Странствие. Книга I

Григорий Васильевич Исаев, 2023

Жизнь – это странствие. Путешествие сквозь тысячу событий, время, опыт и изменения. Эта книга о захватывающем путешествии, тяжелом выборе, погонях и таинственных загадках.Натан был портным, когда Гражданская война в Эзилате разрушила жизнь. Казалось, что все кончено, но знакомые с детства легенды Севера могут пробудить в нем тягу к забытым приключениям.Тит боролся за справедливость и равенство в Эзилате, но столкнулся с сопротивлением заговорщиков. Чтобы победить врагов ему нужно пойти против принципов и нарушить клятву, данную дорогому человеку.Сможет ли старик найти возлюбленную на Cевере и разгадать тайну о титанах? Сможет ли воин защитить честь и стать надеждой страны?В одной книге сплелись легенды о титанах, утраченная любовь, войны, древнее зло и потерянные надежды.Книга II уже написана, в редактуре.

Глава I. Эзилат

Ночь медленно, незаметно вступала в свои права. Маленький кровавый диск солнца постепенно тонул в морской пучине, оставляя на воде длинный, почти до самого скалистого берега, след своего пути. Алый цвет неба ярко полыхал вокруг солнца и незаметно переходил в сизые тона на другой стороне небосвода. Облака сверкали, будто тысячи огоньков плескались в костре.

Волны бились о бурые валуны, накидывались на узкий песчаный пляж, подступая с вечерним приливом. Чем ниже опускалось солнце, и чем выше поднималась полная луна, тем сильнее слышались удары волн. Берег всего мыса Капа-ду-Рей скальной стеной тянулся с запада на восток, но на их вершине раскрытой ладонью лежало практически гладкое плато. Только одна скала, находившаяся на самом острие мыса, поднималась выше всего берега — это был пик Короля. Вокруг него выстроился гордый город Эзилат. Белые известняковые стены с множеством башен ярко светились в свете заката, окружая его с трех сторон. Внутри городских стен расположилось великое множество строений, выложенных песчано-кремовой плиткой, которая переливалась днем различными цветами в лучах жаркого солнца. Острые, двухскатные и конусные крыши вздымались над постройками, над которыми морской ветер развевал огромное количество флагов. Верхняя и нижняя части города были разделены бурной рекой, спускавшейся с гор Содраберг, расположившихся в основании полуострова. В конце своего пути река с грохотом падала со скалы и сливалась с морскими пучинами. Шум водопада доносился до крупного порта, где с раннего утра до позднего вечера кипела жизнь, позволяющая процветать Эзилату.

Но вот море, словно живой организм, пришло в движение. Начинался прилив. Постепенно пляж исчез под водой. И река, наполняясь водой, тоже поднялась. У тяжелого каменного моста опоры скрылись в бурных потоках черной от темноты воды, и лишь факелы, беспомощно освещавшие пространство вокруг себя, обозначали контуры моста, городских и замковых стен. Грозные стражники с большими и яркими факелами, с явной тревогой совершали обход улиц города, зажигая светильники. Красноватый цвет их пламени освещал стены зданий, и теперь они обретали оттенок крови.

Только тогда взору открывались страшные последствия недавних событий. В стране Эзил уже три года бушевала гражданская война: сражались последователи прошлого правителя Эзилата Энрике Примота и молодого претендента — пришельца из дальних земель — Иллира. Сколько метаний, сомнений, переживаний пришлось пережить обычным людям. Сколько страстей разрывало изнутри некогда цветущую страну. Наконец, спустя три года братоубийств, во мраке зла и кровопролития появился просвет. Энрике Примот был схвачен и казнен, и теперь новый владыка Иллир начал наводить свои порядки в обретенных землях, ведь смерть Примота не значила, что настал конец войне. Были еще у него противники, в том числе и среди жителей Эзилата.

Мало времени прошло после последнего сражения. Всюду на улицах города оставались напоминания об этом ужасном событии: тут и там попадались пепелища от сожженных домов, воздух был наполнен запахом гари, а на лицах людей виднелась растерянность, страх и отчаяние. По вечерам горожане стремились поскорее добраться до своих домов, надеясь, что там они будут надежно защищены от опасностей, скрытых в ночи.

Но была в городе мастерская, где горел свет до позднего вечера. В ней трудился, не замечая течения времени, прекрасный мастер своего дела, портной Натан Алфаят. К своему преклонному возрасту в своем деле он достиг небывалых высот. Знатные люди города месяцами ждали своей очереди, чтобы заказать себе у него наряд. Одежда, вышедшая из-под иголки Натана, единодушно признавалась среди высшего общества настоящим произведением искусства. Она изготавливалась из тончайших тканей: батиста, шелка, а также расшитого золотыми и серебряными нитями бархата и парчи. Все эти ткани доставлялись в Эзилат из-за грозных морей Кафара, Карасска и Скафоса специально для Натана. Но недавно все изменилось.

