Чудо в перьях (сборник)

Галина Артемьева, 2012

Рассказы Галины Артемьевой – мудрые, тонкие и честные. Все они – о нас, обычных людях, живущих своей привычной жизнью. Это истории о радости и печали, об искушениях и тех обыденных чудесах, которые порой спасают нас в самые тяжелые моменты, о равнодушии и безграничной любви. Творчество Галины Артемьевой высоко оценил литературный критик Лев Аннинский, чье послесловие включено в данную книгу. В сборник вошли рассказы «Дурачок», «Волчицы», «Любовь твоя сияет» и другие произведения.

Платье года

— Та-ак, началось. Теперь сосредоточься. Хотя первые две — смотреть нечего. Миланский вещевой рынок. Десять евро. Девчонки способные делали. Но нищие. Им бы хоть журналы мод поновее купить, в Лондон-Нью-Йорк-Париж слетать, по дорогим магазинам пошастать, на теток богатых посмотреть… И модели у них — никакие, куколки из толпы провинциальной…

— Ладно, не ворчи. Привел на праздник моды — давай смотреть. Мне как раз девочки понравились. Смазливенькие. Вполне.

— Это ты настоящих не видел. Настоящая выйдет — пойдет кино. Она просто движется, а ты книги старые вспомнишь, музыку, запахи, черно-белые пленки, давно забытые. Тебе будет интересно все про нее узнать, тайну какую-то ее разгадать. Хотя — предупреждаю — тайны никакой нет, на это не нарывайся. Лучше со стороны надеяться на тайну, воздухом — которым с ней вместе дышишь — хотеть вдохнуть.

— Ой-ой, бедолага. Кто ж это ее в стеклянные крылья одел. Ой, сейчас грохнется. Не крылья, а витражи из мотельного сортира.

— Да есть тут один. Пидорино горе из Чебоксар. Я тебе потом покажу его. Без слез не взглянешь. А девка сильна — протащила, на ногах устояла, орловский тяжеловоз.

— Жалко ее. Она под стеклом вся голая. Белая совсем. Хоть бы в солярии позагорала…

— Тихо-тихо. Вот. Идет. То самое. Чувствуешь? И неважно, кто, откуда, как зовут. Главное, что она есть. Она здесь — и мир меняется. В другое измерение попадаешь.

— Нормально ты рассказываешь. Но я еще не въезжаю. Хорошая, да только отстраненная какая-то слишком. Совсем уж не здесь.

— Это она в образе. То, что надо. Вживую — очень хороша. Вот как в кадре будет — запечатлеется это на пленке, нет? Я потом ее попробую поснимать, овчинка стоит выделки. И ведь смотри — без макияжа совсем, интересно, кто визажист?

— Что, незнакомка? А говорил, всех здесь знаешь.

— Приятная неожиданность. Стоп! Вот идет старая любовь. Каталожная девочка. Все ее зовут, всем она нужна. Классная, а? Как смотрит! Будто у нее есть все. Все сокровища мира. Будто она столько такого знает!

— Да-а. Стоп-кадр. Подойдем потом к ней.

— Не-а. Тут уже — опоздал. Замужем эта сказка за крупнейшим зарубежным издателем. Она на этот показ из любви к искусству прилетела. Чисто по привычке. А ты думаешь, откуда у нее такой вид неземной? Хотя тут два варианта: у нищих тоже неземной вид бывает, но недолго, в период больших надежд, или потом уже у тех, кто, вознесшись… Ты глянь, глянь на ее плечи, на кисти рук — висят вдоль тела, а не синие с красными пупырями — ангел кушает хорошо и загорает в феврале где надо.

— Ты что меня сюда, как в кино, привел? Руками не трогать? Все ценности являются частной собственностью, что ли?

— Будет вам и белка, будет и свисток. Все еще только началось. Ты давай расслабься и получай удовольствие. Во — еще один праздник жизни идет. С большими запросами, но по сравнению с той — бледно, да? Аура не та. Ростов-папа. Пока молчит — ничего. Великая живопись Нидерландов. А поступь! Следы целовать хочется. Но в глазках проглядывает. Неуловимое что-то. Ну, а как общаться начнет, все проясняется. Вся родословная. Она как-то за меня замуж просилась, пару лет эгоу ^[2], ребенка даже хотела оставить. Я ей говорю: «Нет, Наталка, тебе — только за иностранца. Я тебя недостоин. Что я тебе могу дать? Тебе ж не только деньги, тебе любовь нужна, поклонение перед твоей нерукотворной красотой. Для нерусскоговорящего ты и будешь богиней. А меня — не замай».

— Ну-у, у тебя тут… ботанический сад! Ух, попрыгунья-стрекоза какая!

— Маленькая для модели. Метр семьдесят. Но взяли за стиль и задор. Есть, да? Видно, да? Ничего не боится. Акробатка. Сейчас кувыркнется, смотри. В вечернем платье! А? Кто б еще смог? И в складках не запуталась. Легкая. Хохочет. Весна. Откуда это берется, куда девается? Ну, эта сильная, у этой надолго. В распыл не пойдет. Упрямая. На руках хочется носить, да?

— Веселая… Ну, и кто у нее? Миллионер? Звезда спорта? Президент сверхдержавы?

