Быть в строю

Гелий Иосифович Уралов, 2014

Роман рассказывает о событиях семидесятых годов прошлого столетия. Главный герой руководитель крупной стройки Орлов. Перед ним поставлена сложнейшая задача, ввести в эксплуатацию огромный комплекс по производству каучуков. Сроки очень жесткие. У Орлова сложные взаимоотношения с партийными функционерами. Светлана, талантливый архитектор, в проектном институте разрабатывает Новый город. Они встречаются. Светлана расходится со своим мужем и переезжает из Москвы к Орлову. Трудности, возникшие на стройке, в конце концов, разрешаются.

Глава 2. Светлана

Светлана проснулась. Она лежала высоко на подушке, заложив руки за голову, и всматривалась в темноту; где лишь по очертаниям угадывались отдельные предметы, принявшие какие-то загадочные и причудливые формы; наполовину зашторенное окно выделялось тусклым серым пятном; блики от уличного фонаря отсвечивались на потолке, отражаясь в зеркале туалетного столика.

Светлана прислушивалась… Ровное, спокойное дыхание Лизы доносилось с соседней кровати. В сонную тишину иногда врывались звуки хлопнувшей двери, передвигаемых предметов, чьих-то шагов, урчания автомобиля. Город просыпался. Близился рассвет.

Ей не спалось…

Приподнявшись на локтях она, напрягая зрение, всмотрелась в темноту: Лиза спала, свернувшись калачиком, подложив руку под щеку, и чему-то сладко улыбалась.

Вчера они были в театре, а затем поехали к ней ночевать. Долго болтали о всякой всячине, присущей лишь женщинам, и легли очень поздно.

Не спится… Голова светлая, как стеклышко, и все мысли, мысли…

Последнее время мозг сверлит один и тот же вопрос: счастлива ли она?

Вот и сейчас…

Закрыв глаза, она представила себя в окружении ежедневных дел, дома с мужем и дочкой, в кругу друзей в архитектурной мастерской. Наверно она счастлива, почему бы нет? Муж — доцент; Наташа растет бодрым здоровым ребенком. Сама работает архитектором в ведущем институте, что еще надо? Жизнь полна забот о муже, Наташа, с ее миром кукол и детских забав. Конечно, она счастлива! Что еще нужно для счастья? Дурацкий вопрос.

Почему же он возникает?

Словно два человека сидело в душе Светланы. Один говорил разумом, что все хорошо, что лучше не могло бы и быть, а второй где-то в глубине поддразнивал:

— Нет, ты обманываешь себя, у тебя не все хорошо, тебе нужно большего, тебе нужно…

— Прочь проклятые мысли! Зачем они вновь появляются?… Геннадий?… Но ведь прошло столько лет… Орлов? Но причем тут он, похож? Есть что-то общее?

Не спиться… Мысли бегут, унося куда-то в прошлое…

* * *

Светлана рано сформировалась из подростка в девушку, и потому быть может, за ней всегда увивался хвост мальчишек. Но в школе она поцеловалась только один раз с Колей одноклассником, в день выпуска. Тогда все на площади обнимались, целовались, и они тоже. Коля уехал с родителями на Север.

До встречи с Геннадием она только смеялась в лицо своим поклонникам. Ей действительно было смешно от их ухаживаний, неестественного поведения. Однокурсники, оставаясь с ней наедине, терялись, вели себя глупо, говорили какие-то жалкие слова, а ей было смешно, и она хохотала им в глаза.

А вот Геннадий. С ним все было по-другому.

… Тогда под Москвой, прошел густой крупный снег, очертания деревьев, просеки, по которой шла лыжня, все сразу изменилось, стало новым и необычным. Светлана долго искала знакомый поворот, но, видно, свернула не там, где нужно и заблудилась. Пытаясь найти правильное направление, она начала кружить по одному и тому же месту. Теперь, потеряв всякую ориентацию, шла вперед с единственной надеждой встретить кого-нибудь. Мороз крепчал. Солнце садилось за лес. Когда она окончательно выбилась из сил и уже перестала верить в возможность найти свою просеку, из-за поворота показался лыжник. Он крупным шагом шел ей навстречу.

Светлана в изнеможении села прямо на лыжню и расплакалась.

— Что случилось? Что с Вами девушка? — спросил лыжник.

Стыдясь своих слез и одновременно радуясь встрече, она, всхлипывая, рассказала, что потеряла дорогу. Оказалось, ушла в сторону километров на пятнадцать. Он отдал ей свою куртку и, подбадривая громкими выкриками:

— Вперед!… Ну, еще немного!… — повел за собой. К месту добрались поздним вечером. Так они познакомились…

Когда через несколько дней он позвонил, чтобы пригласить на концерт, она сразу согласилась.

