Глава 8
Бородатый человек с носом картошкой, внимательно разглядывавший Розали, в одинаковой степени мог быть и художником, и преступником. Она пыталась заглянуть в его водянистые глаза под тяжелыми веками, но человек упорно смотрел на ее левое ухо. Судя по лопнувшим венам на щеках, он был пьяницей. Розали вовсе не желала с ним знакомиться, однако Ирен потащила ее к бару.
Незнакомец прищурился, и внутри Розали что-то шевельнулось. Наверное, предостережение. Розали с недоумением посмотрела на подругу. Почему та настаивает на знакомстве?
— Это Пьер, — сказала Ирен, игнорируя ее недоуменный взгляд.
— Выпить хотите? — спросил он.
Розали заметила у него два выкрошенных передних зуба, затем посмотрела на обувь Пьера. Обувь могла сказать многое о владельце. На ногах Пьера были дорогие итальянские кожаные ботинки.
— Перно, пожалуйста, — подняв голову, сказала она.
— Хороший выбор, — похвалил Пьер.
— Пьер хочет кое-что тебе рассказать, — сообщила Ирен.
— Что, в самом деле? — спросила Розали, постукивая по барной стойке.
Прежде чем заговорить, Пьер стал разглядывать ее лицо, отчего ей стало не по себе. В его взгляде было что-то угрожающее. Она видела, как напряглась у него кожа вокруг глаз. Казалось, он что-то прикидывает в уме.
— Как бы вы повели себя, скажи я вам, что у вашего отца есть секрет? — наконец спросил Пьер.
Розали нахмурилась. Откуда этому человеку известно, кто ее отец?
— Я бы посмеялась над вами, — ответила она.
Что-то внутри подсказывало ей: стоит связаться с этим типом — и обратного пути не будет.
Пьер склонил голову набок и вновь пристально посмотрел на Розали:
— Это было бы ошибкой.
— Откуда человек вроде вас может что-то знать о моем отце?
— Я могу передать сведения полиции.
Опасность расходилась от него волнами, подобно приторно-сладкому запаху одеколона.
— Что это за сведения? — спросила Розали.
Он нацарапал несколько слов на клочке бумаги, увидев которые она удивленно изогнула брови.
— Ну как? — усмехнулся Пьер. — Вам интересно спасти отцовскую репутацию?
— У вас есть доказательства?
— Есть.
— И что вы хотите взамен?
— Скромное вознаграждение.
— Насколько скромное?
Дверь бара широко распахнулась. Вошла компания богатых молодых людей, несколькими годами старше Розали. Они смеялись и подшучивали друг над другом, споря, какой сорт шампанского будут пить. «Какие веселые парни», — подумала она, и ей отчаянно захотелось быть одной из них.
Пьер прошептал ей на ухо.
— У меня таких денег нет.
— Уверен, вы решите эту задачку.
Розали еще раз взглянула на богатую компанию и, быстро приняв решение, повернулась к Пьеру:
— В таком случае встретимся послезавтра. Мне еще надо посмотреть на ваши доказательства.
— Нет! — отрезал Пьер. — Встретимся завтра.
На следующий день, пока мать дремала в гостиной, устроившись в шезлонге, Розали прокралась в родительскую спальню. Из-за тяжелых бархатных штор там царил полумрак. Она сознавала рискованность затеи. Куда безопаснее было бы дождаться, когда мать отправится на традиционный еженедельный обед с подругами.
Неужели Пьер действительно обратится в полицию? Какие сведения у него есть? Всю ночь Розали провалялась без сна, крутя эту ситуацию в голове. И теперь она вставила похищенный ключик в замок старинной шкатулки для драгоценностей, которую мать хранила на полке гардероба. Отец намеревался установить в квартире сейф, но, к счастью для Розали, его намерение еще не осуществилось. Она открыла шкатулку, подняла отделанную перламутром крышку, затем выдвинула нижний ящичек, обитый атласом. Внутри, в бархатных мешочках с завязками, хранились самые мелкие украшения. Розали годами примеряла фамильные драгоценности, а мать и не догадывалась. Розали взяла пару сверкающих сережек, отсутствие которых вряд ли будет замечено, вместе с бархатным мешочком. Услышав шаги в гостиной, она быстро вернула шкатулку на место, покинула спальню и бесшумно помчалась к себе в комнату.
