Кодекс смерти

Герт Нюгордсхауг, 1990

Фредрик Дрюм, гедонист и любитель древностей, отправляется в Италию по приглашению университета Рима, чтобы расшифровать один загадочный древнегреческий текст. Однако вместо этого его ждет настоящая драма, в которой участвуют античная философия, мрачное Средневековье и неуловимый убийца, который не оставляет следов.

2. Он утверждает, что ему ничего не известно о калабрийском соколе, наслаждается бокалом «Таураси Рисерва» 1982 и погружается в глубокие раздумья

Открыв дверь, Фредрик Дрюм очутился в комнатушке с большим письменным столом, на котором стоял телефон, стулом и скамейкой у самого входа. И все. Так выглядел местный полицейский участок.

За столом сидел толстый лысый коротыш с воспаленными, усталыми глазами. Одет он был неряшливо — рубашка не застегнута, на ногах, торчащих из-под стола, — домашние туфли. Ничего удивительного, если учесть, что дело происходило ночью.

Фредрик догадывался, что начальник полиции не в духе, однако его собственное настроение тоже оставляло желать лучшего. Ноги не держали его, и он сел на скамейку, не дожидаясь приглашения.

— Проклятый яйцекрад! — злобно выпалил хозяин кабинета, и Фредрик тряхнул головой, прочищая мозги.

Он не ослышался?

— Si, signore straniero^[4], яйцекрад! Думаете, нам не известно, что вы замышляли там, на скалах! Ха! В этом году мы уже не раз задерживали немцев, голландцев, шведов и датчан. Они намеревались украсть яйца нашего редкостного сокола, Фалько калабрис, который находится на грани исчезновения, ясно? — Полицейский закурил сигарету и закашлялся.

— Signore poliziotto^[5], — с трудом прошептал Фредрик. Он был совсем опустошен, не в силах объяснять что-либо, спорить. — Я ехал в Офанес совсем не за тем, что вы думаете. Пробуду здесь две недели. Мне заказан номер в единственной здешней гостинице — «Альберго Анциано Офани». Если желаете, завтра смогу вам все объяснить, когда найду свой чемо…

— Сперва подпишитесь здесь! — Толстяк вскочил на ноги и указал на лист бумаги на столе.

Фредрик взял ручку и кое-как расписался, не читая.

— Passaporto! — прошипел начальник полиции.

Фредрик покачал головой.

— В чемодане, — сказал он. — Завтра приду к вам. Не скажете, как мне найти «Альберго Анциано Офани»?

Полицейский вытолкал его за дверь и указал толстым пальцем на какой-то смутный силуэт у пригорка в двухстах метрах выше единственной улочки селения.

— Buona notte^[6], — поблагодарил Фредрик и побрел в темноте к указанной цели.

На коротком отрезке до гостиницы он трижды останавливался, чтобы отдохнуть. Ноги были словно ватные. Его терзал голод и страшно хотелось пить. Наконец он дошел до дверей какого-то старинного строения. Никакого намека на свет, и Фредрик долго шарил по стояку в поисках звонка. С трудом нащупал какой-то шнур, за который следовало дергать, если верить надписи на дощечке внизу.

Где-то внутри зазвенел колокольчик. Он подождал. Никакой реакции. Подергал сильнее еще несколько раз. В одном из окон зажегся свет, послышались шаркающие шаги, дверь чуть приоткрылась.

Фредрик увидел пожилого мужчину в халате, с пышной епископской бородой, с потешным ночным колпаком голубого цвета на голове. Мужчина испуганно уставился на него.

Фредрик представился, сказал, что для него заказан номер на две недели, считая с позавчерашнего дня. Извинился, что является в такое время суток, дескать, в пути произошел несчастный случай.

Мужчина (ему было лет сорок-пятьдесят) вдруг расплылся в улыбке и распахнул дверь. Жестом предложил Фредрику войти.

— Si, signore, — сказал он, — мы ждали тебя^[7]. Молодая красивая дама очень встревожилась. Она принесла сюда твой чемодан с автобусной станции. Она лечится в клинике синьора Умбро, верно?

Фредрик кивнул и облегченно вздохнул. Наконец-то все образуется. В гостинице его встречают как желанного гостя, чемодан на месте, Женевьева ждет его.

