Нисхождение

Даниил Корнаков, 2023

Молодая семья Леры и Артема Соколовых переживает сокрушительную трагедию – гибель их маленького сына. Случившееся раскалывает супругов, заставляя их брак трещать по швам. Разбитая горем мать не может примириться с потерей, в то время как отец просто пытается забыть о произошедшем и жить дальше. Но всё меняется, когда однажды Лера пропадает. Расследуя исчезновение жены Артем находит таинственную девятиэтажку в лесной глуши, внутри которой ему предстоит столкнуться с зловещими тайнами этого места.

Глава 3. Помешательство

Лера бросила работу и отныне всё свободное время отдавала малышу. За прошедшие месяцы с его дня рождения я не припоминал и дня, в котором не видел её рядом с сыном.

Как-то раз я предложил нам пройтись до ресторанчика, немного расслабиться, а Родю оставить под присмотром дочери нашей соседки, с которой мы уже давно успели подружиться. Её звали Машей, миленькая и воспитанная девочка. Каждый раз, пересекаясь с ней в лифте или на лестничной площадке, она вежливо здоровалась со мной и желала всего доброго. Уже потом я узнал, что она учится на филологическом. Ведь какая прелесть, подумал я тогда, оставить Родю со студенткой филфака! Но Лера посмотрела на меня как на безумного.

— Ни за что я не отдам Родю в руки какой-то девки! — возразила она тогда.

— Да ты чего, Лер! Милая девчонка, заработает заодно, да и ты от Роди отдохнёшь уже…

— Отдохну от собственного сына? Ты вообще себя слышишь?

Её было не переубедить.

Каждый день, возвращаясь с работы, я наблюдал одну картину: Лера открывает мне дверь с ребенком на руках и уходит с ним в спальню смотреть телевизор, пока я разогреваю ужин. После мы перекидываемся парой дежурных фраз о том, как прошел день, а затем она уходит в спальню, где укладывает его в колыбельную и засыпает.

Порой я чувствовал себя персонажем Билла Мюррея из «Дня Сурка», попавшего во временную петлю. Не менялось ничего, за исключением самого Роди, у которого выросли светлые волосы. А еще он научился ходить и смешно падать на мягкий ковер. Правда смешным это казалось только мне, для Леры это было соизмеримо с тяжелым ранением, полученным в бою, и она быстро бросала все и прижимала совершенно спокойное чадо к груди, сюсюкаясь с ним.

Со временем я стал немного ревновать жену к собственному сыну. Даже и подумать не мог, что в мире вообще возможно подобное! Но судя по статьям в интернете, такой феномен действительно существовал. Мне не хватало Леры, её заботы и ласки, не хватало секса в конце концов, которым мы не занимались со времен родов. Кроме того, прежде и довольно худая, теперь она походила на ходячий скелет — ничего не ела, кроме проклятых таблеток. Я был подавлен, но не сдавался, желая все это исправить.

Спустя год после рождения Родиона я вручил Лере конверт. Чтобы получить его, мне пришлось незаметно откладывать с получки некоторую сумму в течение полугода. Я был уверен, что на этот раз содержимое конверта сработает как ацетон, способный наконец отклеить мою жену от сына.

— Что это? — спросила она, взяв подарок одной рукой, а другой придерживая Родю. Ручки его сразу потянулись к бумаге.

— А ты открой, — сказал я с интригой в голосе.

Лера положила в кроватку малыша, словно хрупкую китайскую вазу, и открыла конверт. Я с волнением наблюдал за ее лицом, ожидая наконец заметить на нем улыбку, ту самую, которой она одаривала меня каждый день до рождения Родиона.

Из конверта она вытащила сертификат, огранённый красной рамкой. В центре наверху был изображен микрофон в зажатой руке, шнур от которого тянулся вниз, образовывая написанное:

ВОКАЛЬНАЯ СТУДИЯ «ГАРМОНИЯ»

ПОДАРОЧНЫЙ СЕРТИФИКАТ НА 30 СТУДИЙНЫХ ЗАПИСЕЙ

СТАНЬ ЗВЕЗДОЙ УЖЕ СЕГОДНЯ!

ПОДАРОЧНЫЙ СЕРТИФИКАТ ВЫДАН:

Ф. И. О.: СОКОЛОВОЙ ВАЛЕРИИ БОРИСОВНЕ

Выражение лица приобрело оттенок хмурости и даже злобы. Она медленно подняла глаза и выжидающе посмотрела на меня.

