Служебный роман

Геннадий Евтушенко, 2015

В компанию «Виктория», учредителями которой являются давние друзья Анатолий Смоленцев и Юрий Карелин, поступает на работу армянская девушка Мери. Вскоре сотрудники компании зашушукались: между Карелиным и Мери возникли какие-то неформальные отношения. Служебный роман? Но Карелину за шестьдесят, а молоденькая Мери замужем! Что же будет? Отзывы и предложения можно направлять по адресу электронной почты [e-mail]

Был конец мая. Солнечный такой, тёплый денёк. Юрий Михайлович Карелин возвращался в офис в хорошем настроении. Переговоры прошли успешно. Осталось уточнить некоторые детали контракта, и договор можно подписывать. Он прикидывал в уме выгоды от предстоящей сделки и усмехался. Толя будет доволен. Толя, Анатолий Фёдорович Смоленцев, был его шефом и старинным другом. Когда-то, более сорока лет тому назад, они вместе окончили военное училище, три года сидели за одной партой, спали на соседних кроватях, рядом стояли в строю. Разъехавшись после окончания училища в разные концы необъятного Союза, они вновь встретились во Вьетнаме, где оба служили военными советниками. И хотя командировка Юрия Михайловича вследствие полученного ранения оказалась не столь длительной, как у его боевого товарища, но пребывание вдали от родины, тревожные дни и ночи, бои и постоянная опасность окончательно породнили их.

К концу службы оба оказались в Москве, а уволившись в запас, сдружились ещё больше. Вместе пережили перестройку, зарождающийся дикий капитализм, наконец, создали свою фирму. Анатолий Фёдорович по обоюдному согласию (а может, как старший по воинскому званию) стал генеральным директором, а Юрий Михайлович — заместителем.

Конечно, каждый жил своей жизнью, своими семейными делами и заботами. Они были людьми различного темперамента и различной внешности. Анатолий Фёдорович с годами погрузнел, обзавёлся животиком, в поведении появились вальяжность, эдакие барские замашки, он был неравнодушен к дорогим напиткам и ресторанам, во время переговоров не прочь был помянуть о своём генеральском прошлом, порассуждать о высоких материях, в общем — поважничать.

Однако это не мешало ему успешно руководить компанией. Он был энергичен, в любом деле мог уловить главное звено, мёртвой хваткой брал, как говорится, быка за рога и настойчиво шёл к намеченной цели. На лице его не было ни единой морщины, розовые, словно наливное яблочко, щёки подчёркивали жизнерадостность и здоровье, а голубые, не тронутые временем глаза светились задором и энергией. Сотрудники считали его строгим, но справедливым. Вместе с тем нерадивые побаивались. Анатолий Фёдорович легко мог простить ошибку подчинённому, но лень, халатность вызывали в нём бурю эмоций. Вот здесь уж лучше не попадаться ему под горячую руку. Вызов к шефу на ковёр был событием, и никто не мог сказать, чем этот вызов закончится. Знали одно: виновный выйдет из кабинета шефа мокрым как мышь. А останется ли на работе — один бог ведает.

В отличие от генерального Юрий Михайлович был помягче. На его плечах лежала львиная доля задач компании. И он решал их успешно. Работал спокойно, без шума и мелочных придирок к подчинённым. Его принципиальность сочеталась с желанием досконально разобраться в той или иной ситуации, порой сложных взаимоотношениях между подчинёнными и деловыми партнёрами. Только после этого он принимал решения. Спокойная рассудительность, знание законов и педантичность Карелина уравновешивали кипучую энергию и взрывной характер Анатолия Фёдоровича.

Юрий Михайлович в свои шестьдесят пять был по-юношески строен, подтянут, хотя его несколько старили небольшая бородка с усами да тёмные очки — неизменные спутники на протяжении многих лет жизни.

Несмотря на различие характеров, друзей объединяли одни жизненные принципы и ценности. И жили, и работали они душа в душу, удачно дополняя друг друга.

Суровая требовательность одного смягчалась демократичностью и мягкостью второго. Но оба были честны, принципиальны, трудолюбивы, и это давало хорошие результаты. Их компания была небольшой, но успешно развивалась, доходы росли, сотрудники были довольны, партнёры охотно сотрудничали с ними.

Конечно, и в их компании имелись подводные камни, различные течения, интриги и интрижки, столкновения интересов, симпатии и антипатии, в общем — как везде. Но Смоленцев, руководивший и не такими коллективами, твёрдо держал нити управления в своих руках. Кажется, он знал всё и обо всех, но к своим источникам информации не подпускал никого, даже лучшего друга.

Карелин считал, что и сегодняшний договор в случае его подписания мог стать достойным вкладом в общее дело. Удовлетворение от удачно выполненной работы несколько расслабило его и настроило на лирический лад. Юрия Михайловича вдруг потянуло на природу. Он тронул за плечо водителя.

— Коля, давай в Сокольники, к главному входу. Тот молча кивнул, неспешно перестроился в правый ряд и свернул с Садового к трём вокзалам. Скоро подъехали к парку. Юрий Михайлович отпустил машину, дальше решил идти пешком. Маршрут был знакомый.