После смерти Энрике Примота стала буйствовать стража. Пока новый правитель Иллир не навел порядок, командир стражи под разными предлогами стал грабить народ. Особый интерес он проявлял к богатому сословию. Поток заказов у Натана резко сократился, так как всегда мало желающих лишний раз демонстрировать свое богатство. Но Мастер старался не унывать, ведь совсем скоро в начале весны будет большой праздник — Первые посевные, день Савинга. В этот день горожане надевали свои лучшие наряды. Поэтому Натан все шил и шил в надежде, что кому-то понадобятся дорогостоящие платья.

Несмотря на то, что Натан разменял шестой десяток, он продолжал трудиться в мастерской с раннего утра до того момента, пока стражники привычным стуком в дверь концом древка копья не напомнят в четвертый или пятый раз, что пора заканчивать работу и освобождать помещение.

В мастерской, освещенной несколькими свечами в подвесном светильнике, стоял привычный полумрак. Легкий сквозняк гонял язычки пламени из стороны в сторону, свет играющими бликами отражался на стенах помещения. Стояла полная тишина. Казалось, если где-нибудь в углу проползет мышь — ее будет слышно.

Портной сидел у раскройного стола, который стоял практически в самом центре комнаты таким образом, чтобы солнечный свет освещал его полностью в дневное время. Но сейчас тень старика закрывала его большую часть, а света от свечей было явно недостаточно.

Несмотря на поздний час, Натан все еще трудился. Густая, но короткая, седая борода ярко выделялась на фоне очень простой коричневой туники. Удивительно, но мастер не сильно беспокоился о своем внешнем облике. Его одежда всегда отличалась простотой, какой-то нарочитой грубоватостью. Глубокие, смотрящие из-под бровей, серо-голубые глаза внимательно рассматривали кусок ткани, лежащий перед ним на столе. Брови, будто крылья парящего орла, отражали его внутреннюю силу, тщательно скрываемую от посторонних. Эта сила питала Натана уже много лет. На его лице только глубокие морщины на лбу и вокруг глаз выдавали душевное напряжение, пронесенное этим человеком сквозь годы. Короткие волосы белой соломой обрамляли лысину и торчали во все стороны.

Под деревянной столешницей на особых полках аккуратно разложены рулоны разноцветной ткани. Тонкие шелковые разноцветные нити, иглы, ножницы, напёрстки — все мелькало, перемещалось, использовалось портным быстро и точно без лишних движений. Натан был погружен, как это следует любому одержимому творцу в момент работы, в состояние полной отрешенности, когда никакие посторонние звуки, шорохи не отвлекают. Он отпустил свою творческую энергию в свободный полет и наряды, можно сказать, создавались сами по себе. Такие моменты для Натана всегда самые ценные: именно в них он ощущал свою нужность, и именно в них он забывался и отрешался от окружающей его мрачной действительности.

Последний перерыв был довольно давно. Натан надеялся закончить очередную задумку до того, как стража вновь постучит ему в дверь. В последнее время они сильно злились, если горожане задерживались на улицах города — их беспокоили люди, бродившие по городу в ночи. Во время войны этим мог воспользоваться кто угодно. Из-за двери раздались тихие шаги. Кто-то очень тихо, стараясь не привлекать внимания, приближался к двери мастерской. Натан их не слышал. И вот кто-то уже стоял за дверью мастерской, затаившись на несколько секунд. За это время Натан успел сделать лишь несколько стежков. Послышался чуть слышный стук в дверь. Задул ветерок, и одна из свечей в мастерской погасла, стало еще темнее.

— Натан! — напряженно прошептали за дверью. — Открывай, это я!

Старик съежился, замер и бросил испуганный взгляд в сторону двери. Он не сразу понял по голосу, что за гость стоит за порогом его мастерской. Но потом успокоился, так как узнал нежданного гостя. Это был Онестус Руфс. Онестус продавал заморские ткани и был тесно связан в своем деле с Натаном. Пожалуй, он был единственным человеком, с которым мастер Алфаят имел приятельские отношения, если не считать винодела Попла из винного сада, в котором Натан был завсегдатаем.

Еще давным-давно Натан сильно обжегся в своей попытке торговаться со странниками из Айтмара (далеких восточных земель), поэтому стал закупать необходимое сырье через Онестуса, который уже к тому моменту имел налаженные связи с нужными людьми. Онестус частенько захаживал к Натану в мастерскую перекинуться словечком другим. Ничего необычного, просто рабочие отношения. Но как-то незаметно товарищество крепло, и Натан стал доверять Онестусу. Натан мог говорить с ним почти обо всем. Со времен свой молодости он не открывался так никому, как своему приятелю.

В последние дни его приятель был сам не свой. Его семья сильно пострадала от последних событий: сгорел дом и все, что в нем было. Онестус был разорен. Он смог найти место для ночлега, но жена так горевала из-за понесенных потерь, что без конца рыдала и совсем забросила себя и семью. Руфс напрасно пытался ее успокоить, но она уже будто похоронила их будущее. «В третий раз с нами все это! Мы опять потеряли все! — жаловалась она мужу, вырываясь из его объятий — Нас прокляли боги за твою жадность!» Дети видели их ссоры и тоже плакали. И сегодня в доме Онестуса Руфса разразилась очередная ссора. Он не выдержал и пошел к Натану.

