Сестра – это навсегда

Гасс Валентина

Роман «Сестра – это навсегда» основан на реальных событиях. Главные героини – родные сёстры, на долю которых в жизни выпало множество испытаний: непростых, драматичных, даже обескураживающих. Смогут ли они пронести общую привязанность друг к другу, зародившуюся ещё в детстве, сквозь все невзгоды? Сумеют ли переступить «через себя», изменяя этим и свой окружающий мир? Как поступят в ситуации, когда потребуется нарушить незыблемое табу?

© Гасс Валентина, 2022

© Цан Виктория, 2022

ISBN 978-5-0056-7513-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

в которой мы знакомимся с одной деревенской семьёй и начинаем понимать, кто есть кто.

Когда ты уже проснулась, уже поняла, что не спишь, какое-то время ещё лежишь с закрытыми глазами. Как сейчас. Лерка не раскрывала век, но прекрасно знала, что увидит, если раскроет.

Ничего не менялось. Каждый день одно и то же.

Она надавила на один глаз пальцем. В темноте проявились какие-то радужные разводы.

«Почему так?» — подумала она. Если просто лежать впотьмах, никаких разводов нет.

Вставать не хотелось. Не хотелось вообще ничего.

Лера привычным движением нашарила старый будильник на тумбочке и вдавила гладкую кнопку. Она почти всегда просыпалась раньше его дурацкого дребезжащего звона. А заводила будильник мама. На всякий случай.

Открыла глаза.

Да. Она оказалась права. Ничего за ночь в её спаленке не изменилось.

Корявые стрелки на циферблате показывали без семи минут шесть.

Где-то хрипло пропел петух, но настолько привычно, что Лерка не обратила никакого внимания.

Она поёжилась-потянулась под одеялком.

Как же не хочется вставать!

«Может, прикинуться больной?» — Лера прикоснулась ко лбу рукой, но кожа была сухой и холодной. Можно, конечно, «нащёлкать» градусник. Только кому его показывать? Папка ещё не вернулся из своей очередной командировки, а мамка уже наверняка ушла на ферму — она встаёт много раньше.

«Просто не ходить в школу? Потом никто не поверит, что болела. Да и придётся целый вечер в доме сидеть, когда все одноклассницы гулять пойдут».

Лерка закряхтела, как столетняя бабка, спустила ноги вниз и села на кровати. Одеяло наполовину сползло вбок.

«Неужели это никогда не закончится? — подумала девочка. — Мне уже шестнадцать лет! Шестнадцать! А я…»

До того времени, как пришла пора идти в школу, Лерка успела почти всё: сбегала подоить корову, дала свиньям прелой картошки, курам — пшена, смоталась за водой к дальнему колодцу, занесла из дровника берёзовых чурок и растопила печь, приготовила завтрак — бутерброды мелким, хотя что Ванька, что Юлька уже такие бегемоты, что и сами могли бы себе что-нибудь сварганить, но мать тут неумолима: особенно над Юльчей трясётся, аж противно.

— Ты, Лер, не забудь её покормить хорошенько, у неё лицо бледное вечером было. Слышишь меня?!

— Слышу.

— Я вижу, как ты слышишь! Если она мне опять на тебя пожалуется! Ты хочешь, чтобы у неё опять приступ случился?!

Юлии, сестре Валерии, девять лет от роду, и она считается больным ребёнком, хотя Лерка не сомневается, что кнопка иногда симулирует, чтобы уроки за неё кто-нибудь сделал. Хотя болезнь, конечно, есть. Полгода назад Юля лежала в районной больнице даже.

— Рота, подъём! — с удовольствием рявкнула Лерка, когда появилась на пороге комнаты брата и сестры. Уморно наблюдать, как мелкие просыпаются. Ваня сядет на постели и покачивается, как зомби, а Юлька с глупым выражением лица хлопает глазами и не понимает, где она и что она.