Он любил Сокольники, нередко гулял по тенистым парковым аллеям. Прикинул: до офиса через парк минут сорок-сорок пять ходу. Таким временем он располагал. Май уже позеленил деревья и лужайки, молодая свежая листва радовала глаз. Редкие мамаши выгуливали в колясках своих детишек. У центрального круга скучали пони, кое-где на лавочках сидели с газетами пенсионеры. Центральный фонтан уже работал. Мощная струя воды била высоко в небо и брызгами опадала в бассейн. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь водяную пыль, распадались на мглистые облачка и светились радугой. У фонтана суетился фотограф, приглашая желающих запечатлеть себя на память о Москве, Сокольниках и прекрасном месяце мае.

Юрий Михайлович с лёгкой улыбкой смотрел на него, вспоминая далёкий шестидесятый, когда он со Смоленцевым и Мишкой Мищенко — их третьим другом — сразу после окончания училища приехали в столицу и здесь, в Сокольниках, долго гуляли и фотографировались у такого же мастера. «Только аппаратура была другая, да люди вокруг победнее одеты, — подумал он, — а больше ничего и не изменилось».

Юрий Михайлович двинулся по кругу. Вот и «Берёзка». Небольшое кафе выглядело мрачновато. А когда-то здесь был весёленький павильон, соответствующий своему лёгкому названию. Эта «Берёзка» была одним из любимых мест Карелина. И он решил зайти. Внутри было пусто. За стойкой скучал одинокий бармен. Юрий Михайлович сел за столик в углу, заказал кофе с круассаном, подумал: «Пообедать сегодня вряд ли успею, хоть здесь слегка перекушу». Пока несли заказ, задумался, вспомнил былое. Когда-то, давным-давно, впервые после Вьетнама именно здесь он встретился со Смоленцевым. Не виделись они года три. Тогда Смоленцев сидел как раз на этом месте. Был задумчив, крутил в руках бокал шампанского и рассеянно поглядывал в окно. Волна счастья подкатила к горлу Карелина, стало трудно дышать. Давно он мечтал об этой встрече, да разыскать друга не мог. Однако, уняв внезапно возникшую дрожь, не ринулся сразу к Тольке, а решил разыграть его. Надел тёмные очки и бочком, бочком продвинулся к угловому столику, плюхнулся на соседний стул и стал подбираться ближе вместе со своим стулом, нещадно скрежеща его ножками по полу. Радость встречи настолько переполняла его, что он вытворял чёрт знает что! И вдруг вместо возмущения услышал спокойный голос Смоленцева:

— Чего ты, Юрка, пихаешься?

Ошарашенный Юрка вмиг отодвинулся, снял очки, удивлённо уставился на друга.

— Узнал?

— Да я тебя, брат, по запаху за версту чую.

Юрий Михайлович вскочил, Смоленцев не спеша поставил свой бокал на стол, медленно, словно нехотя, поднялся, повернулся к другу. Только после этого они крепко обнялись и стояли так неподвижно несколько минут.

Заговорили, когда волнение от неожиданной встречи несколько улеглось, но всё ещё влюблённо смотрели друг на друга.

— Ты как?

— А ты как? Смоленцев засмеялся.

— Закакали… Я, брат, в академию поступаю. Приехал вот экзамены сдавать. Да сдам, не сомневаюсь. А ты?

— А я просто Москву люблю. Служу на Севере, в Заполярье. Но каждый год во время отпуска сюда на три-четыре дня заезжаю.

— Да знаю я, что на Севере служишь. Искал же тебя, но сам всё по заграницам мотался, сейчас вот в Москву приехал, решил — теперь точно найду, а ты — вот он, явился, не запылился!

— Я тебя тоже искал, да где там!.. В загранкомандировке — вот и весь ответ!

Смоленцев улыбнулся.

— Ну, теперь не потеряемся! Как удачно ты в Москву заглянул! Каждый год, говоришь, наезжаешь? И что тебе в этой Москве? Большая деревня…

Карелин пожал плечами.

— Да, была когда-то большая деревня. Кучково называлась. Но с тех пор, как приглянулась она князю Юрию Долгорукому и стала городом Москвой, вот уж более восьмисот лет народ в неё тянется. Ругает, а тянется. И не только русский.

Смоленцев удивлённо глянул на него.

— Да чего это ты вскипятился? Шучу я. Деревенские и называют деревней. А люди с понятием… — он сделал паузу и закончил шутливо: — вот, как я — ценят. Москва — столица, моя Москва! Ты лучше расскажи, как в Заполярье оказался? Как тёплую, тихую Украину на холодный Север променял?

Карелин улыбнулся.

— Тихую, говоришь? А вот хохлы считают по-другому: «Тиха украинская ночь, но… — он с хитрецой глянул на Смоленцева, подняв вверх указательный палец."Но"… — эхом отозвался тот, — …но сало надо… перепрятать!» — закончил Юрий Михайлович. Смоленцев захохотал громко, раскатисто, на всё кафе, как умел смеяться, наверное, он один. Вообще, так смеются только хорошие люди. Испуганный бармен вскочил со своего стула за стойкой, забегал глазами по бару, потом, убедившись, что всё в порядке, успокоился, снова сел, уткнувшись в «Советский спорт».

А Карелин посерьёзнел и продолжил:

— Шутка, конечно. На Севере я из чисто прагматических соображений. Войну прошёл, Север прохожу. Надеюсь, что дальнейшая служба, мой друг, продолжится где-нибудь в центральных областях, а даст бог, и в Москве. Въеду на белой «Чайке», как друг наш Мишка говорил.

Тень грусти пробежала по лицу Смоленцева, но он быстро справился с собой, а Карелин, будто ничего и не заметил.