Выступал танцевальный ансамбль. Один номер сменялся другим: то танцы Севера, то индийские, то негритянские мелодии. Светлана была в восторге. Натянутость первых минут быстро прошла, и в перерыве они уже прогуливались по вестибюлю как старые друзья. Когда во втором отделении Геннадий взял ее руку, она не отняла, а ответила крепким пожатием.

Расставаясь, Геннадий спросил:

— В воскресенье на лыжах?

— С тобой хоть на край света — смеясь, ответила она.

Время стремительно летело. Встречи, вначале редкие, участились, а затем стали постоянными. Весь окружающий мир, наполненный его присутствием, улыбками, делами, изменился для Светланы.

Геннадий был человеком увлекающимся. Особой его страстью были горы. Дома в его комнате вся стена была завешана фотографиями горных вершин, хребтов, отрогов, ледников. Среди всего этого нагромождения, совершенно неизвестных для Светланы форм, стояли улыбающиеся парни, обвитые веревками, в штормовках с рюкзаками за плечами и ледорубами в руках. Он много и увлекательно рассказывал о горах, о сложных восхождениях, о своих товарищах — альпинистах.

Светлана познакомилась с его друзьями. Это были мужественные и смелые люди.

Летом решили вместе поехать в альпинистский лагерь, где Геннадий будет работать инструктором, а затем в спортивной группе совершит ряд сложных восхождений.

Экзамены за третий курс позади, а впереди — встреча с неизвестным. Поезд мчит Светлану на юг. Мерно постукивают колеса. В окно купейного вагона врывается южное горячее солнце. Встречный ветер ласкает, приятно забираясь под полы одежды.

Светлана — сама свежесть… Ее все радует. Улыбка не сходит с уст. Как же, она впервые едет на юг к загадочным и неизведанным горам, где ее ждет Геннадий. Вместе с ней радуются ее соседи по купе — молодые супруги Женя и Вера, и агроном Ростовцев из Краснодарского края.

Вера старше Светланы на два года. Они подружились.

— Любишь? — спрашивает Вера, узнав от Светланы, что она едет к Геннадию.

— Люблю, — признается Светлана.

Агроном отцовски поучает:

— И что в этом хорошего, лазать по горам? Вы к нам приезжайте. Простор. А когда хлеба созревают! Это же море! Смотришь и радуешься — вот он твой труд, твоя кровь.

Вечереет. Наступает ночь…

— Как вы?.. Я не представляю, как это вместе?.. — таинственно спрашивает Светлана, пристроившись рядышком с Верой, подоткнув разутые ноги байковым одеялом.

— Хорошо… — зажмурив глаза, отвечает Вера.

Минеральные Воды. Расталкивая пассажиров, Геннадий врывается в купе. У него букет красивых неизвестных цветов. Сам он — стройный, потемневший от горного солнца, в серой альпийской шляпе.

— Кто же так укладывает рюкзак? — бросает Геннадий и поднимая комковатый, как ватная подушка Светланин мешок.

— Ну, ничего научим — покровительственно говорит он, обнимая Светлану.

В Домбай — место альпинистского лагеря — добирались на лагерном автобусе. Геннадий в приподнятом настроении, рассказывал:

— Уже съехалась вся спортивная группа, приступили к тренировкам…

Из Карачаевска дорога, извиваясь по горной местности, бежала правым берегом реки Теберды, а затем по мосту перебросилась на левый.

— Смотри, — показывает Геннадий; на фоне зеленого леса хорошо выделялся красноватый утес, на котором прочно зацепился старинный храм.

— Это один из знаменитых христианских храмов. Видишь, вон там, у подножия горы белеют строения бывшего женского монастыря? Говорят, он построен без единого мужчины, самими монахинями. Вот и говори после этого, что женщины слабый пол.

Выросшая среди равнин, Светлана на все смотрела широко раскрытыми от удивления и радости глазами. Вон светлый орешник, за ним темная дубовая роща с могучими кряжистыми стволами, за которой встают голубые горы с их белоснежными вершинами.

— Вот и Теберда, — объявил Геннадий.

— Видишь вон эти причудливые изломы. Это Чертова гора или Шайтан Баши, а там…

Миновав мост через речку Гоначхир, дорога начала забирать круто вверх.

Домбай! Небольшая окруженная горами зеленая поляна. Райский уголок, в центре которого три речки слились в один мощный поток. Солнце садилось, озарив белоснежные вершины ярким розовым пламенем.

