Глагол времен. Семейные истории рода Лобановских

В. М. Саблин (2024)

В книге собраны семейные истории рода Лобановских. В очерках прослеживается подъем по социальному лифту детей бывшего крепостного из Рязанской губернии Дмитрия Лобановского, их судьбы на фоне исторических событий в стране. Став интеллигентами в первом поколении, они передали потомках энергию, нравственные качества, ум, хватку. Эти качества наследники проявили во всех родах деятельности: кто-то стал педагогом, машинистом паровоза, инженером, кто-то моряком, летчиком, кто-то служащим, а кто-то просто воспитывал детей. Сильные стороны представителей рода особенно проявились в военные годы, в годы лихолетья. При подготовке очерков использованы письма, дневники, воспоминания, материалы семейных и государственных архивов. Ныне потомки Лобановского проживают в разных странах, но они по-прежнему воплощают те высокие деловые и нравственные качества, которые были выработаны их предками.

Блины от «Палкина»

Петроград. Декабрь 1914 года. Идет Первая Мировая война. Торжество по случаю производства выпускников курсов Владимирского пехотного училища в прапорщики было назначено в ресторане «Палкинъ», что на Невском. Уже два с лишним десятилетия заведение принадлежало Василию Соловьеву, но все в городе упорно именовали его именем прежнего владельца. И по-прежнему в ресторан любили захаживать петербургские литераторы.

Выпускник краткосрочных курсов Василий Капшук давно дружил с семьей Кустовых, в которой было шестеро детей: два брата и четыре сестры. В этот раз Вася попросил свою сестру Софью уговорить прийти на выпуск младшую Кустову — Агриппину, которая была ему по сердцу, нравилась. Гутю. Будущий офицер так объяснил свое решение: «Все же с девушками будут!».

Роста Василий был небольшого. Курносый. Парень рукастый, до курсов окончил ремесленное училище имени цесаревича Алексея в 1-й роте Измайловского полка. Поступил работать на телефонную станцию, что в те времена означало быть на переднем рубеже технического прогресса.

Один из самых известных в столице ресторанов на углу Невского и Владимирского был отмечен открытой террасой на изящных чугунных колоннах, нависавшей на всю ширину тротуара, и вывеской на белом фоне. Под стать первому снегу. Уже не первое десятилетие в столице было заведено: все подобные заведения заявляют о себе красными или синими вывесками. И лишь Палкин позволил себе не подчиниться, он выделялся на общем фоне.

Кроме Гути на торжество прибыл и друг Василия, брат Агриппины — Михаил Кустов. Из детей Кустовых они с Гутей были ближе всего друг другу. Для молодежи простого происхождения, из мещан, как они, посещение «Палкина» становилось невероятным событием.

Кустовы приехали по-простому — на трамвае № 9, что шел от самого их дома из Лесного. Агриппина, сдерживая себя и волнуясь, крутила головой по сторонам. Наряжали ее к выходу в свет всей семьей. Гутя надела в тот вечер синюю юбку и шифоновую кофточку. Семья Кустовых мещанская, небогатая, всех тащила одна мать. Что надеть поверх вечернего наряда? Шляпка у нее была, ну а по случаю несильных холодов вполне уместно было демисезонное пальто за неимением шубы.

Сойдя из вагона, она ухватила под руку брата. Только бы не свалиться на снежном накате! Пересекли заснеженную торцовую мостовую главной улицы города. Вот и витрина соловьевского гастронома, что рядом с «Палкиным». Чего здесь только нету! При подходе гостей к дверям «Палкина» швейцар предусмотрительно отворил дверь. Кавалеры пропустили вперед смутившуюся Агриппину.

Миловидная темноволосая двадцатилетняя девушка с карими глазами неоднократно уже пользовалась успехом в обществе. В свете уже бывала много раз благодаря тому, что некоторое время воспитывалась в благотворительном заведении князя Мещерского. По знакомству ее брали на балы в наполненный воздухом и светом зал Дворянского собрания, брали и на оперы в Мариинский театр. Когда она возвращалась домой в Лесной после театра, вокруг собиралась вся семья, и Гутя живо, в лицах изображала только что виденную постановку. Пела, в танце грациозно изображала номера, что легли на душу и не шли из головы. Особенно она полюбила оперетту Планкета «Корневильские колокола».

Но сейчас ступать в «Палкин», прославленное заведение, ей было боязно. Перед троицей предстала роскошная одномаршевая мраморная лестница на второй этаж. А вот и фонтан.

— Ой, как в Эрмитаже! — не удержалась девушка. Конечно, она не была в Новом Эрмитаже, но слышала об этом чуде. Юная душа жадно впитывала все, что было связано с нетленной красотой. Для выпускников военного училища отвели один из кабинетов ресторана, которых общим числом вместе с залами было два с половиной десятка. Были кабинеты разной вместимости, и для встречи тет-атет, и для шумной компании. В этом зале могло разместиться человек тридцать, что было вполне достаточно. Друзья сели вместе, Гутю усадили посередине.