— Ты же всегда хотела стать певицей. Вот и решил немного подкопить, и…

— Сколько? — голос ее был холоден и тверд как булыжник.

— Лер, какая разница?

— Сколько?! — ещё твёрже произнесла она, почти крикнув.

— Да немного, около пятидесяти…

— Пяти… — она опешила, села на кресло и с тем же осуждением произнесла. — И это, по-твоему, немного?

— Лера, не беспокойся о деньгах. У нас…

— Держи. — Она протянула мне сертификат. — Пусть вернуть деньги.

Я тяжело выдохнул, уже ожидая ее дальнейшей реакции.

— Они не возвращают деньги.

— Что? — Мышцы на её лице судорожно дёргались.

— Они не возвращают деньги, — повторил я. — И перепродать я его не смогу, потому что он записан на твоё имя.

Она схватилась за волосы и спрятала лицо в руках.

— Идиот… Какой же ты идиот…

Сказанное ей вонзилось мне ножом в сердце. Никогда прежде она не оскорбляла меня. Услышать это было для меня такой неожиданностью, что я попросту встал как вкопанный не в состоянии вымолвить и словечка.

— Нет бы, ребёнку смесь купить или ползунков новых. Или коляску получше… а он… тратиться на всякую херню.

Тут-то моё терпение лопнуло. Я знал, рано или поздно это произойдёт и всячески пытался оттягивать этот момент или хотя бы предотвратить его, но в этот раз все зашло слишком далеко.

— Хватит уже думать только о ребенке! — крикнул я. — Подумай уже наконец о себе! Ты только и делаешь, что целыми днями сидишь с ним, как полоумная наседка. Вот когда ты последний раз выбиралась на улицу без него, а?

— Перестань орать, ты его пугаешь! — громко прошептала она, но было уже поздно. Родя закричал и заплакал, наблюдая за назревающей ссорой родителей и попутно произнося какие-то звуки, отдалённо напоминающие слова. Лера взяла его на руки и принялась убаюкивать.

— Лера, — я попытался успокоиться. Да и вид плачущего сына заставил остыть. — Мы должны с тобой серьезно поговорить. Меня не устраивает…

— Нам не о чем разговаривать, — отрезала она.

— Ты слишком привязана к ребёнку, — сказал я и решил произнести вслух то, о чём неизменно думал вот уже последние несколько месяцев:

— На нём свет клином не сошёлся. Ты не сможешь быть с ним постоянно рядом и оберегать его от каждого дуновения ветра!

— Как ты можешь говорить такое! Он твой сын! — крикнула она.

Родя снова заплакал, но Лера стала укачивать его бойче обычного.

— Да, он мой сын! А ты — моя жена! И мне нужна моя жена, а не поехавшая на ребенке дура!

Едва сказав эти слова, я понял, как сильно погорячился. Ну не было у меня больше сил терпеть, и на время накопленная злость приняли эстафету у здравого смысла.

Красные и водянистые от слёз глаза смотрели на меня как на прокаженного. Она сделала шаг назад, крепче прижав ребенка к себе, и сказала:

— Уйди, не хочу тебя видеть.

Чтобы не сделать хуже ни себя, ни ей, я молча вышел на улицу, прихватив пачку сигарет.

Я сел за руль и поехал, куда глаза глядят. Я был переполнен ненавистью к Лере, к черствости и полного безразличии ко мне. А при мысли о сыне я чувствовал необъяснимую раздражительность, от которого было стыдно, но и избавиться от этого чувства я был не в силах.

Впоследствии, после нашей очередной ссоры, поездка на машине вошла у меня в привычку.

Прошли еще полгода, но ничего не менялось, за исключением Роди, который уже вовсю исследовал нашу скромную квартиру на своих двоих, то и дело падая на живот. Как и все дети в его возрасте он уже успел обжечься, пролив себе на руку чашку горячего чая, произнести первое «мама» и «папа», а также «дай» и «кушать». И, разумеется, пользоваться планшетом, где мог просиживать, часами смотря мультфильмы. Он рос как сорняк в заброшенном огороде.

Мои же отношения с Лерой за эти полгода были совсем ни к черту. По вечерам меня ждал холодный ужин, сделанный скорее для галочки. Но даже он впоследствии поменялся на замороженные обеды, купленные в местном магазинчике мной же.

