Спутница по июньской ночи

Вячеслав Викторович Сукачев, 2020

В свое время Виктор Астафьев назвал автора этой книги "дамским угодником", имея в виду его литературные пристрастия, и не ошибся. По замыслу Вячеслава Сукачева все женские образы неизбежно становятся эмоциональным и психологическим центром каждого отдельно взятого рассказа, поскольку они ему очень интересны, как писателю. Но у автора нет и не может быть отчуждения и к героям-мужчинам. Просто ему любопытны даже самые малые нюансы женской натуры. Ведь именно к женщине чаще всего сходятся все сюжетные линии рассказов: она – перекрестье любви и ненависти, красоты и предательства, она – истинная душа избранных рассказов автора.

Спутница по июньской ночи

I

Сразу за лесом, темно и плотно вставшим на пути, они свернули вправо и еще успели заметить рассеивающийся голубой дымок от выхлопных газов. Она, наверное, ничего не поняла и весело спросила:

— Куда это он покатил?

— Кто его знает, — небрежно ответил Тихон Варков.

— Но мы ведь не опоздали?

— Кажется, нет…

— Что значит — «кажется»? — встревожилась она. — Который теперь час?

— Половина шестого…

— Как?! — испуганно ахнула она, задерживая шаг и роняя в Тихона непонимающий взгляд. — Как — половина шестого? Ведь мы обещали вернуться к пяти часам…Вы шутите?

Он поднял левую руку, она судорожно шагнула и, вытягивая шею, посмотрела на циферблат. Тихон усмехнулся и молча пошел дальше.

— Но как же так получилось? — растерянно говорила она у него за спиной. — И что теперь будет?

— А что, собственно, может быть? — небрежно спросил Тихон. — Что тут особенного, если мы так и не нашли никаких ягод, про которые он нам наплел с три короба?

— Что особенного? — голос у нее срывался и падал, и в нем уже не было того удивительного малинового звона, который утром отметил для себя Тихон. — Вы его плохо знаете… Да нет, вы его совсем не знаете, если так говорите….

Они уже подошли к своему стану, где была расстелена «скатерть-самобранка», растерзанная обеденным аппетитом, и Тихон видел, что она едва сдерживает слезы, но продолжал притворяться и «ничего не замечал».

— Вы его совсем не знаете, — повторила она, безнадежно остановившись у полога яркой палатки.

Тихон взял бутылку пива, сковырнул пробку и жадно принялся пить из горлышка, скашивая глаза на ее загорелые, вполне уже женские плечи.

— Допустим, что я его не знаю, — лениво сказал он. — И что?

— Почему он уехал?

— Меня это мало интересует, — Тихон отбросил бутылку и лег на раскаленный солнцем резиновый матрац.

— Он уехал потому, что… что, — она с трудом сглотнула, высоко подняв плечи и выпрямляясь долгой спиной.

— Глупости, Лена, — он впервые назвал ее по имени. — Лучше выпейте пива и ложитесь: после такой прогулки надо отдохнуть.

— Да-а, вам легко говорить, — неуверенно протянула она. — А я знаю, что он теперь злится…

«Ничего ты не знаешь», — усмехнулся Тихон. — Но вслух сказал совсем о другом:

— А пивко-то холодное, из автомобильного холодильника.

— Тогда налейте и мне, — рассеянно попросила она.

Тихон налил и подал ей пластмассовый стаканчик.

— Хорошо, что вы с ним старые друзья, — тихо сказала она. — Вам он может поверить…

Она пила торопливыми маленькими глотками, и её мокрые зубы остро взблескивали в белой пене, и это так не вязалось с тем, что она говорила… Не выпуская стаканчик из рук, Лена встала на колени рядом с Тихоном, доверчиво глядя на него детски-порочными круглыми глазами.

— Ведь вы ему скажете, что мы честно искали ягоды, и поэтому опоздали на полчаса?

— Конечно…

— А еще лучше вот что! — она засмеялась от удовольствия, немного откидывая голову в сторону и назад. — Давайте подведем часы?

И Тихон не смог удержаться, чтобы не улыбнуться ее наивности, вот этому — «давайте подведем часы». И, подделываясь под ее тон, он весело спросил:

— А это ничего, что мы его немножко обманем?

— Ничего-ничего! — радостно захлопала она в ладоши, оглядываясь на пыльную дорогу. — Так будет лучше. — Она быстро и странно взглянула прямо ему в глаза. — Ой, вы сильно устали, да? Вы спать хотите? Я не буду вам мешать… Вы спите, а я все здесь приберу и подумаю, что мы будем есть, когда вы проснётесь, и приедет Валерик.

— О,кей, — обронил Тихон с вялых губ и прикрыл глаза.

II

Спать Тихон не хотел.

