‎Красавица и чудовища

Данила Пархоменко

Сказка про власть(В книге имеется по меньшей мере одна Красавица и множество чудовищ довольно разного толка. Никакого особого обмана ожиданий на тему истории Красавицы и Чудовища не присутствует).

11

Ночная дорога к замку выматывала еще сильнее, несмотря на одолженных Жераром лошадок. Элиза толком не училась верховой езде. Ее сонный пегий конь все норовил отстать от лошадки впереди, несущей Селин и Марию. И никаких угроз и понуканий, чтобы прекратить это безобразие, оказалось недостаточно — животное поминутно забывало, что на нем едет не кто иная, как наследная баронесса Бенуа. При ней не имелось даже обычной плети — благодаря которой она могла не отставать от братьев, объезжая строй дружины Бенуа.

В очередной раз выпутавшись из низких веток, склонявшихся над тропинкой, Элиза поняла, что окончательно отстала. Если подумать, так и должно было выглядеть волшебство сильфидов, служащих ведьме — тихо придерживать, подталкивать, пока непрошенная гостья не окажется одна и беззащитна.

Впереди как раз почудился знакомый золотистый свет.

Элиза выпустила поводья и схватилась было за обвязанную вокруг запястья ленту — символ ее проклятия. Но тут же отдернула руку. Ведьма уже дважды должна была почувствовать его. «В будущей схватке следовало полагаться на другое», всплыло в памяти напоминание самой себе. Но это было лишь напоминание. В ее душе всегда было какое-то подобие холодной прочной стены — на которую всегда можно было наткнуться и опереться, отступая или почувствовав слабость.

Хотя нет. Все было не совсем так — стена появилась не сразу. А только когда она поняла, как легко ломаются люди.

Но она больше не чувствовала надежности этой стены. И даже не вполне понимала, как вообще что-то такое могло существовать раньше.

Возможно, это было просто одно из свидетельств ее собственного конца. Как и то, что она оказалась способна видеть духов.

А как еще объяснить собственную жалкую речь перед Жераром? Если б не сохранивший властность, не терпящий возражений голос и не попытки держать осанку, речь могла бы вовсе не подействовать — по сути своей, сказанное было недалеко от плаксивых жалоб.

В своем нынешнем состоянии она не смогла бы завоевать беспрекословной преданности даже у Эрика, перед которым она даже имела неосторожность разрыдаться. Не говоря уж о почивших рыцарях.

Но…

Пока еще ничто не закончилось. Элиза никогда не задавала своим рыцарям глупых вопросов, вроде «ой, а ты сможешь? Да?» Как и они ей. Подобное было бы оскорбительно. То, что никого не осталось, не означало, что вопрос перестал быть оскорбительным. Отобрать власть, всего лишь отобрав силу, деньги и слуг, можно лишь у того, кто власти никогда и не имел.

А великая ведьма? Ведьма смертна, как смертно все. Ведьма имела собственные желания. Этого достаточно, чтобы не верить в ее непобедимость.

Элиза бесстрастно оглядела тропинку, которую внезапно осветил лунный свет.

— Поторопись, чудовище, — прошелестел золотистый голос.

Удивительно, но она не ощутила в этих словах чего-то издевательского. Только сейчас она осознала всю бездну между ней и духами. Всю разницу в их с ними природе. От одного маленького снисхождения.

Впрочем, неважно. Эти создания не изволили платить податей или командовать войсками. Правила не мешали продолжать даже называть их сильфидами.

— Почему вы не препятствуете мне? — недоуменно спросила Элиза.

— Потому что мне жизнь дорога, — игриво ответило золотистое созданьице, — вставать у тебя на дороге, баронесса.

— Что вы! — слегка поклонилась в пустоту Элиза, — если б я расправлялась с теми, кто мне мешает, оказалась бы я в Запретных Землях?

