Книга представляет интерес для читателей, интересующихся историей Уралмашзавода. Автор проработал 48 лет в конструкторском подразделении отдела главного конструктора общего машиностроения НИИтяжмаша ПО Уралмаш. Часть воспоминаний посвящена родственникам, переселившимся из центральной России в Сибирь в XIX веке. Делается это для того, чтобы родственники, проживающие сейчас в Москве, Екатеринбурге, Алапаевске, Тюмени, Ялуторовске, Заводоуковске, Новосибирске, знали и помнили своих предков.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Семейные хроники уралмашевца. Третье издание, исправленное и дополненное предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Фрагменты жизни отца
Предварительно изложу несколько слов в качестве предисловия. Первый вариант моих воспоминаний я назвал просто «Семейные хроники». Книгу раздал своим родственникам, проживающим в Заводоуковске, Ялуторовске, Тюмени и Екатеринбурге, чтобы знали своих предков. Кто то из них, скорее всего сестра, задала вопрос: почему ты не разу не назвал отца папой? Я отца любил, уважал и хотел походить на него. О н для меня как Отче Наш, по этому — Отец.
Теперь об отце. После гибели на фронте Савельева Григория Степановича его супруга Наталья Ивановна с двумя сыновьями вышла замуж за вдовца Дмитрия Фёдоровича Григорьева, у которого было четверо детей. На притирание новой семьи и привыкание к мачехе, было решено Никандра отдать на воспитание дяде Макару, а младшего Петра отдали на год поводырём к слепым. Слепые дед и бабка имели подводу (лошадь с телегой) и нанимали двух малолетних поводырей. Дед, вероятно, немного видел потому, что (как рассказывал отец) командовал: а сейчас сынок поворачивай направо. Подъезжали к деревне, у околицы распрягали лошадь, и шли по деревне один с дедкой другой с бабкой. Иногда за милостыней детей отправляли одних, инструктируя: копеечку проси. Подаяния в основном было из кусков хлеба, который сушили и мешками продавали крестьянам на корм скоту. Ближе к зиме Петра вернули в семью и через пару лет отправили в школу, в которой он окончил 5 классов. Позднее, перед поступлением в техникум, он экстерном сдал экзамены за 7 классов.
В семье Дмитрия Фёдоровича в совместном браке с Натальей Ивановной родились ещё два сына Александр и Семён. Понятно, что Пётр рос со своими братьями, старше которых он был всего на 5 — 6 лет.
Александр был призван на срочную службу в Рабоче — Крестьянскую Красную Армию (РККА) в 1939 году. Служил на Камчатке. В 1941 году должен был демобилизоваться, но началась Великая Отечественная война. Отдал службе в Красной Армии 7 лет. В 1945 освобождал острова Курильской Гряды от японских самураев.
Семён Дмитриевич, младший сын из семьи Григорьевых, был призван в РККА 1940 году.
Я помню, как мы весело провожали его в армию в Заводоуковске. Он хотел в морфлот и попал на Краснознамённый Балтийский флот. Сохранилась фотография, которая здесь представлена, на её обороте он написал: «Из Кронштадта от Григорьева С. Д. Петру, Нюсе, Жорику и Гале. Сфотографировался 12 февраля 1941 года». В Кронштадте он был курсантом какой — то школы или училища. На безкозырке читается надпись: учебный отряд кронштадта (из последнего слова угадывается только буква К). Без вести пропал в 1941 году. Скорее всего, при переходе флота из Таллина, Риги и других прибалтийских портов в Ленинград, когда немцы потопили почти половину кораблей советского Балтийского флота. А может погиб при высадке десанта, направленного на пополнение войск Ораниенбаумского пятачка. Теперь в истории обороны Ленинграда его называют Невским пятачком. В конце декабря 2019 года по телевизионному каналу «Звезда» в разделе Легенды Армии прошла программа, посвящённая этому пяточку. Потери Красной Армии, при обороне этого плацдарма и трёх попытках прорыва блокады через него (последняя увенчалась успехом), составили не 60 тысяч человек, как утверждалось в советское время, а 200 тысяч человек. Воистину, наши полководцы не жалели пушечное мясо. Невский пятачок, расположенный на левом берегу Невы, был в длину всего два километра и в глубину от 700 до 1500 м. в разное время. Участник поискового отряда рассказывал, что когда они пришли первый раз на этот место после дождя, то всё поле было белым от костей, вымытых дождями. Понятно, что гибель бойцов здесь была массовой, в разгар боёв потери на плацдарме в 1941г. составляли до 1000 красноармейцев и краснофлотцев в сутки. Объясняется это тем, что плацдарм находился в прямой видимости противника, и простреливался немцами с трёх сторон стрелковым оружием, миномётами, артиллерией. Большинство погибших здесь в 1941г. числились без вести пропавшими, так как в тех условиях невозможно было навести чёткий учёт погибших на пяточке или утонувших в Неве при её форсировании.