«Кой черт ввязался я в эту историю, — принялся ругать он себя, как только спрятался от Лены за броней мягких ресниц. — Валерка всегда впутывает меня в грязные истории. А я не могу ему отказать. И эта, вертихвостка, туда же… Сколько ей лет? Валерку, вообще-то, за такие дела бить надо. Но его разве побьешь: он любому в пять минут докажет, что протянуть слона сквозь игольное ушко — рядовое событие. Однако же всему есть предел и впредь надо быть с ним осторожнее. Чего доброго, можно в такую историю вляпаться… Однажды он хвастливо признался: «Я люблю наблюдать, как из девочки формируется женщина». Вот и наблюдал бы теперь сколько угодно… А женщину из нее он, конечно, сделал, — вполне! — Тихон усмехнулся, вспоминая мягкую и плавную линию плеч этой Леночки. — Здесь он преуспел, как, впрочем, и везде…»

Валерка появился у него в общежитии вчера вечером, непривычно тихий и серьезный. Полистал журналы, постоял у окна, нервно закурил и вдруг сказал:

— Тихон, я горю синим пламенем!

Тихон знал, что еще днем, на службе, Валерка никаким огнем не горел, даже наоборот — нагло посапывал за столом, уронив голову на сложенные руки. Глядя на него, ребята добродушно посмеивались. Случись такое с Тихоном, ему, наверное, просто-напросто показали бы на дверь. Валерке же все сходило с рук…

К концу рабочего дня Валерка ожил, потянулся после сладкого сна и угостил всех дорогими сигаретами. По офису поплыл тонкий, ароматный запах, и уже никто из сотрудников не думал о работе, нетерпеливо поглядывая на круглые настенные часы.

— Что, Валерка, не дали тебе ночью выспаться?

— Не дали, — искренне вздохнул в ответ Валерка.

В это время по всему пятиэтажному зданию проектно-исследовательского института звонко задребезжал электрический звонок, даруя всем его обитателям свободу вплоть до половины девятого утра будущего понедельника. Зная, что у выхода на проходной непременно образуется пробка, сотрудники опрометью кинулись вон. Вместе со всеми ушел и Тихон, хотя ему, собственно, спешить было некуда. И вот теперь, спустя несколько часов, Валерка сказал ему, что горит синим пламенем.

— Да? — недоверчиво посмотрев на приятеля, спросил Тихон.

— Не веришь?

— Почему же… А что за причина у этого синего пожара?

— Понимаешь, Тихон, она мне позвонила…

— Кто?

— Да Ленка же… Я тебе о ней рассказывал.

— Что-то не припомню…

— Ну, как же не помнишь? — вдруг разнервничался Валерка. — Она дочка Питона, короля бензоколонок… Только что закончила десятый класс. У нее еще такие, знаешь, круглые глаза…

— Та-ак, прекрасно, — Тихон зевнул и повалился на свою кровать. — Круглые глаза, это очень здорово…Только при чем здесь я?

— Слушай, — Валерка остановился возле Тихона, — ты мне друг или нет?

— Портянка…

— Я серьезно!

Да, Валерка нервничал, теперь Тихон в этом не сомневался. Даже его знаменитое самоуверенное выражение лица, с которым он шел сдавать любой экзамен, не зная страха и предмета, сейчас куда-то подевалось. Кажется, Тихон мечтал именно о такой минуте, мечтал все шесть лет их знакомства, но теперь удовольствия почему-то не испытал…

— Да ты бы не тянул, — нахмурился Тихон. — Можешь сказать мне без предисловий?

— Короче, или ты меня спасаешь, или… — Валерка сел на стул, но долго на нем не усидел.

— Ну?

— Или меня прибьют качки господина Питонова…

— И как же это я могу тебя спасти? — обеспокоился Тихон.

— Элементарно… Дело пустячное, Тиша, но весьма деликатное… В общем, Ленка позвонила мне и сказала, что у нее будет ребенок. Правда, еще никто ничего не знает, но если узнают… — Валерка горестно развел руки. — Ей ведь даже восемнадцати нет…

У Тихона от удивления округлились глаза, он, что называется, обалдел.

— Вот те раз! — воскликнул Тихон. — А я здесь при каких делах? Я ведь не врач и даже — не акушер…

— Это понятно, — отмахнулся Валерка. — Тут совсем другое…Понимаешь, мне от нее надо срочно слинять… Типа, что я там и вообще не ночевал. — Валерка натянуто засмеялся. — Встречался, конечно, у нее на это свидетелей куча, одних подруг — штук пять… Но надо это дело так повернуть, дорогой Тиша, что был-то я у нее не единственный. Что она вообще отмороженная… Только ты подожди, не заводись — не надо на меня так смотреть. — И на Валеркином лице вновь засияла его знаменитая улыбка. — Ты вначале представь ситуацию, если этот факт получит огласку… Ведь Питонов — это мафия, и мафия очень серьезная. Меня просто-напросто закатают в асфальт… Ты этого хочешь? И я — не хочу! Или, может, ты посоветуешь жениться на малолетке, у которой через пять лет сытой жизни появится второй подбородок и пожизненное тупое выражение в глазах? Или хочешь спросить — о чем я думал раньше?

— Не мешало бы узнать, — раздраженно пробурчал Тихон.

— Да все о том же, о чем все мужики думают… Ну, подставилась, а я живой человек… Короче, Тихон, от тебя зависит все!

