Арсений Бабочкин. Повесть

Вячеслав Пешков

После разгрома банды Антонова на тамбовщине ещё оставались раздробленные отряды головорезов, разбежавшихся по ближайшим сёлам. Они внезапно нападали, на только что образовавшиеся колхозы, грабили их, а коммунистов безжалостно расстреливали.Эта история рассказывает об одном человеке, коммунисте, который оказался среди бандитов.С помощью своей возлюбленной, дочери бывшего помещика, он смог спасти от неминуемой гибели своих товарищей.

Глава 3

Посмотрев холодным взглядом на Филимона, Игнат задумался. В его голове был полный туман, завеса, мысли путались.

— Это как же понимать тебя Филимон, с какой стороны не посмотри, всë получается, что советская власть, ну, не то чтобы плохая, а прямо хорошая, всем народом уважаемая. Это что же, может ты меня за неë сагитируешь?

— А ты на меня так не смотри Игнат, не смотри, своим устрашающим взглядом, меня этим не испужаешь. Я своё прошёл, испытал все прелести советской власти не хуже тебя. В своë время, у меня было всë, земля, мельница, много крестьян на меня работало, сам ведь знаешь, чего тебе рассказывать. Уважали меня Игнат, уважали, аж в самой губернии меня знали, да чего уж там, сам генерал-губернатор приглашал меня поохотиться с ним.

Филимон на несколько секунд замолчал, достал носовой платок из кармана и вытер слезу.

— Эх, Игнат, Игнат, ты не представляешь как мне сейчас больно, — продолжил Филимон, — ты даже подумать не можешь, сколько я потерял, как мне сейчас плохо.

— Ладно, Филимон, ладно, я всё знаю, мы же с тобой давно дружим и знаем друг друга, чего уж там.

Ты вот что, скажи мне на милость, чего тогда защищаешь эту власть, что ты всё время стараешься преподнести еë с такой стороны, как будто от неë тебе польза какая?

— Защищаю? — Удивился Филимон. Он взял в руки стакан с налитым до половины самогоном и выпил. Потом подержал варёную картошку в руке и положил еë обратно в чугунок.

— Слово-то, какое подобрал, защищаешь, нет, Игнат, не защищаю я еë, не защищаю. Ты ведь сам посуди, как-то надо далее проживать, другой власти не будет, а значит, приходится смириться с тем, что есть.

— Смириться, ах, вот оно что, нет уж дорогой Филимон, нет.

— Наташка — Громко крикнул Игнат. — Наташка! Чëрт тебя побери.

— Ну чего ты кричишь, чего? — В горницу вошла Наташа.

— А-а-а, вот она красавица моя, — с улыбкой сказал Игнат. — Вот Филимон, ну ты посмотри какая невеста а. Эх, жениха бы сыскать ей хорошего, да где же теперь его найдешь, ну да ладно.

Ты вот что Натаха, слазий-ка в погреб, да принеси ещё огурцов солёных, только пошустрей, слышишь, пошустрей.

— Хорошо отец, сейчас принесу.

— Красавица выросла, прямо вся в мать, — посмотрев ей вслед, сказал Филимон.

— Это точно, на мать она очень похожа, это всё что у меня осталось, самое дорогое Филимон, самое дорогое.

— Так что ты там говорил, смириться с властью, — далее продолжил Игнат. — Это вот с этой властью, которая нас лишила всего, и тебя и меня? Та, которая лишила её будущего, — он показал пальцем в сторону ушедшей дочери.

— Никогда! Слышишь Филимон, Ни-ког-да! — И ударил по столу кулаком так, что чугунок с картошкой чуть не опрокинулся.

— Да-а-а, твоя правда Игнат. И ведь мало того, последнее отбирают, вон у Бородочëвых говорят, всё семенное зерно выгребли, и даже не постеснялись, а ведь у него пятеро детей, чем он их теперь кормить-то будет? А у Бородина, быка со двора увели, говорят в колхозе-то он нужнее.

— Так, люди говорят это ещё не всё, это только начало. На колхозном собрании председатель обещал со своей бандой ещё по селу пройтись, да в погребах покопаться. Тьфу, вот заразы, — выругался Филимон.

— Ты Игнат лучше скажи, что делать?

— А-а-а! Вот с этого надо было и начинать Филимон, а то гляди, смириться с властью, да какая эта власть, проходимцы, крохоборы, бандиты.

— Да не кипятись ты Игнат, — Филимон придвинулся поближе к собеседнику.

— Ты хотел что-то сказать?

Игнат замолчал, пыл с него немного спал. Он посмотрел в окно, опасаясь, что его кто-нибудь услышит, хотя поблизости никого не было. Настала небольшая пауза.

— Я слыхал тут от людей, говорят, мятеж был в уезде.

