Христианство и эрос

Вячеслав Сорокин, 2021

Главная тема книги – многовековая борьба христианства с чувственной любовью между мужчиной и женщиной, с плотскими удовольствиями. Проповедуя любовь как главную ценность в отношениях между людьми, христианство в то же время стремилось утвердить идеал воздержания и аскетизма, пытаясь изменить природу человека. В книге рассматриваются драматические моменты и перипетии борьбы христианства с эросом: культ девственности и безбрачия, идеалы праведности, телесной и духовной чистоты, скопчество, целибат, монашество, строгие каноны христианского брака. Анализируя итоги этой вековечной борьбы, автор размышляет о судьбе христианства как мировой религии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

I. Эфемерность блага «любовь»

Ничего так не желают для себя оба пола, как счастья взаимной любви. Все другие желания, включая желание материального благополучия, отступают перед этим желанием на второй план. Счастье любви возможно и без материального благополучия. Всякое благо скоротечно, об этом непрестанно твердят философы; и это, может быть, единственная истина, не оспариваемая никем. Больной, выздоровев, быстро забывает о том, как тяжело было быть больным; и его здоровье становится для него всё меньшим благом, пока он не свыкается с ним настолько, что перестаёт замечать его. К внезапно свалившемуся богатству привыкают так же, как ко вновь обретённому здоровью. Благо должно восприниматься как благо, чтобы быть благом.

Удачно определил благо древнегреческий поэт Феогнид. По Феогниду, благо состоит для каждого в здоровье, а из остального — в том, кому что любо. Но и это определение не может быть принято без оговорок. Кто всегда здоров, для того здоровье — благо абстрактное и далёкое. Такими же абстрактными и далёкими благами были бы для человека вечная молодость и бессмертие, если бы все были вечно молоды и бессмертны. Шесть самых желанных благ — бессмертие, вечная молодость, красота, здоровье, любовь и материальное благополучие — не воспринимались бы как блага, если бы они были даны всем. Бессмертие не замечалось и не осознавалось бы, и то же верно для остального из названного. Сами эти понятия были бы бессмысленны. Бессмысленно говорить «я бессмертен», если все бессмертны, или «я здоров», если все здоровы. И никто не скажет о себе «я влюблён и любим», если все влюблены и любимы, или «я богат», если все богаты. Женская красота прекрасна, но было бы большой трагедией, если бы все женщины были красивы. Красота воспринимается лишь рядом с некрасивым и безобразным. Осознавая это, женщины интуитивно желают, чтобы другие были менее красивы. Замечательно, что философы не включают в число благ бессмертие, не веря в его возможность. Зато бессмертие в том или ином виде включают в число благ религии. Христианство тут превзошло все другие религии, обещая не только бессмертие души, но и телесное воскресение.

Родившийся в богатстве и роскоши знает о том, что богат, — и не знает об этом. Он богат для себя лишь в сравнении с другими, но не в сравнении со своим собственным прежним положением; но только такое сравнение позволяет ощутить себя подлинно богатым. Чувство богатства непропорционально фактическим размерам богатства; от привыкания к богатству его ценность уменьшается. Стать богатым — большее благо, чем быть богатым. Для людей, равнодушных к богатству, богатство не благо. Для некоторых — но таких ничтожное меньшинство — богатство — зло, и они не лицемерят при этом. Только патологическая жажда богатства не удовлетворяется никогда, поскольку она имеет свойство возрастать по мере её удовлетворения.

Все полагают за лучшее иметь любовь и благополучие. Как будто любовь уже не высшее благополучие! Если человек поставлен перед выбором между любовью и материальным благополучием, выбор может быть труден для него: он тем более труден, если материальное благополучие гарантируется ему до смерти. Для любви такая гарантия невозможна. Выбирать тут приходится между благом не высшим, но пожизненным, и высшим, но ненадёжным. Любовь — благо прихотливое, его невозможно удержать по своей воле. Всякое благо эфемерно, но любовь самое эфемерное из благ. Но, в то время как восприятие здоровья и богатства от привычки притупляется, к любви привыкнуть невозможно: она есть, либо её нет. Если любовь была и прошла, это не значит, что человек привык к ней; это значит, что он разлюбил. Что возможность дышать — величайшее благо, человек узнает, если его лишат этого блага. С любовью дело обстоит иначе: что любовь — благо, человек узнаёт, когда влюбляется. Это единственное благо, остро воспринимающееся всякий миг. От обладания богатством любовь отличается тем, что утрата богатства воспринимается как тяжёлый удар: его желают вернуть. Любовь же ценят, лишь пока любят. Разлюбив, человек не страдает — страдают нелюбимые.

Что для одного благо, не благо для другого; что благо для человека, не благо для животного. Для собаки благо — обглоданная человеком кость. Если скудная пища и пост воспринимаются как благо, они благо, а обильно накрытый стол в таком случае — зло. Любовь — единственное благо, которое не утрачивает характера блага ни при каких обстоятельствах; но время убивает и любовь. Благо уменьшается по мере привыкания к нему, но, оттого что человек привыкает к здоровью и богатству, он не утрачивает то и другое. Каждый по-прежнему может сказать о себе: «Я здоров», — или: «Я богат». Но может ли кто-нибудь сказать о себе: «Я люблю, но из-за привычки к этому чувству не замечаю этого»?

Умение удержать однажды достигнутое благополучие — давняя и самая тщетная надежда человека. Благополучие — одна из форм счастья, а счастье неизбежно кратковременно в силу внешних причин либо в силу привыкания к нему. Счастье любви, как и всякое благо в жизни, как и сама жизнь, подвержено закону увядания и смерти. Всё преходит, не преходит лишь сам этот закон. Влюблённые клянутся любить друг друга вечно. Никто ещё не клялся другому любить его на протяжении некоторого времени.

Эти прекрасные клятвы не лживы, просто обоим ещё не открылось, что ничто не вечно под небом, — как не вечно и само небо. Счастливы те, чья любовь по мере охлаждения переходит в глубокую привязанность. В отличие от любви, такой привязанности время не угрожает: от испытаний временем она лишь укрепляется и становится для обоих ещё большим благом.

Любви желают, когда её нет; когда она есть, о её сохранении не думают, не представляя себе, что это чувство может перестать быть. Между тем каждый миг близости любимого, каждое прикосновение к другому приближает истощение чувства. И когда-то наступает роковой момент: от былого пламени остаётся лишь пепел, прикосновения больше не жарки, и их не жаждут, а взгляды не говорят другому того, что говорили прежде. У Джека Лондона есть замечательный рассказ «Когда боги смеются»: он о двух влюблённых, которые, чтобы не растратить своё чувство в пылких ласках, запретили себе ласки и прикосновения. Они хотели остаться друг для друга навсегда желанными и любимыми. Они хотели обмануть любовь. Любовь жестоко отомстила им: они разлюбили друг друга одновременно, так и не вкусив плодов своего горячего чувства.