В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

В. Ф. Солдатенко, 2018

В монографии предпринята попытка современного анализа основных событий в Украине революционной эпохи (1917–1920) во взаимосвязи с обоснованием в исторической литературе последних лет концепций Великой российской и Украинской национально-демократической революций, а также с учетом других историографических подходов и трактовок, их оценок. Научно подтверждается органическая взаимосвязь определяющих аспектов социальной борьбы и национально-освободительных устремлений, трансформация революционного содержания массовых масштабных действий в факторы Гражданской войны, переплетение, логическое соотношение слагаемых общественных процессов, преобразований на общероссийском и региональном уровнях. Издание рассчитано на всех интересующихся отечественной историей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

ІІ. От революций к гражданской войне

1. Несостоявшийся вариант мирного разрешения вопроса о власти

В отличие от войн между странами, коалициями государств, «внутренние» гражданские войны зачастую непросто обозначить точной датой, первым конкретным точным ударом (сражением), от которого начал раскручиваться неудержимый маховик трагедий. Тем более важно отнестись к анализу всей суммы факторов, связанных с начальной фазой противоборств — исходного момента для дальнейшей объективной оценки многих исследуемых аспектов, в частности определения степени ответственности и вины тех или иных задействованных в конфликте сил.

При всей кажущейся простоте поиска ответа на вопрос о начале Гражданской войны в Украине достичь ясности, четкости, однозначности в этом вопросе весьма непросто. Не в последнюю очередь это связанно с тем, что в подавляющем большинстве прежних публикаций почти неизменными оставались односторонние подходы при заранее избиравшихся концептуальных расчетах и отсутствии попыток осуществления интегрального системного анализа.

В работах историков Украинской революции намечались три основных среза изучения вопроса:

1) развитие конфликта между СНК и Центральной радой, 2) война между УНР и Советской Россией (орудием последней в Украине были местные большевики и Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Украины) — как стержневая основа раскручивания ситуации и 3) внутренний раскол, разлом в украинском обществе, не позволивший отстоять завоевания национальной революции.

В советской историографии упор делался на двух моментах: конфликте между силами национальной революции («буржуазно-националистической контрреволюции») и силами социальной, социалистической революции, в ходе которой классовым собратьям в Украине со стороны Советской России была предоставлена интернациональная помощь в установлении власти Советов^[305]; противостоянии Центральной рады и СНК как олицетворении капиталистического антинародного строя и социалистической подлинно народной власти.

В последние годы произошли заметные сдвиги и очевидный отход от обеих указанных позиций.

Следуя за диаспорными авторами, исповедовавшими наиболее непримиримые антироссийские и антисоциалистические взгляды^[306], отечественные исследователи (в значительной мере публицисты-популяризаторы) начали сводить многоаспектность и многообразие событий в Украине в конце осени — начале зимы 1917 г. к формуле «украинско-большевистской войны».

Не вводя в научный оборот новых фактов, документов, а используя только давно известные^[307] и изменяя при этом оценки и выводы на диаметрально-противоположные, О. Романчук доказывает, что большевистско-украинскую войну начал ленинский Совнарком, и определяет точную дату ее начала — объявление «Манифеста к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской Раде»^[308].

«Первая украинско-большевистская война» — так называется книга Я. Тинченко^[309]. Аналогичными терминами пользуется для определения сущности конфликта и его течения и В. Верстюк^[310].

Думается, однако, что сам термин является далеко не безупречным. Не может не бросаться в глаза прежде всего то, что в одном понятии объединяются или, наоборот, противопоставляются разные по существу, разнопорядковые силы, которые участвовали в конфликте. С одной стороны, им дается национальная характеристика — «украинские», с другой, — партийная — «большевистские». Однако с этим еще можно было бы как-то согласиться, учитывая, в частности, относительность, неабсолютность символов (слов), которые использует гуманитарная наука при подведении общественных процессов под лапидарные формулы. Однако авторы упомянутых публикаций пытаются доказать, что употребляемое понятие точно отражает, «схватывает» сущность воспроизводимой исторической коллизии: с одной стороны — это украинцы, нация, олицетворенная Центральной радой, с другой — большевики, олицетворяемые Советом народных комиссаров, — неукраинцы. Итак, неукраинцы, великороссы («русские»), великодержавники развязали вооруженную агрессию против суверенной воли нации, против поддерживаемой ею государственности (УНР). Местным большевикам в событиях отводится роль троянского коня, пятой колонны.

В известной степени подобные рассуждения не лишены своей логики, но вряд ли приемлемы в целом, поскольку вольно или невольно не учитывают ряда чрезвычайно важных моментов, способных внести существенные коррективы в понимание сути исторического момента. Речь идет прежде всего о том, что исторически общество Украины сложилось как многонациональное. Почти 30 % неукраинцев — это тот фактор, который сбрасывать со счета никоим образом не стоит. И если их, неукраинцев (точнее, их подавляющей части), настроения, позиции, стремления расходились с линией Центральной рады, концентрировались в определенной партийной политике, то это целесообразно воспринимать как обусловленный историческими обстоятельствами факт, а не отказывать им как жителям края в праве (хоть и задним числом) участвовать в решении судьбы их же Родины (пришлые в 1917 г. элементы, конечно, тоже были, но их процент оказался весьма незначительным, хотя только этим показателем, конечно, нельзя измерять их политическое, а тем более военное влияние на ход событий). Да и в условиях революционного водоворота с переплетением в нем социальных и национальных тенденций сколько-нибудь четкого национального водораздела не было (и быть не могло).

Так, первыми после провозглашения Третьего Универсала забили тревогу польские земельные магнаты Правобережья. Их шокировали декларируемые просоциалистические планы аграрных преобразований Центральной рады. Однако после соответствующих «разъяснений», особенно после вооруженной помощи, которую поспешила предоставить Центральная рада собственникам в обороне имений, поляки оказались в одном лагере с ней. Конечно, в то же время они никак не могли составлять единый фронт с украинской сельской беднотой.

Можно сколько угодно сожалеть о низком национальном сознании социальных низов вообще, но фактом остается и то, что кроме украинской сельской бедноты, не спешили поддерживать лидеров УНР и украинские рабочие, и даже украинские солдаты — прежде политически активная, достаточно многочисленная и потенциально мощная материальная сила, которая, при надлежащей организации, вряд ли имела бы серьезные противостоящие ей силы.

Итак, чтобы понять смысл сложных, противоречивых событий, которые происходили в Украине в ноябре-декабре 1917 — январе 1918 г., следует учитывать по возможности все элементы, направления, срезы общественного процесса, беспристрастно анализируя их взаимодействие и динамику. В этом контексте принципиально важное значение приобретает вопрос о Гражданской войне в Украине, особенно о ее начале.

В работах первых десятилетий после Украинский революции этот вопрос не поднимался, хотя сам термин «гражданская война» (в терминологии авторов 20-х годов «горожанская война») использовался достаточно широко для обозначения ситуаций, когда украинцы оказывались по разные стороны линий фронтов, беспощадно уничтожая друг друга.

Поэтому вряд ли правомерно утверждение В. Ф. Верстюка, что якобы даже термин «гражданская война» не упоминался в работах первых исследователей истории Украинской революции. «Для этого определения, — пытается доказать автор, — не существует никаких оснований, поскольку не было таких внутренних общественных конфликтов, которые можно было бы истолковать как «гражданскую войну» одной части общества с другой»^[311].

Что же, стоит обратиться к трудам первого (среди других «первых») историка Украинской революции М. С. Грушевского, который уже момент зарождения конфликта Центральной рады с СНК характеризует весьма примечательно: «Все время Украина жила в состоянии внутренней войны (подчеркнуто мною. — В. С.)» ^[312].

Тут и утверждение Верстюка, и его «аргументация» входят в противоречие с реальными историческими и историографическими фактами, поскольку М. С. Грушевский говорит не только о наличии «внутренних общественных конфликтов», а «состоянии внутренней войны».

Совершенно определенно о войне Центральной рады против собственных народных масс писал и В. Винниченко^[313]. Причем подчеркивал, что «верхи» революции пытались замаскировать свои действия, ложно утверждая, доказывая «низам», что ведут войну с Советской Россией, с ее неспровоцированной агрессией, что, впрочем, не всегда удавалось^[314].

Д. Дорошенко прибегает к терминам «внутренние большевистские восстания»^[315], когда воссоздает картину классовой борьбы в Украине конца 1917 — начала 1918 г.

У И. Мазепы «в ходу» такая дефиниция как «междугражданская («міжгромадянська») война»^[316].

Широко пользовался термином «гражданская война», даже писал о целой «череде гражданских войн» видный деятель УНР и известный ученый Н. Григориев (Наш)^[317]. Нечего и говорить о публикациях В. Затонского, И. Кулика, М. Майорова, А. Речицкого, М. Рубача, В. Антонова-Овсеенко и других авторов советской школы, довольно часто и широко оперировавших упомянутым понятием.

Сегодняшний историк не может не понимать и не принимать в расчет и того, что с идеологической целью, как в ходе событий, так и в более поздних их исторических интерпретациях, лидеры Украинской революции сознательно пытались приуменьшить степень противоречий в украинской среде, стремились выдать их за межнациональные, а не внутринациональные конфликты и борьбу, приобретавшие на самом деле масштабы и характер подлинной гражданской войны. Естественно, статистические данные о национальном происхождении участников противоборства всегда отсутствуют или подменяются общими утверждениями (да и вообще вряд ли их можно определить). Вполне достаточным оказывается в таком случае зафиксировать принадлежность тех или иных сил к лагерю социалистической революции, чтобы быть зачисленными либо в разряд инонациональных элементов, либо объявить «пятой колонной», предателями, то есть чуждыми, враждебными данной нации и т. д. Думается, тут упускается из виду и еще один очень важный фактор. Гражданская война потому и носит название гражданской, что подразумевает масштабный военный конфликт между гражданами общности, государства, независимо от национального состава борющихся сторон.

В современной историографии, как уже указывалось, акценты в оценках военных событий смещаются в сторону анализа внешнего фактора — агрессии Советской России против Украинской Народной Республики, грубого вмешательства чужеродного фактора в естественное развитие Украинской революции. Общая картина практически этим и исчерпывается. Другие же моменты, среди них и Гражданская война, если и упоминаются, то лишь как производные от главных, второстепенные.

Между тем развитие социальной революции в Украине к концу ноября 1917 г. привело к такому разлому общества и обусловило такие процессы, которые со всем основанием (во всяком случае, в контексте предложенного выше критерия) можно квалифицировать как Гражданскую войну. То, что касательно общества Украины в исследуемое время содержание событий вовсе не исчерпывалось понятием «национально-демократическая революция», хорошо известно и будет ниже дополнительно подтверждено конкретными фактами. В равной мере подобный подход был характерен и для лидеров украинства. Ведь своим Третьим Универсалом Центральная рада не провозглашала независимости УНР от России, даже больше — настойчиво доказывала, что борется за образование федеративной демократической республики на месте бывшей империи. В результате процессы, начатые в столице России (а их доминантой было установление власти Советов), практически беспрепятственно развивались и в Украине, приобретя тут серьезную интенсивность и размах.

Центральная рада и Генеральный секретариат все глубже входили в конфликт с этими процессами и, накопив определенный военный потенциал, направили его на противодействие установлению власти Советов. Так одновременно с двух сторон вызрел военный взрыв — Гражданская война, наиболее активными субъектами которой стали силы национально-демократической (Украинской) и социальной (социалистической) революций. Участие на стороне последней петроградского революционного центра сыграло очень существенную роль в ходе конфликта, в развязке вооруженного противоборства.

Взгляд на исследуемые события под углом зрения развивающейся Гражданской войны дает возможность глубже понять их сущность и снять целый ряд противоречий, неувязок, недоговоренностей и неясностей, остающихся при использовании других подходов. Это подтверждается дальнейшим анализом исторических коллизий ноября 1917 — января 1918 г.

Конечно, ни для кого тогда не было секретом (по крайней мере, не могло и не должно было быть), что результаты политического соперничества, столкновения, то есть Гражданской войны, в решающей степени и в конечном счете определились соотношением классовопартийных и особенно военных сил. Соотношение это не было статичным, а менялось в каждый конкретный момент в зависимости от влияния многих факторов, одним из важнейших среди которых было осознание политическими лидерами необходимости формирования собственного вооруженного оплота и целенаправленных усилий в этом направлении.