Последний вариант предположения о возможной гибели моего дяди я сделал потому, что Наталья Ивановна, мама Семёна, чтобы прояснить судьбу сына, ходила по всяким колдунам, гадалкам и ясновидящим. И однажды заявила: «Ясно видела, что Сёма лежит убитым на берегу реки».
На фото Дмитрий Фёдорович и Наталья Ивановна, родители Александра и Семёна.
В марте 2020 года я послал по почте запрос в Центральный военно — морской архив (г. Гатчина Ленинградская обл.) с его фотографией, на которой он написал, что сфотографировался 12 февраля 1941 года, о розыске данных на Григорьева С. Д.. Уже 3 апреля получил из архива ВМФ справку о службе и судьбе моего дяди. «По документам архива установлено, что Григорьев Семён Дмитриевич, 1921 г. рождения, уроженец д. Тополёвка Омской обл. (так в документах) в 1940 году проходил службу с 13 октября 1940 г. по 29 сентября 1941 г. в частях Балтийского флота: Электромеханическая школа учебного отряда, учебный корабль „Свирь“ и 4 отдельная бригада морской пехоты 5-й батальон. В именном списке безвозвратных потерь младшего начальствующего и рядового состава 4 морской бригады моряков за 1941 г. значится: «…1176, Григорьев Семён Дмитриевич, 1921 г.р., член ВЛКСМ, убит в районе М. Дубровка, адрес родственников: Омская обл., Ялуторовский р-н, с. Треуховск, ул. Базарная, д. 1 (так в документе). Первичное место захоронения: Ленинградская обл., Всеволожский р-н, р. п. Московская Дубровка, 85 м. от левого берега реки Нева, братская могила».
Будем считать, что адрес родителей: с. Треуховск — ошибка писаря, т-к в то время каждые сутки погибали до тысячи бойцов. Дом N1 по Базарной улице указан правильно. М. Дубровка находится рядом с Невским пяточком. Вернёмся к повествованию о моём отце.
В деревне Тополёвка малоимущие и бедные семьи организовали в 1929 году коммуну. Позднее коммуна преобразовалась в колхоз. Наша покосная деляна была рядом с колхозной, рассказывал отец. В покосную страду мы троём отчим, мать и я приезжали на свою деляну, строили шалаш и начинали косить траву. Мать отвлекалась от покоса для приготовления еды. Поздно вечером отправлялись спать в свой шалаш. А у соседей играла гармошка, молодёжь пела песни и частушки. У них было весело. В деревне всё свободное время Пётр проводил с колхозными ребятами, своими сверстниками. Однажды отчим говорит: «Ты почто, Петька, садясь за стол, морду не крестишь?». А мать за него отвечает: «Он у нас косомолец». Отчим отдал Петру мерина с упряжью, а также 15 десятин земли и Пётр вступил в колхоз.
Дмитрий Фёдорович ни за что не хотел вступать в колхоз. Старший сын его от первого брака Григорий Дмитриевич во время гражданской войны стал красным командиром и коммунистом. После окончания гражданской войны и, вероятно, после кратких курсов был направлен в формирующийся Упоровский район вторым секретарём райкома ВКП (б). Он помог своему отцу получить паспорт, и они с Натальей Ивановной и двумя сыновьями уехали из деревни в Заводоуковск, который в то время был захудалой железнодорожной станцией на Транссибе.
Григорий Дмитриевич погиб под Москвой в 1941 году, был он, как мне помнится из разговоров моего деда его отца, батальонным комиссаром в стрелковом полку. Родители получили кроме похоронки письмо от командования части с описанием обстоятельств гибели. Мои воспоминания о Григории Дмитриевиче основаны на детских впечатлениях 5 — 7 летнего подростка и разговорах деда не со мной, а с кем-то, свидетелем которых я был. Помню я в пятилетнем возрасте гостил у деда с бабой в Заводоуковске. Отец приехал за мной на конной повозке. Бабушка кормила меня в дорогу кулагой. И мы отправлялись к себе в Буньково. В райцентре Упорово оставались с ночёвкой у дяди Гриши. У них была большая квартира, в которой жили трое: Григорий Дмитриевич, его жена Ульяна Никифоровна и их сын, которого как и меня звали Жора. Он был старше меня лет на десять. В начале марта этого 2020 года я сделал запрос о судьбе Григорьева Г. Д.. Запрос сделал не в центральный архив Министерства обороны, потому что не знал его год рождения, а в военный комиссариат Упоровского района Тюменской области. Мне довольно быстро в начале апреля пришёл ответ, в котором сообщалось, что «в архиве районного военного комиссариата данных о призыве и гибели Григорьева Г. Д. не имеется». Но дальше сообщается, что «на официальном сайте Министерства обороны РФ в разделе „Память народа“ имеется следующая информация на Григорьева Г.Д: — рядовой Григорьев Григорий Дмитриевич, 1903 г.р., место рождения — д. Полёвка (так в документе вместо Тополёвка) В-Манайский с/с Упоровского района Тюменской области, призван Упоровским РВК Тюменской области в июле 1942 г. Пропал без вести — связь прекратилась 25.12.1944г. Жена — Григорьева Ульяна Никифоровна. Отец — Григорьев Дмитрий Фёдорович. (Основание — список без вести пропавших на фронтах ВО войны военнослужащих рядового и сержантского состава по Ялуторовскому району Тюменской области)».