— В Москве-то в Москве, — протянул Толя, — а образование? Училища для Москвы маловато.

— Ну, в академию мне путь закрыт. — Карелин поднёс руки к глазам: — Сам понимаешь, спасибо, что вообще в армии оставили. Теперь я — штабная крыса. А образование… — Он встал, дурашливо поклонился — Перед вами студент заочник второго курса юрфака.

— Так, так, — покачал головой Анатолий, — а зрение? Вьетнам? Ты хоть расскажи, как там дело было. А то говорим-говорим про всякую ерунду, а главное-то и забыли!

— Да как это забудешь? Только про вьетнамскую часть этого самого дела, как ты говоришь, мне и рассказывать нечего. Обычный налёт, открыли огонь, всё штатно, нормально, а потом — бабах… И тишина… Очнулся — стены белые. Оказалось — в Бурденко! Так что про «там» ничего не знаю.

— Ну так про «там» я тебе расскажу. Когда вас накрыло, я сразу на батарею прибежал. Ты лежишь землёй присыпан, весь в крови. Я: Юра, Юра! — ноль эмоций. Но к груди припал — дышишь. А тут старшина бежит. «Товарищ капитан, борт в Союз!» Подхватили мы с этим старшиной тебя и бегом на взлётную. Благо ты ведь этот аэродром своими зенитками и прикрывал. Чуть ли не на ходу в самолёт тебя затолкали, счастье, что командир корабля знакомый оказался! И полетел ты, голубчик, в Москву. Я долго и не знал, жив ли. Летуна этого встретил, а он только и сообщил, что из самолёта тебя живого выгрузили. Потом уж искать начал. Ну а что раны? Долго в Бурденко провалялся?

— Да нет. Раны оказались только с виду страшные: осколки и по лицу, и по телу по касательной прошли. Была ещё контузия да большая потеря крови. Доктор сказал, что попади осколки на пару сантиметров ниже — хана! А так — жить буду, но молиться всю жизнь должен ангелу — тому, кто так быстро меня в Москву отправил. Иначе слепым бы уж точно остался, а вот жив ли был бы — вопрос. Так что я легко отделался: бородой вот, да тёмными очками. В остальном здоров и кланяюсь тебе как ангелу-спасителю! — Карелин встал и поклонился: — А то ведь и не знал, кому молиться! Теперь я должник твой по гроб жизни.

Смоленцев сидел неподвижно, не мигая смотрел на друга, молчал. Потом покрутил пальцем у виска:

— Соображаешь, что говоришь? Мы с тобой братья ещё с училища. А там просто с самолётом повезло. И со старшиной. Обычная военная жизнь. И случай. Бывают в жизни такие случаи! — и, резко переменив тему, продолжил: — Вот наша сегодняшняя встреча — разве не такой случай? Где ты, где я? А в один день, в один час пришли в эту «Берёзку». Ну кто поверит, что случайно?

Юрий Михайлович подумал, помолчал, потом сказал задумчиво:

— Наверное, не так уж и случайно. Помнишь, как мы сюда первый раз закатились? Ты, Мишка и я? Первый офицерский отпуск, первый раз в Москве! Праздник души! Тогда мы и попали первый раз в эту самую «Берёзку». Помнишь, как было? Как здесь мест свободных не было, а официантка всё же усадила нас за этот самый столик, как у мужика купили водки, и Мишка наливал её под столом по бульбочкам? Помнишь? Вижу, помнишь. И я помню. С тех пор, когда в Москве бываю, обязательно в «Берёзку» захожу. Правда, неважнецкая она стала, но… так сказать, память сердца. Ты, вижу, тоже не забыл ничего. Так что не такой уж случайной наша сегодняшняя встреча оказалась. Кстати, а где же друг наш, Мишка? Я тебе не рассказывал, последний раз видел его примерно за месяц до Вьетнама, с тех пор ничего о нём не слышал, и разыскать не могу.

Смоленцев помрачнел:

— Нет Мишки. Погиб Мишка. Уже два года как погиб.

— Как погиб? — В голове не укладывалось, что Мишки больше нет. Только и смог выдавить дурацкое и не к месту: — Почему?

Смоленцев понимающе взглянул на него:

— Почему, почему. Потому что военный. А военные иногда гибнут. Как это случилось — не знаю. Да и не узнаем мы этого. Ты говоришь, видел его за месяц до командировки во Вьетнам. Вот тогда он и перешёл в другое ведомство. А в этом ведомстве тайны умеют хранить. Единственное, что удалось мне с большим трудом узнать, так это то, что погиб он при выполнении специального задания где-то в Африке. Вечная ему память. — Он помолчал, потом поднял глаза: — Здесь что-нибудь крепче шампанского подают? Давай помянем.

В тот день они крепко надрались.

Эта встреча стояла перед глазами Юрия Михайловича, как будто произошла вчера, а не более тридцати лет назад. Он рассеянно покрутил чашку уже остывшего кофе, залпом выпил его и, оставив на столе деньги, молча вышел на улицу.

* * *

Карелин шёл неспешным шагом, вспоминая Мишку, развесёлого и удалого Мишку, неизвестно за что отдавшего свою молодую жизнь в чужой и далёкой Африке. Юрий Михайлович вдыхал напоённый весенним ароматом воздух, слушал пение птиц, думал о смысле жизни и судьбе. Постепенно мысли его переключились на будни, на сегодняшний день, на перипетии состоявшихся переговоров. Он покачивал головой и удовлетворённо хмыкал от сознания качественно сделанной работы. Да, определённо сделка обещает быть интересной.