И какими бы очевидными не представлялись эти истины абстрактно, их переложение на язык политической практики осуществлялось с огромными трудностями. Так, большевики Украины в ноябре — первой половине декабря главную ставку делали на повсеместное установление власти Советов. Тактикой, которой отдавалось предпочтение, стали перевыборы всех Советов, отказавшихся признавать Октябрьский переворот, СНК, советскую власть. В результате проведенных перевыборов в ноябре-декабре под контролем большевиков оказались Харьковский, Екатеринаславский (городской и губернский), Юзовский, Лозово-Павловский, Кадиевский, Бердичевский, Винницкий, Лубенской, Житомирский, Каменец-Подольский, Ко-ростенский, Луцкий, Могилев-Подольский, Проскуровский, Ровенский, Староконстантиновский, Тульчинский, Николаевский, Одесский, Херсонский и много других Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Большевистские резолюции принимались областными, губернскими, уездными съездами Советов. Большевики получили преимущество и в однотипных с Советами органах — военно-революционных комитетах всех четырех армий, дислоцированных в пределах Украины — 7-й, 8-й, 11-й, Особой и в ВРК ЮгоЗападного фронта, во многих корпусных, дивизионных, полковых, ротных комитетах и т. д.

Все активнее в поддержку большевиков выступали различные крестьянские организации, прежде всего Советы крестьянских депутатов. Серьезные сдвиги в пользу большевиков наблюдались в фабзавкомах, профсоюзах.

Однако это политическое влияние автоматически не закреплялось в воинских формированиях. По подсчетам специалистов, в первой половине декабря Красная гвардия в Украине насчитывала около 40 тыс. человек^[318]. Но соответственная целенаправленная агитационная и массово-организационная работа в армии (конечно, именно по созданию боеспособных отрядов) практически не осуществлялась. Большинство же солдат и матросов самостоятельно еще не разобрались в обстановке и разъезжались по домам или же придерживались нейтралитета. За исключением насчитывавшего около 500 человек 30-го пехотного полка в Харькове, тыловые гарнизоны Украины не выделили и не отправили ни одной военной части старой армии для боевых операций на «внутреннем» фронте. Да и активность фронтовых воинских частей и матросов Черноморского флота обуславливалась не столько стремлением решить какие-либо вопросы в свою пользу, сколько сопротивлением стремлениям политических соперников.

Похоже, что и Центральная рада не торопилась делать соответствующие выводы из предыдущих событий, не уделяла должного внимания созданию собственных вооруженных сил даже в то время, когда вопрос об этом стал если не главным, то, во всяком случае, одним из первоочередных.

Правда, восстановленный 31 октября 1917 г. в составе Генерального секретариата Секретариат войсковых дел во главе с С. Петлюрой (временно последний именовался генеральным комиссаром, а не секретарем)^[319] принял ряд решительных мер: добился от главнокомандующего генерала М. Духонина (за два дня до его смерти), а также командования Юго-Западного и Румынского фронтов разрешения на украинизацию армии: пополнения лицами украинской национальности, уклонявшимися по разным причинам ранее от военной службы, а теперь подлежащими мобилизации, исключительно частей Киевского военного округа и гарнизонов Екатеринославской губернии^[320]. Но эти решения оказались слишком запоздалыми: армия уже была охвачена безудержным процессом разложения. Отчаявшейся, обездоленной, озлобленной солдатской массы в то время откровенно опасались все политические силы, которые, каждая по-своему, лишь пытались придать взрывоопасному процессу как можно более безболезненную форму, хотя придумать что-либо иное, чем скорейшую демобилизацию, было нелегко.

Не обошли общие тенденции и украинизированные части. По оценке Д. Дорошенко, «все те полки и дивизии, которые приветствовали Центральную Раду и присягали ей на верность, уже ничего не стоили с военной точки зрения и были даже опасны, потому что большевистская зараза распространялась среди них с каждой неделей. С каждым днем»^[321].

И все же руководство Центральной рады, Секретариат войсковых дел (С. Петлюра еще 2 ноября объявил себя главой высшей военной власти Украины^[322]) пытались переломить ситуацию в свою пользу, хотя недостаток серьезных, деловых, профессиональных и реалистичных решений при этом заменялся громогласными, внешне эффектными политическими декларациями. Так, 21 ноября 1917 г. за подписью В. Винниченко и С. Петлюры было объявлено воззвание «К войску украинскому (Юго-Западного и Румынского) фронта и тыла». В нем говорилось, что Совнарком «показывает свою неспособность вести армию Российской Республики к примирению и восстановлению жизни измученных народов России», что по вине советского правительства солдаты начинают голодать, «нет одежды, лошади падают от нехватки провианта». Генеральный секретариат обещал взять в свои руки заключение мира и снабжение армии продовольствием. Извещалось, что Генеральный секретариат «в ближайшие дни издаст распоряжение о реорганизации армии на новых демократических принципах», после чего «для координации работы командного состава с выборными организациями будут образованы комиссариаты из представителей национальных и областных войск, и военно-революционные комитеты должны будут передать этим комиссариатам свои полномочия»^[323].

Генеральный секретариат, наконец, угрожал, что с теми, кто будет выступать против обозначенного плана («врагами демократии»), он «умеет бороться». Однако нереальность предлагаемых мер была очевидной.

Одновременно появился и приказ Петлюры украинскому комиссару Северного фронта, согласно которому запрещалось выполнять любые распоряжения назначенного СНК Верховного главнокомандующего Н. Крыленко, предлагалось усилить украинизацию, давать отпор врагам УНР и поручалось для реализации намеченного принять те меры, которые вызываются вашим географическим положением относительно Петрограда, откуда надвигается на Украину эта опасность. Надо, чтобы вы эту опасность остановили возле Петрограда^[324]. Это уже был не просто авантюрный, но и отчаянный демарш. Ведь любые меры украинизированных частей легко можно было квалифицировать как выполнение приказа С. Петлюры со всеми вытекающими последствиями.

Низкая же боеспособность украинизованных частей не оставляла им практически никаких шансов в случае возникновения недоразумений, вооруженных столкновений и т. п. Нередко украинские части, направлявшиеся в Украину с фронтов, вдали от родных мест останавливали, разоружали, даже грабили и избивали. Нападавшими были и воинские единицы, поддерживавшие власть Советов, и просто крестьяне и жители городов. Такая судьба постигла, в частности, 1-й Украинский конный им. Тараса Шевченко полк, сформированный к зиме 1917 г. из украинцев 14-й конной дивизии 12-й армии Северного фронта, а также украинский полк, который выделился из 3-й конной российской дивизии в Донбассе^[325].

Другие части, может быть, и более организованные, как, например, 14-й стрелковый Железный полк 40-го корпуса 9-й армии Румынского фронта, хотя и прибыли в боевом составе и состоянии к местам назначения (в данном случае — в Одессу), практического участия в последующих политических событиях не принимали ^[326]. Фактически то же самое можно сказать и о 175-м пехотном Батуринском полке 44-й пехотной дивизии 12-й армии Северного фронта — единственной из украинских частей этой армии, сумевшей добраться на Черниговщину, в район Бахмача^[327].

Мало чем отличалась ситуация и с формированиями, которые образовались в тыловых гарнизонах из служащих запаса. Так, 24 ноября в Киев прибыли 1-й конный полк (из Новогеоргиевска) и пехотный полк, сформированный из украинцев Павловского, Измайловского, Семеновского и Волынского полков (из Петрограда)^[328]. Но эти части также оказались небоеспособными. Так, Петроградский полк им. Т. Шевченко с началом решающих событий в Киеве объявил «нейтралитет» и бесследно исчез, а полк из Москвы, который ехал «прославлять освобождение Украины», распался, едва выдержав один парад в Киеве. Довольно быстро главным лозунгом подавляющей массы солдат-украинцев стало «Домой!» вместо первоначальных обещаний защищать «украинское дело»^[329].

Весьма показательной в этом отношении является история с сердюцким им. гетмана Орлика полком, которую И. Мазепа передал следующим образом: «Полк гетмана Орлика в начале декабря прибыл из Петербурга через Киев в Екатеринослав. Это был своего рода “троянский конь”, которого московские большевики, после соответствующей агитационной подготовки, выслали из Петербурга в Киев, чтобы подорвать Центральную Раду изнутри. В Киеве это заметили и целый полк “сплавили” в Екатеринослав. Помню, с какими радостными надеждами встречали это войско екатеринославские украинцы. Но надежды подвели. Большевистская пропаганда так затуманила головы этим “сынам Украины”, что когда позже дошло до борьбы с большевиками, они провозгласили нейтралитет и не захотели сражаться за украинское дело»^[330]. Более того, собрание полка приняло несколько резолюций, в которых осудило политику Центральной рады, в частности ее отношения с Советской Россией^[331].

Украинская пресса в то время пыталась психологически, идейно поддержать процесс украинизации войск, едва ли не ежедневно радостно, приподнято сообщала о возвращении в Украину воинских частей, приветствовала украинских солдат, публиковала множество резолюций о поддержке солдатами Центральной рады, ее политики. Но несоответствие пропагандистских усилий и их последствий все больше бросалось в глаза любому объективному политику.

Требования украинизации Черноморского флота (его матросский состав был почти на 80 % украинский, а командный, за некоторыми исключениями, — российский) к каким-либо серьезным последствиям также не привели. Максимум, на отдельных судах были подняты сине-желтые флаги^[332].

Были, конечно, и попытки сломить проявившиеся тенденции, восстановить дисциплину, парализовать деморализационное влияние на воинские формирования антивоенных агитаторов. Одной из таких попыток стала инициатива начальника Киевского военного округа полковника В. Павленко относительно создания не украинизированных, а собственно украинских частей и предоставления им привилегированного положения с присвоением статуса «сердюцких» (во времена Гетманщины сердюки, наподобие гвардии, были элитарными частями украинской армии, они прославили себя обороной Ставища во времена Б. Хмельницкого и Батурина при И. Мазепе, последнее стало причиной того, что Петр I вычеркнул термин «сердюки» из реестров своей армии и к нему больше не возвращались). Из полков, находившихся в Киеве, были созданы две сердюцких дивизии. В 1-ю включили Богдановский, Полуботковский, Дорошенковский и Георгиевский им. Богуна полки, при этой же дивизии началось формирование «пушечной Михаила Грушевского» бригады, саперной сотни и конного полка. Командиром дивизии был назначен полковник Ю. Капкан. Командиром 2-й дивизии стал генерал А. Греков^[333]. По некоторым данным, сердюцкие дивизии насчитывали 12 тыс. воинов^[334]. Организация сердюцких полков получила идейную поддержку некоторых органов печати. Так, «Рабочая газета», кроме официальной информации, разместила ряд специальных статей, среди которых крупные публикации Н. Галагана «Сердюки», «Сердюцкая дивизия и народная украинская армия» и др^[335]. Но попытки создать своего рода национальную гвардию в целом успеха не имели. Как следствие — В. Павленко был вынужден покинуть пост, а сердюцкие полки уравняли по статусу с обычными.

И все же, по сравнению с потенциалом, на который опирались большевики, поборники советской власти, к концу ноября — началу декабря 1917 г. на стороне Центральной рады сохранялось общее преимущество в военных силах как в Украине в целом, так и в конкретных пунктах. В политическом центре края, в Киеве, войска Центральной рады, как минимум, вдвое превосходили вооруженные отряды красногвардейцев и солдат, поддерживающих большевиков, Совет рабочих депутатов, ВРК. Украинизированные части (около 16 тыс. человек) решили в пользу Центральной рады спор между ней и большевиками, обезоружив в начале декабря красногвардейцев и их союзников-солдат и выслав их за пределы Украины. Успех был обеспечен главным образом внезапностью и молниеносной реализацией плана — среди ночи безоружных раздетых бойцов из казарм препроводили под конвоем к заранее подготовленным поездам и отправили подальше от Киева, даже за пределы Украины. В операции принимали участие 1-я Сердюцкая дивизия (Богдановский, Полуботковский, Дорошенковский и Георгиевский полки), курень им. Т. Шевченко, курень смерти, 1-й конный казачий Свободной Украины полк и 414-й пехотный полк ^[336].

