S-T-I-K-S. Товарищ Резак 2

Герман Горшенев, 2021

Завершающая книга трилогии – «Изолированный стаб», «Товарищ Резак» и «Товарищ Резак 2». Первые две книги можно читать в любой последовательности, и только сейчас судьба сплела пути героев в тугой и хитрый узел, а теперь стоит и смотрит, почёсывая затылок: «И что мне с этим всем делать?». Осталось много не раскрытых линий, неизвестных персонажей, веселья и интересного. Книга призвана заполнить культурные пустоты. Вам предстоит узнать: Зачем профессору, в честь которого давно называют грозные боевые корабли, нужна палка с примотанным гвоздём? Обижаются ли собаки, когда с ними хотят поговорить по-человечески? Как увольняются добрые девочки, когда их ругают злые начальницы? Как резать скальпы на русский манер? За что благодарят объёмные датчики? Надеюсь, на все эти животрепещущие вопросы вы найдёте ответы на страницах этой книги.

Глава 1. Резак. Ножи Великого учителя

— Резак, дружище, откуда у тебя столько терпения? — спросил я сам себя, почти не дыша перемещаясь по комнате.

Я продвигался медленно. За сорок минут прошёл четыре с половиной метра, а точнее — 4562 миллиметра за 48 минут. Четыре с половиной минуты на открывание дверей сейфа, и восемь минут на то, чтобы взять оружие и закрыть дверь. Ещё сорок семь минут заняло перемещение назад, чтобы выйти из области объёмного датчика. Это были хоромы — личная комната «Великого господина, затмевающего солнце своим сиянием». Именно так было велено холопам называть своего обожаемого великого вождя. Он сам так пожелал и заставлял, чтобы этому правилу следовали неукоснительно.

Объёмный датчик остался слеп к моему перемещению, а я поставил четвёртый ствол к ещё трём. В сейфе ещё было два ствола, нож, пара гранат и несколько шкатулок с ценным барахлом. Мне их ещё не удалось открыть и посмотреть. Сидеть и ждать великого было скучно, поэтому я тренировался и воровал из сейфа оружие, а чтобы растянуть удовольствие, делал это по одному стволу. Разумеется, полагаться на случайность я не стал, и очень давно все сигнальные приборы были отключены, видеокамера транслировала на пост охраны вид унылой пустой комнаты с меняющимся освещением в зависимости от фаз светила. Объёмный датчик был отключён от основной системы, но питание я в нём оставил. Прибор пытался выследить меня, а я — его обмануть.

В этот раз великий господин, затмевающий солнце, опоздал. Вчера он восстановил обычай первой брачной ночи. Видно, после моего прошлого визита культурное развитие общества достаточно отросло, и он взялся за старое. Доберман мне уже сообщил, что наш подопечный задерживается. Опаздывал он потому, что решил этот обычай как-то расширить, но вроде как девчонка его укусила, а ему пришлось её ударить. Ушиб палец, сорвал маникюр, потом нужно было поехать к знахарю, который лечил ушибленный мизинчик и укушенное место. После моего прошлого визита он к подобного рода ранениям относился очень трепетно. Потом засиделся в салоне, восстанавливая лопнувший лак на безупречном маникюре.

Я услышал шаги, поблагодарил объёмный датчик за отличную компанию и затаился. Дверь открылась. Одетый в богатый халат, зашёл напомаженный величайший. Прошла смена подготовленного мною видеоряда. Это я с Доберманом придумал. Пост охраны ещё час будет любоваться на мирно пьянствующего величайшего. Он никогда не выключал камер в своих покоях, находя в этом особый шарм, даже когда к нему приводили быдлянок.

Когда Ласка мне говорила, что люди — это самые быстро оскотинивающиеся и дичающие животные, она была абсолютно права. Я это знал и раньше, и новостью для меня это не было, но я не думал, что это происходит так быстро. Теперь я даже знаю сроки, за сколько это происходит. Человеку надо чуть больше полугода. Всего восемь месяцев назад я был на этом стабе. Здесь завёлся садист, педофил и извращенец, полный здоровья и нездоровых мыслей. Этот субъект подгрёб под себя власть и заставлял своих людей называть его не иначе как «Великий господин, затмевающий солнце», а простых жителей он и его прихвостни называли холопами. Всего два года назад сюда приходили животные со своей армией, и прибили гвоздями к воротам предыдущего великого властителя с похожими повадками, а стоило армии Кота покинуть эту территорию, как история повторялась.