Как видно, мои воспоминания не стыкуются с официальными данными. Если он в гражданскую войну был красным командиром, то почему в Отечественную войну был рядовым? Информацию о дате призыва я подвергаю сомнению. Скорее всего, Григория Дмитриевича призвали в армию сразу после начала войны и начали готовить его для выполнения какой-то специальной миссии. Мне кажется, его готовили в разведку за линией фронта, с базированием в партизанских отрядах. Формированием партизанских отрядов занимались чекисты НКВД. Все сведения об этих разведчиках до сих пор засекречены. О дате призыва Григорьева Г. Д. в начале 1941г. говорит следующий факт из истории нашей семьи. На моего отца, старшего агронома МТС, в начале войны наложили бронь. Бронь сняли в апреле 1942 года и призвали отца в армию. Мы: трое детей и мама переехали на постоянное жительство в Заводоуковск к родителям отца: маме Наталье Ивановне и отчиму Дмитрию Фёдоровичу Григорьеву. В это время жена Григория Дмитриевича — Ульяна Никифоровна уже постоянно проживала в Заводоуковске. Ей свёкор ещё в1941 году отделил часть своего дома, сделав отдельный вход и выгородив отдельный двор. Сейчас мне понятно, что похоронка на сына и мужа в конце 1941г. выполняла роль дезинформации, чтобы прекратить переписку. Он в это время был ещё жив. Об этом говорит ответ Упоровского райвоенкомата на мой запрос. Что касается точной даты: пропал без вести, потому что с ним прекратилась связь 25 декабря 1944 года. Могу предположить, основываясь на информации телевидения (канал Звезда, или Первый канал). На кануне наступления Красной армии на восточную Пруссию (она началась 11 января 1945г.), в декабре 1944г. в логово фашистов было заброшено 18 разведывательных групп для определения укрепрайонов. Все они не вышли на связь кроме одной группы. Вероятно, были уничтожены во время десантирования. Одна группа просуществовала несколько дней, передовая по рации ценную информацию в разведцентр. Связь с ней прекратилась спустя несколько дней. Могу предположить, что в этой группе был мой дядя Григорьев Григорий Дмитриевич. Я в сентябре 2020г. направил письмо в Центральный архив Министерства Обороны с описанием моих предположений о судьбе Григорьева Г. Д. и просьбой подсказать куда мне обратиться для прояснения судьбы моего дяди. Письмо-отписку прислали, спустя два с половиной месяца, в котором перечисляется документы и инструкции, в соответствии с которыми они отвечают на запросы. Суть ответа: сообщаем только то, что есть в архивах Министерства Обороны. (Вероятно, письмо почти 3 месяца ходило по инстанциям, пока не пришло к высокому начальнику, который приказал: действовать по инструкции).
Однако вернёмся к фрагментам из жизни отца. Правление колхоза в 1931 году отправило Петра и ещё одного парня в город Ишим учиться в сельскохозяйственном техникуме на агронома. Первый год они были зачислены на рабфак. Рабфаковцев в этом учебном заведении не кормили и стипендию не платили. Перебивались редкими случайными заработками: сено привезти с поля, расколоть дрова. Но голод не тётка, ходили по помойкам, собирали картофельную кожуру, обрезки овощей. Его товарищ не выдержал и вернулся домой.
Тимофеева Нюра, моя будущая мама, узнав о бедственном положении Петра (они в Тополёвке считались женихом и невестой), приехала, с благословения родителей, в Ишим, устроилась в столовую посудомойкой и подкармливала рабфаковца. В 1932 году Петр был зачислен в техникум, который закончил в 1936 году по специальности агроном — полевод. В 1935 году я родился в Ишиме в семье студента.