Очень хотелось Тихону послать Валерку куда подальше, объяснить ему, что в таких делах он ему не помощник, но вместо этого он раздраженно спросил:

— Интересно, что именно может от меня зависеть?

— Тиша, все просто, как самовар. Ты, кстати, можешь даже рта не открывать — я все сделаю сам. Единственное, что мне действительно нужно от тебя, это твое присутствие на несколько часов. — Валерка подвинул стул и сел напротив Тихона. — Допустим, завтра мы втроем едем отдыхать…

— А кто третий-то?

— Ну, Ленка же эта! Допустим, мы культурненько отдыхаем, потом я вспоминаю, что забыл дома выключить газ, понимаешь? Ну, что-то в этом роде…

— Та-ак…

— Я уезжаю, а вы продолжаете культурно отдыхать. Потом я возвращаюсь, и мы культурненько дергаем домой.

— Не понял…

— Что?

— Зачем все эти приехал-уехал и так далее? Что от этого изменится?

— Многое, Тиша, многое изменится…

— Например?

— А ты не понял? — Валерка подозрительно уставился на Тихона.

— Нет, не понял…

— Ну, ты даешь! — Валерка захохотал.

— Чего ты?

— Да так, Тиша, не обращай внимания, — он взглянул на часы. — Слушай, мне надо срочно ехать… Ну, так как — договорились?

— А в чем все-таки моя роль? — так и не смог вникнуть в ситуацию слегка растерянный Тихон.

— Пока я буду мотаться домой и обратно, ты попробуй с ней поговорить…Она не совсем дура, может, и поймет…

— А что понимать-то ей надо? — продолжал тупить Тихон.

— Ну, что для ребенка еще не наступило время, что мне надо самому встать на ноги, а уже потом думать о семье. Что я и вообще довольно ветреная натура и дальше в таком же духе.

— А дома об этом нельзя поговорить?

— Да нет — нельзя, — Валерка поморщился. — Понимаешь, если ты ее не уговоришь, я сцену ревности закачу и — прощай, Леночка. Тогда меня никакой Питонов не возьмет: мне, понимаешь ли, гулящая жена не нужна и — баста!

Тихон подумал и неприязненно сказал:

— Теперь — понял… Значит, меня ты назначил на роль запасного любовника?

— Да какой там любовник! — Валерка вскочил со стула. — Какой любовник? Самая банальная ситуация: молодой человек слегка приударил за молоденькой дурочкой… Больше ничего не будет, понимаешь: ни-че-го!

— Понимаю, тяжело вздохнул Валерка.

III

— А вы спали, — сказала Лена, как только Тихон открыл глаза.

Тихон взглянул на солнце и понял, что спал он немало — не меньше часа, а то и с хвостиком: когда он ложился, солнце еще высоко стояло, а теперь уже собиралось прикорнуть на ломкую линию еловых вершин. Длинные тени от деревьев, под которыми они расположились, тянулись по луговине, воздух посерел и обмяк…

— А я поесть приготовила, — радостно сообщила Лена. — Давно все остыло, а Валерик все не едет.

«Почему я не умею отказывать? — тоскливо подумал Тихон. — Почему тот же Валерка так ни разу и не съездил со мной в деревню, хотя я его об этом просил? И ведь Валерка не просто отказывался от поездки, а делал это так, что мне и в голову не приходило на него обидеться…»

— Что мы будем делать теперь? — тихо спросила Лена.

«Собственно, я приехал отдыхать, — обозлился Тихон. — А они пусть сами разбираются и делают, что хотят… Я мог всей этой истории вообще не знать».

— А ничего мы делать не будем, Леночка, — решительно заявил Тихон, бодро поднимаясь с надувного матраца. — Сейчас я умоюсь, и мы сядем ужинать — не век же нам его ждать… Может, у него сломалась машина…

— У Валерика машина никогда не ломается, — гордо возразила Лена.

— Запудрил он тебе мозги, — сквозь зубы пробормотал Тихон и уже для Лены громко добавил: — Машины, к сожалению, ломаются у всех, на то они и машины.

Взяв полотенце, Тихон спустился к небольшому ключику, искоса наблюдая за падающим между деревьями красным солнцем. Лес в той стороне зловеще багровел, и на душе от этого у него стало как-то тревожно и неуютно.

Сняв футболку, Тихон неторопливо умылся по пояс, растерся полотенцем и почувствовал себя бодро и хорошо. Теперь уже и ситуация, в которую он попал благодаря Валерке, не казалась ему столь мрачной и унизительной.

Пока он умывался, солнце пропало за деревьями, и лишь тонкая полоска неба всё ещё яростно багровела над горизонтом…

— Тихон, где вы? — неожиданно услышал он встревоженный голос за спиной.

Тихон оглянулся и разглядел Лену на невысоком срезе косогора.

— Здесь я…

— Вы скоро, а то я боюсь, — голос у нее дрожал, и Тихон невольно подумал, что она и в самом деле совсем еще девчонка.

— Иду… Только чего же вам бояться? Кругом такая тишина и благодать, — неожиданно ударился в лирику Тихон.