— Синьор Джианфранко Гаррофоли, — представился хозяин гостиницы, крепко пожимая руку Фредрика. — У тебя усталый и не слишком здоровый вид. Желаешь перекусить, прежде чем тебе покажут твой номер?

Фредрик ответил утвердительно, и его провели в небольшой зал, заставленный мебелью. Здесь пахло камфарой и воском для натирки пола, горел неяркий свет. Хозяин вручил ему регистрационную книгу и вышел. Записываясь по всем правилам, Фредрик услышал повелительные возгласы; чей-то пронзительный женский голос пытался протестовать, но был укрощен властным басом хозяина.

Полистав книгу, Фредрик убедился, что он — единственный постоялец. Прежние гости уехали больше недели назад. Должно быть, они избегали пользоваться общественным транспортом, сказал он себе. Охотники за яйцами Фалько калабрис…

Худая морщинистая женщина с черным фартуком поверх белой ночной рубашки принесла ему хлеб, ветчину, дыню, яйца. А также кувшин с водой и бутылку вина. Она не улыбалась. Крик синьора Гаррофоли заставил ее вздрогнуть:

— Комната, Андреа. Разожги священника, пока наш гость ест! Не видишь, что он устал? Священника, слышишь?

Фредрик налег на белый хлеб. Выпил воды. Поел ветчины с яйцом. Он ел медленно, жевал долго. Священник. Священника? О чем это они толкуют? Ладно, бог с ними, скоро он будет спать, видеть добрые сны на мягкой перине. Желудок урчал, но пищу не отвергал. Фредрик отважился налить себе половину бокала вина. Прочел надпись на этикетке: «Таураси Рисерва 1982». Вспомнил название сорта винограда — галиоппо. Необычный виноград, необычное вино.

Понюхал, проверил вкус, сделал добрый глоток. Хорошее вино. Чудесное.

Заполучив вино, желудок успокоился. По всему телу разошлось приятное тепло, глаза сами закрылись.

— Синьор Дрюм? — Голос хозяина. — Смотри, не засни здесь. Твой номер готов. Иди за мной.

Фредрик налил себе полный бокал и захватил с собой, следуя за хозяином гостиницы. Через несколько коридоров они прошли к широкой каменной лестнице и поднялись на второй этаж. Здесь тоже был коридор, притом такой узкий, что ему пришлось идти чуть ли не боком. Всюду царил полумрак. Синьор Гаррофоли отворил какую-то дверь.

— Прошу, синьор. Все готово. Воздух немножко сырой, но сырость исчезнет по мере того, как священник согреет комнату. Твой чемодан стоит вон там.

— Grazie.

— Ванная — в конце коридора. Мы последим, чтобы тебя не беспокоили до одиннадцати дня. Будешь заказывать завтрак? — Хозяин отступил к дверям.

— Спасибо, синьор, завтрака не надо. — Фредрик поставил на тумбочку бокал с вином.

Хозяин вышел.

Фредрик Дрюм протер глаза. Очень уж несовременно выглядела комната. Он в жизни не видел такого гостиничного номера! Чудовищных размеров кровать под балдахином на толстых перекладинах стояла посреди комнаты. Под матрацем, выше пола, помещалось нечто вроде подовой решетки. На ней лежало подобие плоского таза с окруженными тусклым желтым свечением раскаленными угольями. Так вот что они называют «священником»! Не слишком ли рискованно спать с таким подогревом? Он успокоил себя заключением, что это, должно быть, старый, испытанный метод.

Стены были сложены из грубо обтесанного камня. В нишах и на полках стояли кувшины и другая посуда; под самым потолком находилось окно с железной решеткой. Возле кровати помещалась огромная резная тумбочка, явно весьма почтенного возраста. Еще он увидел комод, шкаф, несколько стульев и зеркало — все старинной грубой работы.

Видимо, в прошлом это была монашеская келья. Может быть, «Альберго Анциано Офани» — бывший монастырь? Фредрик Дрюм был не в силах больше шевелить мозгами, он разделся и лег, укрывшись простыней и двумя шерстяными одеялами. Пахло сыростью, но он чувствовал поступающее снизу приятное тепло. «Священник» действовал.

