Прекрасные наполовину

Даниил Горбунов

1925 год, США. По стране колесит бродячий цирк, в котором работают необычные артисты: человек-волк, бородатая женщина и другие. Посетители платят деньги за то, чтобы посмотреть на них, смеются, тычут пальцами и бросают помидорами. Им невдомек, что у всех этих людей точно такие же чувства, как и у них, они так же хотят любить и быть счастливыми. Кто они? Безобразные чудовища или загубленные обществом души?

Заповедь

© Даниил Горбунов, 2016

© Иван Перчугов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Добро пожаловать в цирк

В то прекрасное лето 1925 года цирки то и дело колесили от северных штатов к южным, от западных к восточным. Лето выдалось воистину хорошим, хотя в принципе то же самое можно было сказать и о лете прошлого и позапрошлого года. Самым важным было то, что Первая Мировая война давно закончилась, а Великая Депрессия ещё не началась. Лето — это то время, когда большинство людей испытывают неожиданное умиротворение, тебе начинает казаться, что каждый человек на Земле счастлив, как бы неправдоподобно это не звучало. Тебе просто хочется посидеть в теньке, полакомиться мороженым или понежится на пляже. Лето — это ещё и время для блаженства, для долгожданного отдыха.

А знаете, чем ещё хорошо это время года для цирков? Конечно, каникулами. Тысячи школьников забыли об учёбе на последующие три месяца. А куда они, спрашивается, будут просить отвести их родителей. Конечно, в парки аттракционов, кинотеатры или цирки.

Этим-то и хорошо лето, а для цирка Бенджамина Голдмена, уже не один раз исколесившего страну, лето 1925 года было самым запоминающимся.

Хозяин цирка, этот Бенджамин Голдмен, не был, как это говорится, знаменитостью, хотя цирк его во многих маленьких городах приобрёл известность. Сейчас цирк Голдмена по восточному побережью США постепенно продвигался на север, в Нью-Йорк. Он старался заехать в каждый город, каким бы крошечным тот не был, и в каждом городишке, должно признать, цирк встречали весьма приветливо, почти всегда с аншлагами. Вот и в тот день, с которого мне бы хотелось начать эту историю, в цирке Голдмена был очередной аншлаг.

В тот жаркий июньский день людей собралось действительно много. Все толпились около большого шатра цирка и около маленьких фургончиков, которые служили одновременно и гримёрными, и домами артистов. Ветерок разносил приятный запах леденцов, перемешанный с запахом лошадей. Повсюду сияли улыбки, не было, наверное, ни одного человека, который бы в этот момент не улыбался.

Но около четверти всех людей толпились вовсе не у главного шатра, а у какого-то наспех построенного здания. Хотя здание это и было построено на скорую руку, выглядело оно весьма привлекательно. Но толпу, скорее всего, привлекала не архитектура здания, а надпись на нём. Большими разноцветными буквами было написано: «Фрик-шоу». Приблизившись к этому зданию, можно было различить на его дверях столь же яркую афишу, которая гласила:

«ДАМЫ И ГОСПОДА

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В НАШ ЦИРК УРОДОВ!

Только у нас вы сможете увидеть знаменитую бородатую женщину,

оборотня Мартина, человека-гору, дурочку Дороти,

сиамских близнецов Эллу и Эмму, безрукого Лари,

и конечно, нашу гордость, человека-червя!

Только в нашем цирке уродов!!!»

Чем больше людей читало эту афишу, тем больше становилась толпа ожидающих, когда откроется, наконец, этот цирк уродов с такой многообещающей рекламой на дверях. И вот дверь распахнулась, на улицу вышел усатый мужчина в чёрном цилиндре.

— Дамы и господа, дамы и господа! — громко заговорил он с небольшим французским акцентом, — приглашаю вас на фрик-шоу, стоимость представления всего три доллара!

Люди начали доставать деньги и подходить к этому усатому мужчине. Мужчина снял свой цилиндр, и когда ему протягивали деньги, он подставлял свой головной убор, и купюры одна за другой ложились на дно шляпы.

— Заходите! Всего три доллара, и вы увидите столько диковинных вещей, сколько в жизни не видывали! — кричал он зрителям, явно сомневающимся идти им на фрик-шоу или нет.

В итоге толпа рассеялась, все, кто хотел зайти в цирк уродов, попали в него, кто сомневался — остались на улице.

Изнутри здание выглядело очень странно: по всему периметру комнаты стояли импровизированные пьедесталы в форме полукруга. Но кто или что находилось на этих пьедесталах, не было видно, потому что это что-то было закрыто ярко-красными шторами. Казалось, будто эти загадочные, закрытые шторами возвышения, находившиеся в этой комнате, были чем-то вроде вольеров или каких-то клеток.

— Дамы и господа, за этими шторами скрываются необычные люди, — начал говорить ведущий. — Но назвать их людьми навряд ли повернётся язык. Они те, от кого, как говорят, отвернулся Бог! Это страшные существа, которых отвергло всё человечество! Поверьте, сейчас в этой самой комнате находятся чудовища, которые могут по-настоящему напугать вас!