— Мне от тишины вашей как раз и страшно… Даже уши закладывает, а вас все нет и нет. Я и подумала…

— Что? — он уже поднимался к ней на косогор.

— Подумала, что и вы от меня сбежали…

— Куда я от вас сбегу?

— Не знаю.

— Да и кто это от вас сбежал? — спохватился Тихон. — Не пройдет и часа, как он будет здесь.

— Вы так думаете?

— А чего тут думать — никуда он не денется, приедет…

Костерок она запустила, и он лишь слабо пульсировал в наступающих сумерках. Да и вообще, как вдруг почувствовал Тихон, от их стана повеяло удручающим холодком неустроенности, так что и в самом деле можно было забояться.

— Что же вы за костром не уследили? — упрекнул Тихон.

— Я думала, что нам дров не хватит, — виновато ответила Лена.

— Дров — море! Здешними дровами можно целый поселок обогреть, — наставительно заметил Тихон. — Надо только не лениться.

И он, почувствовав неожиданный прилив энергии, взялся за дело.

Через полчаса ярко пылал костер, надежно высилась объемистая куча дров, а сами они сидели на удобных чурках возле «скатерти-самобранки».

IV

— За что же нам выпить? — спросила Лена, заглядывая в свой пластмассовый стаканчик.

«За то надо бы выпить, — брюзгливо подумал Тихон, — чтобы ты впредь умнее была».

Он и вслух попытался выразить эту гениальную мысль, но запутался в словах, которыми собирался упрекнуть Лену, поэтому смущенно закончил:

— В общем, за лучшую половину человечества!

— Вы это серьезно? — она внимательно посмотрела на него.

— Вполне, — Тихон сделал вид, что ему надо поправить костер и потянулся к головешке.

— Спасибо, — догнал его голос Лены, в котором Тихону почудилась легкая насмешка.

Они выпили, и Тихон сплеснул остатки водки из стаканчика в костер. Закусили вначале свежими огурцами, потом бутербродами с колбасой и сыром.

— Вы проголодались? — спросила Лена.

— Да нет, не очень, — соврал почему-то Тихон.

— Тогда мы еще немножко подождем Валерика, хорошо?

— Хорошо…

И вот так странно, «Валерик», называла она его.

У Тихона от выпитой водки стало спокойнее на душе, и он уже с любопытством присматривался к Лене. Ему хотелось понять, за что она полюбила Валерку, чего особенного в нем нашла, если решилась на такое… Ведь за свои семнадцать лет она наверняка не раз с парнями встречалась и ничего, а встретила Валерку и — готово… Что в нем, Валерке, такого? Грудь впалая, ручки тонкие, не мужик, а… Да что там говорить — сын каменных джунглей. А вот, поди ж ты, — девкам спуска не дает…

— О чем вы думаете, Тихон?

— Да так, — смутился Тихон, — ни о чем…

— Расскажите о себе, — вдруг попросила Лена, да таким тоном попросила, такие малиновые подголоски вдруг зазвенели, что Тихон удивленно уставился на нее. — Вы ведь к нам из деревни приехали, да?

— Из деревни, — Тихон перевел дыхание и впервые подумал, что Валерке давно пора возвращаться. Он потянулся за бутылкой и налил в стаканчики поровну, хотя перед этим думал, что надо бы ей наливать поменьше.

— И вы не скучаете? — она открыто и доверчиво смотрела на него детски-порочными глазами.

— Почему же — скучаю, — сдержанно ответил Тихон и поднял свой стаканчик.

Они выпили. Потом, чуть позже, Тихон заметил, что Лена отпила лишь половину, и в душе порадовался за нее.

— А почему вы остались в городе? — настойчиво продолжала допытываться Лена, закуривая и морщась от дыма.

«В самом деле — почему? — задумался Тихон. — Привык к городу за пять лет учебы в институте? Так к деревне-то мне привыкать не надо, я там родился, вырос, однако же, деревню свою бросил, живу в общежитии. Кто его знает — почему…»

— Наверное, психологический фактор свою роль сыграл, — по-ученому ответил Тихон.

— Как это?

— Да так… Я все детство и потом, когда уже в школе учился, особенно — в старших классах, о городе только и слышал. Все говорили, что там не надо вкалывать, как в деревне, по двенадцать часов в сутки. О тех, кто уехал в город и там устроился, отзывались, как о счастливчиках… Так вот и готовили во мне будущего горожанина…

Лена, казалось, внимательно слушала, задумчиво и серьезно глядя на Тихона. Но в одну из пауз она неожиданно сказала:

— Вы знаете, Тихон… Конечно, извините меня…

И он, вначале непонимающе уставившись на нее, вдруг густо покраснел и поспешно отвел глаза.

— Вы немного проводите меня? А то там так темно и страшно, — капризно пожаловалась она, поднимаясь со своего сиденья.