Фредрик допил вино, задул керосиновую лампу на тумбочке и тотчас заснул.

Его разбудили яркие лучи солнца. Он удивленно осмотрелся кругом. Несколько секунд не мог толком сообразить, где он и кто он. Наконец очухался.

Фредрик сел на кровати. При солнечном свете, проникающем через окошко, комната выглядела совсем не так мрачно, как ему показалось ночью, а вполне уютно. Уютная старина. Фредрик был отнюдь не против того, чтобы жить в номере с музейными экспонатами. Они создавали творческую атмосферу, весьма подходящую для работы, которая его ожидала.

Кожа зудела. Все тело было в муравьиных едких укусах. Вообще же он чувствовал себя хорошо, даже отлично.

Прежде чем встать, он мысленно перевел латинское изречение в рамке над комодом. Необычное изречение: «Доброго Отдыха посвященным, пребывающим на рубеже этой формы жизни, ищите во сне амнезию Плутарха».

Пройдя в ванную, он хорошенько помылся под душем. Побрился, внимательно изучил в зеркале свое лицо. Если не считать похожие на прыщики укусы муравьев, он выглядел совсем недурно.

— Женевьева, Женевьева, — пробормотал он, освежаясь одеколоном.

Сердце забилось учащенно. Неужели он увидит вновь свою возлюбленную?

Тут же он спохватился. Он не должен рассказывать, что с ним произошло, не должен волновать ее. Надо что-то придумать. Какое-нибудь простое и убедительное объяснение задержки.

Анамнезия Плутарха. Анамнезия — воспоминание. Он снял со стены рамку и положил на тумбочку лицом вниз. Ему не нравилась эта цитата.

Фредрик достал из чемодана чистую одежду. Захватил паспорт и бумаги, из которых было видно, для чего он приехал в Офанес. Яйцекрад! Он потолкует с начальником полиции, сегодня голова Фредрика работала нормально, за словами дело не станет.

При дневном свете гостиница больше отвечала своему наименованию. В холле он весело поздоровался с синьором Гаррофоли, и тот сообщил ему, улыбаясь:

— Французская мадемуазель звонила. Она пришла в восторг, когда услышала, что ты явился. Просила тебе передать, что всю вторую половину дня свободна от процедур в клинике и может встретиться с тобой в три часа в трактире на площади.

Фредрик почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он покраснел! Покраснел словно мальчишка, делая вид, что роется во внутреннем кармане пиджака. Сказал спасибо, поклонился и вышел, пятясь, на залитую солнцем улочку.

Офанес.

Селение купалось в лучах утреннего солнца. Часы на башне белой церкви в центре пробили одиннадцать. Невелико селение — с десяток домов вокруг площади и церкви. Средневековое здание гостиницы расположилось особняком у пригорка, где козы жались в тени старых сучковатых олив. От восточной окраины проселок длиной около двухсот метров спускался к маленькой пристани, где было причалено пять-шесть рыбацких лодок. Вдоль обочин проселка росли сливы и виноградная лоза.

Недалеко от гостиницы, по другую сторону пригорка, стояло довольно крупное здание без крыши. Сродни «Альберго Анциано» архитектурой, но сильно запущенное.

Фредрик продолжал осмотр. За строением без крыши, у подножия крутого холма разместился похожий на старинную усадьбу большой исправного вида дом с двором между двумя флигелями и с внушительным порталом, на котором значилось «ОСПЕДАЛЕ ВИТОЛЛО УМБРО». Вот где находится Женевьева, проходя столь успешное лечение!

Слева от клиники, носящей имя всемирно известного врача, Фредрик рассмотрел участок, где, судя по всему, производились археологические раскопки. Из разрытой исследователями красной земли тут и там торчали развалины. Участок с раскопами простирался почти до самого селения.

Это там почти две тысячи лет был погребен «Кодекс Офанес». У Фредрика защекотало под ложечкой.

Его взгляд скользнул обратно к крутому холму. Среди лозы по склону почти до самой вершины извивалась дорога. Там на плато, метрах в ста над селением разместился настоящий замок! Явно обитаемый: над одной башней развевался флаг, а на стене под ним было развешено для сушки белье.