Этим вечером она танцевала, как никогда прежде. Ее движения были предельно чувственными и даже опасными. В зеркалах на стенах переполненного, прокуренного зала отражались огни. Розали убыстряла темп, качая бедрами и ощущая себя колдуньей. Потом она повернулась к залу спиной и завертела задом, скромно прикрытым перьями. Послышались ликующие возгласы зрителей. Она вскидывала ноги, изгибалась всем телом. Эротичность ее танца заряжала и без того возбужденную аудиторию, приводя на грань неистовства.
Когда выступление закончилось и шум стих, Розали отправилась на разговор с Пьером. На этот раз Ирен благоразумно отошла, понимая, что она здесь лишняя.
— Вы принесли то, что мне нужно? — спросил он, когда они, взяв выпивку, уселись в нише.
Розали осторожно показала ему серьги.
— Миленькие! — присвистнул он. — Но я говорил про наличные деньги.
— Я не смогла их достать. Это бриллиантовые серьги, и они стоят гораздо дороже.
— Зато их и проследить легче, — поморщился Пьер.
Розали улыбнулась. Разговор начинал ей нравиться.
— Уверена, вы решите эту задачку. Так что у вас есть для меня?
Пьер шумно вдохнул, затем наклонился к Розали:
— Все не так просто. Начну с того, что ваш отец пользуется чужим именем.
— Да? — недоверчиво нахмурилась Розали. — С какой стати это ему понадобилось?
— Чтобы обманывать правительство.
— Не говорите глупостей! — засмеялась она. — Теперь понятно, что вы ничего не знаете о моем отце.
Пьер наклонил голову и фальшиво улыбнулся:
— Мне довелось прочесть статью, в которой цитировали вашего отца. Там же была его фотография.
— Знаю, о какой статье речь. Ее напечатали в «Тан». Он говорил об успехах в восстановлении Франции после войны. Он работает в этом департаменте.
— И вы им гордитесь?
Розали фыркнула:
— У меня с отцом не те отношения, а вас это вообще не касается.
— Значит, вам не интересно узнать, что ваш отец создал свою небольшую строительную компанию?
— Боже, какая скука!
Пьер снова наклонил голову:
— Так вот, в эту несуществующую компанию были влиты значительные суммы государственных денег за несделанную работу.
— И где, черт побери, вы добываете все эти сведения?!
— У меня есть свои источники.
— Да? Ну так идите в полицию.
Пьер прищурился:
— Полиция за такие сведения не платит.
— И вы принесли доказательства?
Пьер протянул ей папку:
— Вы найдете их здесь. Моя кузина — назову ее так — работает в банке, куда поступают деньги и откуда ваш отец их получает. Как я говорил, ваш отец пользуется подложным именем, но моя кузина узнала его по фотографии в «Тан».
— Где находится банк?
— Все есть в папке. Банк находится в дальнем пригороде, и при других обстоятельствах никто бы не узнал вашего отца. Правительственные чиновники — это, как правило, серые, безликие люди. Опять-таки при других обстоятельствах его лицо не появилось бы в газете, но, поскольку в его министерстве сейчас нет министра, пришлось светиться ему.
— Но зачем моему отцу понадобилась подставная компания? Бессмыслица какая-то!
— У вашего отца есть и другой секрет, о котором вы тоже не знаете.
Розали уставилась на него, ощущая неприятное чувство в груди.
— Неужели вторая семья?
— Спешу успокоить вашу душу: нет, — засмеялся Пьер. — Он склонен к азартным играм.
— Где?
— В частных тайных клубах.
— А почему бы вам не пойти прямо к моему отцу?
Пьер скривил губы:
— Потому что он мигом взбрыкнется, а меня, скорее всего, арестуют как шантажиста.
— Вы и есть шантажист.
— Возможно. — Пьер взял серьги и улыбнулся. — Но я не жаден. Этого мне вполне хватит.
— Кто еще знает об этом?
— О банке знает только моя кузина. Но у меня есть помощник, который работает в одном из частных клубов. Каждому из них известна лишь часть правды. Я единственный, кто соединил обе части и сделал выводы.