А ночь и в самом деле таинственно и настороженно поджидала их, и стоило сделать несколько шагов от костра, как она ожила непонятными звуками, дохнула в лицо ощущением чьего-то незримого присутствия. И вначале вполне естественным показалось Тихону, что Лена судорожно схватила его за руку, прижалась, путая и сбивая шаг. Он почувствовал ее дыхание где-то у самого уха и не сразу различил ее слова:

— Только не уходите далеко, пожалуйста, — попросила она. — Я умру от страха, если вы уйдете…

От темной ночи и прикосновения Лены, от ее шепота и запаха волос, значение слов становилось как бы шире, вбирая в себя и еще что-то, лишь подразумевающееся в интонациях голоса, в деталях этой неожиданной ситуации…

— Я не уйду, — хрипловато пообещал Тихон. — Я здесь постою.

— Спасибо… Ой, до чего же темно, — она растворилась в ночи, но продолжала говорить: видимо, ей было легче переносить страх при звуках собственного голоса.

А Тихон, слушая ее удаляющийся голос, вдруг со всей определенностью понял, что каким-то образом уже связан с этой молоденькой девочкой, что невидимые нити протянулись от нее к нему, и уже невозможно не реагировать на эту призрачную связь. И опять он подумал, что Валерке самое время вернуться, но подумал как-то вяло и отстраненно, лишь слегка удивившись тому, что Лена вдруг перестала вспоминать о нем, своем «Валерике». Чем это объяснить — он не знал, но сладкая тревога, томительное ожидание чего-то тайного, что обещала ему слепая, беззвездная ночь, прочно поселились в нем…

— Вы не ушли? — Лена была где-то совсем рядом, на выходе из ночи, и Тихон, напрягая зрение, потянулся к ее голосу.

— Здесь я…

— Фу, слава богу, — облегченно вздохнула Лена, вырываясь из ночи и цепко хватаясь за руку Тихона. — Теперь ведите меня, — она засмеялась, видимо, от удовольствия благополучно пережитого страха.

Когда они вернулись к костру и Тихон не без сожаления почувствовал, как отпустила его пальцы маленькая, теплая рука, он счел необходимым напомнить своей спутнице по июньской ночи о тех реальных вещах, которые, казалось бы, он и она никак не должны были забывать.

— В самом деле, пора бы ему уже вернуться, — ворчливо сказал он.

— Я же говорила, я говорила вам, что он разозлился, — горячо откликнулась Лена. — Мы опоздали на полчаса, и он завелся… Вы ведь не знаете, как он ревнует меня к каждому столбу, — с плохо скрываемой гордостью добавила она. — А тут вдруг я с интересным мужчиной задержалась на целых полчаса…

Она и еще что-то говорила, доверчиво и беззащитно взглядывая на Тихона, ища у него поддержки и сочувствия. А Тихон из всего потока ее слов отметил только два обстоятельства: то, что она назвала его «интересным» мужчиной и что Валеркин план, кажется, благополучно осуществляется…

Они выпили еще по одной стопке, наконец-то съели приготовленные рожки по-флотски, побаловались чайком, а там Лена протяжно зевнула, и стало понятно, что пора на покой.

— Что, спать будем? — буднично спросила она, небрежно сваливая в одну кучу немытую посуду и остатки продуктов. Перехватив удивленный взгляд Тихона, улыбнулась и вопросительно сказала: — Посуду я завтра помою, ладно?

Тихон поднялся и пошел от костра.

Прежняя темная ночь обступила его со всех сторон, и лишь Венера слабо брезжила из глубин космоса, пристально и бесстрастно наблюдая земную жизнь. И что ей было до какого-то там Тихона и его переживаний, связанных с семнадцатилетней беременной девчонкой, волею случая оказавшейся соучастницей его загородного одиночества.

V

Вернулся Тихон примерно через час, когда костер окончательно погас и лишь угли смутно просвечивали из золы. Полог в палатку был прикрыт, и там, за этим пологом, стояла такая тишина, словно бы в палатке никого не было. Осторожно обойдя оставшуюся кучу дров, Тихон нашел свой рюкзак и удивленно застыл над его неожиданной пустотой. Он пошарил вокруг, но спальника не было, и в это время из палатки его окликнула Лена:

— Тихон, это вы?

— Да…

— Боже мой, что же это вы такое делаете? — горячо и обиженно прошептала Лена, и Тихон представил, как сузились ее горячие карие глаза, пересеченные вертикальными, как у кошки, зрачками.

— А что я делаю? — напугался Тихон…

— Где вы пропали? — голос у нее стал капризно-плаксивым. — Разве можно так: ушли, бог знает куда, и оставили меня одну. А я что только не передумала за это время… Тут кто-то все время скребется возле палатки и нюхает — я думала, что с ума сойду… Больше не делайте так, хорошо?

— Хорошо, — Тихон и в самом деле почувствовал себя виноватым.

— И приходите скорее… Я ваш спальник сама из рюкзака достала… Это ничего?

— Н-ничего, — Тихон растерянно выпустил рюкзак, и он с шорохом упал на землю.

— Вы слышите? — встревожилась Лена. — Что это?

— Рюкзак упал, — севшим голосом откликнулся Тихон.