Натан бросил свою работу, быстро подошел к двери, отпер ее и впустил Онестуса внутрь.

Его приятель не отличался мужской красотой, но зато был человеком деловым. Он был коротко стриженный, рыжий, с опрятными густыми усами, доходившими практически до самого подбородка. Онестус каждое утро аккуратно сбривал щетину острым, как бритва, ножом, поэтому его щеки выдавали в нем любителя съесть лишнего. Серьезные глаза как будто прятались под острыми густыми бровями, что привносило в его лицо диссонанс — было сложно понять его настроение в данный момент. Но сейчас он был заметно взволнован и не свойственно ему зажат. Обычно чрезвычайно энергичный, сейчас он выглядел изможденным и подавленным.

— Онестус, здравствуй! Уже поздний час… — взволнованно сказал Натан. — Я уже заканчивал работу.

— Я знал, что застану тебя, — беспокойно пробурчал Онестус.

— Ты присаживайся, — учтиво предложил Натан, внимательно посматривая на Онестуса. — Ты по делу или просто…?

— Я так, пустяки, — садясь на табурет, отмахнулся приятель.

Руфс тяжело дышал — сказывался лишний вес и повисшая над Эзилатом духота.

Натан присел рядом с раскройным столом, взялся за иглу и принялся дошивать то, что планировал. Онестус смотрел на него тяжелым взглядом со стороны, нахмурив брови. Его губы шевелились, будто они шептали какой-то вопрос.

— Как твои дела, Натан? Пару дней не виделись.

— Пару дней? — изумился Натан. — Не с тобой ли сегодня утром я здоровался?

— Я уже и позабыл, — смутился торговец. Было заметно, что он искал, о чем заговорить. — Тяжелые деньки у меня.

— А у меня все как всегда… — задумчиво ответил на ранее заданный вопрос Натан. Он уже выдохнул после неожиданного появления друга.

— Хвала богам, если так. Ты слыхал, что происходит? Ты ведь покидал мастерскую? — с нервной усмешкой продолжил расспросы Онестус.

— Ну, конечно. Что за вопросы?

— Они только за последние три дня убили пять советников Примота, и еще несколько купцов пропало. Повесили Кесария де Ленго — того владельца лесопилками. А про Креона Пане слышал? Ему принадлежали поля пшеницы вокруг города, а теперь их передали друзьям Бенегуса Неро.

Бенигус Неро Черная Рука, для своих друзей Бени Черная Рука, во время правления Примота был командиром стражи. Когда началась гражданская война, Бенигус вовремя осознал, с кем ему следует идти дальше — он перешел на сторону Иллира. Именно под его командованием большая часть стражников стала принимать участия во всевозможных интригах, криминальных историях и подлых подставах. Новый правитель еще не полностью осознал, какого преступника он допустил к одному из важнейших постов. Бени Черная Рука вселял ужас в сердца людей, у которых хоть сколько-нибудь увеличивались доходы.

— Такое и раньше происходило, — Натан пытался успокоить себя и не принимать близко к сердцу чужие беды.

— Да, но не за такой короткий срок.

— По всей видимости, они были врагами Иллира. Они же поддерживали Примота, не так ли? — поинтересовался Натан у Онестуса, рассчитывая на его явную осведомленность последними событиями.

— Тебе следовало больше общаться с людьми. Если бы ты не так закрывался от остальных, то знал бы, что их всех объединяло.

— И что же?

— Все они пользовались покровительством Примота… — Онестус сделал заметную паузу, а потом добавил, — как и ты.

— Да брось. Все это ерунда.

— Нет! Мы, обычные торговцы, всегда платили дань страже, но вам этого делать не приходилось. Теперь, когда Примота больше нет, никто не удерживает Бени Неро — он мстит каждому. И хуже того, люди поддерживают это.

Натан нахмурился после этих слов и спросил:

— Кто поддерживает?

— Все. Все купцы с нашей улицы. Честно говоря, я потому и пришел. Я беспокоюсь за тебя. Я ведь знаю, что ты не такой.

— Не такой?

— Не из этих выскочек, которые вознесли себя над остальными.

— А так кто-то считает?

Онестус замолчал и встал, опираясь одной рукой на стол, будто боялся упасть. Он отвел взгляд от Натана, чтобы не смотреть ему в глаза, и тихо сказал:

— Да, так считают многие, кто с тобой знаком. Понимаешь, ты очень замкнут. Я-то тебя хорошо знаю, но они… Они — нет. Они думают, будто ты зазнался, будто ты ни во что их не ставишь, потому и не общаешься с ними.

— Но это полная чепуха! — возмущенно воскликнул Натан. Он настолько взволновался словами Онестуса, что даже вскочил со стула.