Утром следующего дня, когда солнце только еще вышло из-за гор и все кругом искрилось ранним утренним блеском: лагерь проснулся; было прохладно; первые яркие лучи еще не грели, а только чуть ласкали; внизу под горой о чем-то монотонно говорила горная речка. Умывшись ледяной водой, позавтракав, Светлана с Геннадием отправились на обзорную площадку. Сквозь густой пихтовый лес, с его огромными гордо устремившими свои стволы в вышину деревьями. Сквозь густые заросли стелющегося можжевельника и рододендрона, тропа все круче и круче уходила вверх. Зона альпийских лугов. Высокая сочная трава в человеческий рост, тысячи разбросанных цветов: тут и васильки, и незабудки, и тюльпаны. Но вот лес оборвался, и перед глазами открылась величественная панорама раскинувшихся гор. Геннадий крепко сжимает руку Светланы.

— Ну как, нравится?

— Страшно красиво! Можно я буду здесь рисовать?..

— А теперь смотри. Вон там проходит Главный Кавказский хребет. Наша Домбайская поляна находится на высоте тысяча шестьсот метров, горные вершины, окружающие ее, три — четыре километра высотой. Вот эта пирамида Бела — Лакая, а рядом с ней ослепительно сверкает вечно белая от снега Софруджу, с вершины, которой можно увидеть море.

Внизу перед ними расстилалось огромное пространство, всю ширь которого можно было ощутить лишь отсюда, сверху. Геннадий говорил еще и еще, рассказывал об альпинистских маршрутах, сложных восхождениях, но Светлана его уже не слушала, она просто смотрела на его загоревшее лицо, открытую шею, обнаженные сильные руки…

Ниже их, справа, была небольшая ровная площадка. Геннадий спустился туда и протянул руки Светлане. Всей тяжестью своего тела, поддавшись вперед, она обняла его за шею; он легко подхватил ее и понес. Очутившись на площадке, она так и не отнимала своих рук…

Они лежали в высокой траве альпийского луга. Пахло горячей травой. Жужжали, перелетая с цветка на цветок пчелы и осы. Над ними голубело лазурное бесконечное небо.

В лагере, оживленном от нахлынувших со всех концов страны молодыми, отчаянными парнями и девчатами, наступили учебные будни. Светлану определили во второй отряд. Начальником отряда был профессор Кирилл Павлович Лукьянов, который сам уже не совершал сложных спортивных восхождений, но по-прежнему, ежегодно приезжал в лагерь вместе со своей женой Софьей Владимировной и руководил подготовкой новичков на значок «Альпинист СССР».

Геннадий жил в инструкторском городке, в стороне от общего лагеря за столовой, чуть выше по склону. Светлана часто приходила к нему и здесь познакомилась с женой Лукьянова. Софья Владимировна стала приглашать ее к себе и, как сторожил лагеря, покровительствовала во многих делах.

За занятиями, тренировками проходило все время. Освобождались только после ужина. Из столовой с криками и присвистами вываливалась ватага второго отряда.

— Славик, вы куда? — кричала длинная Наташка, которую прозвали кочергой.

— Мы на речку.

— Подождите, мы с Галей забежим на минутку в палатку.

— Ребята, кто с нами? У нас две гитары.

— Серый, сбегай за Костей, пусть прихватит свистульку…

Постепенно толпа редела и все разбредались небольшими компаниями в разные стороны. Но вот уже раздались первые аккорды, и под гитару звучат задорные альпинистские песни.

Светлана пошла к Софье Владимировне, пить чай с конфетами «ассорти». Геннадий был занят, он с группой мастеров готовился к штурму Северной стены.

— Как, привыкаешь к горной жизни? — разливая чай в чашки на маленьком столике в углу, спросила Софья Владимировна.

— Мы с Кириллом не можем проводить отпуск по-другому, только в горах. А какая прелесть в феврале, настоящий зимний пляж. Кирилл говорит, что его научные труды не писались бы так плодотворно, если бы он не ездил в горы. Он здесь вдохновляется и получает зарядку на целый год. Кстати, Кирилл очень тепло отзывается о Гене. Ценит его способности, как будущего ученого. Здесь в лагере он самая популярная личность. Все с большим интересом ожидают их штурм. Парни подражают ему в манере держаться и говорить, а девушки не сводят глаз. Если бы не мои пятьдесят, я бы тоже влюбилась.

— А мне страшно, Софья Владимировна. Я просто боюсь, ведь это так опасно. Полтора километра почти отвесной стены, а если что-нибудь случится? Нет, нет! Я, конечно, желаю им успеха, но я боюсь за него. Зачем это так рисковать, зачем? Для чего он взял меня сюда? Я не знаю, как пережить эти три дня.

— Света, тебе нельзя так волноваться. Я тоже прежде была неспокойна, когда Кирилл уходил в горы, а потом поверила в его силу, умение, осторожность. Мужчине риск необходим, он должен что-то совершать, покорять новые вершины, бороться с трудностями. Здесь, в горах ну… как на войне. Разве ты полюбила бы его другим? Конечно, нет. Успокойся девочка, все будет нормально. Хочешь, мы поедем наблюдать за штурмом? У Кирилла есть большая подзорная труба.

