Посланник МИД. Книга третья

Георгий Комиссаров, 2023

Грозные 30-е годы ХХ века. Сражения шли не только на полях, в море и в небе. Менее кровопролитные, но не менее решающие шли и в тиши кабинетов, на светских раутах и просто в непринуждённых беседах различных государственных деятелей с работниками дипломатических миссий всех стран и рангов. Именно там создавались и рушились союзы, коалиции, тайные сговоры и пакты. Именно так мир развивался по той исторической линии, которую потом все изучают и утверждают, что это закономерности. А на самом деле кто-то «просто» пролил стакан воды на важные документы или бокал с шампанским на платье жены всемогущего премьера… Вот про эти «случайности» мировой политической истории эта книга. И про её скромных героев, благодаря которым мы всё ещё живы.Это продолжение цикла.Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Вступление

22 июня 1941 года, Берлин, кабинет Шелленберга

Нахлынувшие воспоминания о нашей первой встрече с Вальтером Шелленбергом видимо как то отразились на моём лице, чего я собственно говоря и не собирался скрывать.

Он тоже широко улыбнулся мне и с распростёртыми объятиями шёл мне на встречу.

На нём был серый штатский костюм от лучших парижских кутюрье.

— Здравствуй дружище Серж, — произнёс он своим мягким голосом, тепло обнимая меня.

Я ответил на его радушие своими объятиями и сказал недовольно:

— От друзей не прячутся целый день…

— Я не прятался, — возмутился он, улыбаясь, — просто Серж я был очень занят, — выкрутился Вальтер.

— И что же так могло тебя занять? Не война ли с нами?, — не принимая его шутливого тона, я спросил серьёзно.

— И это тоже…, — махнул он небрежно рукой, как будто начать войну СССР было для него, словно игры в кегли.

— Ну не обижайся, — похлопал он меня дружески по плечу, приглашая присесть на мягкое кресло у низкого столика, на который уже нам сервировали лёгкий завтрак.

Я не стал чиниться и присев, тут же налил себе ароматного свежезаваренного кофе, которым стал запивать чудесные французские круассаны и мой любимый штрудель по-берлински.

Дождавшись, пока я получу удовольствие от еды, Вальтер продолжил всё тем же его фирменным задушевным и вкрадчивым голосом.

— Конечно Серж, ты вполне можешь быть в обиде и на меня, и на фюрера… Но у нас не было другого выхода…

— Нам нужны развязанные руки на Востоке Европы, чтобы сделать большой бросок на Ближний Восток, — принялся Шелленберг мне в очередной раз пересказывать этот бред. Я молча ел и слушал…

— И для этого вы решили поставить на кон свою судьбу, Германии наконец…, — зло я буркнул, продолжая наслаждаться завтраком.

Он на это только широко улыбнулся, как кот, наевшийся сметаны. Затем он подошёл к своему огромному столу и достал из одного из выдвижных ящиков коричневую коробочку с золотой свастикой.

Затем заговорил более серьёзно:

— Герр Козырёф, мне поручено фюрером германской нации Адольфом Гитлером вручить Вам эту награду…

Я при этих напыщенных слова встал…, а Вальтер продолжил:

— Герр Козырёф, Вы награждаетесь рыцарским крестом с дубовыми листьями за неоценимые заслуги пред рейхом…

Сказав эти слова, мой друг открыл коробочку, достал оттуда награду, подошёл ко мне и за ленточки повесил её мне на шею.

Мне ничего не оставалось, как вскинуть руку в нацистском приветствии и рявкнуть нечленораздельно «Хайль», дожёвывая берлинский штрудель.

— Ну теперь ты доволен?, — спросил улыбаясь Вальтер.

— Наградой да, а вот войной нет, — откровенно я ответил.

На что он, пожав плечами, сказал:

— Если хочешь знать… все генералы и я… были против… но фюрер был непоколебим…

— Что буде с посольскими?, — перешёл я на другую тему.

Шелленберг снова небрежно махнул рукой, но заметил тень на моём лице, пояснил:

— Серж, я ничего не решаю…

— А что будет со мною?, — спросил я уже про свою судьбу.

Тут Вальтер стал совсем серьёзен:

— Серж, как ты понимаешь, ты нам нужен там, а не здесь…

Я его перебил:

— Тогда я должен быть в посольстве до конца… каким бы он не был…

Шелленберг покивал согласно головою, сказав:

— Я тоже так думаю… Но продумай, чем ты теперь можешь быть полезен Сталину… Не выкинет ли он теперь тебя из своей колоды? По сути — ты провалил дело…

Его слова меня больно резанули… Я это прекрасно понимал и даже чувствовал огромную вину… Особенно когда увидел фото наших убитых, раненных и пленных солдат на страницах экстренных выпусков немецких газет… Они и тут лежали на столе…

— В любом случае мне лучше быть в посольстве и если будет обмен… то уехать со всеми, — высказал я свою мысль.