Красиво, ничего не скажешь. В представлении Фредрика рейтинг Офанеса поднялся сразу на несколько баллов. Он вспомнил подходящие к случаю стихи знаменитого соотечественника и громко чихнул четыре раза.

После чего направился к площади. Кроме церкви и полицейского участка, здесь помещались мясная лавка, магазин со скобяным товаром, кафе с маленькими столиками на тротуаре, еще кое-какие магазинчики. Всюду резвились голосистые ребятишки, беспорядочно стояли припаркованные мотороллеры и «фиаты». Словом, все как положено.

Он сел за один из столиков трактира. Заказал кофе, два рогалика, бутылку негазированной минеральной воды. Хозяин кафе учтиво поздоровался, принимая заказ, потом внимательно рассматривал Фредрика, стоя в дверях своего заведения.

Фредрик был единственным клиентом, если не считать двух стариков за соседним столиком.

— Яйцекрад! — вдруг громко произнес он, размышляя над прискорбным содержанием двух последних суток.

Трактирщик подошел, думая, что речь идет о дополнительном заказе, но Фредрик жестом показал, что больше ничего не требуется.

У него найдется что сказать начальнику полиции! Есть при себе кое-какие бумаги. И в клинике доктора Умбро лечится его amata.

Оставив на столике положенную сумму, он встал. Направился для вида в сторону церкви, чтобы трактирщик не подумал, что клиент пошел прямо в полицию жаловаться на обслуживание.

В участке за тем же столом, на том же стуле сидел уже знакомый толстый коротыш. На столе — ни одной бумаги. Начальник полиции был одет по форме и сильно потел. Мундир с ремнями плотно облегал его тело, не придавая, однако, владельцу элегантности. В одной руке начальник держал хлопушку для мух, в другой — стакан с виноградной водкой.

— Giorno^[8], — решительно поздоровался Фредрик.

— Ага, — буркнул толстяк. В мутноватых глазах его читалось отвращение к непредвиденным проблемам. — Пришли уплатить штраф и покрыть издержки?

Он вытащил из ящика лист бумаги с небрежной подписью Фредрика.

Не сводя глаз с полицейского, Фредрик протянул руку за бумагой, получил ее, разорвал на четыре части и положил обратно на стол.

— А теперь послушайте меня, — твердо произнес он, после чего коротко и ясно изложил все, что произошло.

Начальник полиции несколько раз порывался сказать что-то, но Фредрик жестом останавливал его.

— Итак, синьор poliziotto, — заключил он, — предписываю вам найти ваших коллег, которые столкнули меня в пропасть, и выяснить, чем они руководствовались. Понятно?

— Идиот! — взревел толстяк, привстав со стула. — И вы хотите, чтобы я поверил во все это?

— Хотите верьте, хотите нет, но именно так все было. — Фредрик швырнул на стол свой паспорт и рекомендательные письма профессора Донато д’Анджело.

Начальник полиции тщательно изучил их, одновременно усердно орудуя хлопушкой. По лицу его катились крупные капли пота. Наконец он схватил телефонную трубку, пробормотав, что должен посовещаться со своим начальством в Кротоне.

После долгого разговора, причем толстяк не жалел голосовых связок, он положил трубку, хитро улыбнулся и прищурился.

— Синьор Дрюм, — льстиво заговорил он, — вы лжете. Вы нахал. У вас богатое воображение. Очевидно, то, что нужно для сотрудничества с профессором д’Анджело. — Последние слова были произнесены презрительным тоном. — Мой начальник в Кротоне, который контролирует всю деятельность полиции в этом районе, повторяю, всю, говорит, что в то время, какое вы указали, здесь не было никаких патрулей. Pronto?^[9] Если немедленно не заплатите штраф и не покроете издержки, вам придется задержаться в этом селении, ясно?

Фредрик холодно улыбнулся:

— Buono. В автобусе было четыре свидетеля. И я не покину это селение, пока не разберусь во всем.

С этими словами он вышел. А толстяк наполнил свой стакан из спрятанной за столом бутылки, и губы его скривились в злобной улыбке.