С таким настроением он и подошёл к старинному трёхэтажному зданию, на последнем этаже которого и находился офис их компании «Виктория».

На просторной площадке третьего этажа несколько сотрудников компании курили и беззаботно болтали о чём-то своём. Здесь был один из начальников отделов Коля Бирюков, только принятый на работу двадцатипятилетний красавчик Кононов, симпатюлька Лика из того же отдела и ещё несколько человек. Один из присутствующих глянул вниз и легонько присвистнул.

— Э, братва, давай по местам. Полкан. Курильщики тут же погасили сигареты, торопливо побросали окурки в жестяную банку, специально для этих целей приспособленную на подоконнике, тихонько гуськом просочились в коридор и дальше — по кабинетам.

Кононов недоумевал.

— Что за паника? Ещё пять минут перерыва! И что это за полкан? Что вы так перепугались?

Сидевшая на своём месте ещё одна сотрудница отдела Лаврова улыбнулась и разъяснила:

— Полкан это известный тебе господин Карелин. А он считает, что с началом рабочего времени нужно начинать работу, а не причёску поправлять, или там бумаги в столе искать. Поэтому, мой дорогой, привыкай: за пять минут до начала рабочего времени ты должен быть на месте.

А Бирюков разъяснил.

— Ну, а с полканом ещё проще: хватка у него, как у полкана. А, если серьёзно, он же на самом деле полкан, то есть полковник, хоть и в запасе.

— Хунта какая-то, — бормотал Кононов, — генеральный генерал, заместитель полковник.

Бирюков похлопал его по плечу.

— Когда придёшь за зарплатой, эта хунта тебе понравится.

Между тем, Карелин уже заходил в приёмную. Это была небольшая светлая комната, из которой вели две двери: одна — в его кабинет, другая, напротив, — в кабинет шефа. Идеальный порядок здесь поддерживала Наташа — секретарь компании, женщина бальзаковского возраста, всегда строго одетая, аккуратная и исполнительная. Конечно, молодым сотрудникам Наталья Александровна казалась старушкой, но для него она была цветущей женщиной, хотя её аскетизм не совсем соответствовал представлениям Юрия Михайловича о женской привлекательности. Юрий Михайлович был уверен, что за напускной строгостью и подчёркнутой деловитостью Наташи скрывается добрая и благородная душа.

Однако во взаимоотношениях людей Юрий Михайлович разбирался похуже шефа. Он несколько идеализировал подчинённых, бывал даже наивен, поэтому и не видел того, что лежало прямо на поверхности: именно Наташа и была главным информатором Смоленцева.

Она не была старой девой, как полагали иные сослуживцы, а потеряла мужа в автомобильной аварии много лет назад. Больше так и не вышла замуж. Одна воспитала сына. Теперь у него своя семья, он служит на Дальнем Востоке и редко навещает мать. Так что в жизни Наташи остались только дом и работа. Дом свой она не любила за его сиротскую пустоту. Оставалась работа.

Наталья Александровна имела высшее педагогическое образование, но по специальности никогда не работала. Начав трудовую деятельность секретарём (так уж получилось), она на всю жизнь и осталась верна этой профессии. Поменяв немало мест, Наташа попала, наконец, в секретари к Смоленцеву и вскоре поняла, что такого руководителя у неё ещё не было. Поэтому взялась за дело с утроенной энергией и, будучи специалистом высокого класса, вскоре навела в своём хозяйстве идеальный порядок.

С Юрием Михайловичем Наташа с удовольствием могла погонять чайку, поболтать о том, о сём: о жизни, дороговизне, легкомысленной молодёжи и разных прочих подобных вещах. Где-то далеко, в потаённых уголках её души теплилась надежда, что их общение со временем перерастёт в более близкие отношения, может быть, когда-нибудь они станут и жить вместе. А что? Оба были одиноки, и, казалось, идеально подходили друг другу. Она считала, что их связывает главное — родство душ, и чувствовала, что и Юрий Михайлович относится к ней как-то по-особенному доброжелательно. Это давало надежду. Но первой шаг сделать не решалась. А Юрий Михайлович дальше улыбок и совместного чаепития после работы повода для сближения не давал. Всё же надежда не оставляла её. Кроме того, она просто привыкла к общению с Юрием Михайловичем и, когда он уезжал в длительную командировку или отпуск, Наталья Александровна остро чувствовала дискомфорт. Ей не с кем было поделиться новостями, расслабиться, да и просто излить душу.

Наташа встретила Карелина приветливо и, улыбнувшись краешками губ, сказала:

— Юрий Михайлович, Анатолий Фёдорович просил вас зайти, у него там гости.

— Хорошо, — кивнул Карелин, прошёл к себе в кабинет, бросил папку с документами на стол и направился к шефу. По дороге спросил у Наташи:

— Что за гости?

Та пожала плечами:

— Не знаю. Молодая какая-то пара. Не русские.

— Ладно, разберемся, — буркнул он и вошел к шефу.

Кабинет директора был небольшой, но уютный, со вкусом обставленный хорошей, хотя и недорогой, мебелью. В глубине стоял большой двухтумбовый стол орехового дерева, к нему два приставных: один для сотрудников, на втором размещались компьютер и телефон с факсимильным аппаратом. Несколько стульев, книжный шкаф, в передней части кабинета — журнальный столик, диван, два кресла. Ни модного нынче аквариума, ни телевизора. В общем, всё есть, но ничего лишнего.