После окончания техникума по распределению Пётр Григорьевич был направлен в Буньковскую машино — тракторную станцию (МТС), что находилась в 20 километрах от райцентра (село Упорово), в этом же районе находилась и его родная деревня Тополёвка. Работал с марта 1936 года участковым агрономом, внедряя в колхозах научные методы ведения земледелия. В октябре 1936 г. был призван в ряды РККА. Окончив курсы, стал командиром отделения, механиком водителем танка Т-27 в танковом батальоне стрелкового полка. В октябре 1938 г. был демобилизован и зачислен в запас РККА.
Во время службы в Красной Армии у красноармейца в феврале 1937 года родилась дочь Галина в деревне Тополёвка, куда моя беременная мама переехала из Буньково к своим родителям.
В 1941г, когда началась Великая Отечественная война, на старшего агронома МТС наложили бронь, а в апреле 1942г. бронь сняли, и Пётр Григорьевич был мобилизован в армию. Помню, как отец завёл патефон и под звуки фокстрота Рио Ритца, беря по очереди на руки меня и сестру, танцевал с нами в нашей квартире. На другой день деревня провожала мобилизованных мужиков до околицы. Мне мешал идти деревянный пистолет, который висел у меня сзади на поясе и больно бил по бёдрам. За околицей мужики сели на три подводы, и под громкий плач женщин, поехали в райцентр.
На следующее утро всех мобилизованных района построили во дворе военкомата и скомандовали: судимые, шаг вперёд шагом марш!
Отец сделал первый шаг. У него в одном из колхозов не взошли, посеянные семена, и по суду из его зарплаты высчитывали 25% в течение шести месяцев.
Затем прозвучала следующая команда: раскулаченные в семье, шаг вперёд шагом марш! В его семье раскулаченных не было, но был раскулачен брат отца. В своё время Савельева Петра исключили из комсомола за то, что он скрыл от комсомольской организации, что у него раскулачен дядя. Отец сделал второй шаг.
Все, кто сделал два шага, как не благонадёжные, попали в трудармию и были направлены в угольные шахты г. Кемерово добывать уголёк.
Всё это я знаю со слов отца. А четыре года назад в школе Нижнего Маная открыли музей, касающийся истории деревень, входящих в Нижне Манайский сельский совет. Мою сестру, проживающую в Тюмени, пригласили на открытие музея. Там директор музея, бывшая учительница, передала сестре копию автобиографии отца, написанную им в июле 1948 г. Учительница нашла этот документ в архиве райцентра. Вероятно, свою биографию отец писал по требованию военкомата, потому что подробно описана служба в армии до войны, во время войны и после войны. Причём в деле фигурирует черновик со всеми помарками и исправлениями. Хотя, наверное, был и чистовой вариант биографии, который проверяющий выбросил в урну. Так вот из этого документа следует, что трудармия имела имя и фамилию: «Управление военного строительства N7, Забайкальский фронт». Отец проходил там повинность в звании рядового с мая 1942г. по август 1943 г, добывая каменный уголь. В шахтах, по его словам, техника безопасности соблюдалась плохо. Шахтёры там под обрушениями гибли постоянно.
В августе 1943г после выхода постановления Госкомитета по труду и обороне для шахтёров было организовано подсобное хозяйство. Отца вытащили из шахты и назначили агрономом. Выращивали картофель и овощи, из зерновых просо и ячмень на крупу. Хлебом шахтёров снабжало государство.
Во все времена работы в трудармии отец регулярно подавал рапорты о направлении его на фронт: я танкист, прошу направить на фронт. И только в конце 1944г, когда стало не хватать пушечного мяса, его просьбу удовлетворили. После окончания курсов Кемеровского военного пехотного училища ему было присвоено звание младший лейтенант. В феврале 1945г в составе сформированного резервного подразделения пехоты младший лейтенант, назначенный командиром взвода, был направлен в действующую армию.
Когда состав резервистов проходил через станцию Заводоуковск, отец, с разрешения командования, выпрыгнул на ходу поезда, и произошла неожиданная встреча. Моей обязанностью в то время была покупка хлеба по карточкам на нас и на деда с бабой. Мама будила меня в 4, иногда в 5 часов утра и я шёл в магазин занимать очередь. В восемь часов, когда открывался магазин, первыми без очереди лезли инвалиды на костылях и всякие урки. Когда они заканчивали отовариваться, очередь стабилизировалась и начинала медленно продвигаться. Мне нужно было купить хлеб и в урочное время попасть в школу. Мама знала, что, занимая очередь в пять утра, я мог опоздать в школу. В тот день я вовремя купил хлеб, вернулся домой и попал в объятия отца, который поднял меня на руки. Побывали в гостях у его родителей. Я был свидетелем того, как баба Таля, мама отца, крадучись, зашила в китель отца крестик. Через два дня отец закончил побывку и на перекладных поездах догнал свой состав в Перми. Меня сильно огорчили мои сверстники, они не верили, что мой отец офицер. Какой офицер, говорили они, у офицеров золотые погоны. А у моего младшего лейтенанта были невзрачные матерчатые полевые погоны.