Центральная Рада объяснила эти свои действия (разоружение большевистских частей и репрессии против других сочувствующих большевикам организаций) планами переворота, который якобы хотели совершить киевские большевики, возглавляемые Военнореволюционным комитетом. Этот аргумент был перенесен и на страницы исследовательской литературы.

В действительности события развивались несколько иначе. В конце ноября лидеры Центральной рады хорошо поняли, что созыв Всеукраинского съезда Советов в Киеве, назначенный, согласно плану его оргкомитета, где ведущую роль играли большевики и левые эсеры, на 4 декабря, не принесет Раде ничего хорошего. Вместе с тем, они прекрасно знали, что инициаторы съезда, одержимые планами мирного устранения Центральной рады от власти, не только не позаботились о вооруженной защите съезда, но и на заседании Киевского комитета РСДРП(б) отклонили предложение руководства областного комитета о вызове в Киев верных большевикам частей 2-го гвардейского корпуса^[337]. Чувствуя превосходство в силе, гайдамаки 28 ноября встали на путь ликвидации красногвардейских подразделений, арестовали выборных командиров воинских частей^[338]. Одновременно Рада начала подтягивать свои войска в Киев — место созыва предстоящего съезда Советов. И только в этот момент большевики поняли необходимость изменить тактику.

Поздно вечером 29 ноября на расширенном заседании комитета РСДРП(б) председатель ВРК Л. Пятаков предложил на следующий день в 6 час. 30 мин. выдвинуть Раде ультиматум: немедленно прекратить враждебные действия против Советов и ВРК и передать именно им власть в городе. Также требовалось, чтобы Рада обязалась срочно разоружить враждебные Советам войска и вывести из города прибывшие части, оставив лишь небольшое количество для караульной службы; Центральная рада признавалась краевой властью временно, до Всеукраинского съезда Советов. В случае отклонения Центральной радой ультиматума ВРК, в 7 часов планировалось начать вооруженное выступление против нее. Это решение было принято большинством всего в 1–2 голоса («за» — Е. Бош, А. Горбачев и др., «против» — Я. Гамарник, А. Горвиц, Д. Иткинд, М. Майоров, И. Крейсберг)^[339].

Однако Рада опередила большевиков. К утру она разоружила практически все крупные части революционных войск и красногвардейские отряды и выслала их по железной дороге на станции вне пределов Украины. Были арестованы Л. Пятаков, А. Горбачев и другие большевики^[340].

Превентивный удар достиг цели. Сторонники большевиков, приняв на заседаниях различных организаций, на собраниях, митингах резолюции протеста, смогли провести 1 декабря лишь однодневную всеобщую политическую забастовку^[341]. Центральная рада тем временем пыталась закрепить достигнутый успех. В первые дни декабря по ее приказу гайдамаки начали разгонять Советы рабочих и солдатских депутатов, арестовывать большевиков. Попытки разоружения красногвардейцев имели место в Екатеринославе, Луганске, Мариуполе, Николаеве и других городах. Принимались меры по украинизации Харьковского гарнизона. В Одессе в вооруженной схватке войск, верных Центральной раде, с Красной гвардией погиб руководитель последней М. Кангун. В Полтаве, Конотопе, Ананьеве были распущены Советы. В Бердичев, Винницу, Здолбунов, Коростень, Казатин были введены верные Раде войска^[342]. Был разоружен ряд гарнизонов прифронтовой полосы, захвачены штабы армий Юго-Западного и Румынского фронтов, разогнаны Военно-революционные комитеты, другие организации. Обращает на себя внимание синхронность, скоординированность действий Центральной рады, верных ей вооруженных частей в разных местах.

События рубежа ноября-декабря 1917 г. доказали военное превосходство Центральной рады над ее главными соперниками. Одновременно они обнаружили и имеющиеся проблемы. Так, воины полков, принимавших участие в разоружении пробольшевистски настроенных частей, проявляли не только антибольшевистские, но и совершенно противоположные настроения. Прозвучали и симптоматические заявления, в частности в Киевском Совете рабочих депутатов, призывавшие солдат защищать своих собратьев — трудящихся, а не Центральную раду^[343].

В целом же процессы украинизации армии, проблемы, которые при этом возникали, тенденции качественных изменений в армии, скоротечная диалектика изменения роли военной силы в политической жизни отразили как в капле воды довольно сложные события, происходившие в 1-м Украинском корпусе.

Еще до октябрьского восстания российское командование, недовольное тем, что корпус расположился вблизи Киева, пытаясь удалить его от Центральной рады, потребовало передислокации корпуса на фронт, на замену 6-му армейскому корпусу, который был определен для украинизации и превращен во 2-й Украинский корпус. Учитывая падение дисциплины и разложение, все больше охватывавшие и подчиненную ему часть, П. Скоропадский считал такое перемещение даже полезным. Да и Центральная рада, похоже, перестала бы нервничать из-за соседства с нежелательным генералом, о котором начали распространяться слухи как о возможном кандидате в гетманы.

В ноябре корпус, оказавшись между Киевом и фронтом, заколебался, куда идти дальше: в Киев, где власть перешла к Центральной раде, или на фронт — неизвестно с кем и ради чего воевать. Генеральный секретариат, несмотря на протесты П. Скоропадского, решил разъединить корпус: 1-ю дивизию со штабом корпуса отправить на фронт, а 2-ю — в Киев. Однако 1-я дивизия запротестовала и надолго «застряла» на станции Деражня. В конце ноября распространились слухи, что 2-й гвардейский корпус, ориентировавшийся на большевиков, оставил фронт и направляется в Киев для совершения там большевистского переворота.

Такие настроения у солдат 2-го гвардейского корпуса действительно существовали, а Е. Бош, которая не раз проводила среди личного состава агитацию, пользовалась в нем большим авторитетом и знала о стремлениях военных, предлагала воспользоваться ситуацией и призвать корпус для охраны Всеукраинского съезда Советов. Но в связи с тем, что взгляды Бош, как было уже отмечено, не разделяло большинство Киевского комитета большевиков и ВРК, эти предложения были отклонены. Никакого приказа 2-й гвардейский корпус не получил и не знал, какова его ближайшая перспектива. При этом начали проявляться характерные для всей армии процессы разложения, хулиганства, мародерства, самовольного оставления частей и попыток захвата подвижного железнодорожного имущества для отъезда по домам, прежде всего, конечно, самым прямым и коротким путем — через Киев. Ни о каких планах захвата власти в Киеве не было известно. Даже позже, когда во второй половине декабря В. Антонов-Овсеенко планировал использовать потенциал корпуса для очистки Донбасса от калединцев, он намечал переброску войск в район боевых действий через Екатеринослав, а не через Киев^[344].

Реальные факты отрицают утверждения ряда авторов, будто большевики пытались в конце ноября — начале декабря 1917 г. с помощью 2-го гвардейского корпуса совершить вооруженный переворот, который был сорван усилиями 1-го Украинского корпуса^[345].

Единственную информацию о перемещении 2-го гвардейского корпуса в те дни сообщала газета «Нова Рада». 30 ноября 1917 г. под названием «Поход большевиков на Киев» она, без ссылки на источник, сообщила, что якобы по приказу начальника штаба Верховного главнокомандующего России М. Бонч-Бруевича один из полков 2-го гвардейского корпуса должен двигаться на Киев, что делается без ведома и разрешения Генерального секретариата войсковых дел. Последний направил Бонч-Бруевичу протест по этому поводу, и генеральный секретарь войсковых дел С. Петлюра разослал в различные военные инстанции телеграмму о запрете проезда по территории Украины каких-либо частей без разрешения Генерального секретариата войсковых дел или его органов.

П. Скоропадский вместо приказа ехать на фронт отдал распоряжение об осаде обеими своими дивизиями железнодорожной линии Жмеринка — Казатин и Шепетовка — Казатин — Христиновка — Вапнярка, разоружил эшелоны 2-го гвардейского корпуса и некоторые другие большевизированные воинские части. Действия П. Скоропадского трактуются как его собственная инициатива с целью защиты Центральной рады^[346]. Вывод Д. Дорошенко, что «этим был спасен Киев и вся Надднепрянская Украина от разгрома большевизированными солдатскими бандами» ^[347], думается, является преувеличением, лишенным надежной фактологической основы.

Однако обращает на себя внимание довольно точное совпадение во времени акций, предпринятых Украинской радой относительно большевиков и организаций, о которых шла речь выше, и действий 1-го Украинского корпуса. Они похожи скорее на скоординированные, чем на самодеятельные. Позднейшие же публикации, думается, несут на себе отпечаток политического маневрирования конца 1917 г.

Вместе с тем не может не вызывать естественного удивления и ничем не мотивированное, бездумно-безразличное отношение Центральной рады к запросам корпуса П. Скоропадского. Вместо того, чтобы пополнить его добровольцами от вольных казаков, превратить в ядро национальной армии, Генеральный секретариат войсковых дел полностью игнорировал просьбы об отправке теплой одежды, обуви, отопительных приборов, даже агитаторов, способных противостоять пропаганде большевиков^[348]. В довершение всего, самого П. Скоропадского и высший командный состав корпуса в Киеве воспринимали с откровенной подозрительностью, чуть ли не враждебно. Как будто желая как можно больше досадить опальному генералу, главнокомандующим всеми вооруженными силами Украины назначили человека, явно не подготовленного для такой масштабной работы — Ю. Капкана.

П. Скоропадский решил стать выше личных счетов и обид, больше не конфликтовать, а ради установления нормальных отношений между украинским политическим центром и едва ли не единственной надежной военной силой, на которую он мог опереться, оставил свою командную должность. 29 декабря 1917 г. он подал в отставку, а его место занял генерал Я. Гандзюк^[349].

К тому времени корпус представлял собой еще довольно многочисленную военную силу. Штаб корпуса находился в Белой Церкви, штаб 1-й дивизии — в Бердичеве, 1-я бригада 1-й дивизии находилась в Киеве, 2-я — вдоль железной дороги Фастов — Бердичев, 2-я дивизия расположилась вдоль линии Винница — Гнивань.

Но боеспособность и дисциплина в корпусе начали падать с катастрофической быстротой. Солдаты добились, чтобы общая демобилизация в старой российской армии, объявленная Совнаркомом, была распространена и на 1-й Украинский корпус. Буквально за несколько дней корпус прекратил свое существование как организованное целое. Лишь небольшие его остатки, затаившись во время победы советских войск, после прихода немцев снова примкнули к украинской армии.

Случившееся с 1-м Украинским корпусом отразило общую для всего национального военного строительства тенденцию, когда в самых труднопостижимых комбинациях переплелись противоречивые, даже полярные феномены: настойчивое стремление и дальше создавать, укреплять вооруженный оплот государственности и безудержный, неумолимый распад воинских образований.

Центральная рада объединила Юго-Западный и Румынский фронты в один и 23 ноября 1917 г. объявила его Украинским, назначив главнокомандующим генерала-реакционера Д. Щербачева ^[350].

Был украинизирован штаб Одесского военного округа, а командующим назначен генерал Г. Елчанинов-старший. 18 декабря штаб Киевского военного округа возглавил Н. Шинкарь^[351].

Заинтересованность в как можно более крепких вооруженных силах проявляли и представители Антанты. В начале декабря в Киев из Ставки переехали военные миссии Англии, Франции, Италии, Японии, Румынии, Сербии и Бельгии. Генеральный секретариат воинских дел устроил им подчеркнуто торжественный прием. А представители союзных держав начали проявлять особую симпатию к украинскому движению, обещая предоставление разнообразной помощи.

Резкое изменение позиции стран Антанты (до этого они негативно и даже враждебно относились к идее украинской государственности, считая, что любая ее форма повредит единству Восточного фронта и принесет им лишние хлопоты) объяснялось очень просто. Понимая, что заинтересованность советской России и стран Четверного союза в прекращении непосильной для обеих сторон войны рано или поздно приведет к сепаратному миру, страны Антанты согласны были укреплять государственность УНР, лишь бы она удержала хоть часть бывшего фронта, оттягивая на себя австро-немецкие дивизии.