— Школу проспите, от мамки прилетит, вставайте, я нянчиться не собираюсь, — сказала и повернулась на пятках: снова заснут — их проблемы.

«Ёлки-палки! — вдруг вспомнила Лерка. — Я же матешу не сделала, уже не успеть! Вчера вечером так не охота было, решила, что утром быстренько накарябаю, и забыла, блин! Придётся у отличника Алексеева просить. Хотя он морщится уже, но списывать даёт. В крайнем случае, у Проклова тогда… Что-что, а договариваться я умею…».

Лерка затормозила перед большим напольным зеркалом. Оглядела себя придирчиво.

Волосы растрёпанные, щёки розовые. Потом стала бочком, чуть не свернув шею, чтобы рассмотреть, как она выглядит сзади. Отклячила немного задницу, позируя.

«Красиво или нет?» — спросила себя и решила, что нет. Что всё толстое и висит.

Настроение сразу ухудшилось, и в школу уже собиралась хмурая и недовольная.

— Лера-ачка, — на пороге возникла мелочь пузатая. — А где моя сменка?

— Там, где ты её вчера бросила!

— Там нету!

— Ищи.

Юлька стояла некоторое время молча, а потом шмыгнула носом:

— Её Ваня опять спря-я-ятал!

— Р-р-р-р… У меня своих дел по горло! — Лера бесцеремонно отодвинула сестру с дороги и быстрым шагом направилась в сени: уже почти опаздывали.

Сумка со сменкой нашлась на верхней полке вешалки, где лежали зимние шапки. Как она туда попала, оставалось решительно непонятным. Но, несмотря на энергичные поиски и переполох, вроде бы ещё успевали: Юльче напялили на спину ранец, а саму посадили к Ваньке на закорки; тот, как молодой конь, резво посеменил рысью по деревенской дороге.

Лера отправилась следом, но подотстала, хотя требовалось поспешать. В школу совсем не хотелось. Та самая апатия навалилась снова, Валерия передвигала ноги, скорее, машинально.

«Сколько же ещё мне с этим всем возиться-то? — уныло размышляла она. — Сил никаких нет. Мама ругается. Отец ругается. То сделай, тех накорми, тем отрубей дай. Я же не лошадь. Почему-то мелкой всё разрешается, а мне — нет. Гулять — нельзя, музыку громко слушать — нельзя, красить губы — и то нельзя! „Ты хочешь на шалаву быть похожей?!“ — так мама говорит. А все девки красят. И ни разу не похожи! Я, конечно, тоже крашу, давным-давно помаду припрятала, но сам факт. И странно: как гулять, так я ещё у мамы маленькая, а как по дому все дела делать или на ферме ей помогать, так взрослая. Несправедливо же. Вот дождусь Максима из армии и уедем с ним в Город. Пойду в институт на медсестру или учительницу. Хотя… не знаю. Но не здесь же сидеть и за мелкими ухаживать до скончания дней! Никто меня не понимает совсем. Все требуют, требуют, а я так не хочу!»

— Кораблёва! — вдруг услышала она и едва не вздрогнула, так задумалась.

Её стремительно нагонял тот самый отличник Костя Алексеев, у которого она собиралась клянчить домашку.

— Ты чего плетёшься как черепаха? — поинтересовался одноклассник, ненавязчиво подталкивая Леру в спину. — Опоздаем же.

— Нога болит, — соврала Лера. — Кактус в горшке упал вчера.

— А-а-а… — протянул Костян. — А как же физкультура? У нас новый физрук сегодня!

Да, Лерка слышала, что взяли нового молодого учителя, по рассказам девчонок — потрясающего красавца. «Чёрт, — мелькнуло у Леры, — с ногой не в кассу получилось. Ладно, выкрутимся как-нибудь».

— Слушай, — она взяла Алексеева под ручку, — раз такое дело, ты бы не мог сжалиться над раненой?

— А чего такое? — подозрительно спросил Костя, пытаясь освободиться от захвата, но Лера держала его за руку крепко.