Что я делал тут всего восемь месяцев назад? Да ладно! Не поверите, проводил воспитательную работу. Менять великих властителей смысла не было: как только приколачивали к воротам предыдущего, тут же заводился новый — поэтому животные решили воспитывать тех, кто есть.

Разумеется, с приходом нового властителя многое менялось. При предыдущем в ходу была дыба, и женщин, не желавших разделить ложе с господином, забивали камнями, а нынешний был скромнее и ограничился отрезанием пальцев в знак верности и обычаем первой брачной ночи. Зато каждое утро быдляне должны были приходить на площадь и любоваться своим новым хозяином, гордо выходящим на балкон в расшитом халате.

В прошлый раз я с ним немного поговорил по душам и, прихватив сувенир, отправился к себе, а ему пришлось отменить назначенный на вечер обряд посвящения невесты в супружеские обязанности. Тогда молодожёнам пришлось самим разбираться со своими вопросами без милостивой помощи великого господина, затмевающего солнце. У меня даже запись его речи есть, где он объяснял своё решение культурным развитием общества и понятием социальной справедливости. В том-то и дело, что это Стикс. За эти восемь месяцев при помощи хороших знахарей культурное развитие общества опять отросло, и пришло время нового разговора.

Величайший из величайших господ, затмевающих солнце, поковырялся в обширном баре, что-то бубня себе под нос, налил бокал вина, уселся в своё любимое кресло и провалился задницей, высоко выставив ноги и пытаясь вылезти, удерживаясь руками за подлокотники. Поза — лучше не придумаешь. У меня было всё приготовлено заранее. Обожаю металлизированный скотч. Почему-то все бандиты в Америке во всех фильмах пользуются именно этим металлизированным скотчем. Между прочим, добыть его не так просто. Он из строительных магазинов, иногда появляется в хозяйственных, очень редко бывает в канцелярских, в основном в больших, а так просто найти его в любом доме или в любой машине нельзя. Обычный — да, его полно и он всюду, а вот металлизированный — нет. Я приготовил именно металлизированный. Последнее время для подобных вещей всегда таскаю именно такой; я его обожаю. Пока мысли проносились в голове, полоска серого скотча уже была наклеена на рожу великого, и я пристрелил гвоздями руки к креслу.

Мне для этого специально пришлось изобрести гвоздемёт с глушителем. Обычный пневматический строительный инструмент, только модернизированный для бесшумного прибивания затмевающих солнце и иже с ними к креслам. Всё было сделано тихо и быстро.

Величайший из величайших прекрасно меня помнил, и прекрасно помнил ситуацию, в которой он так же точно провалился в кресло. Но тогда у меня не было чем прибивать руки, и я их фиксировал по-простому, стяжками; в этот раз получилось интересней. Поза была максимально беззащитна и полностью открывала доступ к «культурному развитию общества». Несколько секунд надо обязательно постоять, чтобы воспитуемый проникся глубиной своей вины.

— Привет, — очень дружелюбно и с улыбкой сказал я.

В прошлый раз великий господин пытался угрожать, шипеть, ругаться, предлагать денег, а в этот раз он просто выл и нервно зыркал глазами.

— Я же тебя предупреждал, — продолжил я свой монолог под монотонное мычание. — Ты же вот так же сидел передо мной в этом же кресле, и после прошлого раза тебе пришло в голову его перебить, починить? На фига? Оно тебе надо? Я бы это кресло наверняка выкинул, а так — даже ничего нового придумывать не надо. Совсем с тобой стало неинтересно работать; обязательно выкини кресло, когда надумаешь в следующий раз пакостить. Хочется каждый раз что-нибудь новенькое придумывать, а то не работа, а просто рутина какая-то.

В кабинете великого господина было немало всяких вкусняшек. Я нашёл банку небольшого размера, сделанную в хрустальной мастерской. Идеальный сосуд с широким горлом и крышкой был достоин любого музея, а в нём хранили варенье из абрикосов с фундуком. Я открыл банку, взял золотую ложку: не серебряную — меньше, чем с золота, здесь не ели. В Стиксе это ценности не имело — металл как металл — но сам смысл… Найти золотую ложку всё равно гораздо сложнее, чем серебряную. Варенье было превосходным — скорее даже жердёла, чем абрикосы, настолько оно было ароматным и сладим. Я съел ещё одну ложку, показывая всем своим видом, что никуда не тороплюсь и что у нас полно времени для всего, что задумано.