— Именно потому ты и оказалась здесь, баронесса. Если б мы думали, как люди, мы бы и жили не дольше их, — хихикнуло золотистое существо.

Элиза чуть не закусила губу.

— Но я обещаю, я постараюсь избежать вреда для вашей хозяйки, — сказала она после паузы.

— Чего еще стоило ждать от чудовища? — рассмеялось оно, проявляясь в воздухе над тропинкой, — кстати, меня зовут Айи. А тебя — чудовище. Будем знакомы!

— Мне несколько обидно, — холодно проговорила Элиза.

— Но это правда. Ты занесла свои пальчики над самой могущественной ведьмой, какую только найти в эту эпоху. И задумчиво хлопаешь глазками, думая, как лучше ее использовать не убивая. Прямо, как мы с простыми лесными путниками… И, кстати, как ты вообще до того трюка додумалась?

— Какого? — Элиза отвела глаза в сторону.

— Этого, — ручка Айи взмахнула в ее направлении.

Все самоощущение нервно сжалось, как перед страшной болью. Элиза поняла о чем именно речь. Не было смысла таиться. Пусть это и был ее главный козырь, но пустые бусинки глаз Айи, в которых отражались многие века, обмануть было нельзя. Можно было лишь надеяться на полуправду.

— Вы были абсолютно правы, — начала Элиза из далека, чтобы занять опасного собеседника, — когда сказали, что мой статус поддерживается и оплачивается чужими жизнями. И вы были абсолютно правы, посчитав, что, с точки зрения магии, разницы между сознательно принесенными в жертву и ими нет. К сожалению, все же… грани в этом вопросе довольно расплывчаты… Но мне помог один инцидент.

История третьего венчания Элизы была проста и неказиста. Увязший в долгах род, держащийся за довольно-таки протяженные владения — узкий длинный клочок земли. На противоположных краях которого располагались родовой замок и застава при одном из северных портов. Оная застава обеспечивала хоть какой-то денежный ручеек. Семейство подозревалось в нелояльности, но дело было лишь в том, что ему приходилось идти на всевозможные сомнительные соглашения с третьими лицами ввиду своего бедственного положения — ничем страшнее контрабанды они не занимались. Однако методы опосредованно вовлеченных воротил теневого рынка были грязны. После таинственного исчезновения второго податного инспектора, император принял превосходное решение. Младшенький наследник, Марат, обучавшийся в столице и доказавший свою преданность короне, был избран внеочередным наследником земель и Элиза не могла упустить такого случая.

Юноша был безупречно честен, светел и поэтичен. Эти качества не сломил опыт нескольких жестоких битв, в которых он оказался, еще не закончив училища. Безупречный кандидат на фасад для работы с портовыми отбросами на его же территории. С другой стороны, собственно, портовые отбросы, среди которых можно было найти любые средства для достижения чего угодно на всем земном свете и тьме.

Элиза скромно обвенчалась в столице. Они должны были отправиться во владения новоявленного барона порознь, так как поступило экстренное предписание от канцлера. Обещанные императором средства, которые позволили бы Марату утвердиться в новом звании и укрепить разваливавшееся владение, задерживались. И доверить их было решено именно Бенуа. Это очень не понравилось Элизе.

Так что (доселе болезненно скромный) юноша решился на чрезвычайно дерзкий поступок и отправился с Элизой назад тайно, без ненужных разлук.