— Домашка. Матеша. Не успела, пока ногу перевязывала. А я тебе тоже помогу. Потом. Когда-нибудь.

— Это когда — «когда-нибудь»? — нахмурился Костя. — Ты мне прошлый раз тоже обещала!

— Ну так вот, значит, сразу два раза!

Алексеев внимательно посмотрел на спутницу, но глаза Валерии оставались на удивление честными и наивными.

— Эх… — вздохнул Костян. — Вот чего я в тебе, Кораблёва не люблю, так это… Ладно, только мы же не успеем, через три минуты звонок.

— Так матеша вторая! На перемене же.

— Ладно, — окончательно сдаваясь, повторил одноклассник, потом хотел что-то добавить, но сдержался.

Лерка сунула кассету в магнитофон и нажала на «play».

«Зачем ты это сделала, надела платье белое?» — раздалось из динамика, и Валерия торопливо скрутила регулятор — сделала потише, а то мать опять ругаться начнёт.

Надо было сегодня как-то изловчиться и ускользнуть из дома вечером. Пацаны принесут гитару, девчонки почти все придут. А она что, рыжая?

Лерка ощущала сейчас в себе какое-то непривычное воодушевление. Неужели всё из-за того самого глупого эпизода на физ-ре? Когда новый физрук (и вправду молодой, высокий и красивый — девки оказались правы) помог ей справиться с упражнением и так по-особенному посмотрел… Не показалось же ей. И потом, в конце урока, ещё раз.

— Сбивая чёрным сапогом, — подпела она Петлюре тоненьким голоском, — с травы прозрачную росу…

И подумала: «А как же Максим, которого она как бы ждёт из армии? Да, всё непросто!»

Сейчас Лера снова крутилась перед зеркалом в своей комнатке. Она уже подвела тушью глаза, приготовила помаду, чтобы подкрасить перед выходом губы, а в данный момент разбиралась с юбкой — подворачивала её на несколько оборотов, чтобы выглядело максимально коротко. Осмотрела себя с разных сторон: вроде бы неплохо.

И в эту самую секунду Лерку накрыло пронзительное чувство острого одиночества: молодой девушке вдруг показалось, что она осталась совсем одна-одинёшенька на белом свете. Что отца почти никогда нет дома — он постоянно в разъездах по работе. Мать — злая и отстранённая, потому что у неё ежедневно миллион дел, брат с ней не общается вовсе — у него свои интересы, а маленькая вредина и вовсе королева — всё ей, всё для неё.

«А почему? Почему ей-то, а не мне? Пусть не всё, пусть хотя бы немного внимания! Я же тоже человек!»

У Леры в глазах появились и застыли слезинки: не хочу так больше! Почему меня никто не слышит?! Ещё и гулять не отпускают

Валерия тряхнула головой, кося взглядом в зеркало: «И толстая ещё к тому же!»

Но приступ слабости прошёл так же быстро, как и появился.

«Вот выйду замуж за физрука — узнаете! — пообещала мысленно Лера и «распустила» юбку обратно. Вдруг наткнётся на мать, ей такое видеть не к чему, а когда уже выйдет на улицу — обратно завернёт.

План был такой: отпроситься у матери к Маше Колокольчиковой делать домашнее задание. Главное, чтобы не заметила тушь и помаду.

— Мам! — Лера говорила с Ниной Петровной из-за угла: та что-то мыла у печки — гремела кастрюлями. — Я к Машке, нам с ней доклад задали сделать на двоих по биологии.

— К какой ещё Машке? — мать разогнулась и вытерла вспотевший лоб.

— К Колокольчиковой же.

— В десять чтобы была дома!

— Ну, мам…

— Я сказала!

Лера вздохнула: сейчас спорить не выгодно, главное — выйти из дома, а там хоть трава не расти. Валерия на цыпочках преодолела дверной проём и уже добралась до сеней, когда её догнал требовательный мамин окрик:

— Ты скотину покормила?!