Фредрик поднялся к раскопам. Участок не был огорожен, так что он мог ходить там без помех. Сейчас никто здесь не трудился, но через несколько дней должен был приехать из Рима Донато д’Анджело с группой сотрудников, чтобы сделать кое-какие зарисовки. Фредрик сел на кусок кладки, осмотрелся кругом. Обитые колонны, мозаичные полы, фундаменты нескольких крупных построек, ступеньки, лестничные площадки. Видимо, тут располагался храм…

Донато д’Анджело. Похоже, местная полиция не симпатизирует ему. Почему? Что здесь, собственно, происходит? Что-то не так — это очевидно. В частности, кому-то нежелательно присутствие Фредрика Дрюма.

Кротоне. Автобус, из которого его вытащили, направлялся в Кротоне. Очевидно, свидетелей следует искать там. А Кротоне — достаточно большой город. Не так-то просто будет их найти. Если это вообще возможно. Тем не менее стоит как-нибудь туда выбраться. Может быть, вместе с Женевьевой? Из книг он знал, что Кротоне был греческим владением до 242 года н. э. Основан ахейцами в 710 году до н. э.; со временем стал одним из важнейших городов Италии. Оставив остров Самос, сюда перебрался основатель знаменитой философской школы Пифагор; эта школа внесла большой вклад в развитие геометрии, арифметики, этики, учения о бытии вообще. Все это известно. Чем еще они занимались?

Кто больше двух тысяч лет назад ходил здесь, где он сейчас находится, в великолепном архитектурном комплексе, ступая по дивной мозаике, среди мраморных колонн под изящными сводами? О чем они беседовали?

Наверное, «Кодекс Офанес» многое сможет поведать, если верно его расшифровать.

К Фредрику не спеша подошел мужчина в форменной фуражке. Видимо, сторож. Учтиво поздоровался, почесал затылок.

— Интересуетесь? — осторожно осведомился он.

— Si, синьор, даже очень. — Сторож держался приветливо, и Фредрик ответил тем же. — Я буду сотрудничать с профессором д’Анджело, помогу кое в чем разобраться. Я приехал из Норвегии.

Сторож просиял.

— Ага. Ты norvegese. Синьор Дрюм, если не ошибаюсь!

Они обменялись рукопожатиями, сторож назвался — «синьор Лоппо» — и объяснил, что участок нуждается в охране от охотников за сувенирами.

— Профессор д’Анджело говорил, что ждет меня? — Фредрик чувствовал себя польщенным.

— Нет-нет, я узнал об этом не от него. Мне рассказала прекрасная французская сеньорита. Она ждет, столько говорила о тебе, когда мы вечерами сидели в трактире синьора Ратти. Ты ведь специалист по расшифровке кодов и тайных письмен, верно? И любитель хороших вин, да? — Он добродушно толкнул Фредрика в бок и сел рядом с ним на кладку. — Кстати, она теперь почти совсем здорова благодаря доктору Умбро. Он творит чудеса.

Они потолковали о том о сем, и у Фредрика сложилось впечатление, что далеко не все плохо относятся к профессору д’Анджело.

— Синьор Лоппо, — осторожно справился Фредрик, — синьор д’Анджело и начальник полиции — добрые друзья?

— Ха! — Синьор Лоппо соскочил на землю. — Эта свинья, извините, что я называю Витторио Нурагуса свиньей, но он этого заслуживает. Ленив, ровным счетом ничего не делает, поднести ко рту вилку с макаронами для него большой труд. Они отнюдь не добрые друзья, особенно после того, как месяц назад тут погибли два мальчугана. Страшная трагедия, большое горе, я знаю родителей, они ничего не могут понять.

— Да ну! Расскажи, я слушаю!

— Загадочная история… Этим мальчикам — Марко Албелли и Альдо Пугги — было по пятнадцать лет. Они подрабатывали на раскопках. Оба славные, живые, воспитанные парни. И однажды, чуть больше месяца назад, их нашли мертвыми подле вон той стены. — Синьор Лотто показал рукой и продолжал: — Похоже было, что они одновременно упали со стены и умерли без всяких видимых причин. Вскрытие ничего не обнаружило, но профессор д’Анджело бушевал и настаивал, что они погибли от рук преступника. Два здоровых, крепких подростка не могли умереть одновременно просто так. Начальник полиции Нурагус и не подумал начать расследование: дескать, причина их смерти — солнечный удар или что-то в этом роде. Дескать, никакого преступления быть не могло. Представляешь, сколько бумаг ему пришлось бы исписать в ином случае! Допросы, протоколы… Профессор д’Анджело прямо на площади отчитал его так, что вся деревня слышала.