Мы почти не разговаривали, лишь изредка обмениваясь будничными вопросами. Прежние беседы про наши мечты стали напоминать мне древний миф, сказание о котором вскоре будет безвозвратно потеряно. Всё, что некогда связывало нас, теперь таяло подобно куску масла на раскаленной сковороде.

Вся моя жизнь превратилась в тягучую рутину. Но Леру это как будто бы совсем не смущало. Она продолжала проводить время исключительно с ребёнком. Даже уложив его в постель, она еще долго наблюдала за тем, как он всхлипывает и дергает своими ручками и ножками, прежде чем отправиться в постель. Ложась рядом она говорила дежурное «спокойной ночи», и, поворачиваясь спиной ко мне, быстро засыпала. Про секс я и вовсе не мечтал. Её тело, её нутро кричало, выводя огромными буквами у меня над головой, что сегодня я не получу желаемого. Не получу его завтра и послезавтра, и, быть может, уже совсем никогда. Дошло до того, что, проснувшись в одно субботнее утро от криков Роди, которого уже убаюкивала Лера, напевая ему колыбельную на ушко, я обнаружил, что мои трусы были мокрыми от спермы. Я почувствовал себя глупо, и мне хотелось засмеяться во весь голос. Это же надо, взрослый мужик, у которого есть красавица жена, кончает во сне как двенадцатилетний подросток!

Помешательство Леры на нашем сыне не давало мне покоя. Все мои неоднократные попытки обратить жизнь в прежнее русло ни к чему не приводили. Она отказывалась со мной это обсуждать и лишь сообщала, что поступает правильно, уделяя сыну так много внимания.

После одной из смен я впервые поймал себя на мысли, что мне совершенно не хочется возвращаться домой. Так повторялось день ото дня, и каждый раз я, под предлогом завала на работе, оставался в участке чуть дольше. Всеми силами я хотел избежать очередной уже опостылевшей ругани, ставший в этой семье ежедневным ритуалом. Сил не было смотреть на Леру, а в особенности Родю, вызывающего у меня ничего, кроме неприязни. Для меня он был причиной всех бед. Именно после его рождения моя Лера изменилась до неузнаваемости. Уж лучше бы никогда она не рожала! Никогда бы не узнавала про этот проклятый диагноз и осталась той самой Лерой — девчушкой, играющей в парке на гитаре и мечтающей о карьере певицы. Той, которую я полюбил больше жизни.

Скоро мы с Лерой и вовсе перестали разговаривать как нормальные люди. Отныне наши беседы состояли из одних лишь криков и упреков друг друга по поводу и без. Предметом нашей очередной ссоры мог стать, например, громкий звук телевизора или сразу не выброшенный мусор. Со временем воздух в квартире пропитался запахом раздражения, от которого я при первой же возможности убегал, заводя авто и разъезжая по городу куда глаза глядят. Плевать на бензин, к чёрту деньги — лишь бы подальше от этого гадюшника.

Одна из таких вылазок и привела меня в небольшой бар на окраине Москвы, куда я, впоследствии, зачастил наведываться для опрокидывания рюмашки другой водки.

Вскоре поход в бар вошел у меня в привычку и почти каждый вечер я непременно наведывался в его тусклую обитель. Находясь там, среди таких же одиноких мужиков, пьющих стакан за стаканом в потемках приглушенного света лампы, я чувствовал себя хоть на этот вечер свободным от семейных дрязг.

Иногда я выпивал не один, а в компании людей, чьи лица и имена забывал уже на следующий день.

Разумеется, Лера заметила мою новую привычку и первым ее упреком была не причина, а следствие: она была возмущена, что я просаживаю деньги на выпивку, а не на очередной хлам для ребёнка. Казалось, ей совершенно было плевать, почему именно я начал пить и заботило лишь чёртово содержимое моего кошелька.

Потом наступила трехлетняя годовщина нашей свадьбы. Я заставил себя не пойти в бар, надеясь, что, хотя бы сегодня, в столь знаменательный для нас обоих день мне удастся направить наши почти достигшие дна отношения в нужное русло. К тому же я был уверен, что именно в этот день Лера не откажется от приглашения посетить небольшой ресторан, которым владел мой друг, решивший сделать нам хорошую скидку (именно этим я хотел парировать очередную жалобу Леры касаемо финансов).

Явившись домой со скромным букетом цветов, я обнял её исхудавшую фигуру и рассказал о своем подарке.