— Я понимаю, — стал утешать его Онестус. — Но сейчас ситуация куда хуже! Рано или поздно Бенигус пришлет своих людей и к тебе. Что тогда ты будешь делать?

— Ко мне?! — встревожено спросил Натан.

— Да! — подтвердил Онестус.

— Я пойду к Иллиру. Он же обещал всем нам защиту от зла, которое творил Примот.

— Ты? К Иллиру? — удивился Онестус. — Ты же его враг!

— С чего ты это взял?

— Ты же был приближенным Примота. Конечно, ты его враг!

— Нет! — с раздражением воскликнул Натан. — Все его «привилегии» он давал мне не за то, что я подлизывался к нему, а за мой труд. Я никогда не просил его об этих услугах.

— Но ты же не платил дань страже, а это как раз говорит о том, что ты был близок к Примоту. Он ведь защищал только самых близких и нужных ему людей.

— Все это было заслуженно трудом, этими самыми руками! — Натан протянул свои руки к Онестусу. Ладони чуть заметно тряслись от кипевшего в нем негодования. — Неужели ты считаешь иначе? Если да, то ты меня разочаровываешь.

Онестус смотрел на Натана. Ему очень хотелось сказать, что он считал себя не менее достойным внимания Примота, и об этом внимании он мечтал долгие годы, глядя на успехи Натана. Зависть уже давно застилала ему глаза, и он искал способ, как воспользоваться положением своего товарища. Но сейчас торговец не стал говорить всего этого, ведь знал, что эти слова испортят все. Он пришел к Натану с другой целью.

— Друг мой, Натан, я все это знаю! Я не считаю иначе. Я просто говорю тебе, что думают другие. Извини, если расстроил. Я просто боюсь, что ты в большой опасности и тебя никто не сможет защитить.

Натан чуть успокоился, а потом стал перебирать мысли насчет опасений Онестуса.

— Не может такого быть, что меня никто не защитит. Я же никому не сделал ничего плохого.

— Бенигус Неро потребует свое. Он заберет все, что у тебя есть.

— Ты уверен?

— Знаю. Кое-кто сегодня мне шепнул об этом.

— Кто?

— Не спрашивай. Будь уверен в моих словах. Если бы я не был уверен, я бы не стал тебе этого говорить.

Внезапно послышался стук в дверь. Собеседники затихли и испуганно посмотрели в том направлении. «Поздний час! Заканчивайте работу! Последний раз говорю!» — уже в третий за вечер гневно прокричал стражник, а потом за дверью послышались шаги.

— Тебе надо уходить из города, — зловеще прошептал Онестус.

— Уходить? Куда?

— Куда хочешь! Отправляйся в Антарсию к эстам или в Юкстомар на родину.

— Нет! Я не хочу никуда уезжать. Слишком поздно, чтобы бросить все, что я с таким трудом нажил.

— Ты не понимаешь? Речь идет не об имуществе, а о твоей жизни. Тебя убьют, если ты останешься.

— Но ты же сказал, что Бенигусу нужны только вещи.

— Я сказал, что он заберет все, включая твою жизнь.

Натан будто оцепенел. Он пристально смотрел на товарища и ничего не отвечал на его слова. Его лицо было хмурым, брови сильно опустились на глаза, будто он решал, как быть. Онестус тоже замолчал. Он сел напротив и стал ждать. В конце концов, Натан, не глядя на своего собеседника, сказал:

— Нет, никуда я не пойду. Если он решил прийти за мной, то пусть приходит. Хватит с меня. Однажды я уже убежал от судьбы, — Натан поднял глаза и посмотрел на Онестуса. — Я буду ждать его прихода.

— Опять ты за свое. Ты же сейчас про то, что бросил Аврелию, верно?

— Именно.

— Это не то же самое. Тогда ты ушел за лекарством, а сейчас на кону твоя жизнь!

— Для меня все едино. Я остаюсь.

— Зачем? Ты глупец! — неожиданно воскликнул Онестус. — Что ты творишь? Ты бы мог спасти себя, но ты хочешь все погубить!

— Я не смогу начать все заново, понимаешь? У меня не хватить больше сил.

— Тебе не придется. Я уверен, что со временем все уляжется, и ты сможешь вернуться. Возможно, года через два-три.

— А вдруг не уляжется? Да и потом, кто будет следить за моим имуществом? Бенигус?

— Я могу присмотреть за твоим домом. Если ты сейчас передашь все имущество мне, то ему достанется только мастерская. На крайний случай, я найду способ откупиться.

— А ты, я смотрю, уже все продумал.

— Натан, я беспокоюсь за жизнь друга. Моя судьба сейчас не так важна. Ты великолепный мастер своего дела. Нет лучше мастера во всех Южных Землях. Нельзя допустить, чтобы ты пострадал.

— Нет, Онестус. Это не мой путь.

— Тебя убьют и все, что тебе принадлежало, достанется прихвостням Бени. Если бы ты не был таким упрямым, ты бы смог спасти себя и свое имущество, — Онестус притих.

