Мемуары шпионской юности

Вячеслав Гуревич

Леонид работает на ЦРУ. Аня работает в советском посольстве. Он ее вербует – или это она его вербует? Короче, они друг друга вербуют. И влюбляются. Молодые же! Добром такое не кончится, особенно когда Леня нечаянно затягивает резидента КГБ в когти Сатаны.Данная книга – это беллетристика, а не пропаганда наркотиков-алкоголя-сигарет (НАС). Она содержит сцены незаконных актов, но это художественный вымысел, а не призыв нарушать закон. Автор осуждает НАС. Если у вас проблемы, обратитесь к врачу. Книга содержит нецензурную брань.

TWENTY-ONE

Кафе-мороженое «Метелица» на Новом Арбате. Бомонд в сборе: от студенток МГУ, жадно наполняющих табачным дымом свои цыплячьи легкие, до теток из Пензы и Сызрани, наслышанных о красивой жизни и выдохшихся от беготни по ГУМам-ЦУМам за польскими плащами. Были и шлюхи в поисках командировочных, которые не попали в ресторан «Арбат» или же были отпугнуты ценами и теперь забились сюда по ошибке (ни водки, ни котлет, а только коктейль «Ракета» и мороженое «Ленинское»). Были кавказские люди в больших мужских компаниях, отпускающие комментарии в адрес проходящих фемин и с нечеловеческим усилием сдерживающие себя от физических действий. Была и фарца, естесно, красуясь в трофейных шмотках, щелкая зажигалками Bic и угощая шалав «Филип-Моррисом» из коричневых пластиковых коробок, — о, круче не бывает! И все, все они сидели с томно-презрительным видом, посасывая через соломинку приторнейшие «коктейли» «Ракета» или «Шампань-коблер», где на кило сахара приходилась капля алкоголя. Если кто еще живой, у всех диабет.

А что я там делал? Я как всегда, а что такое «как всегда»? Я искал ее, одну-единственную — скажем, выпускницу Томского пединститута, с глазами, сияющими как лучи солнца в майский день, и смехом мелодичнее моцартовой флейты, и душой такой чистой и незатронутой всем этим дерьмом… когда кафе закрывалось, я иногда уходил с кем-нибудь — например, с Женечкой, которая верила в романтические чувства не больше, чем в снежного человека, реагировала на меня хриплым прокуренным смехом и ложилась со мной, потому что надо быть с кем-то рядом, и она знала, что я ее не обижу. Что бы ни. Если бы только она столько не курила. Но все дымились, как мартеновские домны, особенно когда были «Мальборо» или хотя бы индийские: продвинутость нуждается в демонстрации.

В «Метелице» всегда были красивые девочки, но Аня Чапайкина выделялась еще как. Как она вышагивала к танцпятачку; где там Дому Моделей. Ничего на ней не было такого: просто обтягивающая алая юбка (впоследствии я узнал, что это творение «Диора» именуется «карандаш») и светлая рубашка «баттон», но все это было явно несоветского происхождения, и на ней выглядели естественнее некуда — не по «Метелице» вышагивала она мимо цокающих языком золотозубых кавказцев, а по Амстердаму, по Милану… Она шла прямо по канату, по незримой черте между шлюхой и сексуальной девушкой — черты, по которой все хотят пройтись, но мало у кого это получается.

— Нравится, да? Особенно это выражение ее: фу-ты ну-ты, ноги гнуты…

Женя была по-своему права. Аня действительно смотрела на мир сверху вниз, но я это видел по-другому: она боялась запачкаться. Принцесса на окраине: каждую минуту какой-нибудь козел мог сунуться волосатой рукой в разрез ее юбки или по крайней мере уронить на нее мороженое.

Пока я лениво проигрывал в голове варианты подхода, Женя уже сбегала к подруге за соседним столиком и принесла в клювике готовое досье.

— Не по Сеньке шапка, чувак, — заявила она с противной ухмылкой. — Моя подруга Ленка Сечина с ней в школе училась. Говорит, ее папаша — большая шишка, типа генерал КГБ, а ходит она в МГИМО, а ты невыездной — сиди и не рыпайся!

«Генерал КГБ, ага», — хмыкнул я. Послушать баб, на каждом углу генерал КГБ из черной «Волги» вылазит. Впрочем, нет дыма без огня. Не генерал, так полковник. Знавал я мгимошников; они таких, как я, на пушечный выстрел. Эти юнцы живут с сознанием собственной избранности и одновременно в состоянии постоянного страха, что с ними случится что-нибудь такое страшное, что папиного положения не хватит, чтобы их вытащить, — и адье, Парыж, здравствуй, Улан-Батор!

И я не стал рыпаться.

Так что Аня меня не видела. Она вообще никого не видела. Все, что она видела, были сияющие огни Нового Света. Она не знала, что ее жизнь сведется к шаттл-автобусу из посольства в общагу.