Ведущий подошёл к первому пьедесталу и взялся за штору, приготовившись показать зрителям того, кто за ней находится.

— Здесь у нас сидит одна женщина, — проговорил он, — поверьте мне, она могла бы стать первой красавицей Америки, если бы не одно «но», у этой женщины растёт борода!

С этими словами ведущий быстрым жестом отдёрнул штору, и зрители увидели сидящую на стуле чёрноволосую девушку. Женственные черты её лица, красивые карие глаза, нежную розовую кожу дополняла чёрная взлохмаченная борода. Если бы не эта борода, девушка и вправду была бы писаной красавицей, но этот уродливо смотрящийся на ней мужской атрибут портил всю её внешность. Девушка сидела, сложив руки на коленях, она старалась не смотреть на зрителей, её взгляд был устрёмлён куда-то вдаль. Она производила впечатление гордого человека, который бы ни за что на свете не дал себя обидеть, но судьба, видимо, не учла эту её особенность характера, и ей придётся до конца своих дней терпеть насмешки.

Зрители сначала смотрели на неё с удивлением, но постепенно их лица стали выражать полную неприязнь. Особенно это было видно по мужчинам, которые с презрением и отвращением смотрели на бородатую уродину, наверное, они представляли её в роли чей-то жены. Послышался смех, когда все обернулись, что бы посмотреть, кто это смеётся, то увидели трёх прижавшихся к друг другу девушек.

— Да, дамы и господа, такие женщины существуют, — продолжал ведущий, — но вас, я вижу, не очень впечатлил вид этой несчастной девушки, поэтому я предлагаю отправится дальше, у нас ещё много приготовлено для вас сюрпризов!

Зрители последовали за ведущим. Он подошёл ко второму пьедесталу, и вновь взялся за штору, интригуя таким образом зрителей.

— А здесь находится мужчина, — говорил ведущий. — Ещё, должно быть, в детстве его родители заметили у сына странную особенность: его позвоночник так сильно искривился, что он стал похож в буквальном смысле на знак вопроса! Человека с таким большим горбом, могу поспорить, вы точно не видели!

Таким же изящным жестом конферансье открыл занавеску, и перед зрителями оказался следующий фрик. Это был мужчина с таким огромным горбом, что он даже не мог поднять головы, а его нос уткнулся прямо в грудь. Зрители сразу обратили внимание на то, что человеку этому приходится несладко, потому что он может смотреть только себе под ноги и никуда больше. В этот раз послышался более продолжительный смех: смеялись все те же молодые девушки и ещё кто-то.

— Ну что ж, дамы и господа, отправимся дальше, — вновь заговорил ведущий и подошёл к следующему пьедесталу. — За этой занавеской скрывается одна девочка. Когда-то давным-давно врачи поставили ей страшный диагноз: микроцефалия — если вам это о чём-нибудь говорит. Между собой мы называем её дурочкой Дороти. Встречайте же нашу единственную и неповторимую дурочку Дороти!

Вновь занавеска исчезла, и зрители ахнули при виде следующего урода. Рядом со стулом стояла странная девочка маленького роста, но если бы ведущий не сказал, что это девочка, зрители бы совершенно не поняли, кто пред ними находится, так как лицо не выдавало в хозяйке ни мужского, ни женского пола. Голова её была маленькой, как у куклы. И сразу возникал вопрос, а было ли содержимое в этой голове? Лицо фрика, исказившееся в безумную гримасу, выдавало явное слабоумие. Она резко отпустила стул, который до того держала за спинку и направилась к зрителям. Её тонкое беленькое платьице развивалось при каждом шаге. Впереди стоявшие зрители отпрянули назад, когда микроцефалка подошла к ним, но поняв, что она не может причинить им вреда, они опять заняли свои места. Один мужчина вымолвил:

— И рождаются же такие уроды!

Остальные зрители засмеялись и стали о чём-то переговариваться друг с другом. Микроцефалка добродушно смотрела на собравшихся людей и улыбалась. Улыбка её выражала безумную беспричинную радость, и она тоже начала смеяться вместе со зрителями, поддавшись всеобщему веселью. Ей было невдомёк, что она и есть причина этого веселья.

— Гы… Го… Га… Гу… — пыталась что-то произнести микроцефалка.

Смех затих, зрители внимательно слушали, что пытается сказать фрик, но поняв, что её речи полностью лишены смысла, ими овладела новая, ещё более сильная волна смеха.

— Вот же умора! Ха-ха-ха! — сказал толстый мужчина, стоящий рядом с микроцефалкой.

— Ой, не могу! Ха-ха-ха! — смеялась женщина в широкополой соломенной шляпе и розовом платье.

Ведущий стоял и наблюдал за зрителями, и потом, наконец, произнёс:

— Ладно, это ещё не все сюрпризы, — он попытался вернуть микроцефалку на место. — Кыш, кыш, тебе говорят!.. Что ж, дамы и господа, идём дальше. Сейчас вы увидите самого волосатого человека на Земле! Встречайте человека-волка!