Занятый подготовкой Геннадий почти не встречался со Светой. Лишь накануне, когда штурмовой группе дали день отдыха, вместе пошли к Большому водопаду.

В темной отшлифованной скале, отвесно нависавшей над глубоким ущельем, из многочисленных расщелин вырывались мощные струи воды, то увеличивая, то уменьшая свой напор.

Казалось, что таинственный волшебник, спрятавшись где-то в глубине горы, расшалился и играет этими естественными фонтанами. Брызги от водопада подхватывались порывами легкого ветерка. На фоне темного горного неба горела яркая радуга. Светлана и Геннадий устроились на небольшой террасе и, прижавшись, друг к другу, грелись в лучах утреннего солнца. Каждый думал о своем. Ему впервые доверили руководство сложным восхождением. Она переживала за него.

— Я боюсь за тебя. Будь осторожней, родной мой. Ведь это очень опасно? Да? Скажи?..

Геннадий задумался. Маршрут действительно сложный, две ночи на отвесной скале; три отрицательных угла; придется забить более сотни крючьев, ближе к вершине ледовый участок. Странно, но он не чувствовал опасности и не испытывал страха. Его тянуло туда на эту отвесную, как стена, скалу.

— Со мной отличные ребята. Мы сработались, и будем надежно страховать друг друга — ответил он.

Под ними ревела и клокотала низвергающаяся в бездну вода.

— Пошли, надо еще раз все проверить и на отдых. Выезжаем завтра на рассвете, затем большой переход, послезавтра… Штурм.

… В эти дни лагерь жил известиями о спортивной группе. У столовой на специальном стенде вывесили схему прохождения маршрута. На схеме флажками отмечали точки, завоеванные у стены.

Альпинисты, обсуждая детали, всегда толпились у стенда.

— Здесь ночевка. Парень в серой вязаной шапочке с помпоном, ткнул пальцем в изображенный на схеме карниз.

— Ничего ты не знаешь, темнота, — презрительно вмешался другой в шляпе с пером, — на таких местах не ночуют…

— Ребята, а это восхождение какой категории? — спрашивал веснушчатый новичок.

Светлана подолгу стояла у стенда, слушая, о чем говорят…

На второй день, когда Кирилл Павлович взял Светлану с собой, спортсмены должны были пройти две трети маршрута и зацепиться на ночевку перед наиболее сложным участком.

От места, куда подъехали на машине, пришлось идти часа два, поочередно неся тяжелую трубу с треногой.

Наконец, после изнурительного подъема, расположились на плоской площадке противоположного склона. Кирилл Павлович настроил трубу, Софья Владимировна вскинула бинокль.

С этого наблюдательного пункта хорошо просматривалась северная часть всего вздыбленного массива: с усеченной доской огромной стены. Суровая и неприступная, она вызывающе взирала на окружающий мир. Даже солнце только к вечеру осторожно притрагивалось к ней своими косыми лучами. Отсюда, с большого расстояния, отдельные детали рельефа сглаживались и лишь по белому снегу, приклеившемуся между серых припорошенных скал, можно было различить кое-какие неровности.

Светлана ничего не соображала, сердце тяжело стучало и гулко отдавалось в голове. Она с неприязнью смотрела на эту большую мрачную гору, таящую в себе столько опасности.

— Вон там, куда показывают руками, четыре маленькие точки, но что они по сравнению с этим могучим исполином? Стоит ему чуть-чуть шевельнуть своим хребтом, и он сбросит их прочь.

Ей дали глянуть в подзорную трубу. Между крестиками и делениями просматривались очертания отдельных деталей, и вот четыре человеческие фигурки! Двое вверху, двое несколько ниже. Сердце замерло. В ярко-оранжевых куртках они четко выделялись на общем сером фоне.

Она чутьем узнала Геннадия в верхнем альпинисте справа. Он стоял на небольшой полочке, отклонившись всем корпусом в сторону пропасти, очевидно, привязанный к вбитому крюку. Правой рукой делал какие-то движения.

Направив трубу вверх по предполагаемому ходу маршрута. Светлана замерла. Нависающие черные скалы! Лед, снег! Ни одной площадки, где можно было стать, либо примоститься, а внизу — зияющая пропасть. Ей показалось, будто бы он повернулся, и машет рукой. Помутилось в глазах, закружилась голова. Чтобы устоять, Светлана отошла и села на камень.

— Тяжело? — спросила Софья Владимировна, обняв Светлану за плечи.

— Будь мужественной, все идет по программе. Завтра решающий день, а послезавтра… вместе. Ну-ну, — и она поцеловала Светлану в щеку.