Пока, оглядываясь, ждали подачи блюд, любопытный Михаил, набравшись храбрости (как-никак, скоро сам офицер), встал и предложил сестре прогуляться по заведению. Отчего же нет? Ого, вот тот самый бассейн, любование которым привлекало многих гостей. Чистейшую голубоватую воду бороздили то ли рыбы, то ли диковинные морские звери с зубчатым хребтом. «Неужели стерляди!» — осенило Михаила. Заглянули в большой двусветный зал — две зеркальные стены, много-много столиков на четверых накрыто белоснежными скатертями. Поверх стоит хрустальная посуда, лакеи во фраках без шума передвигаются по замысловатым маршрутам.

Вот и к их столу подошел лакей, чтобы обслужить господ офицеров с дамами. Михаил слышал, что вся обслуга «Палкина» — ярославцы. Молодец, заслышав вопрос, улыбнулся в усы и подтвердил. Подали блины с маслом, сметаной, сельдью и икрой.

Румяные блины лежали высокой стопкой на фарфоровой тарелке. Как хотелось Гуте по-свойски схватить парочку, окунуть в сметану — и в рот. Только она строго следовала этикету, с которым была знакома по званым встречам. Непременно с ножом и вилкой!

Подполковник, следивший за церемонией, предложил поднять бокалы шампанского за русское воинство. Высокие бокалы напоминали вытянувшихся во фрунт солдат. Хрустальные солдаты дружно взлетели в руках ликующих, почти не нарушив строя. Ура! Звон хрустальных ободков напомнил колокольный звон, его Гутя очень любила.

Еще один тост. Обстановка разрядилась, пошли разговоры, девушки смеялись. В разгар вечера пришел фотограф, поставил камеру на треноге, затем потревожил гостей и расположил их рядами. Шшик! — магний в держателе с шипением вспыхнул ослепительным солнцем. Кое-кто из девушек ойкнул, заслонил глаза рукой. Ничего, еще один дубль. Постепенно народ привык, и нескольких дублей фотографу хватило. Как эффектно вышли, должно быть, наши герои, особенно Агриппина в блузке и юбке!

Через полтора часа послышались звуки оркестра.

— Гутя, вы музыку любите? — Василий, собравшись с духом, решил действовать. — Пойдемте в зал, концерт начинается. — Концертный зал примыкал к ресторану, и все посетители могли беспрепятственно наслаждаться музыкой.

В ресторане засиделись поздно, ночевать пошли (Михаил охотно отпустил сестру, в Василии он был уверен) к родственникам Софьи, та была замужем за генералом. Извозчик быстро доставил компанию к доходному дому на одной из старых улиц в центре. Агриппине постелили на диване. Вот тут-то, в семье Капшуков, она начала догадываться, что семья виновника торжества считает ее Васиной невестой.

Через несколько дней, в хороший зимний денек, свежевыпущенных офицеров провожали на фронт. Василий в тайной надежде заполучить девушку в тот день сначала пригласил Гутю в дом отца на Галерную ул. (Софья жила на Церковной). Накрыли чайный стол, посидели. По-русски присели молча перед дорогой. «Ну что, по коням!» — первым встал (как самый старший) отец. Компания двинулась на Царскосельский (Витебский) вокзал. Взяли извозчика.… «Я еще глупенькая была — раз попросил, пришла» — вспоминала она. Построение воинов на перроне возле воинского состава, звонкие команды ротных командиров. Вот и посадку объявили. Все прощаются, матушки и невесты бросились родным воинам на шеи.

Вот колонны в серых шинелях стали залезать в вагоны. Паровоз шипел, стоял, окутываясь парами. Провожающие махали рукой. Гудок паровоза, удар сцепок — поехали. Когда поезд тронулся, Вася спрыгнул с подножки, подбежал и поцеловал ее. Он маленький, а Гутя стройная, высокая. «Тогда я совсем поняла!»

Пошли письма с фронта. Василий писал о фронтовой жизни, просил, чтоб Агриппина приезжала в Тернополь работать в его части. Она тогда на двухгодичных курсах медсестер училась «Я растерялась — еще рецептов выписывать не умела. Мама сказала: сиди дома, куда на фронт бежишь. Не чаявший во мне души Володя Морозов [будущий муж] в тревоге наблюдал».

Вася все писал и писал. В письмах спрашивал, что на лекциях сестричкам-медичкам читают. Пытался быть настойчивым: обратился в письме к Мише как старшему брату: переговори о женитьбе с Гутей. Миша отвечал: куда ей, она с бантами, лентами, тряпками, а ты серьезный! Не мог же он прямо написать, что сестра без образования, ей учиться надо!

…Пришел ли Василий Капшук с Великой войны? Не знаю. Лишь на довоенных фотографиях, «визитках», что сохранились в нашей семье, можно увидеть его юного, беспечного. Вместе с Михаилом — на охоте.

След Капшука теряется в сумерках времени.