— Нет, это невозможно. Я не стану убегать. Я все сказал.

— Ты просто эгоист. Ты же знаешь, что стряслось с моим домом. Все сгорело при пожаре. Мы ютимся в лачуге… Каждый день моя жена убивает меня своими словами.

— Так может быть дело в этом? — Натан стал понимать истинные мотивы Онестуса, но тот вдруг прервал его размышления.

— Нет-нет, конечно. Прости. Просто я огорчился, что ты не хочешь воспользоваться моим советом. И честно говоря, я надеялся, что так я смогу спасти и тебя, и выйти из своего положения.

— Лучше бы ты просто попросил помощи, а не пытался подняться с колен за мой счет, пугая Бенегусом.

— Попросить помощи? — ком встал поперек горла Онестуса. Для него было подобно смерти просить о помощи Натана. Он, хоть и не говорил этого, но всегда думал про Натана так же, как и другие купцы, просто Онестус был умнее и хитрее других. Торговец тканями пользовался Натаном. Наладив отношения с ним, он получал от него эксклюзивные заказы. Это немного сказывалось на его репутации среди купцов, но, в конце концов, кто-то должен был быть поставщиком для знаменитого портного.

— Натан, я привык добиваться всего самостоятельно, — надменно произнес Руфс. Но в данной ситуации это прозвучало, по меньшей мере, странно.

— И поэтому ты решил сделать так, чтобы я отдал тебе все и покинул город? Умно.

— Неужели ты действительно такой, как все говорят? Долгие годы мы были друзьями, а сейчас ты говоришь мне такое — обвиняешь в такой подлости.

— Не обижайся, Онестус, но твое предложение именно так и выглядит. Хотя, может, я и ошибаюсь.

— Это унизительно! — сквозь зубы процедил Руфс. — Я всегда был на твоей стороне.

–Я ценю это, — Натан стал беспокоиться, что перегнул палку. — Я, правда, подумаю о том, что ты сказал.

Онестус замер и с разочарованием поглядел на Натана, а потом сказал:

— Да, обязательно, подумай. Надеюсь, ты поймешь, что ошибаешься, — он протер ладонью вспотевший лоб, и резко направился к двери, но у самой двери добавив: — Уже час поздний.

Онестус вышел из мастерской, не попрощавшись и даже не закрыв за собой дверь. Натан сидел за столом и смотрел в зияющий проход в двери, из которого слышались звуки ночного города: тихий лай собак вдали, пение соловья и далекие, эхом разносимые голоса людей. В душное помещение потянуло ночной прохладой с моря. Бриз закрутил языки пламени свечей, и они с ярким мерцанием погасли. Мастерская погрузилась в темноту.

В тот же вечер Натан отправился к виноделу Поплу. Тот подолгу не закрывал свою винную лавку, особенно для своих постоянных клиентов, поэтому портной частенько засиживался у него. И в этот вечер Натан Алфаят задержался за кружкой вина. Попл бросил лишь один скользящий взгляд на старика, чтобы догадаться, что он был чем-то расстроен. Слово за слово, и Натан рассказал ему о разговоре с Онестусом. Обычно веселое лицо Попла обрело несвойственное ему серьезное, холодное очертание. Из его уст прозвучало:

— На самом деле, он прав. Окружающие о тебе дурного мнения, Натан. Уж не серчай на меня. Странно, что ты сам не замечал этого.

После этого Натан притих. На его глазах непроизвольно заблестели слезы, хотя он и не собирался плакать. Ему стало стыдно, что слезы так против его воли намочили его глаза, ведь он не чувствовал, что хочет плакать. Он незаметно протер глаза. «Должно быть, ветер надул», подумал он, а потом вступился за себя.

— Знаю, какого они мнения. А сами они лучше меня? Тоже ведь со мной не особо общались.

— Тут речь именно о твоих привилегиях у покойного Энрике. Им кажется, что из-за их наличия ты считал себя выше других. И, я тебя уверяю, со стороны действительно возникает ощущение, будто ты высокомерный, — Попл добродушно улыбнулся на последних словах.

— Идиоты. Ничего подобного во мне нет.

— Ты удивишься, но простое общение растворило бы это недоверие. Я годами работаю с людьми и понял, что самые обычные недосказанности рождают непонимание. Где непонимание, там страх, зависть и прочие пороки. Из них черпает свои силы ненависть. Надо только быть более открытым, и недоверие рассеется. Люди любят тех, кто открыт и общителен.

Натан хотел не согласится с виноделом, но не стал ничего говорить. Больше они не вступали в дискуссию. Старый портной какое-то время побыл в лавке, а потом направился домой.

***

Не успел Онестус пригнувшись войти в узкий дверной проем лачуги, где его семья теснилась последние несколько дней, как из темноты раздался ровный глухой голос его жены:

— Где ты пропадал?

— Ходил по делам, — коротко ответил Онестус.

Он взглянул на жену — она была бледная, как луна. На ее лице ясно виднелись темные пятна, под которыми скрывались глаза. Легкий блеск выдавал недавно засохшие слезы. Все это время она проплакала.