— Ну а все-таки, — спросил Фредрик, — какое-то расследование проводилось?

— Нет. Дело закрыли, и эта жирная свинья Нурагус довольно потирает руки.

Сторож удалился, сказав, что должен помочь жене заколоть козленка, а Фредрик остался сидеть в глубоком раздумье.

Мозг работал вхолостую, и около часа Фредрик направился обратно в гостиницу. Дверь была открыта, в холле — ни души. Он постоял, изучая интерьер.

Роль стойки исполняли широкие доски, положенные на фрагменты двух античных колонн. Просто и не без шика. На стенах — множество икон, распятий и другой религиозной символики. В частности, щит с эмблемой святого Анакреона. Побуревшая от возраста, испещренная сеткой трещин, мрачная еретическая картина изображала Деву Марию с чашей крови Иисуса. На полках стояли старинные книги в кожаном переплете. Фредрик взял одну, открыл титульный лист: «Paracelsus, „De Homunculis“. Operum Volumen Secundum. De Tournes MDCLVIII». Странные вкусы у хозяина гостиницы, если все это его личная собственность, сказал себе Фредрик. Хотя, скорее всего, большинство этих предметов не одно столетие составляет неотъемлемую часть интерьера.

Взяв ключ от своей комнаты, он поднялся по каменной лестнице.

Хотя двери в узком коридоре не были пронумерованы, свою он помнил хорошо. Здесь и было всего-то четыре двери; одна из них вела в ванную. Фредрик поймал себя на мысли, что чувствовал бы себя уютнее, будь здесь больше постояльцев. Но селение Офанес располагалось вдали от больших магистралей.

В оставшееся время до встречи с Женевьевой он решил просмотреть материал, полученный от профессора д’Анджело. Время тянулось удручающе медленно.

В комнате было прибрано, постель застелена, «священник» убран. Рамка с латинским текстом вернулась на место, и Фредрик уже приготовился снять ее со стены, когда вдруг увидел перед собой совсем другой текст!

Садясь на кровать с рамкой в руках, он боднул головой перекладину балдахина. Изречение в рамке тоже было написано по-латыни, в переводе оно гласило следующее: «Пытающийся проникнуть без ключа в Розарий Философии узрит там не цветы, но оскобленные черепа». И этот текст пришелся ему не по душе, а потому он решительно снял рамку со стены и положил на столик в углу.

Ну так. Он достал свои бумаги. Удобно примостился на широкой кровати. Наконец-то Фредрик Дрюм занялся тем, что занимало его больше всего на свете: дешифровкой тайнописи, проникновением в неведомый доселе мир, толкованием посланий из далекого прошлого. Ничто не могло отвлечь его от сосредоточенного исследования. Он был счастлив в своем заколдованном мире.

Фредрик Дрюм пользовался собственными, особыми приемами. Многолетние исследования, погружение в глубины происхождения нашего письма, наших символов и образов вооружили его несравненным опытом. Он разработал ключи и методику для прочтения древнейших надписей, составил таблицы комбинаций, подобрал эквиваленты корней и схемы ассоциаций настолько хитроумные, что непосвященному было бы непросто разобраться даже в самых простых его системах.

Трифемо-Шампольонский винт. Набор кругов с древними символами, базисными буквами, диск, в котором каждый отдельный круг можно было вращать или заменять другими кругами. Так выглядело одно из придуманных приспособлений, призванное подходить к любым кодам, любой тайнописи в областях нашей культуры от Малой Азии до берегов Атлантики. Он особенно гордился Трифемо-Шампольонским винтом.

Четыре строчки, которые сейчас он видел перед собой, выглядели совсем необычно. Они помещались посреди греческого текста.

Лежа на кровати, Фредрик то напевал, то громко разговаривал сам с собой. Несколько раз чихал от волнения, то и дело пил воду из стоящего на тумбочке стакана.

Трудный текст, если это вообще текст. Ничего похожего не встречалось ему прежде. Пришлось вооружиться таблицами и кругами с символами иных культур, помимо тех, что были связаны с Средиземноморьем. Без успеха. Знаки не поддавались толкованию.