Но эти надежды оказались тщетными, хотя Генеральный секретарь войсковых дел С. Петлюра и обещал на встрече с союзниками 13 декабря 1917 г. выставить на фронт полумиллионную армию. Возможно, С. Петлюра и сознательно вводил в заблуждение дипломатов, а возможно, и сам не мог точно сказать, какими реальными силами располагало его правительство. И не только потому, что ситуация менялась буквально каждый день, но и потому, что даже сегодня, после многочисленных сопоставлений различных данных, документов специалисты имеют достаточно приблизительные, противоречивые представления о количественных характеристиках украинских вооруженных сил в конце ноября — начале декабря 1917 г.

Если не принимать во внимание расчеты тех, кто считает войском Украинской рады всех солдат-украинцев, представленных на военных съездах, или те части, которые принимали резолюции поддержки украинской власти, цифры здесь колеблются от 70 тыс. до 400 тыс.: 180 тыс. солдат и офицеров на Юго-Западном и Румынском фронтах, 150 тыс. — в тыловых гарнизонах и 60 тыс. вольных казаков^[352].

Очевидно, ближе к истине является цифра 400 тыс. Ею оперировал во время событий (а не позже — в воспоминаниях) С. Петлюра. Можно допустить, что таким или близким к нему было представление о вооруженных силах Рады и некоторых партийных работников в Петрограде, если они считали (пусть даже без оснований), что Центральная рада способна выставить только против А. Каледина стотысячное войско. Возвращаясь из краткосрочного отпуска в Елисаветграде, член ЦК РСДРП(б) Г. Зиновьев принял участие в совещании работников Киевской партийной организации — делегатов областного (краевого) съезда РСДРП(б). Выступая по вопросу об отношении к Центральной раде, Г. Зиновьев заявил: «Нам положение на Юге России представлялось совсем в другом виде. Я должен сказать, что мы были очень искренни, когда на заводах Петрограда выступали с заявлениями такого содержания: пусть посмеет Каледин выступить — Центральная рада, эта революционная власть украинских рабочих и крестьян, вышлет против него 100 000 армию»^[353].

В любом случае в ноябре-декабре 1917 г. Центральная рада имела довольно многочисленные вооруженные силы, которые заметно (по крайней мере, в несколько раз) превышали военный потенциал сторонников советской власти^[354]. И оценивая процессы, развивающиеся неблагоприятно для лидеров Украинской революции, можно понять мотивацию их превентивного удара. Это и были, собственно, первые залпы полномасштабной гражданской войны, что нашло отражение как в многочисленных политических документах тех дней, так и в сознании широких слоев населения. Термин «гражданская война» прочно вошел в лексикон обывателей не только крупных центров, но и украинской «глубинки». Так, проживавший в с. Кобеляки Полтавской губернии торговый приказчик М. П. Бобошко, который очень аккуратно вел дневник, зафиксировал главную тенденцию момента: «Гражданская война разгорается — везде анархия и беспорядки»^[355]. А уже в конце того же месяца, подводя политические итоги непростого 1917 г., он удрученно пишет: «Какой огромный переворот совершился, и с какой бешеной быстротой пронеслись события; сколько кровавых событий совершилось. Война, это проклятье, тяготеющее над народами, продолжается, а для нашей Родины многострадальной светлая заря, блеснувшая над ней 1 марта, покрылась грозными тучами братоубийственной гражданской войны, вспыхнувшей повсюду. Брат ополчился на брата, всюду творятся ужасы террора, надвигается голод, промышленность разрушена, товаров нет, транспорт приведен в полнейшее расстройство. Украина совершенно отделилась от России, и Центральная Рада действует самостоятельно. Дон также образовал свою республику. Финляндия тоже совершенно отделилась. Огромная могущественная монархия Россия умирает; сердце перестало болеть, оно окаменело»^[356]. В приведенной выдержке привлекают внимание не только эмоциональные и весьма квалифицированные оценки рядового гражданина с далекой периферии, но и превращение в доминанту общественного настроения представлений о происходящем как о разразившейся и набирающей обороты Гражданской войне.

За развитием событий в Украине, перерастанием борьбы в Гражданскую войну пристально следили в Петрограде. И в дальнейшем считая, что край остается частью России, не обращая особого внимания на усилия Центральной рады относительно государственного самоопределения УНР, здесь рассматривали ситуацию в Украине сквозь призму процесса развития социалистической революции, установления советской власти. То есть события в Украине воспринимались и оценивались как внутренние, внутрироссийские. Видимо, не зря в 14 случаях из 15, когда на заседаниях СНК слушались вопросы об Украине (речь идет о ноябре-декабре 1917 г.), докладчиком или автором, которому поручалась подготовка документов, был нарком по делам национальностей России И. Сталин, и только однажды — нарком иностранных дел Л. Троцкий. Для В. Ленина И. Сталин стал неоспоримым авторитетам в украинских проблемах, а для правительства — скорее наркомом или же ведущим “специалистом” по установлению власти Советов на местах, чем наркомом по делам национальностей»^[357].

3 декабря 1917 г. на заседании СНК после очередного обсуждения вопроса о Центральной Раде была создана комиссия для разработки проекта манифеста к украинскому народу и ультиматума Раде. Документ готовился главным образом В. Лениным, в составлении и редактировании текста участвовали Л. Троцкий (им были сформулированы ультимативные требования) и И. Сталин ^[358].

4 декабря СНК обнародовал «Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской раде». Манифест признавал право всех народов, в том числе украинского, на национальную независимость: «Мы, Совет Народных Комиссаров, признаем народную Украинскую республику, ее право совершенно отделиться от России или вступить в договор с Российской республикой о федеративных и тому подобных взаимоотношениях между ними.

Все, что касается национальных прав и национальной независимости украинского народа признается нами, Советом Народных Комиссаров, тотчас же, без ограничений и безусловно»^[359].

Отметим, что Ленин вовсе не случайно не употребляет официального названия тогдашнего государственного образования — «Украинская Народная Республика», а расчетливо, умышленно говорит о «народной Украинской республике», которую, как видно из дальнейших положений документа, Центральная Рада не могла представлять. Речь шла о признании «национальных прав и национальной независимости украинского народа». Что касается Центральной рады, то Совнарком вполне определенно заявлял: «Мы обвиняем Раду в том, что, прикрываясь национальными фразами, она ведет двусмысленную буржуазную политику, которая давно уже выражается в непризнании Радой Советов и Советской власти на Украине… Эта двусмысленная политика, лишающая нас возможности признать Раду как полномочного представителя трудящихся и эксплуатированных масс Украинской республики, довела Раду в самое последнее время до шагов, означающих уничтожение всякой возможности соглашения»^[360]. СНК выдвигал Центральной раде ультимативные требования: отказаться от дезорганизации фронта и пропуска контрреволюционных частей на Дон, Урал, в другие места, прекратить разоружение советских, красногвардейских частей, а также способствовать борьбе против кадетско-калединского мятежа. В случае неполучения удовлетворительного ответа в течение двух суток Совнарком обещал считать Раду «в состоянии открытой войны против Советской власти в России и на Украине» ^[361]. Таким образом, «Манифест» не дает никакого основания трактовать его как признание Центральной Рады и УНР, что, между тем, неоднократно пытались доказать некоторые историки.

Возможно, здесь сыграло роль и истолкование проблемы И. Сталиным — народным комиссаром по делам национальностей. 12 декабря 1917 г. в «Ответе товарищам украинцам в тылу и на фронте» он заявил: «Говорят, что конфликт возник по вопросу об Украинской республике, что Совет Народных Комиссаров не признает Украинской Республики. Верно ли это? Нет, неверно. Совет Народных Комиссаров официально признал Украинскую республику в “ультиматуме” и “ответе Петроградскому украинскому штабу”»^[362]. И хотя дальше И. Сталин утверждал, что СНК может признать только такую республику, в которой хозяином будет народ, правящие круги которой не будут вести контрреволюционную политику, слова о признании существующей Украинской республики он написал. Ленин проявлял в этом вопросе большую осмотрительность и даже щепетильность, поскольку 5 декабря 1917 г. СНК поставил перед главковерхом Н. В. Крыленко задачу «организации борьбы и боевых действий с Радой»^[363]. Тем более, что Центральная рада в тот же день дала отрицательный ответ на ультиматум. В документе, в частности, говорилось: «Украинская демократия в лице украинских Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, которые организовались в законодательном органе — Центральной Раде — и в правительстве ее — Генеральном секретариате, вполне удовлетворена как составом этих органов, так и воплощением в жизнь ее воли.

Центральной Радой недовольны великорусские элементы черносотенного, кадетского и большевистского направлений, которые, вероятно, больше хотели бы другой национальный состав Рады. Но Генеральный секретариат предоставляет полную возможность указанным элементам покинуть территорию Украины и выехать в Великороссию, где их национальное чувство будет удовлетворено.

С этой целью украинские солдаты обезоружили анархически настроенных великорусских солдат, которые плели заговоры против власти украинского народа и грозились внести в жизнь Украины кровавую братоубийственную войну, анархию и всю ту распущенность, которая царит на территории народных комиссаров» ^[364].

Не согласившись по сути ни с одной из высказанных претензий СНК, Центральная рада их решительно отвергала: «На территории Украинской Народной Республики, — говорилось в послании, подписанном В. Винниченко и В. Шульгиным, — власть принадлежит демократии Украины. Всякие покушения вооруженной силой на эту власть будут подавляться такой же силой»^[365].

В тот же день Центральная рада направила и пространную телеграмму в ставку главковерха (за подписью В. Винниченко, С. Петлюры и генерального писаря И. Мирного), в которой опротестовывалось право российской стороны «грубо покушаться» на навязывание «своих форм политического устройства самоопределившегося государства. Генеральный секретариат предлагает иные методы, нежели те, которые употребляются Советом народных комиссаров, а именно: добровольное соглашение всех областей и народов. на следующих условиях: 1) правительство должно быть однородно социалистическим от большевиков до народных социалистов, 2) должно быть федералистическим… только такое правительство правосильно решать вопросы мира всей России»^[366].

Очевидно, к тому моменту, опираясь на дивизии «украинизова-ного» войска, Рада считала свое положение непоколебимым. Она развернула интенсивную кампанию, в ходе которой доказывала, что появление «Манифеста» — это объявление войны Украине, представляла свою борьбу против Советов в Украине и в России как войну войной между Украиной и Россией, между двумя народами. 5 декабря 1917 г. В. Винниченко говорил о «Манифесте»: «Объявление нас “буржуями” — средство борьбы неукраинцев с украинцами. Борьба, которую теперь ведут с нами большевики, борьба национальная… Не Генеральный секретариат, а Совет Народных Комиссаров затеял братоубийственную войну. Но тот, кто поднял меч, от меча и погибнет…» ^[367] Обращает на себя внимание и аргументация, к которой прибегнул М. Грушевский, анализируя ситуацию, связанную с появлением «Манифеста». Утверждая, что на Украину надвигается вражеское войско, он дальше отмечал: «Оно (войско. — В. С.) уже вступило на украинскую землю и получило приказ во чтобы то ни стало пробиться к центру нашего государства. Отправляют это войско на нас те же так называемые народные комиссары, которые лицемерно кричат везде и всюду о своей любви к миру. Заключив перемирие на всех фронтах, народные комиссары объявили войну нам»^[368].

Стоит отметить, что в такой атмосфере немалая часть местных большевиков проявила растерянность, о чем свидетельствует и Областной (краевой) съезд РСДРП(б) в Киеве 3–5 декабря 1917 г. Оказавшись после вооруженных акций Рады 28 ноября — 3 декабря практически беззащитными и опасаясь, что массы могут поколебаться и снова склониться к Центральной раде, они выражали тревогу за возможное развитие событий как неблагоприятное для себя в военной и политической перспективах^[369]. Вместе с тем работа съезда еще раз показала неготовность местных большевиков к войне, о которой каждый день неугомонно твердилось в прессе.

5 декабря 1917 г. СНК рассмотрел ответ Центральной рады на ультимативные требования и, признав его неудовлетворительным, решил «считать Раду в состоянии войны с нами». Было поручено комиссии в составе В. Ленина, Л. Троцкого, И. Сталина предпринять активные меры к установлению отношений со Ставкой и издать от имени Совета Народных Комиссаров два воззвания — к украинскому народу и солдатам^[370].