Проблемы начались на заставе, где Элиза все же была опознана. Факт того, что при ней не было обещанных средств, никак не опечалил похитителей, веривших в какие-то договоренности. Следующую целомудренную, но почти бессонную (по причине насекомых) ночь Элиза провела с Маратом уже в трюме одного из торговых кораблей в порту. Следующий день ознаменовался некоторыми сомнениями у заговорщиков. Марат всеми силами пытался войти в положение бандитов, пытался понять их тяготы, и к следующей ночи уже записал во всех деталях все их личные данные в бумагу о будущем помиловании. Каким бы идеалистом он ни был, он понимал, что главная проблема не в самих пиратах, а в связи чинов в имперской канцелярии и синдикатов. Со своей стороны, Элиза предложила похитителям взаимовыгодный план. Убеждать пришлось лишь сдерживавшего слезы Марата. Все же ей удалось убедить его, что будущая супруга будет верна ему до последнего вздоха — ее план, вопреки его опасениям, не погрузит все земли на сотню лье вокруг в хаос, а нужен лишь для того, чтобы покарать злодеев и вернуться в их дом и продолжить род. Последний аргумент окончательно заставил его умолкнуть. Самолично поднимать детали этого вопроса только обвенчавшись (и, тем более, противиться этой теме) он не решился.

Следующей ночью все и закончилось. Элиза просила следовавших с отставанием рыцарей не торопиться и, по возможности, разузнать все подробнее на случай непредвиденностей. Оттого и вышла задержка.

К сожалению, похитители язык за зубами держать совершенно не умели, либо среди них оказался кто-то подсадной, кто решился разболтать ее план. Реакция властей несколько вышла из-под контроля. Залатывавший повреждения фрегат флота сопровождения, спешно вышел с верфи, обогнул мыс, на котором располагался город, и спешно начал превращать все пять судов, стоящих у старой пристани возле трущоб, в пылающие щепки.

Да, той ночью все и закончилось.

Элиза медленно шла по грязной мостовой освещенной огненным заревом. Запах гнилой рыбы и нечистот не смог перебить даже едкий дым пожара. Извлеченного из-под обрушившейся стены Марата положили на эти же грязные камни.

Едва ступив на берег, он отбился от ошарашенных похитителей и ринулся спасать кого-то визжащего из пылающего домишки на пристани. Глупейшая смерть. Но… последние ночи он мучился от собственного бессилия. Возможно, это стало причиной безрассудного шага — суметь сделать хоть что-то.

Элиза достала из его опаленного жилета кожаное портмоне и развернула бумагу о помиловании. Обмахнув как веером бумагой еще чувствовавшее недавний огонь лицо и слезящиеся глаза, Элиза протянула ее своему рыцарю.

— Я никому не болтал! — заорал снова один из задержанных похитителей, стоявший на коленях с заломленными за спину руками.

— Всех их, моим именем, — монотонно сказала Элиза, проводя по списку имен, — от них дурно пахло.

— Славная госпожа, простите, что… — поклонился рыцарь.

— Нет. Тебе я не прощу только твои ошибки. Сегодня ты их не совершал, — холодно отвернулась она.

— Славная госпожа, мы здесь инкогнито?

— Нет… — устало отмахнулась Элиза, — я же сказала. «Моим именем». Но если хочешь, вот тебе «инкогнито». Сюда не прибыла стража. Начальнику городской стражи лучше бы исчезнуть и очутиться где-нибудь, где я могла бы с ним побеседовать. И наймите раздельно двоих из местных, не связанных с Косым, чтобы проникли в его рабочий кабинет с целью украсть несуществующую компрометирующую безделушку. Платите щедро.

Словом, по итогу этой неудавшейся свадьбы на руках Элизы осталось несколько списков людей. За исключением перечня команды фрегата, удостоенной похвалы за подавление пиратского погрома, в остальных списках через сутки значились лишь трупы, к тому же неразрывно связанные с ее именем. За исключением старшего брата Марата. Тот застрелился сам. Хоть она бы и предпочла этим спискам живого барона до конца своих дней, но не всегда все идет так, как хочется.