— Да! — подтвердила Лерка, облившись холодным потом: а что, если б нет?!

Какое-то время она ещё стояла, замерев, не двигаясь, и с тревогой ожидая ещё каких-то вопросов, но мать снова принялась громыхать посудой. Тогда Валерия безвозбранно выскользнула за дверь.

***

Юльке нравится наблюдать, как из линий проявляется какой-то образ. Сейчас она от сосредоточенности даже покусывает кончик карандаша. Но вовремя спохватывается — мамка сильно ругает её за то, что она грызёт ручки, карандаши и фломастеры. А как не грызть? Сразу нужный образ в голову не придёт.

Юля от усердия высовывает язык и рисует пару извилистых линий. Очень забавно — вот ещё минуту назад ничего не было — чистый листочек, — а сейчас уже почти зайчик. Девочка делает ещё несколько штрихов. Нет, не зайчик, скорее, сова. Но всё равно очень красиво!

Надо делать уроки, но Юлька откладывает до последнего. Рисовать куда интереснее. Листочки с изображениями девочка складывает в тайник — специальное углубление под фанеркой на нижней полке тумбочки. Там самые дорогие для неё вещи: расчёска-гребешок с ручкой в виде единорога, бусики, значок ГТО второй степени и, собственно, рисунки — пока ещё тоненькая, но ощутимая стопочка.

Юля смотрит некоторое время на зайца-сову, делает ещё несколько уточняющих штрихов и, удовлетворённая, откладывает очередную «картину» в сторону.

Потом прислушивается — дома тихо, только в Валериной комнате еле слышно играет магнитофон. Девочка замирает не зря — нельзя, чтобы лялька или Ванька прознали про её тайник! Лера-лялька ещё хуже мамы, может и выкинуть всё или себе забрать.

«Нет уж! Это мой склад!» — мысленно категорично заявляет Юлька, упрямо надувая пухлые маленькие губки.

Она быстро открывает ящик тумбочки, оттопыривает фанерку, и просовывает под неё только что сделанный рисунок. Листочек прикрывает предыдущее произведение девочки, которое после долгих раздумий она решила назвать «инопланетянин».

«Хорошо бы встретиться с таким, — мелькает у Юлии. — И улететь на другую звезду. Где не надо уроки делать и вообще…»

Её размышления прерывает явственный скрип двери: Валерия! Караул!

Девочка вздрагивает, резко запихивает полку обратно. Потом вскакивает на ноги и подхватывается к письменному столу. По пути она успевает схватить из ранца учебник русского языка с впихнутой в него тетрадкой в линейку.

Когда старшая сестра появляется в комнате, Юлька уже сидит на стуле, склонившись над столешницей. Её ноги болтаются, не доставая до пола. На лице у девочки очень серьёзное выражение, в правой руке — авторучка, а прямо перед — раскрытая тетрадь и учебник. Юлия пытается сделать вид, что начинает что-то писать, но, как назло, не может быстро сообразить, с чего начинается домашняя работа.

— Долго ещё копаться будешь? — недовольно спрашивает Лера, заглядывая из-за Юлькиной спины.

Юля не отвечает, а пытается прикрыть ладошкой часть тетрадного листа.

— Мне по делам идти надо, некогда с тобой копаться.

— Скоро, — бурчит Юлька.

— Что «скоро»? — Валерия безжалостно отстраняет прикрывающую пустоту руку. — Опять ничего не сделала?!

— Я не знаю, как делать…

— Ты совсем, что ли? Что тут не знать? — Лера демонстративно читает вслух задание, которое и в самом деле пустячное.

У Юли от обиды, что она так глупо «подставилась», перекашивается лицо и начинает подрагивать подбородок — вот-вот хлынут слёзы.

— Как ты мне надоела, — вздыхает старшая. — Всё маме расскажу…

Юлька громко, с надрывом всхлипывает, на тетрадный лист капает одна-единственная слезинка.

— Не реви, — приказывает Лера. — Через десять минут чтобы всё готово было. Приду, проверю.