— Я должна сделать ему подарок, пусть это будет память о нашей встрече. Светлана взяла принесенный с собой мольберт, краски, бумагу: выбрала наиболее подходящую точку и начала рисовать.

— Надо схватить главное, остальное допишу дома, — решила она.

— Быстрее, быстрее, пока не наступил вечер.

Но как передать всю эту суровую красоту? Как найти верное соотношение красок, скал, неба, снега, чтобы рисунок зазвучал теми чувствами, которыми она полна?

Светлана, в своем воображении вместе с альпинистами перебиралась с полки на полку, с карниза на карниз, забивала крючья. Она все время представляла эту отвесную стену со снегом и льдом и понимала;

— Отколись уступ, за который ты держишься рукой, или соскользни нога. Ты летишь в пропасть маятником на двойную длину веревки, хотя тебя и страхуют снизу.

Теперь она так же, как и все, а может еще больше, гордилась его мужеством, восхищалась его смелостью…

— Подтянуть животики! Сми — и — и — рно! Все вместе, дружно! Так! Еще раз! — командовал дежурный по лагерю молодцеватый разрядник Вася.

Стройная шеренга единым дыханием рвала:

— Привет, участникам штурма.

— Не вижу улыбок! — грассируя, выговаривал Вася.

— Кто с цветами проходите вперед.

Лагерь всем своим много сотенным составом выстроился на торжественную линейку для встречи победителей. Вот и они. Отдается рапорт…

Светлана стоит в своей шеренге, и смотрит, смотрит:

— Боже! Как он похудел за эти дни. На обветренном лице солнечные ожоги. Губы с налетом розовой пленки. Быстрее, кончайте речи! Дайте мне, как следует взглянуть на него.

Геннадий ищет глазами Светлану, их взгляды встречаются. Официальная часть закончена, все бросаются к героям. Их качают, высоко подбрасывая вверх, кричат:

— Ур — Ра — Ааа.

Расталкивая толпу, Светлана добирается до него, и они вместе летят вверх.

— Жив? Здоров? Родной!.. Я так переживала. Ты устал?

Она, нисколько не стесняясь, обняла его; Они идут рядом радостные, возбужденные.

— Я написала для тебя маленькую картинку… с горами. Это мой подарок шепчет Светлана.

Он крепко прижимает ее к себе: и ласково говорит:

— В сентябре сыграем свадьбу.

Светлане хорошо, комок подкатывается к горлу. Она гордится им, гордится своей любовью!

Вскоре они расстались. Геннадий уехал в Безынгийский район для участия в ряде восхождений, Светлана с Кириллом Павловичем и Софьей Владимировной, пошли через Клухорский перевал в Сухуми, завершить свой отпуск на море…

Светлана приехала домой черная от южного загара, свежая, окрепшая.

— Мамочка, письма есть? — Прямо с порога спросила она, обнимая и целуя мать.

— Есть два, — ответила мать. — Как ты отдыхала, доченька? Рассказывай, я уже соскучилась по тебе.

— Сейчас мамочка, дай прочитаю письма.

Ну конечно это были письма от него. Это его строгий и четкий почерк. Она прямо с дороги, не переодеваясь, схватила письма и пошла в свою комнату. В первом письме Геннадий писал, о том, как добрались, об организации долинного базового лагеря, о ребятах. «Скоро вверх, скучаю и жду встречи с тобой».

Второе письмо было написано за несколько дней до восхождения. Он писал: «Дорогая Света! Пользуясь отправкой наших вьючных ишаков в селение за продуктами, посылаю тебе второе письмо. Прошло пятнадцать дней, как мы расстались, а мне уже тоскливо без тебя. Мы разбили свой бивачный лагерь в районе Безынгайского ледника. Устроились хорошо, даже с некоторым комфортом. Несколько раз выходили в двух — трехдневные походы для изучения обстановки. На днях начнем забрасывать промежуточные базы. Горы здесь несколько иные, более суровые, чем те, которые ты видела в Домбае. Предстоит много работать со льдом. На днях у нас с Сергеем произошел курьезный случай. Мы спустились вниз в зону лугов. Там познакомились с местным чабаном, который пас большую отару овец. В знак особого уважения он приготовил нам по-своему барана, зажарив его целиком на вертеле. Мясо было настолько вкусным, что мы съели барана вдвоем. Стало плохо. Пришлось лезть в ледяную горную речку. Этим и спаслись.

Все время думаю о тебе. Твоя картина со мной. Это для меня самый дорогой подарок.

Приеду примерно в 20-х числах. О нашем намерении написал своим родителям. Пообещал, сразу же после приезда, познакомить с тобой. Они у меня очень хорошие славные люди.

Ты наверно сейчас где-то на море, пляжишься и объедаешься фруктами, но так как не знаю где, пишу тебе в Москву. До скорой встречи. Крепко целую, твой Геннадий».