— Идите же скорее! — нетерпеливо приказала Лена. — А то я ни за что не усну. — Она тихо засмеялась: — Или вы меня боитесь? Не бойтесь — я не страшная, да и постелила вам в самом уголочке…

— Я не боюсь — чего мне бояться? — пробурчал Тихон, на самом деле едва справляясь с дыханием, едва проталкивая слова сквозь пересохшие губы. — Мне что-то пить хочется… Вы чайник куда поставили?

— Чайник? — удивилась Лена. — Да зачем вам чайник, выпейте лучше пива…

И он с радостью ухватился за эту мысль. Отыскав бутылку, Тихон запрокинул голову и опорожнил ее на одном дыхании. Потом, смиряя удары сердца, прислушался: Тихону было сладко и тревожно медлить именно в эти минуты, когда он уже почти наверняка знал, что произойдет дальше…

— Ну, где же вы там?

— Иду, — сухими губами проскрипел Тихон, и как бы со стороны увидел себя и в самом деле идущим к пологу палатки, тяжело темнеющей от выпавшей росы.

— Только хорошо закройте палатку, чтобы мы утром не замерзли, — попросила Лена, и Тихон про себя отметил, как интимно и многозначительно звучит это «мы».

По голосу он определил, что она лежит в левом углу и, пересиливая что-то в себе, ломая это что-то, полез в правый угол, уже стыдясь и спазм, перехвативших горло, и лихорадочного стука сердца.

— Где вы? — он почувствовал, как ее рука шарит в темноте. — Я боюсь одна… Мне хол-лодно…

И столько наивной беспомощности прозвучало в ее голосе, так он был прост и греховен, такие малиновые подголоски послышались в нем, что Тихон, до боли сжимая зубы и крепко жмуря глаза, с коротким, беспамятным стоном посунулся в ее сторону, обнимая и притискивая к себе мягкие, податливые плечи.

VI

— Ой-ой-ой! — смеясь, говорила она. — Какой же вы, Тихон, медведь… У меня все прямо болит, особенно вот здесь и здесь…

Она взяла его покорную руку и бесстыдно показала эти места.

— Какой-то вы тяжелый, как мешок.

Тихон, разметавшись на спине, счастливый так, как может быть счастлив мужчина после первой близости с понравившейся женщиной, блаженно улыбался, готовый на все ради этого полузнакомого и греховно-родного для него теперь существа.

— Тихон, вы почему молчите? — насторожилась Лена.

— Да просто так, — мечтательно улыбаясь, ответил он.

Видимо, она почувствовала состояние Тихона, слегка придвинулась и опустила голову на его грудь.

— Тихон, вам было хорошо со мной, да?

И он, чумея от ее детской непосредственности, показавшейся ему вполне естественной, крепко и благодарно обнял Лену, жадно вдыхая горьковатый запах дыма от ее растрепанных волос.

— Д-да! — сквозь стиснутые зубы горячо прошептал он…

— Ой, Тихон, уже светает, — устало сказала она под утро, мягко, но настойчиво освобождаясь от его объятий. — Ночь пролетела, а мы так и не поспали…

— К чёр-р-рту сон! — приподнимаясь на локте и силясь разглядеть ее лицо, решительно объявил Тихон. — Разве можно спать в такую ночь?!

— А Валерик? — вдруг спросила она. — Вы забыли? Он же сразу поймет, что мы с вами не спали всю ночь…

— Валерик? — машинально переспросил Тихон и громко захохотал. — К черту твоего Валерика! Пусть приезжает и смотрит сколько угодно… Вал-ле-е-ерик, — передразнил он.

— Что вы этим хотите сказать? — сразу насторожилась Лена, и Тихон почувствовал, как напряглась и отдалилась она от него. И еще его неприятно удивляло, что она упорно говорит ему «вы».

— Лена, Леночка! — Тихон порывисто сел на своем спальнике. — Хотите все начистоту?

— Конечно! — живо откликнулась она.

— Ведь мы с вами здесь не случайно…

— Как это? — удивилась Лена.

— Да так… Только, чур, в обморок не падать.

— Со мной этого не произойдет, — твердо пообещала Лена, еще немного подвигаясь — теперь уже от Тихона, и удобнее устраиваясь где-то там, у себя в углу.

— Вот и отлично! — Тихона все еще не покидало приподнятое, по щенячьи восторженное настроение. И он рассказал ей все, даже о самом последнем предложении Валерки — немного поволочиться за молоденькой девчонкой… Наконец, он умолк, ожидая реакции Лены на свои слова, но она безмолвно лежала в своем углу.

— Лена, вы спите? — не выдержав, спросил Тихон.

— Нет, конечно, — спокойно ответила она и, немного погодя дрогнувшим голосом добавила: — Я всегда знала, что Валерик — хорошее трепло… Но он все равно классный… Правда, Тихон?

Тихон опешил. Он даже не нашелся, что ответить на это. Он ожидал, что на Валеркину голову сейчас же посыпятся угрозы и проклятия, и даже приготовился слегка защитить его, поскольку чувствовал не бескорыстность своего рассказа, и вдруг вместо всего этого — «Валерик все равно классный», да еще и сказанное убийственно спокойным тоном. И он, теряясь от неожиданной реакции Лены, совершил еще одну глупость, спросил ее:

— А как же теперь с этой… ну, беременностью?