На следующий день — это было воскресенье — Розали не находила себе места. Ее нервы натянулись до предела. Показывать папку отцу или нет? Если покажет, он разозлится, в том числе и на нее, и будет все отрицать. А если утаить, что тогда? Аппетиты Пьера и его кузины могут возрасти. Шантажист потребует новой дани или даже обратится в полицию. Если разразится скандал, ее семья потеряет все. Отец может попасть в тюрьму. Розали не относилась к отцу с обожанием, но и ненависти к нему не испытывала. Во всяком случае, если она отдаст ему папку, это убережет его от позора и бесчестья.
Обед, как всегда, тянулся долго и уныло. Мать жевала еле-еле. Нервничающая Розали постукивала ногой по полу, за что родители отчитали ее, напомнив о правилах поведения за столом. Едва встав из-за стола, она сбегала к себе в комнату и вернулась с папкой.
— Папа, тебе нужно это посмотреть, — сказала она, протягивая папку отцу.
Тот даже головы не поднял.
— Ты же видишь, я читаю. Положи, потом взгляну.
— Папа, твое чтение обождет. Это важно.
— Не смей так разговаривать с отцом! — взвилась мать. — Что ты себе позволяешь?
— Но маман…
— Хорошо, давай сюда, — сказал отец и взял папку.
Розали с беспокойством следила, как он открыл папку и начал читать. Его лицо побледнело.
— Что это? — спросила мать.
Отец отвернулся. Тогда мать вырвала у него папку.
Розали застыла на месте и затаила дыхание. Отец глядел в пол и тяжело дышал.
В гостиной стало зловеще тихо.
Потом мать встала с дивана. Ее лицо было белым и перекошенным от гнева. Подойдя к Розали, она с силой ударила дочь по лицу:
— Как ты смела?!
Розали вскрикнула и попятилась назад, потирая ударенную щеку.
Отец забрал папку у жены и попытался спрятать, но у него тряслись руки. Прежнего самодовольного выражения лица как не бывало.
— Чушь какая-то! — бросил он. — Как ты могла принести мне эти гнусные бумажки?
— Мне это дали. Я подумала, что тебе необходимо знать.
— Нелепость! — усмехнулся он, однако в его злости ощущалось что-то еще. — И ты всерьез поверила в эту грязную инсинуацию?
— Я… я не знала, чему верить.
— Довольно! И слышать больше не желаю!
Родители как-то странно переглянулись. Розали не сомневалась: мать что-то знает об этом.
— Вероломная маленькая дрянь — вот ты кто! — язвительно бросила ей мать. — Чем раньше ты покинешь наш дом и начнешь жить самостоятельно в реальном мире, тем лучше. Тогда ты быстро убедишься, насколько тяжела жизнь.
Розали в слезах убежала к себе в комнату. Вскоре она услышала, как громко хлопнула входная дверь. Отец покинул квартиру, хотя всегда проводил воскресные дни дома.
Боль в щеке не унималась. Розали сидела у себя в комнате, раздумывая, как ей быть. Снаружи доносился стук материнских каблуков. Мать безостановочно ходила по коридору и прихожей.
Через несколько часов отец вернулся.
Родители о чем-то говорили. Сначала вполголоса, затем все громче. Мать всхлипывала и обвиняла отца. Потом отец хлопнул дверью. Как ни хотелось Розали узнать, в чем дело, она понимала: ей все равно не скажут. Более того, еще и назовут виновной.
Ее глаза были полны слез.
— Это нечестно, — бормотала она. — Моей вины здесь нет.
Она ведь пыталась помочь, она честно хотела предупредить отца. Но она хорошо знала родителей. Этого ей никогда не простят. Мать уже ненавидела ее — позднего, нежданного и нежеланного ребенка, вечно лезущего не в свои дела.
И вдруг она поняла, как ей поступить. То, что могло случиться, все равно случится, а с ней или без нее — значения не имело. Если она останется, ее посадят под замок и выход из домашней тюрьмы будет только один — замужество. Ни на что другое мать не согласится. А если при этом еще разразится семейный скандал? Ясно одно: танцев в ее жизни больше не будет. И не только. У нее и жизни-то больше не будет. Уехать к Клодетте не получится: сестре и так хватает хлопот с тремя дочерьми.
Будущее пугало, однако Розали гордилась своей независимостью и умением легко приспосабливаться. Ей ничего не стоит сняться с места и уехать куда-нибудь.
Пора проверить, так ли это на самом деле.
В родительском доме ее ничто не держало.