Он сел, протер глаза. Посмотрел на окошко, через которое струились лучи солнца. Да, задачка, серьезное испытание. Фредрик Дрюм, с присущим ему острым любопытством, обожал такие задачи. Не жалел сил, даже здоровья, чтобы разрешить их.

Он отложил в сторону таинственные строчки. Углубился в предшествующий и последующий текст. Слова понятны, общий смысл неясен. Что кроется в этих строках? Фредрик стал писать в своей тетради:

Симмий: Философ из Фив (NB! Фиванская школа).

Кротон:? (Мужчина, странно, ср. здешний город Кротоне).

Эрметика: Богиня религиозно-философского учения герметизма?

Гефест: Бог огня.

Геката: Богиня волшебства.

Персефона: Владычица преисподней.

Силотиан:?? (Личность, предмет?)

Хирон: Кентавр?

Синедрион: Собрание, совет.

Umbilicus Telluris: Латинское выражение, означает «пуп земли».

А что… Возможно, профессор д’Анджело прав, эти тексты и впрямь связаны с учением герметизма, сторонники которого облекали знание в формы, не доступные для непосвященных. И которое якобы содержало ответы на сокровеннейшие тайны бытия.

Судя по выделенным именам, в древнем свитке речь могла идти о волшебстве, огне, преисподней, мог содержаться ключ к важнейшим положениям герметизма. И ключом как раз могли служить четыре строки с неизвестными знаками.

Сколько он ни манипулировал кругами, ничто не подтверждало его предположение, что для дешифровки текста следует выйти за рамки культурных традиций стран Средиземноморья. В читаемой части ничто — ни имена, ни отвлеченные понятия — не наводило на мысль о других культурах.

Стало быть, надо держаться известной античности, древнегреческого языка, возможно, линейного письма А и Б.

Он посмотрел на часы — половина третьего. Наконец-то! Отложил бумаги в сторону и всецело сосредоточился на том, что предстояло, на великом событии, встрече, которую так долго предвкушал.

Насвистывая, Фредрик отправился в ванную и принял душ. Изучил свое изображение в зеркале. Как он выглядит — ничего? Женевьева узнает его? Вряд ли он заметно изменился за три года. Он освежил лицо одеколоном.

Вернувшись в номер, достал подарки. Лопарское ожерелье дивной работы из золота, добытого на крайнем севере Норвегии, куплено у ювелира Яукко Пента в городе Карашок. Бутылка марочного вина, обернутая в красный целлофан, обвязанный синей ленточкой. Порядок.

Фредрик выпил два стакана воды, почистил и без того чистые брюки. Вышел и запер дверь номера.

В коридоре царил полумрак. Проходя мимо соседней комнаты, он вздрогнул, увидев вдруг перед собой чье-то бледное испуганное лицо. Это была Андреа, та самая женщина, что принесла ночью ему еду.

— Mi scusi! — выпалил он.

Она ничего не ответила, продолжала молча стоять на месте. Фредрик вздохнул и протиснулся мимо нее, тупо улыбаясь.

В холле по-прежнему было пусто. Фредрик хотел было повесить на место ключ, но передумал, сунул его в карман и вышел на солнце.

Спустившись на площадь, сел за один и крайних столиков трактира. Народу было много, почти все столики заняты. Время ленча, клиенты с аппетитом уписывали макароны. Сам он голода не ощущал, заказал себе бокал кампари и стакан воды. Он поместился так, чтобы видеть дорогу, ведущую к клинике доктора Умбро.

С Фредриком Дрюмом творилось что-то невообразимое. Сердце бешено колотилось, желудок сжался.

Тут он увидел ее. Она словно парила в воздухе — элегантная, ослепительно красивая. Мужчины отложили вилки и уставились на нее.

Фредрик помахал ей рукой, и его щеки сравнялись цветом с кампари в бокале.

Примечания

4

Да, синьор иностранец (итал.).

5

Синьор полицейский (итал.).

6

Доброй ночи (итал.).

7

В итальянском языке принято обращение на «ты» даже к незнакомым людям.

8

Добрый день (итал.).

9

Слышите? (итал.).