— А никак! — легко ответила Лена и вдруг засмеялась: — Пусть вас это не беспокоит, Тихон. Зачем вам это? Мы с Валериком сами разберемся…

— Да мне-то что, — окончательно глупея, и с ужасом понимая, что Лена неудержимо отдаляется от него на невозвратное расстояние, пробормотал Тихон. — Я это только так спросил, для твоей же пользы…

К стыду своему он вдруг понял, что эта семнадцатилетняя девочка или в сто раз умнее его, или же сам он безнадежно отстал от современной молодежи, которая, в отличие от него, не только другую музыку слушает, но и живет по-другому. Именно из-за этого отличия Лена вдруг стала ему еще дороже и ближе: до горячего жара в груди, до пощипывания в глазах. Тихон тяжело подался к Лене, уткнулся головой в ее мягкий, теплый живот и бессвязно забормотал:

— Лена, Леночка… Я вас… Я все для вас… Я никогда не вспомню… Мы вместе все забудем. Леночка, поедем со мной… У нас хорошо, честное слово… У нас дом большой, под железной крышей. А если отдельно захочешь — пожалуйста: главному электрику всегда квартира найдется… Лена, Леночка, — бормотал Тихон, постепенно поднимая голову все выше, чувствуя, как не сразу, но начинает реагировать на его слова Лена, как медленно и неуверенно гладит она его жесткие волосы, изредка вздрагивая хрупким телом. — И никто не узнает, от кого у нас родится этот ребенок… Я детей люблю, Леночка, мне все равно — чей он там… Я буду знать, что он твой, и этого мне достаточно…

— Зачем, Тихон, зачем? — целуя его в губы, взволнованно ответила Лена. — Я же люблю Валерика… Я его очень-очень люблю, разве вы этого не понимаете? — Она сильно и требовательно потянула его к себе. — Тихон, Тихон, — смеясь, шептала она, — какой вы большой и глупенький… Нет, честное слово…

VII

Окончательно рассвело и дневные ощущения совсем не походили на ночные. Опустошенный и жалкий, Тихон уныло лежал в своем углу, стыдясь повернуть голову в сторону устало разметавшейся во сне Лены. Как ни старался, он не мог определить свое теперешнее состояние: с одной стороны, он был счастлив и мог, при желании, еще усилить это счастье, а с другой — Тихон отлично понимал зыбкость и временность этого счастья… Но еще больше угнетало Тихона сознание, что никакой силой он не в состоянии удержать эту девочку возле себя. Сейчас это сознание только зарождалось в нем, и Тихон с ужасом думал о том часе, когда оно достигнет вершины… Вот она, лежит рядом, загорелая, красивая, и он волен делать с нею все, что угодно, и в то же время он совершенно не властен над нею. Как это понимать? Как объяснить?

Тихон болезненно сморщился, непроизвольно раскачивая головой.

— Что с вами, Тихон? — сонно спросила Лена.

— Ничего…

— Вы все?

— Что?..

— Больше ничего не хотите?

Он хотел… Он очень хотел придушить ее сейчас же, немедленно, но вместо этого холодно и раздельно ответил:

— Я… больше… ничего… не хочу…

— Знаете, тогда вам лучше перебраться к костру.

— Почему это?

— А вдруг Валерик приедет? Вы вместе со спальником там устройтесь и поспите, а я здесь посплю… Хорошо?

Тихону так хотелось закричать: к черту Валерика! К черту этого приторного бабника… И спросить ее, неужели она не видит, кто такой на самом деле Валерик? Но ничего этого он спрашивать не стал, смутно догадываясь, что все слова и вопросы будут напрасными…

— Приятного сна, — с плохо скрываемым раздражением пожелал Тихон.

— А-а, это еще вы, — с трудом приоткрыла она глаза. — Спасибо…

Он выбрался из палатки в тот самый момент, когда солнце показалось над гребнем далеких гор. И было это вспучившееся из небытия светило таким чистым и ярким, так молодо и энергично взбиралось оно по невидимой паутинке в синий простор небес, что Тихон на мгновение забыл о всех своих ночных переживаниях. А еще через секунду ему нестерпимо захотелось, чтобы и она, эта так и не понятая им молоденькая девочка, увидела несравненное чудо — рождение нового дня. Бросив спальник у серого пепелища костра, Тихон вернулся к палатке и, откинув полог, позвал ее:

— Лена, вы спите?

–…

— Лена, проснитесь на минутку…

— Что такое? — не открывая глаз, возмущенно прошептала она.

— Вы только посмотрите, какой на улице рассвет! Вы, верно, никогда не видели такого, — Тихон даже не заметил, как вновь перешел на «вы». — Лена!

— Слушайте, Тихон! Идите вы вместе с вашим рассветом знаете куда… Я спать хочу, вы это понимаете или нет? — со злой плаксивостью проговорила она и отвернулась в угол палатки.

И Тихон в растерянности отступил.