Он согласно кивнул… Тут у него на столе прозвучал звонок телефона. Вальтер неспеша подошёл, снял трубку и после приветствия, стал внимательно слушать.

Затем коротко буркнул в неё «Хайль» и положил назад на рычаг.

После чего улыбнувшись произнёс:

— Утёр ты нос этому зазнайке Мюллеру… Ничего его молодчики важного в посольстве не нашли…

— Как тебе это удалось? Не скромничай, Серж… Твоя работа?, — весело засыпал меня он вопросами.

Тут уже я пожал плечами и небрежно ответил:

— Не дело личного посланника Сталина с этим возится…

Лицо Шелленберга посерьёзнело и он сказал:

— А кто вчера убеждал Деканозова, что сегодня будет война?

— А это прокол, — пронеслось у меня в голове, — это твой очередной прокол дорогой мой друг… так вот взять и сказать, что у вас есть агент среди посольских… Мне теперь не составит труда его вычислить… Ведь и его ты захочешь обменять на немецких дипломатов в СССР…

На этот вопрос Вальтера и кого угодно из моих здешних «хозяев», я ответ заготовил заранее:

— Так теперь ни у кого нет сомнения, что я не предатель… для советских, — сказал я тоже серьёзно.

— Да, это серьёзный аргумент… в случае твоего возвращения в СССР, — согласился Шелленберг.

Затем он также неспеша подошёл ко мне и аккуратно снял с меня гитлеровскую награду.

Помещая её назад в коробочку, он пояснил:

— Тебе она там ни к чему… Пусть тут тебя подождёт, — и снова улыбнулся улыбкой Чеширского кота.

А у меня в мозгу снова всплыло: «Ну вылитый Табаков»

— И кто этот Табаков? И ещё какой то кот Матроскин?

Потом Шелленберг нажал кнопку у себя под столом и вошедшему по вызову эсэсовцу приказал:

— Доставить его назад, — при этом кивнул на меня.

И уже без всяких дружеских объятий я покинул кабинет руководителя контрразведки Третьего рейха.

В коридоре столкнулся с ещё одним штатским, конвоируемым таким же эсэсовцем. Ни он, ни тем более я, виду, что знаем друг друга, не подали…

Память услужливо мне подсказала, что это Борис Бажанов, бывший личный секретарь Сталина, бежавший из СССР в 28-м году, с которым я познакомился уже в Париже…

***

В конце марта 1935 года мне пришло из Москвы поручение срочно убыть из Берлина в Париж в помощь тамошнему нашему полпреду товарищу Потёмкину.

Товарищ Довгалевский, — мой хороший знакомый и даже можно сказать старший друг, который до этого занимал там этот пост, скоропостижно скончался ещё в июле прошлого года.

Я прекрасно понимал резоны, которыми руководствовались в НКИД…

Особенно в свете недавно полученных мною сведений из недр генштаба рейхсвера, о готовящемся нападении Германии на СССР в союзе с Польшей, Финляндией и Японией.

Эта информация мною уже переправлена в Центр…

Вместе с нарушением Гитлером Версальского договора сразу после занятия немцами Саарской области в начале этого 1935 года, это вызывало видимо тревогу в Москве…

Перед отъездом в Париж мне нужно было решить некоторые бюрократические вопросы.

В «бюро Риббентропа» мой здешний «шеф» сказал:

— Герр Козырёфф, желания ваших хозяев из Москвы совпадают и с нашими…

Это меня несколько удивило, а он, заметив это, пояснил:

— Дорогой Серж… так будет всегда… Вы по прежнему на службе у меня и у фюрера!, — почти выкрикнул он последнее слово…

Потом обсудив детали нашей с Риббентропом связи, я, распрощавшись с ним и коллегами по бюро, убыл в наше полпредство в Берлине.

Там видимо были уже предупреждены и меня сразу же принял наш полпред товарищ Суриц.

Благодаря знакомству с покойным Довгалевским и здравствующей Александрой Коллонтай, — глыбами советской дипломатии, я уже знал биографию этого удивительного человека.

Яков Захарович Суриц родился в 1882 году в еврейской семье владельца ювелирного магазина в Двинске, сейчас это Латвия. В 1902 году вступил в Бунд. Насколько я сейчас знал, это такая революционная еврейская организация, из которой вышли многие известные деятели революции и руководители нынешнего СССР.