— Я больше так не могу. Я не могу здесь находиться…

— Тасия, найди в себе силы перетерпеть эти трудности. Я знаю, что нам сейчас очень тяжело, но я практически нашел решение.

Онестус хотел подойти к ней и обнять, но она отступила и легонько оттолкнула мужа.

— Какое решение? — равнодушно спросила жена. Она бросила на мужа несчастный взгляд, в котором уже нельзя было различить ни лучика воодушевления.

— Пока я ничего не могу тебе рассказать, но обещаю, что все изменится в скором времени.

Онестус осторожно продвинулся вглубь полностью темного помещения к прогнившему обеденному столу. Где-то там стоял табурет. Он на ощупь нашел его и сел как можно тише.

Комнатушка, где они разговаривали, была так мала, что походила на загон для лошади. Там было все: обеденный стол, кровати-нары в два яруса, маленький очаг в углу и вши, которые безжалостно грызли временных хозяев помещения. Трое детей спали на верхней полке, прижавшись друг к другу как можно сильнее, чтобы уместиться на узкой перине. Комнату ничего не освещало, окон не было. Внутри стояла духота, пахло навозом и потом. Такие лачуги были предоставлены всем погорельцам после недавнего сражения. Раньше здесь жили рабы, но Иллир освободил их и нанял в армию.

Онестус Руфс не так давно мог бы купить себе целый особняк за чертой города, но все деньги были вложены в большую партию товара, которая, к несчастью, прибыла до того, как начался пожар. Все их будущее унес огонь. Тасия предупреждала его, что очень рискованно тратить все сбережения на товары в такие времена, но Онестус только отмахнулся от нее. Теперь вши пили их кровь.

Тасия присела рядом. Ее голова была опущена. Она тихо заговорила:

— Недавно ты обещал, что мы обогатимся и станем самой влиятельной семьей в Эзилате среди торговцев. Тогда ты тоже не хотел мне ничего говорить. Если бы я не узнала сама, что ты спустил все деньги на эти тряпки, то так и не поняла бы, как мы оказались в этой дыре.

— Тасия, прошу тебя, — жалостливо обратился к жене Онестус.

— Что?

— Не надо сейчас об этом. До того я никогда не подводил тебя.

— До того, ты всегда советовался со мной, был открыт, а теперь ты действуешь в тайне, — Тасия встала и не глядя на Онестуса подошла к кровати. — Ты убил нашу семью, а не привел к величию.

Ее худенькая фигура растаяла в темноте так же неожиданно, как и появилась. Она легла на кровать и забилась в самый угол у стены, укрывшись мешковиной.

Онестус заметил, что Тасия даже не взглянула на него, прежде чем отправиться спать. Это больно ранило его сердце. Ему было тяжело, как никогда. Он молча сидел на стуле, опершись на стол, погрузившись в тяжелые размышления. Впервые за долгие годы он был напуган. Все струнки его нервов были чрезвычайно натянуты, но, не смотря на все, что говорило против его затеи, он твердо решил действовать.

***

На следующий день Онестус направился к городской крепости. Там он планировал найти Оликуса — центуриона¹ средних лет, служившего под началом Бенигуса Неро. Руфс, в сложившейся ситуации, не мог пустить вопрос с Натаном на самотек — не было никаких гарантий, что Бенигус вообще заинтересуется им. Сейчас были такие шаткие времена, что такие люди, как Бенигус и сами находились под пристальным взором.

Онестус, казалось, обдумал все. У него был план. Он прекрасно осознавал, что если он пойдет к Бенигусу, то тот, ко всему прочему, задастся вопросом, зачем это нужно ему? Цена у Бенигуса была слишком высокая.

Оликус не был рядовым центурионом-вышибалой, у него был свой небольшой отряд из пяти человек. Они собирали дань по мелким купцам, типа Онестуса Руфса, с которым он водил знакомство уже несколько лет. Онестус пару раз пользовался его услугами там, где не мог марать свои руки. О грязных делишках Оликуса ходили слухи среди воинов, но кто решится идти против центуриона. Тем не менее, Оликус был достаточно осторожен. Все проверенные «клиенты», чтобы выйти на связь, должны были вставать напротив входа в крепость и кормить гусей, которые паслись под стенами. Нехитрая шифровка позволяла Оликусу понять, кому требуется его «помощь».

Торговец отлично знал, когда Оликус появлялся на выходе из крепости. Он прождал все утро, но тот так и не появился. Онестус обреченно побрел обратно в свою лачугу. Тем не менее, вечером в двери его жилища постучались. Онестус не успел подняться с кровати, и дверь открыла Тасия. Она увидела перед собой высокого крепкого мужчину с очень короткой прической. Оликус был так широк, что его рук не было видно из-за прохода, а дверной проем был для его мощной фигуры настолько низок, что, если бы он захотел зайти, ему бы пришлось заметно пригнуться.

