Дожить до июля

Герман Ломов, 1997

Авторский дебют в крупной прозаической форме по редакторскому заданию: «написать книгу, отвечающую одновременно трём жанрам – мистика, фантастика и ужасы, как обязательное требование, события которой будут происходить в наше время», по факту – конец 90-х прошлого века, «и в родном городе, как факультативное требование». С высоты сегодняшнего опыта, на авторский взгляд, взяться за подобный заказ неофиту – предел легкомыслия и самонадеянности. Тем интереснее результат… Изображение Evgeni Tcherkasski с сайта Pixabay. Содержит нецензурную брань.

К читателю

В один из весенних и дождливых дней мая, стряхнув с зонта первые в году осадки небес, я вошел в двухэтажное неприметное здание по улице девятьсот пятого года.

Вероятно, от волнения, зажав правую полу плаща входной дверью, тихо выругался и стал подниматься на второй этаж по лестнице с настолько узкими ступенями, что каждый работник учреждения почти наверняка был приговорен оступиться хотя бы раз… Забравшись наверх, я оглядев пройденный путь. Внезапно закружилась голова: всё-таки волнение от предстоящей встречи расшатало психику. Учитывая, что желание скатиться вниз по этим, почти невидимым в темноте ступеням было минимальным, если быть честным, его не было совсем, я поспешил отойти от лестницы и устремился вглубь коридора. Затем свернул налево на первом повороте и оказался у цели моего визита — кабинета главного редактора издательства.

Дверь была закрыта, но внутри приёмной слышались голоса.

Я отошел от двери. Было необходимо настроиться на разговор и приготовиться к самому наихудшему: «Послушайте мой совет, молодой человек — Вам никогда не следует писать художественные книги. Как впрочем, и стихи. Может быть, Вы станете великим ученым и еще напишете множество необходимых человечеству научных трудов. Но я прошу Вас еще раз — никогда больше в своей жизни не пишите художественных книг. Эта обязанность не для Вас».

— Такой монолог я не хотел бы услышать в самом страшном сне, — тихо прошептал я, стоя у давно немытого и узкого окна, едва пропускающего редкие солнечные лучи. С окна, тем не менее, капало. Вероятно, оно уже давно перепутало свое истинное предназначение, добровольно приняв на себя исполнение обязанностей ливневой канализации…

Неделю назад я уже посещал это здание. Главного редактора издательства для воплощения моих планов мне порекомендовала мать одного из моих старых, еще школьных, друзей. «Это очень интеллигентный и умный человек», — изложила она своё мнение о нём. Её мнению я верил. У меня до сих пор не было оснований относиться к её мнению скептически. Такие основания отсутствуют и сейчас.

Но неделю назад был я принят довольно прохладно.

— Добрый день, — сказал я тогда. — Я — Ломов. Вам должны были позвонить…

— Здравствуй, — ответил он, ненадолго оторвавшись от каких-то бумаг, разложенных на столе, и рукой сделал соответствующий жест: проходи, мол.

Я прошёл и без разрешения сел на один из немногочисленных свободных от бумаг, папок, рукописей и книг стульев. Он продолжал работать, не обращая на меня никакого внимания. Через пару минут он оторвался от бумаг, потянулся в кресле и наконец перевёл взгляд на меня.

— Принёс? — спросил он без лишних церемоний.

— Принёс.

— Давай. Через неделю заходи.

Я отдал ему книгу. Свою книгу. Свою первую книгу.

Он профессиональным жестом взлохматил страницы, прикидывая объем произведения, и всмотрелся в обложку.

— Под влиянием Гессе? — спросил он.

— Простите? — не понял я.

— Написано, спрашиваю, под влиянием его «Степного волка»?

— Я не знаю ни такого автора, ни, тем более, его произведения с таким названием, — честно признался я.

— Странно, — он закурил. — Совпадают не только имена, но и наименования произведений. Почти.

