распахивается, из нее вылетают перепуганные казаки, некоторые без сабель, некоторые в изорванной или слегка окровавленной одежде, но раны несерьезные — царапины. Слышен отрывистый сабельный звон, и в двери падает последний казак, вскакивает и убегает, спотыкаясь. Из двери нетвердо выходит приблуда с саблей атамана в одной руке и нагайкой в другой. Он бросает саблю перед собой в траву и берет нагайку в правую руку.

ПРИБЛУДА: Я не люблю эти шабли, дурные они, как и бабы, лишь бы звенеть без толку, тьху! (смотрит на казаков) Я тут попьянствовать собрался до утра, так что идите шляхом, пока целы, и коней оставьте! Оставь, тебе сказал…

Он замечает безоружного казака, двинувшегося к конюшне, и огревает его нагайкой. Несколько вооруженных побратимов бросаются ему на выручку, но приблуда легко уклоняется от их ударов и избивает их нагайкой со страшной силой, как будто танцуя вокруг них, при особо опасных выпадах прыгая и перекатываясь в траве, лупя казаков нагайкой по ногам и подсекая подножками. В конце концов двое казаков остаются лежать в траве, едва ворочаясь, а остальные убегают. Приблуда нетвердо подходит с нагайкой в руке к тыну и смотрит на шлях, на закатное зарево над степью, затем возвращается в шинок.

ИНТ. ШИНОК ВЕЧЕР

Приблуда заходит в пустой шинок и неспешно хозяйничает там — наливает себе горилки, садится за стол и ест колбасу, вяленую рыбу, галушки. Наевшись и еще пригубив горилки, он достает из торбы люльку и табак, закуривает, курит, задумавшись, затем напевает пьяным, но красивым голосом.

ПРИБЛУДА: Та наступала черная хмара — стал дождик накрапать. Ой там собралась бедна голота до шинка гулять…

НАТ. ШИНОК СУМЕРКИ

К шинку в сумерках подъезжает целая ватага казаков. Многие из них вооружены мушкетами-янычарками и пистолями. Слышно, как приблуда поет внутри шинка.

ПРИБЛУДА: Пили горилку, пили й наливку, и мед будем пить… А кто с нас, братцы, будет смеяться — того будем бить!..

ИНТ. ШИНОК СУМЕРКИ

Приблуда сидит и поет за столом с погасшей люлькой в руке. Вдруг с улицы доносится хрипловатый и несколько квелый женский голос.

ГОЛОС: Добрый человек, выйдите к нам — поговорим!

Приблуда сплевывает на пол и вытрушивает люльку, насыпает в нее табака и прикуривает огнивом.

ПРИБЛУДА (запевая): Ой идет богач, ой идет дукач, насмехается…

ГОЛОС: Добрый человек!

ПРИБЛУДА: Молчи, короста! Дай я песню допою…

За окнами слышится какая-то суета, затем вновь тот же женский голос.

ГОЛОС: Я с вами запою, хотите?

ПРИБЛУДА (сквозь зубы): А чтоб ты сдохла! (поет) Ой за що, за що, вража голота напивается?…

Женский голос вдруг присоединяется к его, и они допевают куплет вместе.

ПРИБЛУДА (сквозь зубы): Тьху, баба дурная, перепаскудила!..

Он тяжело встает, бросает люльку на стол и берет с прилавка нагайку, идет к двери.

НАТ. ШИНОК СУМЕРКИ

Приблуда выходит из шинка с нагайкой. Он видит ватагу казаков, окружившую полукругом шинок, некоторые с обнаженными саблями, но большинство с мушкетами и пистолями, целится в него. За возами стоит горстка посполитых, среди которых — шинкарка и сварливая крестьянка с мужем. Впереди же всех, почти в центре двора, стоит не слишком высокая худенькая молодица. Одета она дорого, но сдержанно — воловьи чеботы, черная юбка с красным оборком, запаска с черной вышивкой, корсетка черная с красной каймой, сорочка с аккуратными узорами на рукавах, бирюзовые бусы на шее. Лицо у молодицы очень юное и по-девичьи красивое, лишь при этом болезненно бледное. А вокруг белого очипка обмотан и несколько щегольски закинут назад необычный черно-белый клетчатый платок.

ПРИБЛУДА: Ты чего же мешаешься, вражья паскуда? Чего? Не видишь, я пьянствую тут и пою?

МОЛОДИЦА (примирительно выставляя руки): Добрый человек…

ПРИБЛОДА: Какой я тебе, Христа душу твою йоб, добрый человек? Ты чего же, вылезла, сучья дочка? Чего? Или ты думаешь, шо если перед сотником или полковником своим ноги раздвинула, так уже и атаманша? Ты чего, же чертова сука? Чего? Куда б ты мешалася, мать твою йоб! Тебе полковнику твоему лейстровому ноги омывать… которые и в шаровары не влезают вместе с пузом. А ты в шинок метешься среди ночи и красуешься со лицарством своим? Вот я тебя, паскуду, научу смирению!..

Во время этой пьяной тирады очень гневаются казаки — некоторые из них подходят ближе или угрожающе поднимают мушкеты, но молодица реагирует иначе. Сначала она пытается сдержать улыбку, потом улыбается, а потом заливается беззвучным смехом, прикрыв губы рукой, в припадке этого смеха она, едва совладав с собой, машет казакам, и они отходят назад, опускают мушкеты. Приблуда же только в конце речи замечает произведенный эффект.

ПРИБЛУДА: Чего ж ты скалишься, глупая баба?