— О, Тасия…, — с пошлой ноткой в голосе сказал он. На его лице заиграла отвратительная улыбка.

— Чего тебе? — сухо спросила Тасия.

— Я к твоему… муженьку.

— Денег нет, — отрезала Тасия. Она подумала, что он пришел за очередным платежом.

— Я не за ними. Онестус сам позвал меня… Хотя, раз денег нет, то и дела не будет, — он засмеялся.

Тасия обернулась к мужу и с заметным разочарованием поглядела на него. Онестус прошел мимо нее, виновато наклонив голову, покинул лачугу и последовал за центурионом.

— Ну-с, что тебе надо? Зачем звал? — сурово спросил Оликус.

Он шел гордой походкой, держал руки на большой пряжке ремня. Одежда на нем была гражданская, неприметная. Человек явно не хотел привлекать к себе ненужное внимание. Онестус шел рядом и нерешительно оглядывался, пытаясь убедиться, что за ними никто не следует. В каждом его движении чувствовались нервозность и страх. Сейчас он был похож не на крупного матерого хряка, которым он ощущал себя в окружении других купцов, а на маленького поросенка, которого зажали в углу.

— Нужно кое-кого припугнуть, — наконец нерешительно начал он. — Чтобы человек убежал из города.

Произнеся вслух эти слова, Онестус, наконец, понял, насколько низко пал, но не мог все так закончить. За всю свою жизнь он часто поступал неправильно, но никогда не делал ничего подобного.

Они завернули за угол и оказались в довольно узком переулке между деревянными строениями. Уже вечерело, и людей на улице было очень мало.

— Припугнуть? Кого это?

— Тебе знаком Натан Алфаят? — стыд передавил горло Онестуса. Он, чуть ли ни кряхтя, выдавил из себя имя человека, который долгое время был его другом.

— Ты хочешь, чтобы я его припугнул? — удивился Оликус.

— Э-э… да, — нетвердо ответил Онестус.

— Чем это он тебе не угодил? Он же вроде твой приятель.

— Нет-нет. Я в какой-то степени опасаюсь за него, но он не слушает моих советов.

— Ха! То есть ты просишь меня припугнуть его, потому что опасаешься за него? Где тут связь?

Онестус не хотел говорить о своих мотивах, но историю Натана он был не прочь раскрыть. Онестус слишком долго ждал. Он ждал все года, пока «дружил» с Натаном, что «великий портной» познакомит его с кем-нибудь влиятельным, ждал, что и ему — Онестусу Руфсу, перепадет честь подержаться за руку с самим Энрике Примотом, ждал, завидовал, но не дождался. Натан ничего подобного так и не сделал, а Онестус пару раз точно да намекал. Примота свергли, да и Натан теперь уже не такой «великий» портной.

— Он был на стороне Примота — не платил Бенигусу Неро. Я боюсь, что Бенигус придет за ним и, если не получит своего, то убьет. Я советовал ему уехать из города, но он меня не слушает.

— Чепуха! Бени нет дела до него — Натан слишком мелкая сошка. Да почти все толстосумы скупали у него шмотки, но там не те деньги, которые могли бы заинтересовать Бенигуса. Он бы не стал рисковать ради этих грошей. Хотя я бы с удовольствием помял кулаки об его старую морду — уж больно он высоко задирал свой нос.

— Как бы там ни было, если не Бени, то люди Иллира им заинтересуются. Тут все предрешено.

— Твой старик никому не нужен. Успокойся.

— Оликус, это мое дело. Я готов заплатить. Для меня это важно.

Оликус нахмурился и поглядел на Онестуса.

— Никогда не замечал за тобой такой «заботы» о ком-то, — он тяжело выдохнул и, лениво почесав пузо, сказал: — Как скажешь, я сделаю это. Но это будет стоить тебе 200 ассов². Золотом.

— Шутишь?

— Я похож на шутника?

— Это очень много. У меня есть только 50.

— Ты со мной торгуешься? Приходи, когда будет вся сумма.

— Давай хотя бы 100 ассов.

— 200.

— 150?

— Слушай, ты! — Оликус схватил Онестуса за грудки. — Я тебе ни какой-нибудь жалкий торгаш. Либо ты платишь 200 ассов золотом, либо я вышибу из тебя и твоего старичка всю дурь ради забавы.

— Понял-понял… — испугано завопил Онестус. Когда Оликус отпустил его, он поправил тунику и стыдливо огляделся по сторонам. — Можно хотя бы разбить на две части?

— Нет. Всю сумму сразу. Золотом. Приходи, когда будешь готов.

Оликус развернулся и ушел не прощаясь. Онестус еще какое-то время пребывал в размышлениях. Сумма была для него слишком большой. Раньше такие деньги он даже не считал, но сейчас они хорошенько помогли бы поправить его положение.