— Отличное варенье! — похвалил я содержимое, подтвердив демонстрацией высоко поднятой ложки, и продолжил есть.

Покачав от удовольствия головой, посмотрел на прибитого воспитуемого, который продолжал мычать на одной ноте.

— Хороший мир! Всё отрастает, и можно есть сладкого, сколько влезет. Слушай, великий господин, вот на кой тебе сдались эти холопки? Съезди в Свободный город, он же под боком. Там только захоти — девки такие штуки выполняют, что твоим быдлянкам объяснять заморишься, что так тоже можно.

Я вывернул остатки варенья на стол, подошёл к могучему, по-другому не сказать, бару. Здесь было собрано всё самое лучшее из лучшего. Это, конечно, была бледная копия бара, который имелся у Траха, но тот — настоящий коллекционер, а не распонтованный попугай, кичащийся своим богатством и всевластием. Я сполоснул водкой сосуд от остатков варенья, нашёл бутылку абсента в 85 градусов. Это почти чистый спирт, правда, не прозрачный, но мы же не медицинские образцы для студентов храним, где важно сохранение цвета и формы; мне нужен только сувенир. Залил банку абсентом. Кот бы не одобрил, но у меня на это дело заказик есть. А что? Если я выполняю основное задание, почему не могу взять шабашку? Надел одноразовый медицинский халат, маску, шапку, в глаз вставил золотое пенсне, в руку взял Пальценож:

— Ну-с-с-с, приступим, — попытался я передразнить стиль разговора Кота.

Подошёл к затмевающему солнце: в одной руке Пальценож, в другой хрустальный сосуд, полностью освобождённый от варенья и поигрывающий светом заходящего солнца в идеальных гранях.

Великий, наверное, и вправду тупой, если одного раза не хватает. Всё прошло быстро, можно сказать, буднично. Затмевающий солнце выл, а я помыл нож и руки водкой, не забыв плеснуть спиртного на ровный срез величайшему, сидящему в кресле. Это Стикс, и заражения крови не бывает, но так хотелось сделать ещё хоть одну маленькую гадость. Мою шутку оценили, пытаясь выгнуться, и замычали вдвое громче.

Я вежливо поблагодарил за гостеприимство и найденное для аудиенции время, вышел из комнаты через вырезанную в стене дырку, а через десять минут был за периметром стаба. За моей спиной завыли сирены тревоги, и по поселению заметались вооружённые люди. Сейчас господина найдут и отправят к знахарю. Поползут слухи, и, разумеется, у этих слухов будет документальное подтверждение в несколько фотографий сидящего с высоко заданными ногами господина, затмевающего солнце, держащего у себя на голове чудный сосуд, заполненный предметами гордости и залитый абсентом.

Я шёл и думал, какое же это замечательное место! Даже обычные задания «отрежь-принеси» на внешке выглядят рутиной; а тут что ни дело — так одно веселье. Если бы я знал, что здесь не Пекло, а такое весёлое место, то давно бы с одними голыми руками притопал, и не было бы силы меня остановить!

Доберман меня ждал на полянке, где мы условились. Я ему продемонстрировал банку с отрезанным культурным достоянием общества, или как там великий говорил, «культурное развитие общества»? Доберман скривился:

— На фига ты это приволок?

— А это, мой уважаемый учитель, тебе подарок!

Надо было видеть морду пса. Я такие шутки люблю. Пока он соображал, я продолжил ехидничать:

— Будем тебе, товарищ Доберман, оружие делать.

Пёс в основном невозмутим, но сейчас пусть на долю секунды, самообладание его покинуло.

— Доберман, всё просто. Ты не понял. Следи за моими мыслями, — и я стал размахивать банкой с отрезанными принадлежностями великого господина, затмевающего солнце. — Я ещё в прошлый раз подсуетился, когда узнавал о нём всё. Заговорил с мужиками, а они рассказали, что живёт одна девочка, на него очень обиженная, и специализация у неё — ксер. Полезное знакомство, кстати. Затмевающий солнце чуть ли не на ней первой свой брачный обычай тренировал. Я к ней, и без задней мысли рассказываю, что проучить хочу, выбирай, мол, красавица варианты. Можно ушки и нос подрезать, будет, как поросёнок, ходить с пятачком вместо сопелки, или гадость на лбу написать, или ещё чего выдумаешь. А она мне чуть ли не в пояс кланяться: «Ой, спасибо тебе, благородный воин. А принеси мне его бубенцы».