Светлана окончила читать, и взглянула на листок календаря: Он приедет через три дня!»

Мамочка, — крикнула она, — иди сюда.

Мать зашла к ней в комнату.

— Света переодевайся быстрей. «У меня сегодня пирог с яблоками», — сказала она.

— Мама! — просияла Светлана. — Мамочка! Я выхожу замуж! Он такой, такой хороший.

И она быстро, чтобы не дать матери опомнится, начала рассказывать ей про Геннадия. Об их встречах в Москве, об их поездке на Кавказ, о том какой он смелый и мужественный человек.

— Я люблю его.

Она достала его фотографию, поцеловала и отдала матери.

Мать, ничего не говоря, молча, смотрела на дочь. Такой возбужденной с сияющими глазами она прежде не видела ее.

— Как же так? Почему не посоветовалась?

Материнская обида, чуть не захлестнула, но она успокоилась, подумав, что это должно было когда-то произойти, просто казалось, что это еще нескоро. Но что поделаешь? Лишь бы были счастливы.

Светлана умылась, переоделась. Они пили чай с яблочным пирогом, а затем вместе целый день планировали, где будет свадьба, что необходимо приготовить, где они будут жить…

Счастливая, в ожидании больших перемен, с тревогами предстоящих хлопот, а главное с мыслями о скорой встрече, усталая Светлана заснула без сновидений.

Утром позавтракав, приняв освежающий душ, в приподнятом настроении, она поставила пластинку, и, подтанцовывая в такт музыке, разбирала свои наряды, решая, в чем его встретить…

В дверях раздался звонок. Кто бы это мог быть? Мурлыча под нос полюбившуюся мелодию, она пошла открывать.

В дверях стояли Кирилл Павлович и Софья Владимировна.

Из Сухуми супруги уехали в Крым, договорившись, что в Москве обязательно встретятся.

— Какая радость — вскрикнула Светлана и бросилась обнимать Софью Владимировну.

— Заходите, заходите! Мамочка, иди я тебя познакомлю… Лица, гостей почему-то не выражали радости. Вошли в комнату. Сели.

— Мама, чем будем угощать?

— Подожди Светлана, — тихо сказал Кирилл Павлович и, дотянувшись до проигрывателя, выключил музыку. Мрачное, серое выражение его лица, навлекло на тревожные мысли:

— Что случилось? — посмотрела в его глаза, они выражали какую-то глубокую безраздельную скорбь.

— Не может быть. Нет! Нет!…

Светлана встала, руки ее словно у провинившегося школьника сами собой легли по швам. Предчувствие чего-то страшного, пригвоздило к месту.

— Светлана, — каким-то далеким холодным голосом произнес он, — Светлана, сядь, пожалуйста.

Она продолжала стоять.

— Светлана, будь мужественной, — приплыло издалека, — мы пришли для того, чтобы сообщить, что Геннадий… погиб… спасая товарищей, что…

Она уже поняла на мгновение раньше, поняла по выражению его глаз, по его помертвевшему голосу.

— А — а — а, — словно стон раненой птицы вырвалось из уст и, запрокинув голову, она начала падать назад.

… Когда очнулась, был вечер. Она лежала в постели, над ней склонилась мать, по ее щекам текли слезы. И тотчас в сознании восстановился весь ужас происшедшего.

— Я еще жива? Зачем? А он, где-то там, под холодными камнями и снегом. Его нет… и, ничего от него не осталось. Почему тогда, не была с ним близкой во всем. Почему? Был бы ребенок. Я бы всю свою любовь отдала ему. А теперь? Зачем жить. Для чего? — Она закрыла глаза.

— Доченька, родная, — доносились ласковые тихие слова матери, — ну что же ты так? Видно крепко полюбила.

Мать гладила ее по щекам, по лбу. Раскрытые глаза Светланы удивленно смотрели на мать: «Ну что она может понять?»

— Вот и у меня так было в сорок четвертом, продолжал тихий ласковый голос, — приехали офицеры штаба и сказали:

«Отец твой погиб смертью храбрых».

Видно уж такая наша женская доля.

Мать зарыдала и прижалась к дочери. Светлана лежала в тупом оцепенении.

Потрясение было настолько сильным, что Светлана долго не могла оправиться. Приглашали лучших врачей. Приходили подруги, Софья Владимировна. Все о чем-то хлопотали, а ей было все безразлично. Она похудела, щеки ввалились. В институте пришлось взять административный отпуск.

Лишь через полгода начала приходить в себя, рана постепенно зарубцевалась…

Арнольд познакомился с ней в период защиты. Он входил в состав экзаменационной комиссии, задавал вопросы.