Анатолий Фёдорович сидел в кресле за журнальным столиком, напротив — молодая симпатичная женщина кавказской внешности. Красивое, чуть продолговатое лицо, резко очерченные губы, аккуратный носик, большие миндалевидные («Персидские», — подумал Юрий Михайлович) глаза и длинные, ниспадающие на плечи прямые чёрные волосы. Отдельно от них, в углу кабинета на стуле, скучал молодой человек, тоже кавказской наружности. Глаза его настороженно встретили Юрия Михайловича, но вид был непроницаемый, губы плотно сжаты. Он не предпринял попытки привстать и поздороваться с вошедшим.

Да и шеф его как будто не замечал. Он кивнул на незнакомку:

— Знакомьтесь.

Девушка приподнялась и протянула узкую ладонь:

— Мери, — и смущенно улыбнулась.

Карелин осторожно пожал её и представился:

— Юрий Михайлович, заместитель Анатолия Фёдоровича.

Незнакомца в углу он как бы не заметил.

Шеф улыбнулся, откинулся в кресле, глазами указал на свободное место:

— Присаживайтесь, Юрий Михайлович. Будем пить кофе. Это Мери Абрамян. Хочет работать у нас юрисконсультом. Вам нужен юрисконсульт?

Юрисконсульт был нужен. Но внешность женщины совсем не вязалась с представлениями Юрия Михайловича о человеке на этой должности. Однако деваться было некуда. Конечно, он сказал:

— Нужен.

— Ну вот и хорошо, — обрадовался начальник. — Мери — студентка четвертого курса университета, — взглянул на неё и добавил с интонациями Этуша: — отличница, спортсменка, комсомолка…

Мери зарделась:

— Нет, нет! Не комсомолка, не спортсменка. И не отличница. Просто студентка.

— Но ведь хорошая студентка? — улыбнулся Анатолий Федорович.

— Хорошая.

— И работать хочешь?

— Хочу.

— Ну вот, — шеф снова повернулся к Юрию Михайловичу, — а вы говорите, не подходит.

— Да я еще ничего не сказал, — пожал тот плечами.

— Сказал, не сказал, я вижу. Вы побеседуйте, потом скажете. А я говорю, подходит. Беседуйте, беседуйте, а мы пока с Давидом потолкуем, — он встал, кивнул на стол, — и кофе пейте.

Потом обратился к парню в углу:

— Пошли, Давид, не будем им мешать. — По-дружески приобняв за плечи молодого человека, Смоленцев вышел с ним из кабинета.

* * *

«Ребенок, — думал Карелин, глядя на Мери, — такие красивые редко умными бывают. Избалованными — да, а умными редко». Но вслух сказал:

— Что, будем кофе пить?

Мери, смущенная уходом Анатолия Фёдоровича, кивнула. Кофе, конечно, уже остыл, и Юрий Михайлович попросил Наташу заварить свежий.

Возникла небольшая пауза. Карелин смотрел на Мери, понимая, что всё уже решено, его мнение спросили только для порядка.

«Что-то новое, — подумал он. — Раньше Толя без меня на работу никого не брал. А тут перед фактом ставит. Боялся, что я возражать буду. Должность серьезная, юрист компании недавно уволился. Учить девчонку некому. Конечно, я бы возражал. Вот старый лис! Может, личный интерес? Нет, я бы знал. Ладно, поживем — увидим».

Юрий Михайлович открыл коробку с конфетами.

Мери покачала головой:

— Нет, нет, я конфеты не ем. Только шоколад.

— Фигуру бережешь? Правильно. Ну, шоколад, так шоколад. Подожди. Он встал и прошёл к себе в кабинет. Шоколад у него водился. Притом отличный. По пути подумал: «А что? Будет работать. Не умеет — научим. Не захочет учиться — уволим. Какие проблемы?» Он возвратился с плиткой шоколада, развернул, разломал на дольки, высыпал в розетку и пододвинул Мери.

— Вот, ешь.

Тут подоспела и Наташа с кофе. Молча поставила на стол две дымящиеся чашки и удалилась. Горьковатый аромат сразу растёкся по комнате. Варить кофе, как Наташа, в компании никто не умел. Простое, казалось бы, дело — поставил джезву на медленный огонь и жди, пока поспеет! Тут и дел-то — не дай ему сбежать! Ан нет! Во всяком деле есть секреты.

Своими Наташа ни с кем не делилась. И все в компании, кто мог, конечно, не упускали случая отведать её кофе, а вот посоперничать с ней в приготовлении никому не удавалось.

Юрий Михайлович с удовольствием вдохнул знакомый аромат. Заметил, что и Мери он понравился. Она потянулась к чашке.

— Постой, постой, — остановил ее Карелин, — язычок и губки обожжешь, как целоваться будешь?

Мери, не ожидавшая такого поворота, отдернула руку от чашки и сказала с обидой:

— Я не целуюсь!

— Да? — с деланным удивлением произнес Юрий Михайлович. — Неужели? — И, пригрозив пальцем, добавил с напускной строгостью: — Старших нехорошо обманывать!

Потом улыбнулся, по-доброму взглянув на окончательно смутившуюся девушку и добавил:

— Ладно, ладно, не смущайся. Дело молодое, правильное. Каждый поцелуй, как и улыбка, удлиняют жизнь. Так что целуйся на здоровье. Я же о тебе забочусь. Как будущий начальник я обязан заботиться.