В 1903 году Суриц уже в РСДРП, а с 1917 года в стане Большевиков.

В 1907 году был арестован и сослан в Тобольскую губернию, освобождён в 1910 году. Эмигрировал в Германию. Учился на отделении государственно-общественных наук философского факультета Гейдельбергского университета, изучал право в Берлинском университете.

В 1917 году вернулся в Россию…

Во время Октябрьской революции, как мне по секрету сказали — «находился по другую сторону баррикады»…

— Что это могло значить?

— Наверное примкнул к Каменеву и Зиновьеву — противников вооружённого захвата власти большевиками, — решил я. — Но потом прощённых Лениным, как и все «оппортунисты»…

С 1918 года работает в Народном комиссариате иностранных дел РСФСР.

Затем до средины 1919 года работал заместителем полпреда в Дании по рекомендации самого наркоминдел товарища Чичерина.

Потом был послан полпредом в Афганистан, где пробыл до 1921 года.

В тоже время с 1920 по 1922 год был членом Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК РСФСР и уполномоченным НКИД по Туркестану и Средней Азии, до присоединения их к СССР.

В 1922-1923 годах — дипломатический представитель в Норвегии.

А с 1923 года аж по средину этого 1934 года… почти 10 лет… полномочный представитель СССР в Турции.

Сейчас занимает важный пост — полномочного представителя СССР в Германии.

«Самая светлая голова среди здешних дипломатов», — так справедливо охарактеризовал его нынешний посол САСШ в Германии Уильям Додд.

Я с этим утверждением был полностью согласен…

Товарищ Суриц не стал ходить вокруг да около, так как он честно признался, что понятия не имеет о моих полномочиях, а просто рассказал мне о товарище Потёмкине, который сейчас занимал пост полпреда СССР во Франции.

— Сергей Владленович, — начал он официально. — Я с товарищем Потёмкиным проработал почти пять лет в нашем полпредстве в Турции…

— Он у меня был там и консулом и в советниках…

— А вообще то он учитель, — удивил меня товарищ Суриц и пояснил:

— Он ещё в июле 1918 года председательствовал на I Всероссийском съезде учителей, в апреле 1919 года являлся организатором I Всероссийского съезда по народному образованию.

— И только 1919 году вступил в Партию!, — продолжал удивлять меня полпред, так как до этого я имел дело с товарищами с так называемым «дореволюционным партийным стажем».

— Но ты, товарищ Козырев на это не гляди…, — повёл свой рассказ дальше Суриц. — В 1919 году товарищ Потёмкин был направлен на фронт, где занимал должности члена Реввоенсовета 6-й армии, начальника политотдела Западного, а затем Южного фронтов. — В общем был в самом пекле… — Там на фронте и познакомился с товарищем Сталиным, — сказал веско Суриц и уже заученно добавил: — С нашим самым гениальным Вождём и Учителем…

— И уже по его… товарища Сталина… личному поручению Потёмкин с полномочиями Ревтрибунала фронта не раз выезжал для водворения порядка в частях, одновременно командуя особым отрядом…, — с особой интонаций произнёс Суриц и уже буднично добавил:

— В Одессе Потёмкин встретился с товарищем Дзержинским, после чего в 1922 году перешёл на дипломатическую работу. В том же году став членом миссии Российского Красного Креста по репатриации русских солдат из Франции, а летом 1923 года был назначен председателем комиссии по репатриации бывших русских солдат и казаков из Турции, — лаконично закончил эту часть описания биографии Потёмкина товарищ Суриц.

Затем дав мне переварить услышанное, продолжил меня удивлять:

— В 1932 году Потёмкин был назначен на пост полномочного представителя СССР в Италии… Находясь на этой должности, товарищ Потёмкин сумел завязать дружеские отношения с Муссолини, за что, неоднократно подвергался критике нашего руководства из НКИД, — сообщил мне полушепотом Суриц и добавил:

— У него на письменном столе… как говорят… стоит фотография Муссолини с дружеской надписью…

После чего многозначительно на меня посмотрел…

А я про себя подумал:

— Без одобрения Сталина вряд ли такое было бы возможно…

И в подтверждение моих мыслей Суриц сообщил мне, что подписанный в 1933 году советско-итальянский договор о дружбе, ненападении и нейтралитете является главной заслугой Потёмкина на посту полпреда СССР в Италии.

Затем Суриц напомнил мне, что в сентябре прошлого 1934 года Потёмкин вместе со мною входил в состав советской делегации на Ассамблее Лиги наций, когда нас туда приняли. И сразу же после этого был назначен на пост полпреда СССР во Франции.

А у меня пронеслось в голове: — Чего же я ещё тогда не успел хорошо с ним познакомиться?