— На какие группы делятся горные породы? — спрашивал он. И когда она в своем ответе спутала породы метаморфические и осадочные, а мрамор отнесла к изверженным, он укоризненно, но доброжелательно сказал:

— Архитектору надо разбираться в природных строительных материалах.

На этом их знакомство закончилось. Прежде она не встречала его, так как он преподавал недавно, и кафедра стройматериалов для архитекторов была неосновной. На выпускном вечере Арнольд Григорьевич подсел к ней за стол. Он не был теперь экзаменатором, выглядел не так строго, как на экзаменах, вел себя непринужденно и занятно, веселился вместе со всеми. Ей показалось, что он был ровесником.

— Вы узнаете меня Светлана? Я, правда, несколько смутил Вас на экзаменах, но прошу, простите меня. Уверяю, что это не повлияло на Вашу оценку. Теперь я с Вами равный и это дает мне право пригласить Вас на танец.

Они танцевали. Позже он попросил:

— Прошу Вас зовите меня просто Арнольд, так будет лучше.

Через несколько дней он уже хлопотал об ее назначении. Вскоре стал частым гостем в их доме, приносил цветы, интересовался здоровьем мамы.

Будучи весьма пунктуальным, приходил к ним по пятницам, к семи вечера. Мама привыкла к этому распорядку и уже накануне хлопотала на кухне, стряпала вкусные пироги, торты, печенья. Пили чай. Арнольд Григорьевич рассказывал о своих делах на кафедре.

Однажды, когда в очередную пятницу он не пришел, мать забеспокоилась, а когда Светлана пренебрежительно сказала:

— Не пришел ладно, пришел тоже ладно, какая разница, мама?

Мать с обидой ответила:

— Ты еще молода и глупа, ну чем плохой мужчина? Симпатичный, молодой, обходительный, кандидат наук. Я лучшего и не желаю для тебя, о таких говорят — блестящая партия. Ты присмотрись, дуреха, и призадумайся, мне кажется у него серьезные намерения.

— Да ладно уж, мама — безразлично ответила дочь. Но случилось так, что после этого разговора, они стали чаще встречаться, вместе проводили время, ходили в гости.

Светлану удивляли его способности: всех знать, быть очень общительным: он мог достать билеты в любой театр, провести без очереди в ресторан, свободно вел себя с учеными и художниками, артистами и инженерами. Затем она привыкла к нему, и это стало в ее жизни чем-то постоянным и обязательным правилом.

Новогодний праздник встречали в ресторане. От большого количества, выпитого шампанского, было шумно и весело.

Когда Арнольд Григорьевич провожал Светлану, был уже четвертый час. Погода стояла безветренная, крупные хлопья снега, как маленькие парашюты, плавно падали, покрывая все своими сверкающими куполами. Яркая иллюминация, новогодние елки, веселые компании, влюбленные пары — все это наполняло атмосферу особым праздничным гомоном.

В эту ночь он сказал ей, что жить без нее не может и предложил выйти замуж. Она согласилась.

В то же утро, когда они пришли домой, он сказал Светиной маме:

— Анна Петровна, я предложил Светлане выйти за меня замуж, она дала свое согласие, но естественно мы можем пойти на этот шаг только с вашего разрешения, поэтому я прошу руки вашей дочери.

— Что вы, что вы, Арнольд Григорьевич, сейчас не те времена, — радостно ответила мать, — ну и если оба решились на такой шаг, то я конечно согласна. Дайте же быстрее я вас обоих поцелую. Будьте счастливы.

Затем они поехали к матери Арнольда. Это была маленькая худая старушка. Она очень надменно и холодно приняла будущую невестку. Все свое внимание уделяла сыну, на нее же смотрела не более, чем как на красивую брошь, которую ее сын выбрал к своему галстуку. Ее поведение говорило о том большом влиянии, которое она имела на Арнольда.

Немного поговорив, продолжая рассматривать Светлану, она, наконец, пригласила их на чай, дав тем самым понять, что и она согласна на их брак.

Свадьбу сыграли в феврале. Зарегистрировались в лучшем Дворце бракосочетаний. Все шло хорошо, въехали в новую квартиру. Арнольд был внимателен, предугадывал каждое ее желанию много делал по благоустройству квартиры, помогал ей во всем, не жалел денег на ее наряды. Воспоминания о Геннадии, ушли как-то сами собой.

Через год родилась Наташенька и заслонила собой все. Арнольд Григорьевич, хотя и считал, что все заботы по дому и воспитанию детей, должны ложиться на плечи жены, однако и сам развил бурную деятельность, что-то бесконечно приносил, теребил ее расспросами, проявлял внимание, копошился.

Но бабушка сразу же заняла передовые рубежи и никого не подпускала к внучке, она была без ума от нее.

Арнольд Григорьевич писал докторскую, много работал.