Мери растерялась. Она уже не знала, когда Юрий Михайлович говорит серьёзно, когда шутит. А он неожиданно спросил:

— Ты с Анатолием Федоровичем давно знакома?

— Не очень. Несколько месяцев.

— А где познакомились? Если это, конечно, не секрет.

— Не секрет. На дне рождения у папы. Папа с Анатолием Федоровичем давно знаком. А у нас на дне рождения был в первый раз. Тогда и познакомились.

— Понятно, — кивнул Юрий Михайлович. — Ну, а семья-то у тебя большая?

— Нет, — покачала головой Мери, — только я и муж. Да вот же он тут был. Давид. Я не знала, как вас познакомить, а Анатолий Фёдорович промолчал.

Кажется, Мери была расстроена.

— Так это твой муж? Что ж ты одна дорогу найти не могла? Или «государево око»?.. А как без него работать будешь?

Мери расстроилась ещё больше.

— Да нет, вы не подумайте… Но он же должен был посмотреть, где я собираюсь работать. И потом… — Она запнулась, покраснела, но после паузы продолжила: — Он хороший, только ревнивый очень. Хотел посмотреть, с кем я работать собираюсь. Юрий Михайлович усмехнулся:

— Ну, я на жениха мало похож. Анатолия Фёдоровича, как я понимаю, Давид из числа претендентов тоже вычеркнул. Но вообще в компании есть ребята и помоложе, и посимпатичней нас с ним.

Мери серьёзно ответила:

— Вы не принимайте это близко к сердцу. Я могла запретить ему идти сюда. Но и мужское самолюбие иногда потешить нужно.

Карелин не удержался, покачал головой, улыбнулся:

— Ишь, мудрая какая!.. А Мери продолжала:

— Вот увидите, всё будет хорошо. Это он так, для порядка. Считает меня совсем молодой… и неопытной.

— Ну, насчёт молодой — это он правильно считает. Насчёт неопытной — не знаю, посмотрим. Но замуж ты вышла не старой — это уж точно.

— Ну да. У нас, армян, девушки рано замуж выходят. А мне уже двадцать один.

— Да, — покачал головой Юрий Михайлович, — серьёзный возраст. Ну а детишки?

Мери покраснела:

— Пока нет. Нужно учёбу закончить. Я и так на вечернем отделении. Долго учиться. Дети потом.

— Что же ты на вечернем? И работать хочешь. Деньги нужны?

— Нет, у папы денег хватает, и у мужа тоже. Хочу быть самостоятельной. А работа — для практики. Чтобы после универа что-то знать и уметь.

Это Юрию Михайловичу понравилось.

«Может, бывают исключения? — подумал он. — Красивая и умная. Если ещё и не ленивая — сработаемся. А знания и опыт — дело наживное».

Он пододвинул ей чашку.

— Теперь пей, уже можно. И ешь шоколад, и вообще побольше ешь, а то худющая — жуть.

Мери с обидой глянула на него и отчеканила:

— Не худющая, а стройная.

— Ладно, ладно, учи меня, старика, — и добавил: — Ничего, что я на «ты»?

— Ничего, — улыбнулась Мери, — я ведь вам во внучки гожусь. У нас старых людей уважают, — и закусила губу, с опаской взглянув на Юрия Михайловича: — Ой, извините, я не хотела…

— Ладно, ладно, внучка, — он погрозил ей пальцем, — но это в последний раз. Я мужчина в расцвете сил. Давай пить кофе.

Мери осторожно взяла дольку шоколада и небольшими глотками начала прихлёбывать кофе. Рука у неё была маленькая, аккуратная. Ногти коротко подстрижены, лак не яркий, в тон губной помаде. Когда она наклонялась к чашке, длинные волосы спадали с плеч и мешали ей. Нетерпеливым движением головы она отбрасывала их назад, но это повторялось снова и снова. Наконец Мери надоело это занятие, она поставила чашку на стол, достала из сумочки резинку и прихватила ею волосы сзади. Образовался длинный симпатичный хвостик. Она вопросительно посмотрела на Юрия Михайловича, обеспокоенно спросила:

— Ничего?

Он усмехнулся:

— Делай, как тебе удобно. И так и так хорошо. Ты симпатичная девушка. Тебе всё идёт.

Мери подозрительно глянула на него, но вид у Юрия Михайловича был невозмутимый. Ни подвоха, ни флирта она не почувствовала. Кофе допивали молча…

А через пару минут и шеф появился. Большой, крепкий, весёлый. Сразу заполнил собой весь кабинет, излучая, казалось, осязаемую энергию. Легко присел на краешек дивана рядом с Мери, широко улыбнулся, тут же стёр улыбку с лица, с деланно строгим видом глянул на своего заместителя:

— Ну как? Договорились? Что, Юрий Михайлович, подходящая кандидатура?

Юрий Михайлович кивнул:

— Подходящая. Берем, если Мери согласится.

— Я? — удивилась Мери, её и без того большие глаза расширились. — Я согласна.

— А не скучно будет со стариками? — прищурился Юрий Михайлович.

— Юрий Михайлович, я не хотела, я же извинилась. Вы не старый, вы — опытный, а мне как раз опыта и не хватает!

Карелин с иронией глянул на нее, покачал головой и сказал:

— Ты даже не представляешь, чего и сколько тебе ещё не хватает.