Следовательно, в официальных документах, поступающих из обоих лагерей, оказавшихся в противоборстве, состояние отношений характеризовалось именно как война, война между советской Россией и Украинской Народной Республикой. Однако в действительности ситуация оказалась значительно сложнее.

Пожалуй, больше других это понимали В. Винниченко и П. Христюк, которые используя соответствующие документы совершили попытки подняться к надлежащему уровню сложности в объяснении исследуемых проблем. Вряд ли можно считать их попытки абсолютно успешными — слишком часто бросается в глаза очевидная противоречивость между отдельными блоками-размышлениями. Однако следует отдать должное стремлению вышеназванных авторов к научной всесторонности и объективности. У Винниченко оно органично сочетается с внутренней потребностью критического самоочищения, а у Христюка — с явным разочарованием по поводу неиспользованных благоприятных возможностей — «исторического шанса» — из-за проявленных субъективных просчетов и ошибок.

Винниченко с присущей ему публицистической беспощадностью и безапелляционностью утверждает, что начавшаяся война велась «формально, — будто с Россией, Великороссией, с Петроградским Советским Правительством. Но в сущности с собственными народными массами» ^[371]. То есть «верхи» украинского движения оказались в конфликте («войне»), Гражданской войне, с его «низами». Почему?

Бывший председатель Генерального секретариата самокритично отвечал на этот вопрос. По его мнению, это произошло потому, что украинский труженик, прежде всего украинский солдат, не видел «со стороны своей украинской власти желания встать решительно на сторону работающих, не видел с ее стороны тенденций что-либо радикальное осуществлять в этом направлении, чтобы если не сегодня, то далее в будущем, преодолев все трудности, освобождать свои трудящиеся массы из-под социального господства враждебных и нации, и трудящимся классов. Вместо того слышал, как такое желание большевиков, такая их оборона простого, бедного люда против всякого господина называлась у украинцев (речь идет, конечно, об идеологах украинского движения. — В. С.) демагогией, высмеивалась, бранилась, отрицалась»^[372].

Иными словами, под влиянием большевиков (и московских, и доморощенных), убеждаясь на собственном жизненном опыте, очень широкие слои населения Украины все больше теряли доверие к Центральной раде («само имя Центральной Рады становилось непопулярным»)^[373] и выражали симпатии ее политическим оппонентам («солдаты наши, главная тогда сила, говорили: мы — большевики, но мы — украинские большевики…») ^[374].

Единственный выход из такой ситуации бывший лидер УСДРП усматривал в перевыборах Центральной рады, большинство которой на это, конечно, не соглашалось. Главными соображениями были два: согласие на перевыборы, означало бы признание ошибочности проводимой политики; перевыборы, вероятнее всего, принесли бы преимущество большевикам, рабочим, а через русифицированных пролетариев власть перешла бы к россиянам («русским»).

Винниченко доказывает, что подобные рассуждения были беспочвенны. Массы давно не удовлетворяла политика Украинской рады — и необходимо было бы избрать иной курс, который требовало большинство. Огромное же численное преимущество украинцев в армии и в селе дало бы им неоспоримое большинство и в новом составе Рады. К ним неизбежно присоединилась бы часть рабочего класса. «И большинство безусловно было бы за украинцами, а, значит, и вся советская, социалистическая власть на Украине была бы национально-украинской. И сама собой прекратилась бы война с русской советской властью»^[375].

Винниченко считал, что причиной ложной ориентации в тот ответственный момент стало неправильное понимание национальной идеи, которая не была бы дискредитирована, если бы «не выставляли ее как враждебную к социалистической революции… Да, — борьба двух национальных идей, украинской и русской, была бы безусловно. Но украинская идея, сгармонизованная с социальными устремлениями масс, была бы наверняка сильнее, она не была бы так ослаблена, как это было потом, когда всякий украинец считался другими и сам себя считал естественным врагом большевизма, то есть широких (пусть даже, по мнению иных, неумеренных, нерассудительных), но тех социальных стремлений, которые тогда господствовали в наших же массах»^[376].

Определенный, хотя в большей степени абстрактно-теоретический интерес представляют попытки П. Христюка вывести из-под критического удара Центральную раду и переложить вину за трансформацию нарастающего в Украине кризиса в Гражданскую войну на большевиков. Анализируя документы третьей сессии Всеукраинского Совета крестьянских депутатов (18–23 ноября 1917 г.) и Третьего съезда Украинской партии социалистов-революционеров (21–24 ноября 1917 г.), хорошо информированный аналитик пытается обосновать весьма важную, принципиальную тенденцию. Представители самого многочисленного слоя населения Украины и его партии на своих форумах продемонстрировали явную склонность медленно, с использованием довольно сложной системы переходных, компромиссных мер добиться сочетания (объединения) национальных и классовых органов (Украинского учредительного собрания и Всеукраинского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов) в конструкции верховной власти в Украине^[377]. Такой по сути переходный вариант государственной организации, предполагающий и дальнейшую его эволюцию, совершенствование, предположительно мог снять напряжение между лидерами Украинской революции и большевиками, однако последние, проявив неоправданную требовательность, даже агрессивность, вооруженной силой разрушили естественный ход весьма прогрессивных процессов^[378].

Возможно, подобного рода размышления и стоило бы принять в расчет, если бы упомянутая схема хоть в малой степени начала реализовываться на практике. Большевики же организовывали массы на борьбу не с бумажными, кабинетными планами, какими бы привлекательными они ни были, а с той конкретной политикой и организациями, которые им противостояли. Именно поэтому они и добивались устранения с политической арены Центральной рады и передачи власти в Украине органу, который избрал бы Всеукраинский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Убедившись, что Всеукраинский съезд Советов, вопреки противодействию Центральной рады, все равно будет созван, лидеры УНР в 20-х числах ноября изменили тактику. Они публично начали доказывать, что съезд, созванный по нормам представительства оргкомитета, который создал областной Совет рабочих и солдатских депутатов, не будет отражать настроений украинского народа, не станет его настоящим волеизъявлением. Поэтому Центральная рада считала себя обязанной принять участие в организации форума и повлиять на процесс формирования его состава. ЦК Крестьянского союза без ведома оргкомитета призвал крестьян отправить как можно больше представителей для участия в съезде. В столицу прибыли более 2 тыс. таких посланцев от близких к Киеву уездов, которые без труда захватили помещение мандатной комиссии и выписали всем своим сторонникам мандаты делегатов съезда, растворив в собственной массе прибывших в Киев по инициативе оргкомитета.

Большевики и их сторонники (всего около 200 человек) огласили декларацию с осуждением фальсификации съезда, грубой подтасовки его состава, превращения в собрание сторонников Центральной рады и оставили зал заседаний сразу же после открытия форума. Те же, кто остался, конституировались как Всеукраинский съезд Советов и приняли ряд резолюций, в которых полностью поддерживали политику лидеров УНР и осуждали действия СНК как неспровоцированную агрессию против суверенного государства. Отдельные большевики, оставшиеся на собрании с информационной целью, солидаризировались с резко негативными оценками ультиматума СНК Украинской раде^[379].

«…Считая ультиматум Совета народных комиссаров покушением на Украинскую Народную Республику… исходя из того, что заявленные в нем притязания грубо нарушают право украинского народа на самоопределение и на свободное строительство форм своей государственной жизни, Всеукраинский съезд советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов утверждает, что централистические намерения настоящего московского (великорусского) правительства, доводя до войны между Московией и Украиной, грозят окончательно разорвать федеративные связи, к которым стремится украинская демократия, — говорилось в резолюции, против которой было подано всего 2 голоса, а 19 — воздержались. — …Признавая, что ответ Генерального Секретариата 4 декабря является надлежащим ответом покушению народных комиссаров на права украинских крестьян, рабочих и солдат, Всеукраинский Съезд советов крестьянских, рабочих и воинских депутатов считает нужным принять все меры, чтобы не допустить пролития братской крови, и обращается с горячим призывом к народам России всеми способами предотвратить возможность новой позорной войны»^[380].

Еще более единогласными оказались результаты одобрения резолюции о доверии Центральной раде. Против принятого документа голосовало также 2 депутата и только 2 — воздержались. «Принимая во внимание, — говорилось в резолюции, — что Центральная Украинская рада, представительство в которой непрестанно обновляется, состоит из Всеукраинских советов крестьянских, рабочих и воинских депутатов, избранных на всеукраинских съездах, и из представителей демократии национальных меньшинств, из-за чего она представляет собой временный правомочный законодательный орган революционной демократии Украины, и учитывая то, что провозглашением Третьего Универсала Центральная Рада стала на путь широких социальных и политических реформ и приступила к скорейшему созыву Украинского Учредительного Собрания, которому единственно может Центральная Рада передать всю полноту власти на Украине, — съезд Советов крестьянских, рабочих и воинских депутатов Украины считает переизбрание Центральной Рады несвоевременным и ненужным.

Подчеркивая свое решительное требование, чтобы Центральная Рада в своей дальнейшей работе стояла твердо на страже достижений революции, распространяя и углубляя безостановочно свое революционное творчество и обороняя неуклонно классовые интересы трудовой демократии, и чтобы не откладывая созвала в свое время Украинскую Учредительную раду, которая одна может выявить истинную волю всей демократии Украины, — съезд Советов крестьянских, рабочих и воинских депутатов Украины выражает на этом пути Центральной Раде свое полное доверие и обещает ей свою решительную поддержку»^[381].

I Всеукраинский съезд Советов стал еще одной демонстрацией солидарности с линией руководства Украинской революции. Однако, думается, не стоит и переоценивать его, как это делается в работах многих современных историков^[382]. В частности, сами украинские руководители в системе аргументации в пользу легитимности Центральной рады УНР не придавали первостепенного значения решению киевского съезда Советов, как и не считали их принципиально важными для дальнейшей судьбы Украинской революции.

П. Христюк считает, что съезд был попыткой местных большевиков избавиться от Центральной Рады в момент, когда «война фактически уже началась, когда русское Советское войско уже наступало на Украину и Совет Народных Комиссаров оформлял, так сказать, это наступление своими ультимативными нотами к Центральной Раде»^[383]. Однако автор не ставит проведение съезда в прямую связь с планами СНК. Ведь «формально да и по сути» съезд этот связан с предыдущим периодом — периодом мирной агитации большевиков против Центральной рады. Собственно, за созыв съезда, напоминает Христюк, высказался и Третий съезд УПСР. Однако большевики, взяв инициативу в свои руки, пытались воплотить в жизнь собственный сценарий, но сделать это не смогли.

Оценивая принятые постановления, Христюк делает, казалось бы, неожиданный вывод: «Призрак похода Московии на Украину уже бросал украинскую демократию вправо, в сторону сохранения единого национального фронта и затушевывания момента классовой борьбы. А это был самый большой вред, который несла война Московии с Украиной Украинской революции»^[384]. Однако если оставить без внимания очевидное противоречие (призрак войны или война как таковая), то в целом вывод Христюка вписывается в его общую схему, в частности в отстаиваемый тезис о том, что конфликт большевиков с Центральной радой помешал естественной эволюции украинского движения влево, к социализму и перерос в Гражданскую войну.

Что касается противоречия между многочисленными утверждениями, что война Советской России против Украинской Народной Республики началась в начале декабря (с ультиматума), при отсутствии фактического подтверждения каких-либо военных действий, то истолковать все это не просто, особенно если учесть, что весь декабрь 1917 г. продолжались поиски дипломатических путей решения конфликта. Во всяком случае, такой вывод можно сделать, рассматривая отношения на «высших этажах» политики — между СНК и Центральной радой с Генеральным секретариатом. Если многие авторы вообще обходят этот срез тогдашней жизни, то этого не может себе позволить Д. Дорошенко — бывший дипломат.