Резервное подразделение пехоты было введено в состав 51 гвардейского стрелкового полка, 18 гвардейской краснознамённой стрелковой дивизии, третьего Белорусского фронта. Направление боёв — Восточная Пруссия.
Как известно, в Пруссии была создана глубоко эшелонированная оборона с траншеями полного профиля, дотами и дзотами. Отец рассказывал, что передвижение без боёв было редким явлением, только от одного населённого пункта до другого. В наступлении, как правило, рота залегала под шквальным огнём, а командир роты кричал: «Взводным, поднять подразделения и вперёд». Выбираешь момент, когда пулемётная трасса огня в твоём секторе обстрела только что прошла над тобой, вскакиваешь, бежишь вдоль залегшей шеренги и пинками под зад поднимаешь солдат. По военной статистике прошедшей войны известно, что в наступлении продолжительность жизни командира взвода составляла две недели, он или погибал, или получал ранение. Однако отец остался жив и закончил войну под Кенигсбергом. Его долго оставляли в резерве, предлагая остаться в Пруссии для организации колхозов из переселенцев. В феврале 1946г, наконец, пришёл приказ о его демобилизации, как гражданского специалиста.
Я как-то спросил отца: как ему запомнился день Победы? В день подписания акта о капитуляции 8 мая, нашу роту, рассказывал он, отправили на прочёсывание Куршской косы, на предмет поиска не сдавшихся подразделений Вермахта. По средине косы идёт асфальтированная дорога, иногда то слева, то справа виднеется море. Лес чистый, не видно не опавших сучков, не кустов. Меня с вечера мутило, что-то съел не понравившееся желудку. Надо опорожниться, а присесть негде. Вдруг впереди показался кустарник. Я автомат передал командиру отделения, а сам, на ходу снимая штаны, побежал за кусты. За кустами был карьер по добыче песка, а в нём серая масса солдат. Увидев меня, закричали: «славяне, славяне». Это были хорваты в немецкой форме. Начали автоматы сбрасывать в кучу и выходить из карьера. А рота ушла. Хорошо у меня был пистолет, начал стрелять в воздух. Рота вернулась. Так мой отец в этот замечательный день взял в плен полторы сотни вражеских солдат. Вот что говорилось по этому поводу в сообщении: ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО. Оперативная сводка за 8 мая. «В течение 8 мая войска 3 — го БЕЛОРУССКОГО фронта, продолжая бои по очищению от противника косы ФРИШ НЕРУНГ, заняли населённые пункты НОЙЕ, ВЕЛЬТ, ФОГЕЛЬЗАНГ». (Я сохранил пунктуацию газеты КОМСОМАЛЬСКАЯ ПРАВДА от 9 мая 1945 года).
Первым после войны вернулся домой старший брат отца Никандр Григорьевич. Он прошёл войну с начала и до конца. Первые два года возил на полуторке боеприпасы на линию фронта и раненых оттуда в медсанбаты, а за тем пересел на студобеккер, оснащённый мощной по тем временам американской радиостанцией, принадлежавшей службе разведки штаба дивизии. Дядя привёз диковинные вещи: авторучку, шариковые ручки, синтетические нитки, которые мы не могли разорвать. В Заводоуковске Н. Г. Савельев построил дом недалеко от автобазы, в которой работал шофёром. У них с тётей Валей старшая дочь Зина родилась в 1933г, а младшая Светлана после войны в 1947г. Зина после окончания Тюменского торгового техникума по распределению уехала в город Якутск. Там вышла замуж за Бушуева Анатолия и родила двух дочерей. Постепенно Зина переманила к себе сестру, а после смерти отца и мать. Связь, которую я поддерживал, прервалась, вероятно, после её смерти.
Фотография 1963 года запечатлела встречу отпускников в Заводоуковске. В первом ряду слева и справа дочери Зины, в середине Наташа, моя дочь; во втором ряду в центре отец Пётр Григорьевич, справа тётя Валя — мать Зины, слева сестра матери; в третьем ряду я обнимаю двоюродных сестёр Зину и Галю Григорьеву, дочь брата отца Александра.
Вторым вернулся с Дальнего Востока младший брат отца Александр Дмитриевич. Помню, как родители искали для своего сына невесту. Нашли красивую и работящую сноху Марию в посёлке Завод. В новой семье родились два сына Виктор и Анатолий и дочь Галина.