«Им легко говорить, — думает Юлия, когда через полчаса задание сделано. — Они большие все. А я маленькая. Скорее бы папка приехал. Как он меня поднимает вверх и бросает — ух-х-х! — аж в ушах свистит. Но это если добрый. А то мамка на него заругается, он лоб наморщит и молчит. Тогда меня не подбрасывает. Никого не подбрасывает. Мамка, когда сильно злая, говорит, что моя болезнь внутри из-за папки. Как-то он мне её передал, что ли, нечаянно. Я не хочу болеть. И в больнице не хочу лежать, там пахнет нехорошо и сыро, как на болоте. И уколы ставят. Мамка говорит, что если я буду хорошо учиться и себя вести, то не буду болеть. Но пока ещё не очень проходит. Болит внутри иногда сильно.

А ещё мамка сказала, что купит мне платье скоро. С васильками!

Хорошо бы, а то мне вся одежда достаётся от Валерии, которая, когда маленькая, как я была, это всё носила. А я не хочу.

Эх, построить бы шалаш прямо тут, в комнате, чтобы Ванька не мешал. Я бы там рисовала рисунки и жила бы сама. Всё равно никому я не нужна. Им все вещи и игрушки покупают, а мне — нет».

Юлька подошла к окошку, отодвинула занавеску и прижалась лбом к стеклу. По двору бегали куры, а за изгородью проглядывалась часть примыкающей к дому пыльной дороги. На противоположной стороне с длинным прутом в руке стоял Мишка — сосед, ровесник Юлии. Рядом с ним топталась его младшая сестрица.

— Леру-у-ся! — крикнула Юлька, отлепляясь от окна. — Можно я гуля-я-ять!

— Холодно на улице! — глухо отозвалась старшая из своей комнаты.

— А я одену-усь! В кофту!

— Ну одевайся.

Через пять минут безуспешных поисков Юля нарисовалась на пороге комнаты Леры.

— Помоги мне кофту найти, — попросила она.

— Ты какую-нибудь вещь можешь не потерять? — поинтересовалась Валерия недовольно. — Возьми старую Ванькину, она ему мала, в ящике сверху лежит.

Юлька кивнула и убежала, но через несколько секунд снова раздался её рёв:

— А-а-а-а-а, Леру-у-уся! Она не застёгивается! У неё пуговицы на другой стороне!

Когда же с горем пополам старшая помогла Юле одеться и проводила в сенцы, входная дверь распахнулась и в дом энергично вошла Нина Петровна.

Девочки глянули на мать встревоженно — обычно с фермы она возвращалась много позже.

— Так, — сообщила Нина Петровна, вешая плащ, — я только что из района, нам всё подтвердили. Мы уезжаем в Германию.

— А папа? — Лера от растерянности ляпнула первое, что пришло на ум.

— Папа никуда не денется, не волнуйтесь, поедет как миленький.

— Но… — начала Валерия и осеклась.

А Юлька, напротив, обрадовалась. Не зря она недавно хотела с инопланетянином улететь. Вот теперь и полетят!

— А когда? — спросила старшая, хватаясь за соломинку.

— Сказали, от трёх до пяти месяцев, — пояснила мама. — Так что готовьтесь!

— Я же школу не успею закончить.

— Там доучишься.

— Но я же… — У Леры встал в горле ком, она покраснела, кровь ударила в виски.

«Как же так? — беспорядочно толклись мысли. — А Максим? А физрук? А учёба в институте?!»

— Ничего, перетопчешься, — добавила Нина Петровна, недовольно наблюдая за реакцией старшей дочери. — Своего голоса у тебя пока ещё нет, восемнадцать исполнится, тогда и будешь кочевряжиться.

Лера вспыхнула от обидных слов, резко развернулась и демонстративно направилась в свою комнату.

А Юлька, глядя на маму снизу вверх тихо, еле слышно прошептала:

— Тогда там, в Хермани, шалаш и построю…