— Так и сказала «благородный воин»? — сделал удивлённую морду учитель.

— Ага.

— Это она зря. А вот поручение — самое то для тебя.

— А она мне, значит, дальше: «Благодарю тебя, я для всех ксер обычный, но талант у меня есть тайный, и если ты мне вот такую баночку принесёшь, я тебя отблагодарю. Я вещам внутреннюю структуру менять могу. Хочешь, я в твои ножи алмазную крошку вкраплю, и не просто добавлю, а в каждую молекулу завяжу, будут ножи прочнее стали, почти как алмаз, стекло можно будет царапать». Я же сказал, что, мол, благодарю, красна девица, желаемое добуду, а желание отложу. Теперь понял, собака, на что я подписался? У меня мономолекуляры, а для твоих лап они не подходят, вот и бегает мой уважаемый учитель с железяками. Ты, кстати, ножи подточил, как я просил?

Доберман утвердительно кивнул, а я продолжил:

— Смотри сюда. Я у Кота в чулане копался, там у него столько прикольных штуковин валяется.

Я развернул тряпку, в которую была завёрнута очень прочная пластиковая коробка, а в ней лежал кусок разломанного ножа модели Штурм-1024. Такой же, как Брат и Пальценож, только весь в трещинах и покорёженный.

— Это, Доберман, с первых экспериментов Кота осталось, — пояснил я недоумевающим псу. — Оказывается, он один из неудавшихся ножей сохранил. Вроде как чего-то выращивали не с той стороны. Они с Блохастым обсуждали, когда я мешки тащил. Будем пробовать в твои ножички такие кристаллы вставлять. Сразу скажу, такой острый не получится, Агафья просто не сможет с такими мелкими вещами работать, зато раз в десять будут острее, чем у тебя сейчас, и даже об стекло тупиться перестанут, армейские каски с одного удара резать будешь. Как тебе модернизировать комплект ножей Великого учителя за причиндалы злодея?

— Резак, ты скотина, но с тобой дружить крайне выгодно, — и учитель оскалился в широкой улыбке, выставив свои немаленькие клыки.

Мы шли с Доберманом по лесу, хотя могли бы попросить любой из броневиков доставить нас быстро до соседнего стаба, показав удостоверение бойцов армии животных, которую тут весьма уважали — а Доберман мог подтвердить это просто своей мордой. Однако, следуя советам Вождя (не того, который вёл мировой пролетариат, а нашего Вождя — здоровенного волосатого дядьки-викинга, покрытого шкурами), мы с Доберманом использовали любую возможность развивать свои умения скрытного передвижения по кластерам недалеко от Пекла.

Самое интересное, что это приносило свои плоды. По крохотной капельке, но Стикс давал нам прибавки к нашим возможностям. Были участки, когда нам приходилось ползти на брюхе, уткнувши рожи и морды в землю, пробираться по миллиметру, боясь тронуть засохшую веточку или выдать себя малейшим не слышным для человеческого уха звуком; а бывали места, когда можно было спокойно топать несколько километров, не боясь встретить кого-либо. Иногда, не сговариваясь, мы останавливались и обходили подозрительную поляну, а затем, осторожно сунув туда любопытные морды посмотреть, чего мы такие пугливые — находили этому несколько обоснований, стоящих и переминающихся с носка на пятку тварей.

Сейчас был именно тот участок, когда можно спокойно идти и поболтать.

— Резак, я прекрасно знал, а сейчас больше чем уверен, что вы с Гайкой семья маньяков, — начал Доберман.

— Мне это уже много раз говорили.

— Ученик, ты не понял. «Отрежь и принеси» — совсем не то. Отрезание ног и даже выходки с «достоянием общества» — это мальчишество. В каждом человеке живёт настоящий маньяк, просто надо знать, какой. Мне как учителю было чрезвычайно интересно, какой же мой ученик из видов маньяков. То, что вы не сексуальные маньяки — это абсолютно точно. Такую влюблённую пару нежных голубков ещё надо поискать. То, что вы не маньяки отрезально-потрошильные — тоже понятно. Даже твои шутки и охота на нимф не являются маньячеством. Я из-за этого книжки умные начал читать. Маньяка ведёт страх, он потрошит своих жертв, боясь сексуальной неудачи, сжигает целые города из-за страха и обожания огня; а ты и Гайка «интересовальные» маньяки, по-другому не скажешь. Вы страшно боитесь потерять или пропустить что-то интересное, вас просто трясёт от страха, что вдруг что-то случится, а вас там не окажется, и не удастся принять участие в каком-нибудь развесёлом мероприятии. Я даже ваш психотип определил, — Доберман оскалился. — Вы с Гайкой шизоидного типа.