В феврале 1946г отец вернулся из армии домой в Заводоуковск и после короткого отдыха в марте приступил к работе в Пятковской МТС. Вероятно, место старшего агронома в Буньковской МТС было занято. В мае месяце 1946 г. место освободилось, и мы переехали в село Буньково. Отец там проработал до 1950г. По неизвестным мне причинам его перевели в той же должности в Пятковскую МТС. Думаю, что райком партии знал о надвигающихся переменах в сельском хозяйстве: о роспуске МТС и объединении колхозов. Кандидатура Савельева П. Г. на должность председателя правления колхоза была согласована, в том числе и с ним.
Предлагаю Вам семейную фотографию того периода.
Судя по комсомольскому значку на моём пиджаке, это осень 1949 г. Тогда школьников принимали в комсомол группами во втором полугодии текущего года, кому исполняется 14 лет в сентябре и последующие месяцы. Я стал комсомольцем в сентябре 1949 года. Мы учимся: я — в 7 классе, сестра — в 6 классе, младший брат — во 2 классе Буньковской школы. Нашим родителям по 35 полных лет. Гардероб отца китель и брюки, в которых он вернулся с войны.
Хрущёв Н. С. во второй половине пятидесятых годов распустил МТС, преобразовав некоторые из них в ремонтно — технические станции. Сельскохозяйственную технику трактора, автомобили, комбайны, сеялки и другие агрегаты надо было передать из МТС колхозам, а так как техники на все колхозы не хватало — родилась идея объединения колхозов.
В 1951 году райком партии рекомендовал Савельева П. Г. колхозникам Тополёвского колхоза имени Калинина, и они его избрали председателем правления. Так отец, спустя 20 лет, вернулся в колхоз, который посылал его на учёбу в техникум. Через несколько лет в этот колхоз влились ещё пять колхозов из соседних деревень: Чистовка, В. Манай, Н. Манай, Нихотская и Сосновка. И этот колхоз стал мощным сельхозпредприятием, у которого только пахотной земли было более 5000 гектаров.
На этом посту он проработал почти два десятка лет и кроме выговоров по партийной линии не имел ни одной государственной награды, хотя вывел колхоз в миллионеры.
Первый выговор он получил в 1954 году. Колхоз собрал неплохой урожай зерна, рассчитался с государством, перевыполнив план, засыпал в амбары необходимое количество зерна на семена, и правление приняло историческое решение. Впервые с довоенных лет колхозникам на трудодень выдали по 52 копейки живых денег и по 4 килограмма зерна. Район в целом план по хлебосдаче зерна не выполнил. Председателю было предложено сдать ещё половину плана. Он доложил, что зерна нет. Райком объявил ему первый выговор.
Самой большой проблемой в колхозах в те времена была заготовка кормов для скота. Кормов всегда не хватало, поэтому наблюдалось сокращение поголовья во время зимовки, проще говоря, гибель скота.
В описываемый 1959 год скот с большим трудом перезимовал, его выпустили на подножный корм, но поступил приказ райкома молодняк сдать на мясо. Это партийные боссы поддержали почин Рязанского обкома партии сдать государству два плана по поставкам мяса. Председатель объявил, что сдать не может, так как у него карантин по ящуру. От него отстали, но скоро выяснили, что ящура нет и, что Савельев П. Г. обманул райком партии. Ему вкатали строгий выговор с занесением в учётную карточку.
К этому периоду относится семейная фотография 1963 года, когда мы и сестра Галина приехали в Тополёвку в отпуск к родителям.
Через несколько лет, скорее всего в 1971г, опять начались проблемы в животноводстве. Осень. Скот нагулял вес. Надо его сдавать на мясо, но по какой-то причине мясокомбинаты его с колхозных ферм не принимают. Принимают только с частных подворий. Правление колхоза решило раздать скот, подлежащий сдаче на мясопоставки, колхозникам, чтобы они его сдали как собственный. Эта вынужденная мера объясняется тем, что скот при стойловом содержании поедает корма, заготовленные на зиму. А если кормить его соломой, то он теряет вес. Колхозники сдали общественный скот, и это мероприятие очень скоро стало известно членам райкома партии. Савельева П. Г. исключили из членов партии, и он уехал в соседний район, устроился там управляющим отделения совхоза, в котором пахотной земли было 7000 гектаров.