В конце концов, он занимает срединную позицию: «Обмен нотами (ультиматум СНК и ответ Центральной рады. — В. С.), — не вызвал сразу войны в обычном смысле слова, и еще некоторое время между обеими сторонами шли опосредованные и непосредственные переговоры»^[385], — вынужден соглашаться с действительностью добросовестный историк. Похоже, он находит и довольно резонные объяснения именно такой логики развития событий между конфликтующими сторонами: «Хотя и за большевиков и за Ц. Раду стояли вроде бы большие массы вооруженных военных, но это уже не были правильно организованные и послушные части, как прежде; они были разбросаны повсюду, настроения их были шаткими и неизвестно было наверняка, с кем они пойдут. Оба правительства опирались на более определенные силы лишь в своих столицах, но для какой-либо войны и дальних походов тех сил было мало»^[386].

Вывод совершенно справедливый, и отражает действительный военный потенциал обеих сторон. В то же время Дорошенко пытается своеобразно согласовать свои соображения с господствовавшим в 1917 г. политическим стереотипом не только о существовании состояния войны, но и о ее фактическом активном ведении со стороны Советской России. Он предлагает следующую логику развития тогдашних событий: «…большевики выбрали такую тактику: формально не объявляя войны, они давали приказы разным воинским частям на Украине, которые склонялись к большевизму, чтобы они сами захватывали украинские города и провозглашали власть Советов. Им должны помогать большевистские боевые дружины из местных элементов. Тогда выглядело так, что Совет Народных Комиссаров вроде бы и не ведет войны против Украины, но сами рабочие, солдаты и крестьяне свергают ненавистную им власть буржуазной Ц. Рады и устанавливают власть советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов»^[387].

Очевидно, автор допускает здесь неточности относительно двух моментов. Во-первых, руководства процессом установления советской власти со стороны какого-то центра не было (во всяком случае, документы по этому поводу неизвестны), и воссозданный вариант тактики совершался сам собой, в определенной степени стихийно.

Во-вторых, борьба за установление советской власти — это все же не война в полном смысле слова. Во всяком случае, не война межгосударственная — украинско-российская (фронты, регулярные воинские части, боевые операции, соответствующее профессиональное командование, тяжелое вооружение, система снабжения войск всем необходимым и т. д.). Это политические акции, действия, которые в силу определенных причин (хотя и не обязательно — скорее, как исключение) выливались в кратковременные вооруженные столкновения. И такие явления можно квалифицировать как факты Гражданской войны

Собственно, автор несколько страниц спустя противоречит сам себе, когда пишет, что Украинской Народной Республике пришлось налаживать свою деятельность «под угрозой большевистской инвазии и внутренних большевистских восстаний (подчеркнуто мною. — В. С.)»^[388], по существу подтверждая правоту высказанного выше замечания. Историк много страниц посвящает анализу переговорного процесса между СНК и Центральной радой, который продолжался в течение всего декабря. Тем самым он лишний раз подтверждает приоритетность для обеих сторон мирного пути урегулирования конфликта перед его военным вариантами. Однако в определенном противоречии с теми фактами и документами, которые анализируются в книге, Дорошенко несколько неожиданно делает предположение-вывод: «Очевидно, что различные ноты или попытки переговоров были для большевиков лишь маневром чтобы выиграть время или как-то озадачить противника»^[389]. Видимо, в данном случае автор чувствовал несоответствие между фактами и их суммарной оценкой и поэтому ввел это предупредительное — «очевидно», приобретающее предположительный, а не итоговый смысл.

Более грубо, а поэтому менее убедительно пытается «подогнать» под собственную концепцию развитие дипломатического диалога между УНР и советской Россией П. Христюк. Особый упор при этом делается на том, что большевистский СНК, вопреки неоднократным демагогическим заверениям, якобы никогда, ни при каких обстоятельствах не мог смириться с правом украинцев самостоятельно решать свою судьбу из-за панической боязни утраты экономически, политически и стратегически важнейшего для России региона^[390].

Развитие событий в декабре 1917 г. свидетельствовало о тщетности усилий по примирению политического противостояния в Украине. Среди таких событий, безусловно, одним из главных является I Всеукраинский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который состоялся в Харькове 11–12 декабря 1917 г.

124 делегата (большевики, эсеры, меньшевики-интернационалисты, левые украинские социал-демократы и беспартийные), оставившие 5 декабря съезд Советов в Киеве, переехали группами в Харьков, где, объединившись с делегатами III областного съезда Советов Донецкого и Криворожского бассейнов, провели первый Всеукраинский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов.

Более 200 делегатов представляли 46 Советов Донецко-Криворожской области, 32 Совета Юго-Западного края и 4 Совета Юга Украины. Делегаты рассмотрели вопросы о текущем политическом моменте, о власти и государственном устройстве, о самоопределении края.

Украина была объявлена Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. На ее территорию распространялись все декреты и распоряжения советского правительства России, прежде всего декреты о земле, рабочем контроле над производством, о демократизации армии. Одновременно постановления и распоряжения Центральной рады признавались недействительными как направленные против народных интересов.

Съезд принял решение об установлении между Советской Украиной и Советской Россией тесной братской связи, а в резолюции «О самоопределении Украины» признал Украинскую советскую республику федеративной частью РСФСР.

Представляется не вполне глубоко обоснованным предположение отдельных историков о том, что созданное ВУЦИКом правительство — Народный секретариат — не являлось «достаточно лигитимным», а больше преследовало цель «подтолкнуть реальное — легитимное — украинское правительство (т. е. Генеральный секретариат. — В. С.) к переговорам» с СНК^[391].

Думается, что в данном случае несколько недооценивается роль и степень влияния Советов, в том числе и их I Всеукраинского съезда, в общественно-политической ситуации и жизни вообще Украины.

В Центральный исполнительный комитет Советов Украины из 41 члена было избрано 35 большевиков: Ф. Сергеев (Артем), A. Александров, С. Бакинский, Е. Бош, П. Загребельный, А. Иванов, И. Кулик, М. Острогорский, Л. Пятаков, М. Тарногородский и др. Председателем ЦИК Советов Украины был избран левый украинский социал-демократ Е. Медведев. Поскольку на съезде были недостаточно представлены Советы крестьянских депутатов, было признано целесообразным созвать Всеукраинский съезд Советов крестьянских депутатов, избрать на нем в ЦИК 20 представителей. Это решение было выполнено в январе Всеукраинской крестьянской конференцией.

17 декабря ЦИК Советов Украины объявил о создании первого советского правительства Украины — Народного Секретариата в составе 10 секретарей, 9 из которых были большевиками: В. Ауссем, С. Бакинский, Е. Бош, Г. Лапчинский, В. Люксембург, Э. Лугановский, B. Затонский, Ф. Сергеев (Артем), В. Шахрай. Один народный секретарь — Е. Терлецкий — был левым эсером. Сначала правительство работало под временным руководством Е. Бош.

В решениях І Всеукраинского съезда воплотился выбор руководимых большевиками леворадикальных сил, достаточно широких кругов трудящихся утверждать на своей земле социалистический строй, строить украинское советское государство в союзе с русским и другими народами страны.

Создание и укрепление Украинской Республики Советов означало довольно серьезный удар по планам развития УНР под руководством Центральной рады. Борьба против последней вступала в решающий этап. Новое направление было задано и повсеместному установлению власти Советов.

Известие о решении I Всеукраинского съезда Советов было одобрительно встречено во многих местах, коллективах Украины. Трехтысячный митинг рабочих и служащих Харьковского железнодорожного узла принял 14 декабря 1917 г. резолюцию, в которой, в частности, говорилось: «Мы, рабочие, приветствуем образованный Всеукраинский ЦИК Советов как новую Советскую власть Украины — союзника Совета Народных Комиссаров»^[392]. «Все, кто за власть Советов, теснее сплотитесь вокруг Центрального Исполнительного Комитета Советов Украины — и Центральная Рада будет свергнута»^[393], — призывало общее собрание рабочих Нелеповского и Щербиновского рудников, состоявшееся 19 декабря 1917 г. «Приветствуем Всеукраинский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а также избранный им Центральный Исполнительный Комитет, — говорилось в резолюции, посланной из 7-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса. — Вон буржуазную Центральную Раду. Довольно национальной травли. Да здравствует Всеукраинская республика Советов. Да здравствует братство рабочих, солдат и беднейших крестьян Великороссии и Украины»^[394].

Подобных документов в те дни принималось много, и периодика, конечно, могла вместить на своих страницах лишь их определенную часть.

С большим вниманием относились к развитию процессов на Украине в Петрограде. В написанных в дни работы I Всеукраинского съезда Советов «Тезисах об Учредительном собрании» Ленин, взвесив известные ему факты, заявил: «Последние события на Украине (отчасти также в Финляндии и в Белоруссии, а равно на Кавказе) указывают равным образом на новую группировку классовых сил, которая происходит в процессе борьбы между буржуазным национализмом Украинской рады, Финляндского сейма и т. п., с одной стороны, и Советской властью, пролетарски-крестьянской революцией каждой из этих национальных республик, с другой»^[395].

Как только поступили сообщения о I Всеукраинском съезде Советов, о его решении создать Украинскую советскую республику, возглавляемый Лениным СНК немедленно, 17 декабря, направил ЦИК Советов Украины телеграмму, в которой приветствовал «образование в Харькове действительно народной Советской власти на Украине, видя в этой рабочей и крестьянской Раде настоящее правительство Народной Украинской республики», и обещал правительству братской Украинской республики «полную и всестороннюю поддержку в деле борьбы за мир, а также в деле передачи всех земель, фабрик, заводов и банков трудящемуся народу Украины»^[396]. В современной историографии появился новый, синтетический (по сути — симбиозный), уточняющий содержательный термин: «Украинская Народная Республика Советов»^[397] как попытка привести к единому логичному, (хотя, естественно — искусственному) знаменателю разнобой в тогдашних документальных источниках.

Центральная рада, естественно, не только не признала решений I Всеукраинского съезда Советов, но и развернула широкую пропаганду, направленную на опровержение их правомерности.

Вместе с тем руководство УНР стремилось переломить ситуацию в свою пользу, прибегая к силовым методам. На Румынском фронте был убит назначенный СНК комиссар фронта большевик С. Рошаль, на Юго-Западном — арестован комиссар фронта, член Всероссийского ЦИК Г. Чудновский. Было арестовано большинство членов армейских и корпусных ВРК, грубо разгонялись рады, другие революционные организации.

Особую огласку получило дело об убийстве председателя Киевского Военно-революционного комитета Л. Пятакова.

Реагируя на нарастание террора, Киевская общегородская конференция РСДРП(б) 27 декабря приняла решение о немедленном вооруженном выступлении против Центральной рады, от которого пришлось отказаться из-за явной неподготовленности. Однако остановить процесс борьбы за установление власти Советов уже не могло ничто. Решительность многочисленных организаций трудящихся Украины бороться за установление власти Советов отныне могла опираться и на военный потенциал советской России. В декабре 1917 г. в Украине начали появляться первые вооруженные формирования, присланные с Севера, и отряды, сформированные из революционно настроенных фронтовиков.

Руководство УНР дало негативную оценку решениям харьковского съезда и особенно тем последствиям, которые он мог иметь, как удобный повод для углубления кризиса, военного противостояния России и Украины.

Н. Шаповал утверждает, что, в отличие от легитимного Всеукраинского съезда Советов в Киеве, который поддержал власть Центральной рады, «Москва уже шла огнем и мечом на Украину и в Харькове уже подготавливала новое “правительство” для Украины. Так московская социальная революция пошла войной на украинскую социальную революцию… Наш режим был социалистический. Москва войну затеяла, как видите по документам, определенно по национальным причинам, а не социальным. Война была национальная, а не социальная»^[398].

М. Грушевский считает, что провозглашение Украины советской социалистической республикой, отмена всех распоряжений Центральной рады, формирование советских органов власти (Всеукраинского центрального комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, Народного секретариата) не имели бы последствий, «если бы, к несчастью, не прорвались в Харьков большевистские войска, или лучше сказать, банды солдат, матросов и разных наемных хулиганов, которые стояли под Белгородом, якобы пробивая себе дорогу на Дон. С их приходом осмелели и местные элементы, разагитированные большевиками; местное население было терроризировано, украинский гарнизон, продержавшись две недели, в конечном счете, сложил оружие.