— Это почему шизоидного?

— Потому что практически все ваши решения максимально подходят к ситуации, но являются непоследовательными и спонтанными, не поддаются логике, но при этом, как ни странно, максимально соответствуют обстановке.

Мне было очень непривычно слышать такое от своего учителя, но, очевидно, Доберман действительно впрягся в тему и занялся этим серьёзно. Он с виду собака нахальная, а так он очень умный, и по объёму знаний и начитанности может составить конкуренцию немалому числу преподавателей высших учебных заведений. А вот сейчас я сам задумался, кто я, и почему делаю именно так, а не иначе? Пожалуй, да — с пунктом про «интересовальных» маньяков совершенно согласен; с шизоидным типом мышления и спорить не буду: именно всегда так и поступал, выбирая решение, которое мне больше всего нравится, а не является логически обоснованным. Зато всегда было весело!

Мы пришли в дом к очаровательной девушке. Агафья нас встретила на пороге.

— Приветствую тебя, красна девица! Смотри, какие я тебе штуковины принёс, каждый раз всё лучше и лучше. Слушай, ты с прошлыми ничего не сделала?

— Тебе зачем? — удивился Доберман, а девушка сделала недоумённое лицо.

Я пояснил:

— Если у тебя новые есть, тебе старые уже не нужны? Отдай их мне. Хочу нашему великому и затмевающему солнце месяца через три-четыре на стол поставить. Кто-то очень быстро привыкать стал. Возиться неохота: каждые полгода ездить, потом жди его почти день, пока маникюр восстанавливает, а так — месяца через четыре ему на письменный стол поставлю, ещё на полгода хватит. А то наш великий господин очень непунктуальный, каждый раз солнце затмевает в разное время; а так я в своём графике буду.

В ответ я получил обворожительную улыбку от девушки, а учитель захихикал:

— Резак, как сапиенсу могут приходить в голову такие мысли?

— Доберман, ты не забывай — я прежде всего хомо, а это самый гадкий и подлый вид животных; не то что вы, собаки.

Пёс ещё больше оскалил морду в улыбке, а наша знакомая забрала свежий трофей и пошла рыться в кладовке, искать предыдущий. Девушка была полностью психически здорова, но былые обиды читались на лице, и очевидно, для чего-то подобного эти сувениры ей и были нужны. Обиды никуда не делись: свадьбы не каждый день, а когда их портят обычаи первой брачной ночи, то дамы такие вещи не забывают. Она уволокла новую банку и вернула предыдущую. «Культурное развитие общества» было в той же самой банке, как я его и приносил, залитое крепким спиртным.

Пока хозяйка собирала на стол, потому что отпускать нас без ужина она категорически отказалась, я стоял около массивного шкафа. Тут была совершенно не системно собрана груда разного мусора, от открыток, сушёных лягушачьих лапок, значков и вымпелов — до патронов и драгоценностей. Даже был снаряд, вполне боевой, от какого-то очень крупного древнего орудия. Моё внимание привлёк уродливый кубок. Он был выполнен не в форме чаши для напитка, и был наградным кубком, который дают за различные чемпионаты. Приз выглядел как сморщенная старушечья рука, сжимающая истерзанную книжку, видавшую виды, погрызенную по бокам крысами, которую с большим трудом отбили крупные собаки, а потом принесли своему хозяину. Затем это чудо полиграфии вымазали безобразной краской, изображающей золото, и отрубили старушечью руку, покрыв её тем же самым цветом, и прибили гвоздями к деревяшке. К этому творению была приделана табличка со стёртой надписью «Победителю… филологический… будет за…». Всё остальное не читалось.