Колхозники были возмущены несправедливостью райкома. Председатель колхоза пользовался уважением у рядовых крестьян, так как он был бессеребренником. От повышения зарплаты он отказывался, премию по итогам года получал не большую, такую же, как у всех членов правления. В колхоз приходили дефицитные товары: автомобиль Москвич, мотоциклы Урал, холодильники, но от этих товаров председатель отказывался в пользу ударников труда. Единственно, что он позволил себе, это купить мотоцикл ИЖ с коляской. На нём он ездил на покос заготовлять сено для своей коровы и в лес по грибы. Холодильник был приобретён позже уже в Упорово. Возмущённые колхозники начали писать письма, как личные, так и коллективные в адрес обкома партии и ЦК. Все эти письма оказались на столе первого секретаря обкома партии Щербины Б. Е. Он спросил, а что лично Савельев имел от этой операции? Ему доложили, что была создана комиссия от райкома партии с участием следователей прокуратуры. Комиссия противоправных деяний Савельева Г. П. не обнаружила. Обком рекомендовал восстановить Савельева Г. П. в партии. Второй секретарь райкома приехал к отцу в соседний район и стал его уговаривать, чтобы он вернулся: «Возвращайся, Пётр Григорьевич, мы тебя восстановим в партии». Он вернулся, но работать председателем колхоза отказался. Переехал на постоянное место жительства в Упорово и устроился мелким клерком в Райсельхозуправлении.
Помню, как мы отмечали шестидесятилетний юбилей отца в 1974г. Его сначала чествовали в администрации района с организацией небольшого банкета. На другой день застолье продолжалось в доме отца. Приехали колхозники из Тополёвки, в основном родственники, и были приглашены соседи. Мы с женой опоздали на торжество, так как я заранее билеты на поезд не купил. А в день отъезда вокзал был переполнен демобилизованными солдатами, отслужившими свой срок. Мы добрались до Упорово, когда застолье в доме было в разгаре.
В Упорово состоялось ещё одно важное событие за три года до юбилея отца. Младший брат Анатолий, отъявленный холостяк, узаконил брак с жительницей Тюмени Савовой Галиной Григорьевной. Делалось это под бдительным руководством мамы. Это она несколько месяцев назад привела Анатолия под конвоем отца в местный ЗАГС, где Анатолий и Галя оформили заявление. На фото запечатлён момент: молодые после оформления брака в ЗАГСе стоят в окружении родственников, как со стороны невесты, так и жениха.
У них в 1974 г. родился сын Вячеслав Анатольевич, который в браке с Дианой Савельевой подарил в 2000 г. родителям внучку Полину. Полина учится в колледже при Тюменском индустриальном университете.
В Упорово отец сначала купил большой недостроенный дом, привёл его в порядок. Этот период был самым счастливым в нашей жизни. Все были живы и здоровы, наши дочери, да и мы с удовольствием отдыхали летом у родителей, купались в Тоболе, общались с соседями. В соседнем доме жила семейная пара учителей средней школы Шапошниковы Михаил Демьянович и Лилия Петровна. У них двое детей. Дочь Лена живёт в Тюмени, а сын Гриша в Екатеринбурге, работает в администрации Чкаловского района. Мы до сих пор поддерживаем с их родителями добрые отношения.
На фотографии 1972 года запечатлены родители, я, мои дети и сестра с мужем.
Мужа зовут Леонард Дмитриевич Степурко. У них в браке родился сын Сергей, который большую часть времени проживает сейчас во Львове, имея гражданство России, вместе с женой и дочерью. Жена Наталия Владимировна Степурко русская, гражданка Украины. Дочь Дарья Сергеевна учится во Львовском университете на факультете мировой информатики.
К сожалению, первый дом родителей в Упорово оказался большим для троих: родителей и бабы Доры, маминой матери. Его продали и купили приличный дом на окраине Упорово в километре от реки Тобол. Каждую весну в половодье дом затапливало, и это было головной болью.
Спустя несколько лет, новый председатель колхоза, молодой человек, окончивший сельхозинститут, коренной житель Н. Маная, предложил отцу вернуться в колхоз и возглавить партийно-общественную организацию: группу Народного Контроля. Отец согласился и переехал в Тополёвку. Я думаю, что он с радостью окунулся в колхозную жизнь. Прошло всего 4 года, как он покинул эту деревню. Все его помнили и с уважением относились к нему.
Как рассказывал отец моей сестре Галине, народный контроль быстро обнаружил массовые приписки в отчётах колхоза в райсельхозуправление. Например, засеяли 100 гектаров многолетних трав, а в отчёте указывают 150 га. Это так они выполняли планируемые показатели. План в колхозы спускался по всем видам деятельности, вплоть до количества навоза, вывозимого на поля в качестве удобрения. Вспомнилась популярная джазовая мелодия молодости в советской интерпретации:
О Жан Луи, передовой колхоз.
Он первым вывез на поля навоз.
В своё время, сознавался отец, я тоже давал недостоверную информацию в отчётах. Например, засеяли 500 га пшеницы, а в отчёте указывал 450 га. С этих 50 га пшеница дополнительно шла на прибавку к оплате трудодней. Об обнаруженных несоответствиях сообщил райкому партии, а там сказали: «Пётр Григорьевич, мы об этих приписках знаем, напишите об этом в обком». После этого отец подал заявление о снятии его с должности председателя группы народного контроля.
