Кудрявые сказки для полдня и полночи. 10 новых скифских сказок

Гай Себеус

Жил-был у самого тёплого моря, в самых обширных степях самый смелый, самый вольный и самый таинственный народ – скифы. Таинственный – потому что никто не знает, откуда они пришли и куда, в конце концов, исчезли. Знают об этом только Сказочники. И вот что они рассказывают…

© Гай Себеус, 2018

ISBN 978-5-4483-6878-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как скиф Кувырк научился на лошади скакать

1

Жили-были отец и мать.

И были они скифами, то есть людьми, живущими в южных степях, на берегу тёплого моря. И добрая половина жизни их проходила в седле. Верхом они охотились на диких зверей, воевали за родную землю, совершали долгие переходы за стадами коней.

И вот родился у них сын.

По скифскому обычаю сразу после рождения положил отец малыша в седло. Да не удержал. Малыш — кувырк! И свалился.

Огорчился отец:

— Плохая примета! Ну, да ладно, назову его Кувырк и погожу годок.

Через год он снова посадил сына в седло.

А тот — кувырк! И под коня кубарем скатился.

Огорчился скиф, но пока виду не показал. Дождался, пока сыну три годика стукнуло. Снова посадил его в седло.

А он опять — кувырк! И под копыта коню.

Разгневался тогда скиф:

— Не бывало среди скифов такого позора, чтоб трёхгодовалый парнишка в седле не удержался! Не может такой позорник быть моим сыном!

И приказал он жене страшное: оставить мальчика на стоянке. А сами дальше за стадами пошли, сочные травы для выпаса искать.

Сколько ни рыдала скифянка-мать, сколько ни умоляла мужа сжалиться, он был непреклонен:

— Отрекаюсь от такого сына, и всё тут!

Единственное, на что согласился, оставить при ребёнке кобылицу, чьим молоком мальчик мог бы питаться. И добавил:

— Пока верхом не приедет ко мне, он мне не сын! Мои предки, как и я, птицами по степи летали! То ли кони нас носили, то ли мы их! А этот — без крыльев за спиной, одни лишь пух и перья от падений!

2

Остался малыш один.

Ночь, холодно в степи, волки воют. Попытался он на кобылицу забраться. А не умеет, падает кувырком, все бока обломал.

Но не плачет. Прошло время жалеть себя, надо выживать как-то!

А мать его тем временем места себе не находит. Обратилась она с мольбой к орлице:

— Помоги моему сыночку, птица-орлица, ты ведь тоже мать!

Но орлица — птица гордая. Отказала, даже головы не повернув.

Обратилась скифянка с мольбой к толстой птице-дрофе:

— Помоги моему сыночку, птица-домовица, ты ведь тоже мать!

Но дрофе недосуг, у неё и свой выводок велик! Она за собственным квохтаньем никого и слышать не хочет, и видеть не желает!

Плачет беспомощное материнское сердце. Вдруг слышит: тоненько пищит кто-то:

— Не плачь, бедное материнское сердце, я тебе помогу!

И видит скифянка в ночном небе крохотную летучую мышку.

— Спасибо за сочувствие, родная. Но как ты, мышка-малышка, поможешь моему мальчику? Ты сама-то всех боишься!

— Зато наши старшие сёстры-стриксы никого не страшатся.

— Какие-такие стриксы? Не те ли, о которых врут старики в сказках-сказаниях у ночных костров?

— Старики-то, может, и врут, — отвечает мышка-малышка, трепеща тонкими крылышками. — Но о стриксах как говорили, так и говорят, не забывают! Ты лучше меня знаешь: и невидимое порой существует! Иначе, что так болит и так щемит в твоём сердце? Так что принимай помощь стриксов, пока предлагаю, хоть и не веришь в них. Не время о внешнем заботиться, когда внутреннее переполняет!

3

А малыш Кувырк тем временем от обиды, что его бросили, плачет-печалится, а сам всё на лошадь взобраться пытается. Да никак у него не получается. К вымени кобыльему припадёт, молочка попьёт, силушки наберёт и снова за своё, упрямый! Весь в пыли, весь в крови, устал, притомился, лишь на миг к земле прислонился и опять на лошадь вскочить пытается — делает всё так, как отец учил. А сам всё о матери вспоминает, жалеет её.

Тут вдруг кто-то его за кафтан коготками ухватил и прямо в седло и усадил.

— Почудилось! — думает Кувырк. А сам рад-радёшенек: не только впервые сам в седло сел, да ещё и удержался, не скувыркнулся!

— Дай-ка, — думает, — хоть шажок вперёд тронусь. Знаю, что свалюсь, весь обдерусь. Да не время на внешнее смотреть, когда внутреннее переполняет! Себя не пожалею, а докажу отцу, что я его сын!

Кажется Кувырку, что он сам на кобылке по степи едет. А на самом деле его химера-стрикс, материными молитвами, на своих обширных крыльях несёт!

Стриксы — они страшные: морда козья, лапы с пальцами, а крылья от мыши летучей размера огромного. Одно хорошо: не видны они людям, потому что из другого мира. А то одним своим видом до смерти напугать могут!

Скачет кобылица по степи. А Кувырк и падать забыл, словно у него крылья за спиной выросли. Ведь невидимый крылатый стрикс его поддерживает, не бросает!

Радостно мальчишке, а он всё возвращаться к родителям не торопится, ещё получше обучиться старается. Чтоб совсем уже казалось, что не конь его несёт, а он, крылатый, коня.

4

Вот выпасал однажды скиф-отец свой табун. Вдруг, откуда ни возьмись, дикие степные кони наперерез мчатся. А вожак их буйный мощной грудью как хватил скифского коня, так всадник через голову из седла и вылетел.

— Убьюсь насмерть, — только и успел подумать скиф. Да только на лету подхватил его другой всадник, что по степи нёсся, как на крыльях.

— Нет во всей степи подобных крылатых всадников, — говорит ему скиф-отец, — только в моём роду таковые водились. Но меня обделили Создатели, не наградили крылатым потомством.

Ничего не отвечает ему Кувырк. Смотрит в глаза и сквозь слёзы улыбается. И только, когда мать бросилась его обнимать-целовать, признал скиф-отец своего сына, ставшего настоящим наездником.