Мери промолчала, потупившись. Зато Смоленцев весело произнес:

— Все ясно. Контакт есть. И ничего больше не говорите! Будем работать. Потом обратился к Мери:

— Когда можешь приступить? Сегодня, завтра, через неделю?

Мери пожала плечами:

— Не знаю. А когда надо? Мне бы лучше завтра. Но, если надо, могу и сегодня.

— Нет, нет. Мы никуда не спешим, ничего у нас не горит. Иди домой, отдыхай. А мы с Юрием Михайловичем ещё потолкуем, потом я тебе позвоню. Так, Юрий Михайлович?

Карелин кивнул, потом обратился к Мери:

— Давай-ка завтра к десяти часикам. Только без опозданий, я этого не люблю.

Мери кивнула:

— Окей.

Юрий Михайлович сделал удивленное лицо:

— О, так ты и английский знаешь?

— В совершенстве!

— Ну, тогда ваще…

Мери ловким движением сняла с хвостика резинку, вскинула голову, рассыпая волосы по плечам, выбралась из узкого пространства между креслом и низким журнальным столиком, выпрямилась и, слегка наклонив голову, чопорно произнесла:

— До свидания, — и пошла к выходу.

Мужчины молча смотрели ей вслед. Стройная фигурка Мери, облаченная в легкое летнее платьице, тонкая талия, рассыпавшиеся по плечам волосы, точеные ножки заворожили и начальника, и подчиненного.

Когда за ней захлопнулась дверь, друзья переглянулись. Лица обоих украшала улыбка. Первым опомнился начальник:

— Что, хороша? — кивнув на закрытую дверь, спросил он.

Посерьёзнел и Юрий Михайлович:

— Хороша-то хороша. Только одной красоты тут мало. Как работать будет?

— Ты что, думаешь, я её за ножки стройные на работу пригласил? Навёл справки: серьёзная девушка. Будет работать, только помоги на первых порах.

— Ну, помочь — это моя обязанность, помогу. Был бы толк. Но возьмём с испытательным сроком, а там посмотрим.

— Страхуешься? Ладно, посмотрим, что получится, но я считаю — толк будет. У отца её с головой всё в порядке, и человек порядочный. Думаю, эта тоже не финтифлюшка. Я же говорю — навёл справки. Всё.

Я поехал. Буду к вечеру, тогда и поговорим о твоём сегодняшнем визите к компаньонам. Да и вообще… Дома как? Порядок? Ну и добро.

* * *

Давид ожидал Мери в машине. Молча завёл мотор, не проронив ни слова, довёз до дома. Только когда вошли в квартиру, Мери не выдержала:

— Что ты молчишь? Что тебе не нравится? Один раз не разрешил работать, второй… Но тут-то ты же видел: Анатолий Фёдорович, можно сказать, свой человек, Юрий Михайлович вообще с бородой. Что, они приставать будут?

Давид недовольно повёл плечами, молча сбросил туфли, сказал сквозь зубы:

— Я видел, там и помоложе люди есть. Кавказская кровь Мери закипела:

— Тебе бы вообще меня в клетке держать! Только такого не будет! Что тебе надо? В доме чисто, обед есть, я тебя люблю. Что ещё? А дома сидеть всё равно не буду! Хочешь — ходи со мной на работу, охраняй! Я все твои капризы исполняю. Но мы же не в горах — в Москве живём! Здесь все так живут! И все мои армянские подруги работают, ты знаешь! Мы же давно договорились: я буду работать, ты согласился, а как до дела дошло — не тут-то было! Давик! — Она подошла к мужу, погладила его по волосам, заговорила по-армянски: — Ну что ты, любимый? Что ты у меня такой ревнивый? Ты же знаешь: мне никто-никто не нужен. Ты у меня один, я тебя люблю, и буду любить всю жизнь…

Она прижалась к мужу всем телом. Давид сразу оттаял, обнял Мери, легко взял на руки и понёс в спальню…

* * *

На следующий день Мери появилась в офисе. Минимум макияжа, волосы на затылке забраны в пучок, строгое платье.

«Может, для начала так и нужно, — подумал Юрий Михайлович, — хотя… наши девчата одеваются более демократично». Он взял подготовленную заранее для Мери папку с документами, провёл ее в кабинет юриста, указал на рабочее место.

— Вот твой стол, компьютер, в шкафу бумага, ручки, карандаши, в общем — вся канцелярия. А всё это, — он обвел руками пространство комнаты, — теперь твой кабинет. Наш юрист уволился, так что ты здесь хозяйка. И старший юрист, и юрисконсульт в одном лице. Анатолий Фёдорович и назначил тебя не юрисконсультом, а юристом, хоть и временно. Но знаешь, самые постоянные сооружения — это временные. Так что, пока суд да дело, ты, считай, что вошла в руководство компании. Хотя сама понимаешь — какое ты руководство? Однако положение обязывает. Нужно правильно поставить себя в коллективе. Это не так просто. С одной стороны ты новенькая. И специалист пока никакой. Не строй иллюзий — люди у нас опытные, сразу раскусят. Так что нос не задирай, будь попроще. Как говорится, и народ к тебе потянется. Но, если начнёшь фамильярничать, заискивать перед старшими — пиши пропало. Дистанцию надо держать. Вот держать дистанцию — это искусство руководителя. А ты, получается, один, вернее, одна из руководителей. Надолго ли, не знаю. Начальника отдела нет, и когда будет неизвестно. Так что крепись. Работы будет много. Ты только не тушуйся. Запомни: грамотный специалист — не тот, который всё знает, а тот, кто знает, где что искать. Вот тут у тебя целая юридическая библиотека. — Он показал на полки, сплошь уставленные книгами, — ты должна знать, где что найти. Кроме того, работа у нас — это прекрасная юридическая практика. У тебя будет множество каверзных вопросов, которые ты сможешь задать своим преподам в универе, — он улыбнулся. — Кажется, так говорит современная молодежь?