Когда Онестус вернулся домой, он обнаружил лачугу пустой. На очаге в большом глиняном горшке что-то кипело, пар пробивался сквозь щель из-под крышки. Онестус осмотрелся: ни детей, ни жены. Тасия собрала их одежду и куда-то ушла. Он хмуро покачал головой, догадавшись, что жена оставила его и ушла к легионеру Варию. Онестус знал о нем, но ничего не говорил. Ему важнее было, чтобы больше никто об этом не узнал.

***

Все-таки он нашел часть денег: в вещах ушедшей жены ему удалось найти некоторые ее драгоценности, подаренные им же. Тасия оставила все, что ей не принадлежало. Онестус, скрепя сердцем и с надеждой вернуть жену, когда он получит имущество Натана, отнес все найденное в местный ломбард. Он выручил девяносто один асс. Потом он отправился к некоторым своим знакомым и занял еще, но ему все равно не хватало около тридцати монет. Страшная мысль посетила его голову: что, если он займет оставшиеся деньги у Натана.

Онестус пришел к нему на следующий день. Как бы извиняясь, он остановился в дверном проеме лавки, дожидаясь приглашения. Натан искоса посмотрел не него и тихо проворчал:

— А, это ты, — Натан не отрывался от своего дела.

Он еще обижался на Онестуса, поэтому он сказал: «А, это ты», будто не узнал его по звукам шагов, хотя всегда узнавал до этого по тяжелой поступи по самому краю ступеней и скрипу третьей ступени. Так входил только Онестус. Натан продолжил:

— Я еще не успел подумать. Прошло всего пара дней.

— Я не за тем, Натан, — смущенно отозвался Онестус.

Натан озадачено поглядел на товарища. Тот будто не находил себе места, грузно стоял в проеме.

— Я тогда, пожалуй, погорячился.

— Возможно, — многозначительно ответил Натан.

Натан еще был под впечатлением от разговора с Онестусом и Поплом. Он действительно раньше не задумывался о том, как к нему относятся люди. Но после этого случая он стал более внимательно следить за реакцией окружающих его людей и замечать косые взгляды. Это немного пугало его, но этого не было достаточно, чтобы Натан стал меняться.

Онестус нерешительно вошел вглубь лавки.

— Я не буду настаивать на том, что говорил. Я был не прав. Ты сам должен все решить. Да, я не прав, — Натан внимательно смотрел на Онестуса. — Я и сам оказался в затруднительном положении, поэтому и погорячился, — торговец жалостливо посмотрел на Натана. — Моя Тасия, она так страдала, живя в той лачуге…

— Страдала? — перебил его Натан.

— Позавчера она ушла. Я ее больше не видел.

— Как? Куда? — воскликнул Натан.

— Без понятия! — тихо прошипел Онестус. — Но тише-тише! Никто не должен знать.

Конечно, он знал, куда ушла жена, но ни за что в жизни не сказал бы хоть кому-нибудь правду. Для Онестуса важнее всего была его непоколебимая репутация среди торговцев Эзилата. Он так долго ее растил, что не мог представить, как она когда-то рухнет.

— Как я тебе сочувствую…

— Не надо, — вдруг неожиданно твердо сказал Онестус. — Если я сейчас поправлю свое положение, она сама вернется, но мне нужны деньги…

— И сколько же тебе нужно?

— Я перебрал все, что у нас осталось, и все продал. Мне не хватает всего лишь пятьдесят ассов. Я бы смог купить захудалый домик на окраине Эзилата.

Он, конечно, понимал, что захудалого домика на окраине Эзилата будет недостаточно, поэтому не видел в этом решения своей проблемы. Руфс с каждым шагом приближался к своей главной цели, хотя пелена от осознания величины проступка застилала рассудок.

— Это не так много! Я бы мог тебе помочь.

— Правда? Боги, Натан! Что ты за человек!

Натан, недолго думая, вскочил со стула и побежал на второй этаж, где располагалась спальня. Там стоял сундук с деньгами. Он был так рад помочь близкому человеку, что совсем позабыл о неприятном осадке после их последнего тяжелого разговора. Он только и думал: «Что же ты сразу не сказал сделать так!»

Натан вручил деньги товарищу, и они обнялись, как раньше, хотя Онестус в глубине души чувствовал неуемную вину. Он вбивал гвозди в гроб дружбы с Натаном один за другим. Руки его тряслись, но желания остановиться уже не было.

Собрав всю сумму, Онестус стремглав покинул Натана и на следующий день вновь встретился с Оликусом. Центурион принял деньги и, ехидно подшучивая над торговцем, отправился обратно в казармы. Он не собирался марать свои руки, а решил приказать кому-нибудь из воинов навестить портного. У новой власти с подачи таких, как Онестус, возникало много вопросов к подобным отщепенцам, как Натан, пользовавшихся благами при правлении Энрике Примота. В сотне Оликуса был один человек, который без лишних вопросов посадит в темницу любого только за то, что человек хорошо отзывается о Примоте.

Примечания

1

Средний военный чин в армии Эзилата. Центурион командует сотней или центурией.

2

Ассы — монеты в Эзилате. 1 асс равен примерно 7$ или 500 руб. в современных деньгах.