Я развел руками: бывает, мол.

— Итак, — он довольно громко уронил руку на стол, — заходи через неделю. Почитаем, сравним… До встречи.

Собирался ли он читать мою книгу один либо, судя по его словам, планировал провести некоторые консультации и обсудить её с кем-либо, я не знал. Оставалось ждать неделю…

Я дождался. И сейчас стоял, как школьник на экзамене, боясь услышать самую низкую оценку. Постепенно оптимистические нотки стали превалировать в моем настроении. «Чтобы я не услышал сейчас, я не буду принимать это близко к сердцу. В конце концов, я знаю, что моя первая книга мне удалась. Доказательство тому — положительная оценка ее одним из профессиональных издателей Томска и отзывы бывших однокурсников», — окончательно определился я.

Тонкая струйка дождевой воды пробежала по узкому подоконнику, устремилась вниз и облизала носок моего правого ботинка. Я стряхнул капли с его поверхности, отошел от окна и, опять приблизившись к двери кабинета, коротко постучал.

— Входите, — раздалось за дверью.

Вошёл.

— Добрый день.

Он улыбнулся.

— Здравствуй, здравствуй. Присаживайся. Сейчас переговорим. Есть предложение.

У меня затеплилась слабая надежда. «Неужели возьмется издавать?!» — дрогнуло что-то внутри.

Он отодвинул один из ящиков стола и извлёк из его недр моё произведение.

Книга ему понравилась. Это я понял сразу, в самом начале разговора. Он довольно подробно останавливался на её отдельных сюжетах. Какие-то ругал, какие-то одобрял. Но меня мало интересовала его оценка: все сильные и слабые стороны моего детища были видны мне и без этого.

Я терпеливо стал ждать развязки беседы.

— Итак, теперь ближе к делу, — выдержав достаточно долгую паузу, начал он. — Есть предложение. В настоящее время наше издательство выпускает серию книг. Предложение заключается в следующем. Я даю тебе необходимые исходящие, а ты через годик — полтора кладёшь мне на стол все свои наработки.

— А с этим? — растерянно спросил я, указывая на предмет моей гордости — книгу, которую он только что так нахваливал.

— Хорошая книга, — пытался он уйти от ответа.

— Издаёте? — прервал я его.

— Нет, — коротко отрезал он.

— Причины?

— Книга носит некоммерческий характер.

— Постойте, — окончательно запутался я. — Если книга хорошая, то зачем ей носить коммерческий характер?!

— Лучше бы она была бездарной, но носила коммерческий характер, — он опять ушел от ответа на вопрос.

— Тогда что в Вашем понимании есть этот «коммерческий характер»?

Он понял, что я на взводе. Вероятно, понял, ибо решил опередить меня.

— Ты будешь слушать мои условия? — зло спросил он.

Я кивнул.

— Другой разговор. А с книгой я помогу. Потревожу своих коллег. Может, из них кто решиться. Меня же извини: тематика не моя.

— Я слушаю, — вяло прервал я его, не надеясь на помощь.

— «Слушаю», — передразнил он. — Ты не слушай, ты размышляй. Авторы порой годами ищут себе издателя. Некоторые так и умирают: кто — в поиске, кто — в отчаянии. Ты же нашёл издателя, еще не имея произведения, которое будет издаваться. Ты думаешь, это шуточки, парень? Я даю тебе прекрасный шанс. Работай и у тебя всё получится. А главное, верь в себя.

«А правда, чего это я, действительно, размяк?» — спросил я себя. — «Он же прав. На все сто прав. Вот, Губанов, например. Умер в тридцать восемь, кажется, а за все время только пару стихов в «Юности» сумел «пробить». Или Ерофеев. Его «Москва — Петушки» даже после смерти автора днём с огнём не сыскать. Или Довлатов… А тут — работай да только сопли рукавом утирать успевай».

— Ваши условия, — загорелся мой взгляд. Мне так показалось во всяком случае.

