Тайна окрестности Маата Саидан. Другая история

Глеб Карпинский

«Тайна окрестности Маата Саидан» – это историческая новелла, уносящая читателя во времена древнего Рима, его хищных, захватнических войн со свободолюбивыми племенами варваров и зарождения новой доныне, христианской веры на землях Колхиды. История, описанная в этой книге, посвящена любимой дочери вождя пергалесцев, девственной красавице Хее, посланную во вражеский лагерь, чтобы отравить Императора.

ЗАЛОЖНИЦА МИРА

В это зябкое утро старина Гораций много бы отдал, чтобы оказаться на месте Лучезарного. Вода в бочке была теплой и клубилась манящими ароматами душистого мыла. Несколько обнаженных наложниц бережно омывали расслабленное тело великого завоевателя варваров. Император лежал с полузакрытыми глазами, в лепестках свежих роз, и, казалось, дремал. Он все еще не отошел от обидного поражения при Маата Саидан и вынашивал реваншистские планы.

Наложницы, вздорившие за право омывать своего господина, были все на одно лицо. Правда, среди них выделялась негритянка со смуглыми прямыми волосами, нетипичными для африканских женщин. При виде Марты старик любезно поклонился и, подойдя к ушату доя омовения, с удовольствием опустил замерзшие руки в воду. Марта улыбнулась ему, подошла и нежно поцеловала в щеку.

— Здравствуй, Гораций, — сказала она, нашептывая в ухо. — Император отдыхает, но помни, друг, спящий зверь остается зверем!

— Принцесса, пусть боги хранят твою красу нетленной.

Его старческая рука коснулась ее задницы и попыталась прижать к себе, но Марта выскользнула, засмеялась и подошла к полуспящему Императору, обняла того за шею и ласково нашептала что-то в ухо. У нее всегда была манера говорить тихо и словно по секрету. Лучезарный, точно большой жирный кот, приоткрыл глаз, вяло махнул ладошкой, и все девушки удалились. Последней уходила Марта, и Гораций позволил себе посмотреть вслед на ее соблазнительные черные ягодицы.

— Что, старина, скажешь? — заметил Император тоскливый взгляд своего советника. — Во всей Империи не сыщешь более прекрасной женщины, чем эта вавилонская принцесса! Клянусь Юпитером, я бы отрубил голову тому, кто усомнился бы в этом!

— Тогда отруби ее мне! — сказал Гораций, почтительно поклонившись.

Этот дерзкий выпад советника означал только одно. В силки римлян попалась знатная птичка.

— Дай полотенце, — скомандовал Лучезарный и стал вылезать из ванной.

Когда Гораций хлопнул в ладоши, один из охранников, одноглазый Невс, втолкнул в шатер молодую девушку с коротко остриженными волосами. Она упала в ноги Императору и замерла. Потом она подняла взгляд больших синих глаз, полных ненависти, на того, кто методично грабил и убивал ее свободолюбивый народ, и невероятная красота лица ее поразила Лучезарного.

— Пергалеска? — спросил он у советника, любуясь добычей. — Цвет ее кожи напомнил мне тающий пух, который я видел на Килиманджаро.

Девушка презрительно отвернулась, но Император, обмотанный в полотенце, грубо взял ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза.

— Предупреждаю Вас, о Лучезарный, она как дикая кошка! И очень острые когти! — усмехнулся Гораций.

— Развяжи ей руки! Пусть покажет себя, — приказал цезарь, — никогда прежде я не видел такое прекрасное тело.

Гораций развязал пленницу и схватил ее больно за локоть, точно коршун.

— Покажись! — приказал он уже стоящей на коленях девушке и насильно наклонил ее голову. — И учти, тебя ждут мучительные наказания, если ты не послушаешься.

Девушка, услышав предупредительный тон старика, привстала и, поняв, что от нее хотят, повернулась на цыпочках вокруг своей оси. При повороте ее изящные плавные руки были подняты кверху.

— Откуда она, о друг Гораций? — воскликнул покоритель варваров, любуясь женскими прелестями. — Она точно выточена из белого мрамора нашим непревзойденным Астилом!

Советник почтительно кивнул.

— Сам неуловимый Илла прислал ее к нам, чтобы упросить нас отступить и прекратить гонения пергалесцев.

Император с любопытством обошел девушку.

— И все-таки жаль, что мы не взяли ее в бою… — сказал немного погодя.

— Илла предлагает нам мир без каких-то условий, — почтительно поклонился советник, — и дарует тебе, о Лучезарный, свою единственную дочь.

— Дарует? — усмехнулся про себя цезарь и обратился к своей пленнице, не отрывая своего пристального взгляда от ее прекрасных и бездонных, как небо, глаз. — Известно ли тебе, синеокая, что все в этом мире принадлежит мне, Лучезарному Кванту Фабию Максиму Пергалесику. — И затем он поднес к этому бледному лицу свою правую ладонь для поцелуя.

— Ну же целуй, заложница мира! — подтолкнул Гораций девушку, все еще встревоженный ее упрямством, но она быстро прижалась губами к золотой печати с драгоценным сверкающем камнем — символом безграничной власти, и советник облегченно вздохнул. Все пока шло по его плану.

— Как звать тебя, бледнолицая? — спросил Император довольный. — Кто-нибудь из моих воинов тронул тебя? Почему ты подстрижена? Ты жрица?

Девушка пропела что-то на своем. У нее был до удивления звонкий, приятный голос, и слушателям невольно казалось, что поет канарейка.

— Не понимаю этот певчий язык! — подосадовал Лучезарный. — Такое ощущение, что у этих варваров в лексиконе одни гласные.

— Она утверждает, что согласно обычаям во время войны девушки-пергалески намеренно состригают свои косы, — перевел Гораций. — Также она говорит, что у нее были золотистые чудные кудри, точь-в-точь, как цвет твоего шлема, о Лучезарный…

Конец ознакомительного фрагмента.