После этого банды большевистских солдат и так называемых красногвардейцев, то есть вооруженных рабочих и всякого иного люда, взятого на службу большевиками, вместо того, чтобы идти на Дон бороться с контрреволюцией, как говорили, стали продвигаться по железным дорогам Украины, захватывая города и узлы Донецкого района, оттуда перекинулись в Екатеринославский, начали распространяться в Полтавщине и Херсонщине»^[399].

В. Винниченко считал провозглашение Народного секретариата правительством всей Украины очень выигрышным моментом для советской России: «Не она, мол, уже теперь вела войну с Украиной, а Харьковское Украинское правительство боролось против Киевского, теперь, мол, это домашнее дело самого украинского народа. Естественно, это была только одна формальность, потому что харьковское правительство все директивы получало из Петрограда и вело военные операции силами русского правительства». В то же время, стремясь к объективности, бывший Председатель Генерального секретариата отмечал, что «образование этого правительства очень помогло победе большевизма на Украине: все недовольные элементы сразу нашли себе в нем организационный центр и точку опоры»^[400].

Развивает тезис В. Винниченко и Д. Дорошенко, подчеркивая, что со времени I Всеукраинского съезда Советов «началось завоевание Украины большевиками изнутри якобы украинскими же силами и при наличии нового украинского правительства — Центрального Исполнительного Комитета Советов Украины^[401]».

Неточность, которую допускает автор в данном случае, квалифицируя ВУЦИК новым украинским правительством (в действительности таковым был Народный секретариат), — не так существенна, как другая часть этой же фразы — «началось завоевание Украины большевиками якобы украинскими же силами». Здесь автор допускает сразу две очевидные ошибки, безоговорочно считая большевиков исключительно внешней, неукраинской силой, а соперников Центральной рады называет «якобы украинскими же силами».

На самом же деле, большевизм в Украине к концу 1917 г. превратился во влиятельную внутреннюю силу. В целом с 25 октября 1917 по 28 февраля 1918 г. в городах, рабочих поселках, на заводах, рудниках и железнодорожных станциях Украины возникло 33 новых большевистских организации. Всего в начале 1918 г. в городах, промышленных центрах и рабочих поселках Украины вместе с созданными ранее насчитывалось 204 партийные организации.

Наряду с увеличением партийных организаций за счет передовых рабочих их ряды пополнялись наиболее революционно сознательной частью крестьянства. До 25 октября в украинском селе было создано 46 крестьянских большевистских организаций и групп. В конце года, когда классовая борьба на селе обострилась, процесс образования крестьянских большевистских организаций усилился. Он шел настолько быстро и успешно, что за четыре месяца триумфального шествия советской власти (ноябрь-февраль) образовалось 82 новые крестьянские организации РСДРП(б), то есть почти в два раза больше, чем в предыдущие восемь месяцев (март-октябрь). Всего же в феврале 1918 г. в Украине существовало 126 крестьянских большевистских организаций.

Сведения о числе членов партии сохранились по 38 организациям и группам, в которые входило 2457 человек. Это позволяет ориентировочно определить, что крестьянские организации Украины в конце 1917 — начале 1918 г. объединяли свыше 8100 членов партии.

Достаточно интенсивным был рост влияния большевиков в солдатской среде. В конце 1917 — начале 1918 г., по неполным данным, возникли одна фронтовая и одна армейская, не менее 5 корпусных и 4 дивизионных, свыше 70 полковых и ротных организаций, а всего — более 86 военных организаций РСДРП(б). В начале 1918 г. на территории Украины насчитывалось в тыловых гарнизонах 28, на фронтах — 2 фронтовых, 4 армейских, 13 корпусных, 8 дивизионных, 158 полковых и ротных, всего — 215 военных организаций большевиков. Всего же в это время в городах, промышленных центрах, в селах и волостях, в запасных полках и гарнизонах, фронтовых частях и соединениях насчитывалось 547 организаций большевиков. В это число входила 201 организация, возникшая в конце 1917 — начале 1918 г. Общая численность членов большевистской партии на Украине составляла около 80 тыс. человек.

В 1917 г. численность партийных организаций Украины сильно возросла как за счет передовых рабочих, так и представителей других социальных слоев трудящихся. При этом, если в марте-октябре в общем количестве вступивших в партию крестьяне составляли 6,2 %, а служащие 23,9 %, то в ноябре-декабре — соответственно 9,3 и 26,3 %. В 1918 г. удельный вес этих категорий среди вступивших в партию еще более возрос (соответственно — до 12,8 % и 30,9 %). Эти данные — свидетельство укрепления связи большевистской партии со всеми социальными группами трудящихся^[402].

Фактом остается, что большинство членов РСДРП(б) составляли неукраинцы по происхождению, они были жителями Украины, считали себя неотъемлемой частью украинского общества, а не иностранными агентами, проводниками чьей-то внешней политики (хотя никогда и не возражали против своего подчинения ЦК РСДРП(б)). Поэтому термин «якобы украинские силы» не столько приближает к выяснению истины, сколько отдаляет от нее, затушевывает действительность. Собственно, такую ошибку в свое время допускали и лидеры Украинской рады.

Последние действительно попали в трудную ситуацию. Противоречивость положения и вынужденность многих тогдашних поступков Центральной рады достаточно проникновенно и одновременно лапидарно описывает Д. Дорошенко. «Среди очень неопределенной внешней ситуации, — пишет он, — под угрозой московской агрессии и большевистских восстаний на собственной территории, среди всеобщей анархии, которая охватила весь край, парализовала всякую власть и делала невозможным порой даже сношения с перифериями, украинскому правительству пришлось организовывать государственный аппарат и налаживать новое управление обширной окраиной. Оно оказалось, собственно, перед лицом чрезвычайно сложной и тяжелой задачи: с одной стороны, правительство ставило себе цель осуществить на Украине социалистический строй, невольно равняясь при том на образец большевистского эксперимента, ибо большевики тут же на Украине и в самой столице вели неустанную и откровенную проповедь осуществления социализма так, как он уже осуществлялся в Московии, и кололи глаза украинцам, что их Ц. Рада — буржуазная и контрреволюционная; с другой стороны, нужно было установить хоть какой-нибудь порядок и хоть какой-нибудь покой вообще, чтобы иметь возможность провести организацию государственной жизни, потому что Украина фактически уже стала самостоятельным государством, хотя украинские политики и твердили о федерации и пытались создать некое “однородно-социалистическое” центральное правительство.

Эта необходимость — под давлением большевиков и собственных социалистических партий — одновременно осуществлять социальные реформы глубочайшего значения и в то же время организовывать государство и стараться поддерживать такой-сякой порядок в стране приводила к тому, что в своей законодательной и организационной деятельности Украинское правительство не могло занять какой-либо устойчивой линии, колебалось, часто противоречило само себе и, наконец, оказывалось против волн революционной стихии в беспомощном и безвыходном состоянии, теряло всякую почву под ногами»^[403].

Вокруг участия российских красногвардейских и солдатских отрядов в боях в Украине в декабре 1917 — январе 1918 г. вплоть до наших дней идет множество споров. Далеко не всегда они имеют беспристрастный научный характер, что заставляет еще раз обратиться к самым главным фактам.

Считая основной угрозой для советской власти в конце 1917 г. калединский мятеж на Дону, В. Ленин еще 5 декабря поручил командующему Петроградским военным округом В. Антонову-Овсеенко подобрать по соглашению с главнокомандующим Н. Крыленко и наркомом военных дел М. Подвойским кандидата на пост командующего войсками, которые будут действовать против контрреволюции на юге страны, и согласился с предложением Антонова-Овсеенко назначить его на этот пост ^[404].

Документы свидетельствуют, что В. Ленина и СНК в данном случае беспокоило прежде всего положение на калединском фронте. Что касается Центральной рады, то против нее до какого-то момента решительные шаги не предпринимались. Наоборот, Совнарком по инициативе председателя срочно, 6 и 7 декабря, рассмотрел на своих заседаниях предложение Украинского революционного штаба Петроградского краевого военного Совета о мирном урегулировании конфликта между Центральной радой и СНК^[405].

Показательно, что В. Ленин, обсудив 8 декабря с В. Антоновым-Овсеенко планы борьбы с контрреволюцией на Юге России, собственноручно написал ему удостоверение, согласно которому тот уполномочивался «для общего руководства операциями против калединских войск и их пособников»^[406]. На следующий день председатель СНК предложил представителю большевиков Украины С. Бакинскому, находившемуся в Петрограде, немедленно выехать в Харьков, куда направлялся Антонов-Овсеенко для содействия налаживанию деловых, товарищеских отношений между комиссаром по борьбе с контрреволюцией на Юге России и местными партийными и хозяйственными работниками^[407].

11 декабря в разговоре по прямому проводу с Н. Крыленко В. Ленин дал указание принять «все меры, вплоть до революционных, для энергичного движения войск и притом в большом количестве» в район Харькова для отпора калединским мятежникам^[408].

В то время у Антонова-Овсеенко сложился общий план борьбы с контрреволюцией на Юге. Суть его заключалась в том, чтобы все силы, которые могли выступить против Каледина, учитывая также и революционизированные части с Юго-Западного и Румынского фронтов, а также воинские формирования с других фронтов и красногвардейские отряды из советской России, направить на Харьков, а оттуда двинуться на Ростов и Новочеркасск^[409].

В перспективе планировались военные действия и против Киева — политического центра Украины, но они откладывались на неопределенный срок, необходимый для предварительного накопления военных сил. Застраховываясь от непредвиденного поворота событий, Антонов-Овсеенко договорился с Крыленко о том, чтобы никакого движения войск с фронта в восточном направлении, то есть на Киев, не осуществлялось без согласия командующего по борьбе с контрреволюцией на Юге^[410].

Таким образом, о военных действиях против войск Центральной рады ни со стороны Совнаркома, ни тех сил, которые группировались вокруг местных большевиков, в декабре речи не было. Даже больше: Совнарком пытался проводить переговоры с Центральной радой. Определенные надежды связывались, в частности, с тем, что от Совнаркома их было поручено вести В. Карелину, И. Штейнбергу, П. Прошьяну — левым эсерам, входившим в правительство. Даже после I Всеукраинского съезда Советов, пообещав ВУЦИК полную поддержку и придерживаясь этой линии, Совет народных комиссаров в то же время продолжал курс на ликвидацию конфликта с Центральной радой. На заседании СНК 19 декабря были обсуждены доклады П. Прошьяна о его посещении Киева и предварительных переговорах с Радой, И. Сталина — о положении в Украине, В. Карелина — о переговорах с делегатами от Украины, В. Менжинского — о финансовых вопросах. В результате была принята подготовленная В. И. Лениным резолюция: «Выслушав доклад товарища Прошьяна, который в качестве делегата от крестьянского съезда имел беседу с Винниченко, Грушевским и Поршем и другими, как официальными представителями Рады,

— и приняв во внимание, что эти официальные представители Рады выразили принципиальную готовность начать переговоры о соглашении с Советом Народных Комиссаров на началах признания Советом Народных Комиссаров независимости народной Украинской республики и признания Радой контрреволюционности Каледина и его пособников;

— приняв далее во внимание, что Совет Народных Комиссаров всегда и безусловно признавал право каждой нации, в том числе и украинской, на независимое государственное существование;

— что всякая попытка устранить войну с Радой, если бы Рада признала контрреволюционность Каледина и не мешала войне против него, безусловно, желательна;

— выражая свое убеждение в том, что только Советы украинской крестьянской бедноты, рабочих и солдат могут создать на Украине власть, при которой столкновения между братскими народами будут невозможны;

— Совет Народных Комиссаров, считая в то же время целесообразным начать деловые переговоры с Радой с целью устранения тех столкновений, которые вызваны были политикой Рады по отношению к общему фронту и контрреволюционному восстанию Каледина, постановляет:

предложить Раде переговоры о соглашении на указанных началах и наметить, как один из пунктов, где было бы, вероятно, удобнее всего вести переговоры, города Смоленск или Витебск»^[411].

Полный текст приведенного документа свидетельствует, что Совнарком более всего беспокоило то, как преодолеть враждебность со стороны Центральной рады, добиться от нее хотя бы небольшой благосклонности в борьбе СНК против Каледина.