— Другое дело, — одобрил он. — Условия следующие: художественное произведение объёмом не менее четырехсот страниц.

Я присвистнул и почесал затылок.

Он не заметил. Или сделал вид, что не заметил.

— Жанр. Любой из следующих. Детектив, ужасы либо мистика. Плюс к тому, дополнительное условие: действие должно происходить в наше время и, это уже по возможности, в нашем городе.

— И все это за год — полтора? — спросил я.

— Почему нет?

— Булгаков делал «Мастера…» двенадцать лет, а объём там вряд ли на четыре сотни страниц вытянет…

— А Тургенев делал «Накануне» тринадцать недель, — оборвал он.

— Согласен, — окончательно сдался я. — Договор? Оплата?

— Договор — после сдачи рукописи.

— А гарантии?

— Пока никаких.

— Неплохо, — ни мог не съязвить я. — Тоже самое Вы мне скажете через год?

— Критериев к рукописи только два. «Да» или «Нет». Могу сказать «нет» и через год.

— Понятно, — я опять почесал затылок. Что мне оставалось делать, в любом случае? Встать, хлопнуть дверью и уйти? И больше никогда не браться за перо? Значит, сдаться. Я не мог.

— Оплата?

Он назвал тариф за авторский лист и общую сумму договора при условии исполнения произведения на четырех сотнях страниц.

Я ещё раз саркастически почесал затылок. Он опять не заметил. Или опять сделал вид, что не заметил. За названную им сумму нельзя было купить даже спальный гарнитур приличного пошиба.

— Мои дальнейшие действия?

— Через неделю занеси мне для ознакомления короткий план будущего произведения объемом не более полутора — двух страниц. В случае его одобрения можешь начинать работу.

Я посмотрел в окно. Дождь закончился. Разговор тоже.

Поднявшись, я простился и собрался уходить.

— Подожди, — окликнул он меня у самой двери.

— Да, — я обернулся.

— Чуть не забыл. Условие специально для тебя: никакого мата в романе. Я к нему отношусь снисходительно, но среднестатистический читатель…

Простившись теперь уже до следующей недели, я вышел на улицу. Чуть не свернув себе шею на узких ступенях злосчастной лестницы у входа в здание при этом.

Злой, несмотря на то, что Солнце ловко поигрывало лучами и установилась почти летняя погода, я пересёк улицу, названную в честь далеких январских событий девяностолетней давности, и направился в сторону железнодорожного вокзала города…

И вот, читатель, книга перед Вами.

Ограничить её одним жанром как-то не получилось. Может быть, в ней совершенно отсутствует жанр детектива, хотя изначально книга планировалась к изданию в соответствующей серии. Но то, что она исполнена на стыке двух жанров — ужасов и мистики — гарантирую.

Постарайтесь не обращать внимания на кажущуюся нелогичность расположения её составных частей. Эта нелогичность, действительно, кажущаяся, поэтому рекомендую читать все по порядку.

Всё изложенное в романе, за исключением мистики, конечно — действительность. Сохранена даже лексика диалогов. Изменены только имена героев и наименования административно-территориальных единиц. По вполне понятным и определённым причинам впрочем.

Если после прочтения первых четырех глав Вам станет скучно, мой Вам совет: забросьте книгу подальше, продайте или подарите, наконец, своему злейшему врагу. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

Я же в один из дней работы над книгой понял, что я действительно играю не на равных со смертью в жестокую и страшную игру, в которой изначально обречён на проигрыш. Что устремил я свой нахально–хамский взор и татарскую жестокостью, хитрость и мстительность далеко за рубеж пограничной полосы запредельности.

Что если мои «ставки», сделанные во второй главе первой книги, окажутся ошибочными, то…

И что умирать я буду, скорее всего, в ужасных муках и от страшной болезни. Как Булгаков, к примеру… И высота достигнутых вершин здесь ни при чём.

Автор