— Мятеж? — Филимон посмотрел на Игната.

— Да, проезжие казаки говаривали. А ещё, слыхал, сам Антонов его организовал, а теперь говорят, что он где-то в лесах прячется и в отряд к себе мужиков набирает.

— Антонов? — Это кто ж такой? — Спросил Филимон.

— О-о-о, это милиционер ихний, самый главный в уезде.

Тут вошла Наташа, в руках она держала огурцы, сразу запахло укропом и пряностями.

— Сама что ли, огурцы-то делала? — Филимон взял один огурец и откусил, — Ого! Вот это да! Это просто необыкновенный вкус. Так спрашиваю, сама солила?

— Да сама, сама дядя Филимон, — ответила Наташа.

— Ну и дочь у тебя Игнат, и красавица и стряпуха. Вот бы моему Семëну такую жену, только где он теперь Семëнушка мой, как уехал в город и ничего от него не слышно.

— У меня уже есть жених дядя Филимон.

— Есть? Это кто же такой, я его знаю?

— Знаешь! — Взбесился Игнат. Я обещал ему ноги повыдергать, вот и повыдергаю, и грозно посмотрел на Наташку. И следом добавил:

— Надо было его грохнуть ещё тогда, в том сарае несколько лет назад, да вот мать его пожалел.

— Это кто же будет-то, не Сëмка, сын Степаниды? — Загорелся от любопытства Филимон.

— О-он сучье отродье, — прошипел Игнат.

Филимон быстро захлопал маленькими кругленькими глазками, пригладил рыжую редкую бородёнку.

— Да-а-а, растут детки, кто же мог подумать. А теперь-то смотри, хозяева стали, мать иху.

— Он хороший, добрый и мы всë равно поженимся, — встряла в разговор Наташка. Она хотела сказать ещё что-то, но передумала и хлопнув дверью вышла из дома.

— Слыхал? Вот и дождался к старости лет, — пробормотал Игнат.

— Да-а-а, — опять растянул Филимон, — Это что же теперь будет, коли так детишки наши, супротив прут. Да-а-а ну дела, вот приведёт Натаха жениха краснопузова, прямо тебе в дом, что делать-то будешь, Игнат? — И следом рассмеялся.

Тут открылась дверь, и в дом вошёл Степан Сальников.

После прихода советской власти его не раз возили в город в ГПУ и даже брали под арест, хотели расстрелять, но до этого так дело и не дошло.

Следователь не нашёл ни одного убийства, которое он совершил или в котором был замешан.

Дело затянулось на месяцы, а пока его решили отпустить в родную деревню.

Впрочем, то же самое было решено по делу и Игната Щукина.

— Здорово были люди добрые! — Поздоровавшись, Степан прошёл в горницу, — Натаха чуть с ног меня не сбила, куда-то помчалась.

— И тебе не хворать Степан, садись за стол. А на Наташку ты внимания не обращай, молодая ещё, глупая, — ответил Игнат, — ты, чего хотел-то?

— Да вот табачку бы, понимаешь, в правление иду, а табак дома забыл, положил на сундук и забыл, — не задумываясь, сказал Степан.

— В правление? — Удивился Игнат. Это зачем, чего они от тебя хотят?

— Да понимаешь, сам не знаю. — Степан присел за стол, завернул самокрутку, засыпал туда табаку и закурил.

— Ух, и крепкий у тебя табак зараза, прямо до кишок достал, — сделав ещё одну затяжку слегка закашлял.

— Вон Самариха заходила, сам председатель говорит, послал за тобой. Чтобы пришёл, да побыстрее.

Тут Филимон и Щукин переглянулись между собой, затем оба посмотрели на Степана.

— Так может следователь приехал, всë прошлое ворошит, может, накопал что-то? — Игнат придвинулся поближе к Степану. — А то всё может обернуться и по-другому, к стенке поставят и всё тут, времена-то сейчас какие.

— Да типун тебе на язык! — Филимон вскочил с табуретки, на которой сидел и заходил по горнице. — Ты только плохое видишь, сразу к стенке, понимаешь. Может, просто поговорить хотят.

— Ага, — засмеялся Игнат, — тогда в Сибирь, лет на пятнадцать. Сходи Степан, сходи.

В разговоре настала пауза, каждый подумал о своëм, но продлилась она недолго.

— А может тебе бежать? Отсидеться где-нибудь, а там глядишь, и времена изменятся. Вон, говорят в Кирсанове, заварушка была, люди прежней жизни хотят.

— Отсидеться говоришь, нет Игнат, не годится такое, — Степан встал со скамейки и вышел из-за стола.

— Я, пожалуй, пойду. Некого мне бояться и ни от кого не хочу прятаться, пусть что хотят, то и делают.