–…во славу мою. Явственно и недвусмысленно, мои слуги уничтожили множество отбросов. Чаще всего в этом не было ничего рыцарского, потому мне пришлось озаботиться складывающимися обо мне представлениями. Добавить мистические намеки на ритуальность их работы. Я заранее объяснилась с инквизицией, предоставив им все доказательства. Подтолкнула их самих к выводу, что выдуманные мной процедуры — необходимость. Праведный слуга защищает хозяйку и для того совершает грех убийства. «Имею ли я право очернить смертным грехом его не мною дарованную бессмертную душу?» — Элиза рассмеялась, закашлялась и отрезала грубым голосом, — нет! Так пусть он помнит об этом и покажет свое понимание нарочито искусственными ритуальными действиями. Примерно также как показывает, что помнит о своем статусе и долге, приветствуя меня.

— Люди всегда находят оправдания братоубийству. Мне это не интересно. Расскажи, как именно ты провернула эту штуку, — прервало золотистое существо.

Виляющая тропинка почти скрылась в тенях деревьев. Если бы не порхающий впереди собеседник, казалось, что конь просто толчется на месте.

— Так дело в том, что я ничего не «проворачивала». Я вам не из купеческого сословия, — одернула Элиза, — ритуал можно «оживить», если о нем постоянно думает множество людей. Ползли самые смешные слухи. Никто уже не думал о моих рыцарях, как о головорезах, а обо мне, как о просто несдержанной баронессе. Люди сами сплели из жертв моей ежедневной рутины нечто большее. Приписывали какие-то мрачные тайные цели. А красноречивое молчание инквизиции только подливало масла в огонь. Знаете… Знаете, почему люди вас видят?

— Люди нас не видят. Нет смысла заговаривать мне зубы.

— Но иногда ведь видят? — пожала плечами Элиза, — и как тот сильфид, что заведует грезами горожан. Он может им сниться? Мне кажется, дело примерно в том же.

— Нет. Ты совершенно не понимаешь нашей природы. Пожалуйста, ответь на вопрос и избавь меня от всяких экскурсов!

Элиза виновато улыбнулась. Ввернутая гипотеза на тему существования духа, связанного со снами, не была отвергнута, но и не оказалась подтверждена:

— Конечно, я ничего не знаю о волшебстве и вашей природе.

— Но говоришь-то ты на…

— Это мелочи. Понемногу с любым незваным гостем приходится учиться разговаривать. Итак, главное — то, что мое проклятие должно было обрушиться на меня. Я не знаю, как именно оно устроено, но у него есть нечто, что должно увидеть жертву, а не подделку, такую, как, например, мой портрет. Есть нечто, что должно измыслить кару. И ее правильное приложение. Незавидная у этого нечто участь, когда требуется воплотить «самую ужасную и мучительную смерть баронессы и всего, что ей дорого», не так ли? Благо сил в проклятие была вложена уйма, теперь это уже скорее самостоятельная нечисть. Дороги ли мне ритуалы, которые использовали мои рыцари? Дороги ли их достижения? Безусловно. Так почему бы мне самой заранее не отдать их? Преобразовать все убийства в жертвы, принесенные ради усиления самого проклятия, во имя еще более кошмарного конца, — Элиза рассмеялась.

— Теперь… теперь понятно… Мне казалось, что это твоих рук дело, раз оно растет сквозь тебя, — тихо сказало золотистое существо, подлетев ближе.

— А я, как бы правильно сказать, — тоном, лишенным всяких эмоций, сказала Элиза, вплотную приблизив к нему лицо. Она смотрела широко раскрытыми глазами прямо сквозь золотистое тельце собеседника, — не вижу ничего волшебного. Или вы думали, что я сама попытаю сил в магии? Отдаться в рабство стихии, которую я даже не вижу? На то всегда найдутся слуги. Пусть даже они сами не осознают, что служат мне. Пока есть хоть кто-то живой или мертвый, у меня будут слуги. Не я придумала правила.

— Спасибо, чудовище. Ты удовлетворила мое любопытство, — важно ответило золотистое существо.

— Это не все, — прищурилась Элиза, — вы желаете предать хозяйку? Вы могли бы остановить меня.