МОЛОДИЦА: Ой… Я уже прослышала, что вы восхитительный ритор, но это… Ох… Ха-ха! Послушайте, едемте с нами на хутор! Сейчас небезопасно на дорогах, и зачем вы будете тут пить один? У нас есть свежий мед, баранина… не откажитесь! Я приношу вам извинения за поведение моих людей, они будут наказаны, вы благородно поступили, осадив их. Но пусть шинкарка закроет шинок как годится, и мы погуляем, как люди, у нас… Ну, хотите я с вами еще спою?

Она очень приветливо улыбается своими бледными бескровными губами. Но приблуда, кажется, вовсе ее не слушает.

ПРИБЛУДА: Ты что же мелешь, потороча?… Я не люблю таких нахальных баб и зараз проучу тебя, паскуду.

Он молниеносно вскидывает нагайку, но молодица необъяснимо быстро уклоняется от удара. Он, пошатнувшись, смотрит на нее, не понимая — она так же ровно спокойно стоит, но за пару шагов от места, куда он бил.

МОЛОДИЦА (грустно): Перестаньте, заради Христа…

Еще удар — уклонение. Приблуда, рассвирепев, делает невозможно быстрый выпад, и вдруг молодица, уклонившись, как бы дергает его в движении за руку, и он котится по траве, быстро встает и на полусогнутых ногах взмахивает нагайкой, пытаясь ударить по ногам молодицу, она резво подпрыгивает и вновь отталкивает согнувшегося приблуду. Еще несколько выпадов-уклонений, напоминающих быстрый танец, и приблуда вновь в траве. Он встает и отряхивается, смотрит зло на молодицу и, перекинув нагайку в левую руку, складывает пальцы правой в некоем жесте — молодица пошатывается и тут же повторяет этот жест своей левой рукой, а правой хватается за бирюзовые бусы и начинает их медленно перебирать — бусину за бусиной.

МОЛОДИЦА (сбивчиво дыша): Перестаньте, это не смешно.

Приблуда, слегка пошатываясь, идет боком, пристально глядя на молодицу — она повторяет его движение в противоположную сторону, слегка хромая на правую ногу и все быстрее перебирая бусы. Они смотрят так друг на друга — очень напряженно и двигаются по двору шинка, очерчивая идеально ровный круг. Резкий порыв ветра проносится над шляхом — шевелит верхушки тополей. Еще порыв — очень сильный. Где-то вдали истошно воет пес. Еще один. Испуганно ржет конь.

ПРИБЛУДА (сквозь зубы): Откуда ты такая взялась?

МОЛОДИЦА (тяжело дыша): Перестаньте. Перестаньте. Пере… Хватит!

Невообразимый порыв ветра валит людей на землю, ломает кусок тына и переворачивает набок одну подводу. Этот порыв как бы возносит приблуду невысоко над землей, и он падает на молодицу — они катятся по траве, и что-то тускло мерцает в этой толоке — это бусы. Молодица душит бусами приблуду и кричит.

МОЛОДИЦА: Хватит! Хватит! Хватит! Хватит!

Приблуда хрипит, хрип перерастает в глухой стон, смерч утихает, вспышка бирюзы, приблуда вырывается и нащупывает оброненную нагайку, беспомощным движением замахивается — но молодица уже откатилась в сторону… Приблуда опускает удар в пустоту, и тут раздается выстрел, кровь взбрызгивает из виска приблуды, и он падает набок. Один из казаков, растерянный, с дымящимся мушкетом-янычаркой стоит за подводой. Ошарашенная молодица смотри на него с земли и яростно вскрикивает.

МОЛОДИЦА: Нееет!

Вскрикивая, она резко как бы толкает в сторону казака воздух одной рукой, и возникший от этого жеста страшный порыв ветра сбивает казака с ног. Молодица вскакивает на ноги и подбегает к приблуде, падает на колени возле него и поворачивает его голову, кричит, не глядя, казакам.

МОЛОДИЦА: Подводу! Коней! Горилки и чистой воды! Рушники!

Она зажимает ладонью обильно кровоточащую рану на виске приблуды и начинает шептать.

МОЛОДИЦА: Стой, кровь, в ране, как вода в Ордане, когда Иван Креститель Христа крестил, тогда рожденному, крещеному, молитвенному рабу Божьему кровь заговорил! Помоги Господи! Стой, кровь, в ране, как вода в Ордане, когда Иван Креститель Христа крестил, тогда рожденному, крещеному, молитвенному рабу Божьему кровь заговорил! Помоги Господи! Стой, кровь, в ране, как вода в Ордане…

НАТ. СТЕПЬ НОЧЬ

Пожар в ночной степи.

ИНТ. ГОРНИЦА НОЧЬ

Огонь в лампадке под деревянной иконой Богоматери с Христом-младенцем. Под иконой возле завешенного оконца лежит на постели приблуда в новой белоснежной сорочке и с перевязанной головой. На лаве под окном, сидя, посапывает Мотрона, а приблуда тихо говорит во сне, и будто от его слов пламя в лампадке еле-еле вздрагивает.

ПРИБЛУДА: фацэрэ нон… эго аутэм пэтицио… нон эст… оро… тэ обсэкро… тэ амо… вос оро атквэ обсэкро… тэ амо…

Вдруг он открывает глаза и испуганно смотрит на икону с лампадкой.

ПРИБЛУДА (тихо): Где я?

Он пытается сесть, но тут же вновь роняет голову на подушку. От этой возни просыпается Мотрона.

МОТРОНА: Ой лишенько! Лежите, зараз пани покличу…

ПРИБЛУДА: Постой…

МОТРОНА: Лежите!..

Конец ознакомительного фрагмента.