— Не понятно пока, что да как. Есть тут одна. Девушка Дина. Качок такой. Никого к ней не подпускает. Серьезно — морду может набить. Ревнивая. Но между ними ничего нет. Эта думает, что у нее просто верная подружка рядом. Она ж не знает, как эта подружка всех от нее отшивает. Она вся в тренировках, съемках, учебе. Тут мне жаловалась: «Вот ты меня на обложку снимаешь, а на самом деле я никому не нужна, ребята ко мне не подходят даже». Я ей: «Ты Дине своей скажи спасибо. Оглянись вокруг, глазки протри». Не разговаривает теперь со мной. Обида навек. А Дина ради нее жену свою, можно сказать, с которой три года прожила, которой с иглы соскочить помогла, бросила. Ушла, прямо скажем, в никуда, тут ведь неизвестно даже, отломится еще или нет. Любовь…

— А давай я этой Дине в рыло, а? Какую себе присмотрела!

— После, после. Все в твоих руках, как говорится. Только рылобитием тут вряд ли поможешь. Тут надо как-то по-умному. Может, наоборот, Динину бдительность усыпить, за ней самой ухаживать начать. Будешь такой конкретный Динин ухажер-дурачок, который ни о чем не догадывается, просто любит сильных тетенек. Сердце-то у нее все-таки женское. Расслабится. Ну, ты и сманеврируешь. Если только время будет возиться со всем этим.

— Да, тут не сериал, у меня счет на минуты идет. Я с удочкой часами у речки сидеть не могу и думать, на какую наживку золотая рыбка клюнет, — это только пять минут помечтать есть, когда под душем стоишь или зубы перед сном чистишь…

— А ты чистишь? Молоток! А я сразу — бамс — и вырубился. Вообще-то надо зубы беречь, это капитал. Кстати, глянь, глянь, какие беленькие зубки и черненькие глазки. Это я ее из Алма-Аты вытащил. Она там бухгалтером была. Представляешь — бухгалтер! Ее там каланчой дразнили. Сутулая вся ходила, стеснялась роста. Сейчас — смотри. Цветок какой! Долго здесь не засидится. Самый модный тип внешности.

— А я чего-то никак привыкнуть не могу. Не готов. Хотя что-то явно есть. Ого! А это чего? Парень или девка? Лысое чего-то идет, ноги кривые, кулаки мозолистые.

— Девка.

— Да ладно!

— Девка, точно тебе говорю. Альтернативная модель.

— Тьфу ты! Вот бы Дине той к этой, так сказать, девке и подкатиться. Были бы чудная пара.

— Как же, как же. У этой лысой потрясающий мужик. Как приклеенный за ней ходит. Она ему грубит, ему в кайф. Парадоксы личной жизни. Я ж тебе говорю: переключайся на экзотику.

— Не, чего-то пока не созрел.

— А вот — лохматенькая пошла. Не нравится? Клевенькая. Только безвольная сильно. С каждым может, и, знаешь, ляжешь с ней, а она: «Ой, не дави, мне тут больно». А в самый такой момент пропоет: «Ну, ты все или нет, а то я устала». Как-то после повторять не тянет. А так — замечательный кадр. Готовит здорово. Всех кормит, сама не ест, растолстеть боится, так хоть посмотреть, как другие едят, любит…

— Чего-то я от них устал. Много слишком.

— Ну вот, здрасьте. А столько было задумано. А мне тут еще сидеть и сидеть. До самых призов.

— Ладно, сиди, ты привычный. Потом доскажешь, кто тут у вас победил. У меня самолет в девять, не проспать бы.

— Ну, давай. Привет Шведрии. Позвони, как вернешься, чего-нибудь организуем.

Высокий, статный мужчина поднялся во весь рост в темноте следящего за подиумом зала и, не пригибаясь, не спеша, направился к выходу. Сидевшая по соседству девчонка даже не пикнула, когда он наступил ей на ногу. У нее только что сорвался грандиозный план знакомства с тем, кто сейчас равнодушно покидал шикарное представление. Сидели, обсуждали вешалок, явно искал себе кого-то. И вдруг — хоп-хоп — встал и ушел. Так делает только тот, кто все может. Тут чутье ее не подвело. Не надо было только телиться, до окончания показа ждать. Это ничего, что у нее метр шестьдесят пять и в модели ей не прорваться. Она все равно станет звездой покруче их всех. Главное — действовать. И не размениваться на мелочи. Сейчас главное сообразить — остаться ли с этим, фотографом, — он всех знает, от него будет прок, или бежать за тем, непонятным, но явно с большими возможностями. Да что тут думать! За ним! Этот-то никуда не денется, до конца будет сидеть.

На ходу, спотыкаясь о чужие ноги (навыков величественного безразличия пока не было), она успела как можно выше подтянуть резинку мужских трусов, чтобы над поясом невзрачных джинсов виднелась гордая надпись «Келвин Кляйн». Трусы — ее последний трофей на поле битвы с обстоятельствами жизни были добыты в шкафу одного придурка, решившего шумно и весело попраздновать свой день рождения…

Трусы, как ожидалось, и сразили пресыщенного богача.

— Извините, я вижу, вы покинули наше представление до его окончания. Я корреспондент журнала «Мир женщины». Мы — одни из организаторов этого конкурса. Позвольте задать вам несколько вопросов.

— Ну давай, чудо в перьях, спрашивай. (А глазки-то у нее — ничего, живенькие, и зубки — беленькие, и активная какая, быстрая, не скучная. Не то что эти, из Андрюхиного черно-белого кино.) — Валяй, задавай свои вопросы.

Примечания

2

Ago (англ.) — тому назад.