Я с интересом изучал жуткий предмет, который должен был быть подарен победителю конкурса филологии. Гостеприимная хозяйка, проходя мимо меня и пронося поднос с едой, сказала:

— Это я всякие дурацкие легенды Стикса собираю. Эта называется «Сонька Золотая Ручка». Говорят, где-то в Городе Развлечений в квартале пятиэтажек есть девушка. Она этот кубок выиграла в литературном конкурсе. Действует всего один раз. На этот кубок шары с неба валятся из настоящего золота, — и она показала ладонями массивный шар размером с пушечное ядро. — Говорят, из космоса падают, дома от крыши до подвала пробивает. Но только всё это враньё, не бывает такого, там эту филологичку давно не находят, да и с теми, кто в квартал пятиэтажек ходит, разные неприятности случаются. Эту легенду уже давно забыли, только такие коллекционеры как я помнят. У меня тут ещё много чего есть. А эта легенда глупая: если девицу напугать, то она на один раз открывает умение, и потом больше это умение никогда не даётся. Такого не бывает: умение если появилось, то оно постоянное.

Я всю свою жизнь, которую провёл в Стиксе, доверял своему чутью. Мой внутренний доберман навострил уши, вытянул морду и стал в стойку. Видя моё поведение, каким-то своим собачьим чутьём Доберман среагировал, повторив полностью движения моей воображаемой собаки. Девушка в Городе Развлечений, в квартале пятиэтажек, а последнее время она почему-то перестала появляться, а потом и легенду забыли. Ещё и тихие неприятности с любопытными, которые туда сунутся. Что-то мне это всё напоминает. Кажется, мы очень давно не встречались с моим хорошим другом Трахом.

Ужин я ел, как курсант-десантник училища стратегических ракетных войск глубоководного погружения краснознамённой бронетанковой колонны ударных подводных крейсеров, то есть заглатывая большими кусками и постоянно косясь на дверь. Видя моё поведение, Доберман поступал так же. Оказать в просьбе милой девушке, разделить с ней ужин мы не могли, но мне уже не терпелось бежать к новой интересной затее: что называется, «рыл копытом».

Какую хорошую историю я сейчас услышал. Наверное, у меня умение такое — притягивать подобные истории. Сколько раз бывали случаи, когда я о страшных чокнутых на всю голову нимфах и их делах узнавал вот так, от случайно подсевшего за стол спившегося бомжа с вывернутыми от спека и алкоголя мозгами, или от случайно пробегающего мальчишки, который остановился, дёрнул меня за штанину и сказал: «Дяденька, там такая тётенька страшная ходила». Этот мальчишка меня навёл на одну из самых кровавых и сильных нимф с длинным списком трупов и преступлений. Мне её до сих пор не удалось поймать, но я это обязательно сделаю, зачитаю приговор и протрублю в трубу. И сейчас случайная история, рассказанная о глупой коллекции безделушек, опять меня ведёт к интересному — и похоже, опять к нимфам.

Поблагодарив хозяйку за ужин и отдав ножи моего учителя на переделку, мы чинно протопали неспешным шагом до угла. Хозяйка нас провожала, стоя около калитки. Как только мы вышли из зоны видимости дамы, наше поведение радикально поменялось. Доберман тряс меня за плечи, требуя подробностей, а я взахлёб рассказывал свои соображения.

— Резак, как ты собираешься это делать? Тебе надо девку найти, забрать и притащить в безопасное место!

— Всё нормально. У нас Трах есть, он всё знает, и таскал оттуда девок постоянно. Усыпим, всё подготовим, потом бодрящего вколем, а ты напугаешь.

— Как? — спросил Доберман.

— Одного твоего вида неподготовленному человеку достаточно. Да не знаю! Выйдешь, скажешь «привет» и укусишь. Только смотри, собака, нос зажимай, потому что от одной морды можно обгадиться, а так почти верняк.

Учитель довольно оскалился:

— Резак, как тебе удаётся любое дело в цирк превращать?

— Это у меня такой дар Улья, «цирковая обезьяна» называется, только имей в виду, он может через вербальный контакт передаваться, но ты не бойся, это как блохи, с животных не переходят.

— А у меня значит, будет цирковая собака, — подытожил мою великую по глупости шутку учитель и оскалился.

Трах по-прежнему жил в городе Самки. Кот не стал брать этот город под свою юрисдикцию, сославшись на то, что свободные города — это не его профиль, а передал его Хозяйке. Терять столь интересное и защищённое место было глупо, тем более там уже были наработаны торговые отношения и развита инфраструктура. Торговцам было плевать, кто главный, лишь бы условия были прежними. Ближайший караван, идущий в город Самки, был назначен на сегодня, и пёс уже сообщил, чтобы нас ждали.