Снежной зимой в начале 1982г. случилась трагедия. Отец на колхозном автобусе поехал в райцентр для посещения стоматолога. На обратном пути, не доехав 10 километров до деревни, автобус заглох. Пассажиры в подавляющем большинстве остались в автобусе дожидаться помощи, а отец и ещё один мужчина пошли пешком. Обратили внимание, что их догоняет УАЗик председателя колхоза и разошлись в разные стороны от дороги. Дорога была узкой, двум машинам не разъехаться. Для этого примерно через 500 — 600 метров делались карманы для разъезда, постепенно дорогу расширяли до двух полос. Спутники забрались на сугробы и стали ждать в надежде, что машина остановится. Когда заметили, что УАЗик не сбавляет скорости и не намерен останавливаться, отец махнул хозяйственной сумкой с покупками, и она вытянула его с откоса сугроба прямо под колёса машины. В результате ему раздробило бедренную кость левой ноги. На следующее утро его отвезли в районную больницу. Через несколько дней меня вызвали в Упорово. Там ухе находились мама, брат и сестра. Отец кричал от боли не переставая. Хирург провёл нас к пострадавшему. Нога больного была подвешена через блок с помощью контргруза. Врач обратил наше внимание на красные пятна, покрывающие кожу ноги, это является симптомом наступающей гангрены. Необходима срочная ампутация. Мы с его доводами согласились. В тот же вечер травмированную ногу удалили. Начался длительный процесс реабилитации. Он с большим трудом перемещался на костылях. Через два года в Тюмени ему сделали внешне красивый протез, к которому он так и не привык, хотя часто надевал его.
В деревне инвалиду жить стало невмоготу. До трагедии семейной обязанностью отца была доставка воды из колодца и дров из поленницы, расположенной во дворе. Всё это легло на плечи больной мамы. Отправление естественных надобностей для инвалида стало тоже большой проблемой.
Летом я приехал в отпуск к родителям, увидел всю эту неустроенную бытовуху и поехал в Упорово для встречи с секретарём райкома. Он хорошо знал отца и всю историю, случившуюся с ним. Выслушав меня, позвонил секретарю райкома комсомола и сказал, чтобы тот организовал шефство комсомольцев колхоза над семьёй инвалида. Молодые комсомольцы стали помогать родителям, но энтузиазм сравнительно быстро иссяк. Стало ясно, что родителям надо переезжать в город в благоустроенное жильё. У нас с братом были двухкомнатные квартиры, а у сестры однокомнатная, в которой она проживала с сыном. Родители выбрали вариант проживания с дочерью. Как говорится, в тесноте да не в обиде. Отец переехал к дочери в конце 1983г, а мама присоединилась к ним через полгода в 1984г, распродав в деревне своё хозяйство.
В очередной свой отпуск я приехал в Тюмень с вариантом письма в обком партии, в котором описывал заслуги отца перед Родиной и партией, тяжёлые жилищные условия инвалида и просьбу о выделении ему квартиры в Тюмени. Мы с сестрой письмо откорректировали. Она отнесла его в обком, а потом следила за его прохождением по бюрократическим кабинетам. В конце концов, письмо попало к партийному функционеру (к сожалению, не знаю его фамилию), с которым отец когда-то учился на курсах повышения квалификации в сельхозинституте. Функционер связался с райкомом, и первый секретарь прислал хорошую характеристику на Савельева П. Г. В 1985г., к сорокалетию Победы, совсем неожиданно отец получил ордер на трёхкомнатную квартиру на втором этаже в новом микрорайоне города. В первый год проживания под окнами дома колосилось поле пшеницы, и агроном с балкона квартиры мог наблюдать за этапами созревания и уборки зерна. Уже через год всё это поле было застроено.
Вот так в советское время решались жилищные проблемы ветеранов войны, рядовых членов партии.
Через три года отец скончался в городской больнице. Ему сделали операцию на прямой кишке. Это не была онкология. В день выписки, при утреннем обходе заведующего отделением со свитой врачей, отец сел на кровати, спустив ногу и культю, и упал. Оборвался послеоперационный тромб.
Мама ушла из жизни спустя почти три года от сердечной недостаточности. Она была верным спутником и помощником отца. От природы была скромным и тактичным человеком, хотя и была малограмотной. Я помню, как она постигала ликбез. В возрасте чуть больше четырёх лет вечером я ожидал маму из школы, она приходила и показывала мне свои тетрадки. Нравились тетради по арифметике, там цифры спускались лесенками, как сейчас понимаю, при решении примеров по сложению, вычитанию, умножению и делению. Тетради по русскому языку были не интересны — монотонные строчки букв.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Семейные хроники уралмашевца. Третье издание, исправленное и дополненное предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других