Мери зарделась.

— Не стесняйся. Лови суть. Это главное. Для начала вот тебе папка с документами. — Он положил взятую с собой папку на стол. — Тут твои должностные обязанности, инструкция, внутренний распорядок компании, ещё кое-какие бумаги. Вечером первый экзамен. Буду принимать лично. Перед обеденным перерывом представлю коллективу. Ты не одна здесь девушка, найдешь со временем подружек, освоишься. Только будь посмелее. А то вижу: чуть что — краснеешь. Народ у нас хороший, дружный. Не обидят. По мелким вопросам смело обращайся к Наташе, она поможет. Ну а по остальным — ко мне. Всё, осваивайся. До обеда я ещё загляну к тебе.

И он вышел.

* * *

Месяц пролетел незаметно. Мери стала полноправным сотрудником фирмы. Она участвовала в совещаниях руководства, готовила различные документы, консультировала сотрудников по юридическим вопросам и училась сама.

Однако что-то мешало ей запросто общаться с женской половиной коллектива. Она была приветлива, мило здоровалась со всеми, но как-то дистанцировалась от женского общества. На обед не ходила — пила кофе в своём кабинете, не курила, ни разу Карелин не видел её болтающей с товарками. С мужчинами Мери тоже была мила, могла поговорить о погоде, последних новостях, но не более того, и только у себя в кабинете. Одевалась скромно, чаще всего в джинсы и кофточку. Мужички поглядывали на Мери, нередко без дела наведывались в её кабинет, пытались заигрывать, шутить, но дальше этого дело не доходило. Она оказалась серьёзной и трудолюбивой женщиной. Нельзя сказать, что семи пядей во лбу, но в отсутствии старания её упрекнуть было нельзя. Она изучала документы, многие из которых видела впервые, читала методические пособия, справочники, копалась в Интернете, ища ответы на многочисленные вопросы, которые ей задавала жизнь в компании. Однако глаза её, как говорится, не горели.

Чаще всего Юрий Михайлович, заходя в кабинет юриста, видел её задумчивой и мечтательной. Где-то далеко витали её мысли. По каким просторам: горам родной Армении, тёплым морям или далёким островам и странам? Это было неведомо. Да Карелин и не пытался расспрашивать об этом Мери. Для себя он сделал вывод, что мечтательность — главная черта её характера. Длинные коридоры, кабинеты, сами стены офиса — это было не её. Но ей нужен был опыт работы, юридические знания, и она старалась.

Заметил Юрий Михайлович в Мери и некоторую бытовую хитрецу. Едва он переступал порог её кабинета, мечтательность Мери быстренько исчезала, она щёлкала «мышью» компьютера и, предваряя его вопросы или замечания, сама просила о чём-либо, тем самым обращая его из начальника в доброго наставника. Слушала пояснения внимательно, кивая головой и не сводя с него своих черных персидских глаз. Как тут выдержать начальственный тон? Пока Юрий Михайлович отвечал на вопросы Мери, сердце его оттаивало, а к концу беседы он нередко чувствовал себя ещё и виноватым. Как же — у девочки нет ни опыта, ни запаса знаний, а он (такой-сякой) вовремя не помог, не разъяснил, ну и т. д. и т. п.

Знаний у Мери действительно было маловато. Обращаться к Смоленцеву за помощью она стеснялась, да того частенько и не было на месте, а когда он появлялся, в приёмной выстраивалась целая очередь. С Наташей отношения тоже как-то не складывались. На первый взгляд всё было нормально: Наталья Александровна внимательно выслушивала Мери, подсказывала, где и что можно найти, к кому обратиться. Но в её советах ощущалась сухость и плохо скрываемая недоброжелательность. В конце концов, Мери стала избегать общения с ней. Другое дело Юрий Михайлович. Мери сразу почувствовала его внимание, стремление помочь, не ущемляя её самолюбия и амбиций. Странно, он и поругивал её как-то по-особенному. «Почему так получается? — думала она. — Карелин меня ругает, а мне совсем не обидно. Может, потому, что на самом деле не ругает, а учит? Поворчит, поворчит, а потом шоколадку сунет. Да ещё по головке погладит. Наверно, нравлюсь я ему. Ну, и ради бога. Не пристаёт же! Ещё чего не хватало!» На самом деле ей было приятно его внимание, и постепенно так сложилось, что по всем возникающим вопросам Мери обращалась только к Юрию Михайловичу. Иногда это были серьёзные вопросы, а чаще помощь требовалась пустяковая. Когда Карелин заходил к ней, Мери встречала его мечтательным взглядом своих удивительных глаз. Улыбалась, не скрывая, что рада его приходу. Ему бы следовало поругать её, покритиковать за то, что сама не разобралась, что ответ на вопрос лежал на поверхности. Но у него на это не хватало духу. И Юрий Михайлович терпеливо объяснял ей суть вопроса, а она восхищенно лепетала: «Ой, как просто! А я и не додумалась! Вот спасибо, теперь буду знать».

Конец ознакомительного фрагмента.