С каждой минутой солнце набирало силу, и пока Тихон расстелил спальник, положив под голову рюкзак, оно, огромное и красное, тяжело повисло над горизонтом. И чем выше поднималось оно, тем меньше и ослепительнее становилось, довольно быстро иссушая росу на пологе палатки.

VIII

Тихон открыл глаза и рывком сел в спальнике. Тяжело переводя дыхание и слыша гулкие удары собственного сердца, он вначале увидел блестящую никелем машину, а потом уже смеющегося Валерку, стягивающего с себя майку.

— Ну, брат Тихон, ты и спишь! — удивился Валерка. — Поднимайся, несчастный, и смотри, что я привез… — Валерка выволок из багажника огромный полосатый арбуз и выжидающе уставился на Тихона. — Ну и как?

— Здорово, — Тихон полез из спальника, не в силах встречаться с Валеркиным взглядом.

— Знаешь, сколько он весит? — гордо спросил Валерка, вслед за арбузом извлекая из хозяйственной сумки обильную снедь…

«Неужели он и в самом деле ее не любит? — сворачивая спальник, думал Тихон. — Неужели он не видит, какая она! Приехал и рассказывает мне про арбуз. Ему и дела нет, что мы вдвоем провели здесь ночь… Да, наверное, не любит… А она его? Вот такого, узкоплечего, без единого волоска на груди, в смешно сидящих на нем плавках? Черт их тогда поймет, баб этих, если они таких вот любят».

— Что ты такой квёлый? — вдруг заметил Валерка настроение Тихона.

— Не выспался.

— А ты что, здесь, у костра, всю ночь кемарил? — удивленно спросил Валерка.

— Ну, а где же еще…

— Вот чудак! — Валерка захохотал. — Рядом палатка, все триста двадцать удовольствий, а он у костра загибается… — Валерка вдруг понизил голос и кивнул на палатку: — Ну и как она?

— Что? — Тихон невольно вздрогнул.

— Как она, говорю, реагирует?

— А никак… Женить тебя хочет на себе, — с мстительным удовольствием ответил Тихон. — На меньшее не согласна…

— Да ну! — Валерка нахмурился. — Так и говорит?

— Примерно…

— Вале-е-е-рик, — послышался тягучий, обрадованный голос из палатки, — ты уже приехал? А почему не идешь ко мне-е?

— Ладно, брат Тиша, — разводя руки, прошептал Валерка, — потом договорим…

— Иди-и сюда, — томно позвала Лена, — я соску-у-училась…

Тихон побледнел и быстро пошел вниз по косогору, по которому всего несколько часов назад поднимался вместе с Леной. Он не хотел, но все-таки думал о том, что сейчас происходит в палатке, втайне не веря, не в силах поверить в то, что Лена с Валеркой может быть такой же, какой была с ним…

Тяжело усталый, нисколько не взбодренный холодной ключевой водой, Тихон медленно и неохотно возвращался к стану. Солнце, взбираясь все выше по невидимой нитке-паутинке, начинало припекать, и Тихон машинально определил, что теперь никак не меньше одиннадцати часов утра. Постепенно стихали голоса утренних птиц, лишь сизый дрозд настойчиво продолжал выводить свою мелодию, да далеко в лесу дважды прокуковала кукушка.

–Ты где пропал, брат Тихон? — недовольным голосом встретил его Валерка. — Мы тут давно все приготовили, слюнки пускаем, а он… Давай, садись скорее!

Тихон подсел к «скатерти-самобранке», стараясь находиться пообочь от Лены, чтобы не встречаться с нею взглядом, и вообще — не видеть ее счастливое, улыбающееся лицо.

— А Ленка на тебя обижается, — сказал Валерка, разливая сухое вино в стаканы.

Что-то внутри Тихона охнуло и оборвалось, и он поспешно отвернулся, якобы удобнее устраиваясь у стола…

— Говорит, — продолжал безмятежно-довольный Валерка, — что ты мало внимания ей уделял, все убегал куда-то… Что же это ты, брат Тиша, женщину одну посреди ночи бросаешь? Нехорошо… А вообще-то, — вдруг покосился на Лену разговорившийся Валерка, — кто вас знает, чем вы тут на самом деле занимались, пока я машину ремонтировал? Но это — потом… С этим я отдельно разберусь… А сейчас — давайте выпьем… Давайте выпьем за настоящую дружбу и любовь! — с пафосом воскликнул Валерка, чокаясь стаканчиком с Леной и Тихоном…

— А со мно-ой?

Тихон вздрогнул от неожиданности, оглянулся и встретился с прямым взглядом круглых смеющихся глаз. Какое-то странное выражение этих глаз на мгновение словно бы загипнотизировало его. И лишь потом, много позже, Тихон понял, что за долю секунды он в ее вертикальных зрачках успел разглядеть улыбчивую насмешку, которой его спутница по июньской ночи как бы говорила: мы-то с вами хорошо знаем, как все было на самом деле, но никогда и никому об этом не расскажем…

Запрокинув голову, Тихон одним махом выпил вино, с презрительным любопытством прислушиваясь к тому, как что-то истончается и стекленеет у него в душе.