— Это будет стоить нам вообще ничего, так, чисто символически, — поспешил я заранее ответить на возмущение касаемо цены. — Мишку Самойлова помнишь, одноклассника моего? Он к нам в гости приходил, когда ты еще беременна была, с кудрявыми волосами. Так вот, он тут годом ранее ресторан грузинский открыл, все нахваливают. Нас позвал, пообещал хорошую скидку.

Ее лицо было совсем безучастным. Я уже угадал ее следующий вопрос:

— А Родя?

— Возьмём его с собой. Там в этом ресторане у детишек есть отдельная комната, где за ними…

— Нет, — твёрдо ответила она. — Я не хочу, чтобы мой сын лазил где ни попадя, а уж тем более среди других детей.

— Лера, — тяжело выдохнув, сказал я. — Ты будешь сидеть в пяти метрах от той комнаты и сможешь приходить к нему, когда пожелаешь…

— Я сказала нет, неужели непонятно?! — с уже привычным для меня раздражением произнесла она, хотя я отчетливо услышал, что в голосе её что-то дрогнуло. — Там не пойми какие дети будут. Вдруг они его ударят? А если он упадёт как-то не так и себе шею свернет? Ты знаешь, сколько детишек на подобных вот штуках себе руки ломали?

— Не знаю…

— А я вот знаю. И если бы тебе Родя был не безразличен — знал бы.

В этот момент из комнаты показался и сам Родя с любимым игрушечным зайцем. Заметив цветы в руках матери, он, с ехидной улыбкой бросил игрушку на пол, подбежал к ней, обнял за ногу и ручками потянулся к букету.

— Дай! — крикнул малыш.

— Если ты так хочешь в этот ресторан, — безразлично продолжала Лера. — То Родя будет сидеть с нами. — Она взяла его на руки и принялась укачивать, пока тот тянулся к столешнице, на которой лежал букет.

«Если ты так хочешь в этот ресторан…», — повторил я про себя ее слов и почувствовал подступающую к горлу горечь.

— Я думал, что мы хотя бы немного можем побыть наедине… Без него.

— Я уже устала слышать, как ты хочешь отдохнуть от нашего единственного сына.

— Да ты от него не отлипаешь! — немного повысил я голос, не сдержавшись. — Кем он вырастет, если будет сидеть взаперти семь дней в неделю? Ему нужно выходить на улицу, пытаться общаться со сверстниками! Он должен получать все эти синяки, как их получали мы, когда были его возраста! Неужели это непонятно?

— Всё, разговор окончен, — отвернувшись, сказала она.

— Дай его сюда, — я едва не сорвался на крик.

— Я сказала уйди. Катись в этот бар или куда ты там ходишь каждый вечер.

— Отдай мне моего сына! — я схватил её за плечи и повернул к себе лицо. — Я не позволю тебе так с ним обращаться!

У меня перед глазами помутнело от злости. Обида к Лере придушила меня до потери разума. Я потерял контроль над собой и попытался выхватить из рук Родиона.

— Не трогай его! — кричала она, отбиваясь свободной рукой.

Но меня было не остановить. В моей голове поселилась навязчивая мысль, что, если я не заберу сына от нее прямо сейчас, его ждёт ужасное будущее. Какое? Я понятия не имел, но эта навязчивая идея накрепко засела у меня в мозгу, и я был готов бороться с родной женой до последнего, напрочь позабыв про самоконтроль.

Я схватил тянущуюся за букетом ручку малыша и потянул её на себя так сильно, что послышался хруст. В прихожей раздался детский крик, сравнимый с воем сирены. Плач сына заставило спасть тёмную пелену с глаз. Я понял, что сотворил нечто ужасное.

— Больной! — закричала на меня Лера, прижимая к себе малыша. Её глаза налились слезами. Лицо побледнело пуще прежнего. — Пошёл вон отсюда!

— Я… я не нарочно, я…

Беспомощно я пытался найти в своем непростительном поступке оправдания. Но всё было без толку.

— Вон! Не хочу тебя видеть! — Лера схватила телефон, поспешно набирая номер скорой. — Убирайся!

Я сделал шаг к ней, надеясь исправить содеянное, но стоило мне увидеть её взгляд… Никогда в жизни я не забуду этого взгляда. Сколько же ненависти и отвращения было в нем. Крепко сжимая ребенка, она, казалось, готова была вцепиться мне в глотку.

Молча я сделал шаг назад и вышел в подъезд, где из соседних квартир уже показались головы любопытных зевак.

— Идите обратно! Нехер тут смотреть! — крикнул я с раздражением.

Наши ссоры давно стали местным достоянием.