Он опять повторил свой волшебный жест. Теперь зрители созерцали очень волосатого мужчину. Густые волосы росли по всему его телу, и сразу было непонятно, человек это или обезьяна.

— Фу-у-у-у-у! — протянула какая-то женщина.

Глаза человека-волка наполнились яростью. Ведущий явно стал нервничать и приготовился закрыть занавеску.

— Сейчас ты у меня… — вырвалось у человека-волка, он обращался к той самой женщине, которая так не лестно отозвалась о его внешности. Он сжал дрожащую от злости руку в кулак и пригрозил им всем зрителям. — Все вы у меня… — продолжал говорить человек-волк, но он всё же сдержал себя, и фраза так и осталась незаконченной. Через несколько секунд человек-волк скрылся за шторой.

— Простите, дамы и господа, за этот неприятный инцидент, — виноватым тоном сказал ведущий, — такое иногда случается… Ну а за следующей занавеской скрывается человек, который родился без… рук!

Зрители увидели следующего фрика. Одежда на нём была странной, на ней полностью отсутствовали рукава, но они не были нужны этому человеку, как было сказано выше, он был безруким. Зрители как-то холодно встретили этого урода, наверное, потому что он являлся вполне стандартным фриком, таким же, как и бородатая женщина, и такие были практически в каждом цирке.

— Что ж, дамы и господа, гляжу, вас не очень впечатлил наш безрукий Лари, — сказал ведущий, — но следующие две сестры вас точно удивят. Вы наверняка видели уже сиамских близнецов, но таких, могу поспорить, вы точно не встречали.

С этими словами занавеска исчезла, и одна зрительница невольно вскрикнула. Зрители смотрели на женщину, у которой прямо через живот проходило тело другой женщины. Её сестра являлась, словно ненужным вечно мешающим отростком, она неуклюже свисала вниз так, что её руки и кончики длинных волос дотягивались до пола.

— Боже! Боже! — прошептала всё та же испугавшаяся зрительница.

— Да, иногда люди рождаются вот с такими уродствами, — говорил ведущий. — И спрашивается после этого, а хотели ли они появиться на этот свет? Желали ли они такой жизни, наполненной страданиями?

Оставив свои вопросы риторическими, ведущий медленно закрыл штору.

— Ну и напоследок, дамы и господа, я оставил вам самого страшного нашего фрика. Если наш Лари родился только без рук, то следующий человек был рождён вообще без конечностей! Встречайте нашу гордость, человека-червя!

Когда последняя занавеска оказалась открытой, зрители невольно ахнули. У следующего фрика полностью отсутствовали ноги и руки. Это было, несомненно, верхом уродства.

— Какой ужас, правда? — послышался шёпот одного из зрителей.

— Да, — последовал ответ. — Подумать только этот человек совершенно не способен жить нормальной жизнью, не способен ни ходить, ни есть самостоятельно, ни что-либо делать.

Зрители внимательно разглядывали безрукого и безногого инвалида. Когда у тебя отсутствуют ноги и руки, ты просто существуешь и всё, на большее ты не способен. Представьте хоть на мгновение, что у вас нет больше конечностей, как бы тогда вы стали жить? Если вы, скажем, художник или музыкант, чем вам тогда рисовать и чем играть на музыкальном инструменте? Достаточно только представить это, чтобы ощутить, как страшно не иметь рук и ног.

— Я бы посмотрел, как он живёт. Такие, наверняка, очень часто самоубийства совершают, хотя им, наверное, даже убить-то себя сложно, — продолжал шептать всё тот же зритель.

— Да, таким не позавидуешь, — говорил его собеседник.

Пока несчастного человека-червя обсуждали, он внимательно оглядывал всех собравшихся. Его глаза были невероятно грустными, в них читалось явное разочарование в жизни. Когда его взгляд встречался с взглядом какого-нибудь зрителя, то тот тут же отводил глаза и смотрел куда-то в сторону.

— К сожалению, дамы и господа, я вынужден вам сообщить, что встреча наша подходит к концу, — вымолвил ведущий, закрывая последнюю занавеску, — до свидания.

Зрители стали расходится. По ним было видно, что фрик-шоу их поразило, и ведущий с улыбкой на лице провожал гостей.

Солнце уже начало клонится к западу, чтобы где-то у берегов далёкой Калифорнии, словно в постель, погрузиться в воды Тихого океана. Посетители цирка постепенно уходили по домам, но ветер до сих пор разносил запах лошадей вперемешку с запахом леденцов, до сих пор под высокий купол цирка взлетали акробаты, до сих пор клоуны брызгали зрителей водой, а силачи поднимали тяжёлые штанги. День подходил к концу, а в цирке продолжали кипеть эмоции.

Ещё одна толпа собралась рядом с наспех построенным зданием для фрик-шоу, последние на сегодня зрители так же смеялись над несчастными уродами, показывали на них пальцами, как, впрочем, и все сегодняшние посетители. Фрики ещё целый час стояли на своих пьедесталах, словно загнанные в клетку дикие звери, и с нетерпением ждали окончания своей пытки и наступления ночи, когда они смогут хоть на короткое время забыть о своём уродстве.