Конечно, советское правительство России не могло не учитывать и того факта, что Центральная рада находилась в состоянии острейшего конфликта с Народным секретариатом, и поэтому поручило И. Сталину провести с Всеукраинским ЦИК соответствующие консультации, что и было сделано. Уже в ночь с 20 на 21 декабря народный комиссар по делам национальностей сделал доклад о переговорах^[412].

Между тем различные слои политически активного населения Украины все явственнее и тверже заявляли о своей готовности к крайним мерам в борьбе против Центральной рады. Достаточно ярко это подтвердили сообщения делегатов с фронтов на объединенном заседании ВЦИК, Петроградского Совета и общеармейского съезда 19 декабря 1917 г.: «Три армии на Юго-Западном фронте заявили, что приказы Петлюры они не признают и подчиняются только Совету Народных Комиссаров и тов. Крыленко», а представитель 8-й армии Румынского фронта отметил: «Солдатские массы все больше проникаются сознанием контрреволюционного характера буржуазно-украинских стремлений»^[413].

Такие настроения проявлялись все отчетливее. Анализируя их, «Правда» 28 декабря 1917 г. в специальной статье отмечала: «Несмотря на все старания, Центральной Раде не удается посеять раздор между украинскими и русскими рабочими. Среди солдат-украинцев вызревает недовольство Центральной Радой и Генеральным Секретариатом, контрреволюционная политика которых становится очевидной для трудящихся масс»^[414].

Конечно, настроения масс выливались и в конкретные действия, реализовывались в интенсификацию процесса повсеместного установления власти Советов. В этом процессе участвовали и силы, которые ВУЦИК, Народный секретариат, Верховный главнокомандующий по борьбе с контрреволюцией на Юге России направляли в те или иные места. Масштабы такого участия определялись рядом факторов, в частности теми ограниченными возможностями, которые были у советского центра в Харькове. Это отряды Красных казаков, красногвардейцев, революционные рабочие, солдаты, матросы, прибывавшие с фронтов и из советской России. Всего со стороны советского правительства Украины зимой 1918 г. в боевых действиях принимали участие более 150 тыс. человек: около 120 тыс. красногвардейцев, 6–7 тыс. солдат, объединенных в первые революционные армии (несмотря на громкие названия, в действительности это были весьма немногочисленные военные соединения, которыми командовали Р. Берзин и С. Кудинский), а также 32 тыс. революционных солдат из советской России (среди них, кстати, тоже было немало украинцев)^[415]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

305

См.: Очерки Коммунистической партии України. Изд. 4-е, доп. К., 1977. С. 230256; Варгатюк П. Л., Курас И. Ф., Солдатенко В. Ф. В. И. Ленин и большевистские организации Украины в Октябрьской революции. С. 229–365; и др.

306

См., напр.: Мірчук П. Українсько-московська війна (1917–1919). Торонто, 1957; Млиновецький Р. Нариси з історії українських визвольних змагань 1917–1918 рр. (Про що «історія мовчить»). Мюнхен, 1967 (перевидання Львів, 1994).

307

См.: Рубач М. К истории конфликта между Совнаркомом и Центральной Радой (декабрь 1917 г.) // Летопись революции. 1925. № 2. С. 52–85.

308

Романчук О. Ультиматум. Хроніка одного конфлікту між Раднаркомом РРФСР і Центральною Радою // Дзвін. 1990. № 8. С. 76–92. В дещо розширеному варіанті ця стаття видана в Києві того ж року окремою брошурою товариством «Знання».

309

Тинченко Я. Перша українсько-більшовицька війна (грудень 1917 — березень 1918). Київ; Львів, 1996.

310

Верстюк В. Українська Центральна Рада: Навч. посібник. Київ, 1997. С. 229–235; Історія України. Навчальний посібник. Вид. 3-е, доп. і перероб. К., 2002. С. 221–225.

311

Басара-Тиліщак Г. Б., Скальський В. В. Міжнародна наукова конференція «Революція, державність, нація: Україна на шляху самоствердження (19171921 рр.)» // Український історичний журнал. 2017. № 3. С. 211.

312

Грушевський М. Ілюстрована історія України. К., 1919. С. 553; На порозі Нової України. Статті й джерельні матеріали. Нью-Йорк; Львів; Київ; Торонто; Мюнхен, 1992. С. 170.

313

См.: Винниченко В. Відродження нації. Ч. ІІ. С. 152.

314

Винниченко В. Відродження нації. Ч. ІІ. С. 158, 161, 163.

315

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 247.

316

Мазепа І. Україна в огні і бурі революції. Ч. ІІ, ІІІ. С. 251.

317

См.: Бевз Т. Суспільні рухи в Україні в 1917–1920 роках в оцінці Н. Я. Григорієва // Наукові записки ІПіЕНД. Вип. 7. К., 1999. С. 28–30.

318

Гарчев П. І. Червона гвардія України у Жовтневій революції. Харків, 1969. С. 90156.

319

Робітнича газета. 1917. 2, 4 листоп.

320

Робітнича газета. 1917. 8 листоп.

321

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 198–199.

322

1917 год на Киевщине: Хроника событий. С. 356.

323

Цит. по: Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 218.

324

Народня воля. 1917. 6 груд.

325

См.: Савченко В. Український рух у російських частинах у 1917 та 1918 рр. // За державність (Каліш). 1934. Зб. 4. С. 146–151, 157.

326

Там же. С. 151–155.

327

Там же. С. 69, 70.

328

1917 год на Киевщине. С. 407.

329

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 201, 257.

330

Мазепа І. Україна в огні й бурі революції. 1917–1921. Т. І. С. 27.

331

Звезда (Катеринослав). 1917. 9 груд.

332

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 382–385.

333

Там же. С. 372.

334

Енциклопедія Українознавства: в 2 т. Париж; Нью-Йорк, 1949. Т. І. С. 1177.

335

Робітнича газета. 1917. 23, 30 листоп.

336

Нова Рада. 1917. 24 груд.

337

Пролетарская мысль. 1917. 29 нояб.; 1 дек.

338

1917 год на Киевщине. С. 404–405.

339

Из истории Октябрьской революции в Киеве (воспоминания участников). К., 1927. С. 75–77; 1917 год на Киевщине. С. 413–414.

340

1917 год на Киевщине. С. 415–416; Нова Рада. 1917. 1 груд.; Киевская мысль. 1917. 1 дек. (утр. випуск).

341

Известия стачечного комитета (Киев). 1917. 2 дек.; Киевская мысль. 1917. 1 дек. (утр. вып.).

342

Великая Октябрьская социалистическая революция и победа Советской власти на Украине. Ч. 2. С. 379–441.

343

1917 год на Киевщине. С. 417.

344

Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне: В 4 т. М., 1924. Т. І. С. 2950.

345

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 377.

346

Там же; Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 грудень 1918. К.; Філадельфія, 1995. С. 92–93.

347

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Ужгород, 1930; Нью-Йорк, 1954. Т. ІІ. С. 26–27.

348

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. І. С. 377.

349

Скоропадський П. Спогади. С. 100–101.

350

Нова Рада. 1917. 24 листоп.; Робітнича газета. 1917. 6, 8 груд.

351

Нова Рада. 1917. 24 груд.

352

Голуб П. А. Партия, армия и революция. М., 1967. С. 170; Он же. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977. С. 207.

353

Киевская мысль. 1917. 3 дек. (утр. вып.).

354

Предметное рассмотрение затронутого вопроса содержится в книге: Солдатенко В. Ф., Хало Л. Г. Військовий чинник у боротьбі за політичну владу в Україні в 19171918 рр. К., 2002. С. 179–211.

355

Дневник приказчика Матвея Платоновича Бобошко. Полтава, 2005. С. 111.

356

Там же. С. 114.

357

Подробно об отношении руководящего ядра СНК к украинским проблемам см.: Солдатенко В. Ф. До конфлікту Рад наркому Росії з Центральною Радою (особистісний зріз) // Події і особистості революційної доби. К., 2003. С. 75–108; Он же. До історії українсько-російських взаємин 1917 — на початку 1918 рр. // Пам’ять століть. 2003. № 6. С. 52–80.

358

Ленін В. І. Маніфест до українського народу з ультимативними вимогами до Української ради // Повне зібр. творів. Т. XXXV. С. 137–139, 448.

359

Ленін В. І. Маніфест до українського народу з ультимативними вимогами до Української ради // Повне зібр. творів. Т. XXXV. С. 137.

360

Ленін В. І. Маніфест до українського народу з ультимативними вимогами до Української ради. С. 138.

361

Там же. С. 139.

362

Сталін Й. В. Відповідь товаришам українцям в тилу і на фронті // Твори: в 30 т. К., 1947. Т. IV. С. 10–11.

363

РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1 Д. 19. Л. 3 об.; История Новороссии. С. 445.

364

Українська Центральна Рада. Т. І. С. 512–513.

365

Там же. С. 513.

366

Цит. по: История Новороссии. С. 445.

367

Киевская мысль. 1917. 6 дек.

368

Там же.

369

Летопись революции. 1926. № 4. С. 83–85.

370

Владимир Ильич Ленин: Биографическая хроника: в 12 т. Т. V. М., 1974. С. 111; Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 19. Оп. 1. Д. 19. Л. 1 об. — 3 об.

371

Винниченко В. Відродження нації. Ч. ІІ. С. 152.

372

Там же. С. 158.

373

Винниченко В. Відродження нації. Ч. ІІ. С. 161.

374

Там же.

375

Там же. С. 163.

376

Там же. С. 164.

377

Христюк П. Замітки і матеріали… Т. ІІІ. С. 63–69.

378

Там же. С. 67–68.

379

Українська Центральна Рада. Т. I. С. 502–512.

380

Там же. С. 509–510.

381

Українська Центральна Рада. Т. I. С. 511–512.

382

См., напр.: Верстюк В. Українська Центральна Рада. Навчальний посібник. С. 225–226.

383

Христюк П. Замітки і матеріали… Т. II. С. 69.

384

Христюк П. Замітки і матеріали… Т. II. С. 74.

385

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. I. С. 223.

386

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. I. С. 223.

387

Там же.

388

Там же. С. 247.

389

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Т. I. С. 259.

390

Христюк П. Замітки і матеріали… Т. ІІ. С. 83–87.

391

См.: История Новороссии. С. 448.

392

Донецький пролетарий. (Харьков), 1917. 16 дек.

393

Донецький пролетарий. (Харьков), 1917. 21 дек.

394

Вестник Украинской Народной Республіки. (Харьков), 1917. 20 дек.

395

Ленін В. І. Тези про Установчі збори // Повне зібр. тв. Т. XXXV. С. 158.

396

Великая Октябрьская социалистическая революция на Украине. Т. II. С. 594.

397

См.: История Новороссии. С. 448.

398

Шаповал М. Велика революція і українська визвольна програма. С. 108.

399

Грушевський М. Ілюстрована історія України. С. 555–556.

400

Винниченко В. Відродження нації. Ч. ІІ. С. 171.

401

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923. Т. I. С. 224.

402

Всероссийская перепись членов РКП 1922 года: Итоги переписи 1922 г. на Украине. Харьков, 1922. С. 10; Варгатюк П. Л., Солдатенко В. Ф, Шморгун П. М. В огне трех революций. С. 466–470.

403

Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923. Т. I. С. 247.

404

Владимир Ильич Ленин: Биографическая хроника. Т. V. М., 1974. С. 110–111.

405

Владимир Ильич Ленин: Биографическая хроника. Т. V. С. 115.

406

Там же. С. 118–119.

407

Там же. С. 122.

408

Ленинский сборник. XXXVII. М., 1977. С. 61–62.

409

См.: Антоненко-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне: в 4 т. М; Пг., 1924. Т. I. С. 22, 25, 29–36, 50–52.

410

См.: Антоненко-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне… Т. I. С. 50.

411

Ленин В. И. Резолюция Совета Народных Комиссаров о переговорах с Радой // Полн. собр. соч. Т. 35. С. 182–183.

412

РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 31. Л. 2.

413

Протоколы ВЦИК ІІ созыва. М., 1918. С. 159–160, 166.

414

Правда. 1917. 23 дек.

415

Гарчев П. І. Червона гвардія України у Жовтневій революції. Харків, 1969. С. 67–68.