Как-то у них дома организовали небольшую вечеринку. Были приглашены целая плеяда научных светил с женами и конечно старик Тарасов — шеф Арнольда. После хорошего угощения, гости разбрелись по группкам и оживленно беседовали.

— Вы читали работу Герасимова?… Ну что вы!… Своими доводами он полностью разбил Кирсанова…

— Да, Вы спрашиваете, защитился ли Семен Петрович. Ни одного черного шара. Правда, оппонент попался дрянной, все напирал на малое практическое значение, на невозможность внедрения…

Включили магнитофон. Светлана станцевала так, как она умела. Все были в восторге, особенно старик. Он сидел со сверкающими глазами и не сводил с неё глаз.

Подошел Арнольд:

— Светочка, я тебя очень прошу, побудь с ним поближе, даже если нетрудно, пококетничай — сказал он.

— Ну что тебе стоит? А для меня это очень важно. Мой шеф любит быть в компании красивых женщин.

Она, сморщившись, удивленно посмотрела на мужа.

— Раз тебе это неприятно… тогда не надо, — с обидой бросил Арнольд, — но для меня… это…, и он махнул рукой. Она согласилась.

Остаток вечера провела рядом с профессором. Он говорил ей какие-то банальные вещи, теребил ее руку своими старческими пальцами, чмокал в локоть беззубым ртом, даже попытался пригласить на свидание.

Было противно, но, играя роль хозяйки и отдавая должное важному гостю, она терпела…

… Когда после нескольких лет разлуки, Светлана случайно встретилась с Лизой, (в институте они учились на разных курсах) Светлана обрадовалась. Они подружились. Общность интересов супругов, еще более сблизила… Жизнь шла своим чередом. Проходили годы. Все знакомые и друзья считали, что их дом — полная чаша. Все хорошо, все есть, но иногда, Светлана ощущала, что чего-то не хватает, между ней и мужем нет искренности, общих взаимных интересов…

На улице было уже совсем светло, а Лиза все еще спала. За окном шел мягкий снег, в комнате был теплый, приятный воздух. Светлана встала, приоткрыла форточку, вдохнула струю свежего воздуха и села на пуф у туалетного столика.

Воспоминания о прошлом встревожили. Всматриваясь в свое лицо, она начала расчесывать вьющиеся шелковистые волосы, затем сколола их большим узлом и разложила щеточки, кисточки, щипчики, приготовив их для работы.

— Что-то изменилось за последнее время, — думала она, — благополучие и ход жизни прежние, но все стало как-то уж слишком безоблачно, слишком пресно. Кроме Наташеньки меня ничего не волнует. Арнольд только и занят своей диссертацией, мои дела его совершенно не интересуют. Вся эта борьба у них на кафедре, подобна буре в чашке чая. Он любит брать меня на различные банкеты и приемы больше для себя, чтобы я выделяла его, и все говорили:

— Смотрите, какая красивая жена у Довжецкого, он и тут преуспел.

Нанося на кожу смягчающий крем и распределяя его легким поглаживающим движением, она машинально начала массировать лицо…

« — Раз, два, три, четыре», — считала она в такт движениям своих пальцев.

— Для чего ты задаешь себе эти вопросы? Видно тот, второй человек, никак не успокоится. Пережив однажды, второго не бывает,…да и кто он такой, этот Орлов? Ты его совершенно не знаешь… Похож на Геннадия?… Ну и что? Просто, та старая рана немного заныла, и ты взволновалась?… Перестань! Будь верной женой.

За мыслями Светлана не заметила, как Лиза проснулась, и когда та поцеловала ее в голую спину в разрезе ночного пеньюара, вздрогнула.

— Доброе утро, — прошептала Лиза, обняв Светлану за плечи.

— Ну и красивая ты, Светка, я просто завидую тебе. Что ж ты так? Сама встала, наводишь красоту, а про меня забыла? — продолжала она игриво.

— Нет, нет, что ты? Ты так сладко спала, что мне было совестно тебя будить.

— Света, я все хочу спросить, — загадочно прошептала Лиза, — как Вы живете с Арнольдом?

— Знаешь, — продолжала она, — я так люблю своего Костика, он такой славный и мне все хочется узнать, а как у других? Любишь ты его?

Светлана задумалась: — Мне трудно ответить на этот вопрос. Кажется, люблю…

— Ну что ты, Света! Разве можно сомневаться. У тебя такой муж, скоро доктор наук. А если заскучала, заведи любовника, так многие сейчас делают.

— Да ты что, Лиза? О чем говоришь? И так спокойно, будто речь идет о домашней собачке. Ты что сама…

— Ну, ну! — перебила Лиза и поднесла палец к губам, — об этом у женщин не спрашивают.

Они встали и, не одеваясь, в ночных рубашках пошли умываться и пить кофе.