Возрождение из пепла

Данил Васильевич Казаков, 2017

Женщина с детьми спешно бежит от немцев, оставляя на печке больного сына. За войну у неё от голода умирают две младшие дочери, сын со старшей дочерью тяжело работают. Им приходится просить милостыню. Только через 4 года они возвращаются домой. Там их встречает инвалид-муж, который сообщает, что их сын лежит в госпитале.

Эвакуация

Здания ещё горели, а по домам уже бегали люди, приказывая всем в течение двадцати минут собираться к центральной площади. Там стояли три машины. Места мало, поэтому дожидаться всех не будут. С собой разрешалось брать только то, что они смогут унести на руках, но документы обязательно. Мария, теряя драгоценные минуты, не знала за что взяться. Значит, они уезжают, значит, немцы больше не придут к ним. Это была не только огромная радость, но и большая забота.

— Лена, Серёжка, собирайте девочек — торопила она, стоя посреди комнаты и обхватив голову руками. — Там полмешка ржаной муки есть, берите. Крупа ещё в мешочках, сахара немного, сала, яйца. А картошка? Куда я её оставлю? Корова и овцы, корова же у меня!

Лена кидала младшим сёстрам одежду, строго приказывая самим одеваться. Себе за пазуху она сунула конверт с документами, с бумагами, как называла их мать. Сережка сам оделся, прихватил мешок с мукой, пошёл на улицу. Тяжёлый мешок пригибал его к земле. Мальчик надеялся, что он успеет за отведённое им время добраться до машины, а там ему помогут забраться в кузов. Он сделал всё, что от него положено. Мать и сестра с малышами разберутся сами. Хоть партизаны прямо и не сказали, но Серёжа догадывался, что больного брата придётся оставить. Он торопился, пригибался под тяжёлым для него мешком и кусал губы, боясь расплакаться. Брата жалко, одному ему трудно выжить.

Мария опомнилась и сунула малышам по кулёчку крупы и сахара. Лену она нагрузила мешком, впопыхах напиханной тёплой одежды, отправила их на улицу. Теперь следовало позаботиться о Мишке. Она тоже выскочила на улицу, заметила у колодца троих мужиков. Они торопливо копали яму, вырывая могилу для Федора.

— Троих посылали взрывать немцев, один попался — грубовато сообщил Марие коренастый мужик с серыми обвисшими усами.

— Это Фёдор, мой дальний родственник, муж двоюродной старшей сестры — мягко сказала Мария.

Она попросила помочь ей больного сына с печки снести.

— Да ты, что, женщина! — Сердито обернулся его напарник. — Вы не поняли, Быстро надо собраться, места мало, дорога тяжёлая. Население, которое не может самостоятельно передвигаться, мы оставляем на месте.

Мужик отвернулся, с силой вонзил лопату в почву, углубляя могилу. Мёрзлая земля поддавалась туго. Двое других тоже старались не смотреть на Марию. Она растерянно оглянулась, пытаясь поймать взгляд солдат. Она не могла и не хотела поверить услышанному.

— Как оставить? — переспросила с недоверием. Свои русские солдаты не могут не помочь ей.

— Берём только тех, кто может сам передвигаться — жёстче подтвердил крепыш. — Быстрее женщина, а то сами не успеете. Дорога тяжёлая, мы его всё ровно по пути выкинем. А дома он, может быть, ещё и выживет.

Женщина обхватила голову руками, медленно направляясь к дому. Как оставить? Почему? Это не возможно, нельзя! С кем оставить?

Постепенно она убыстряла свои шаги, смирившись и желая за оставшиеся минуты как можно больше помочь сыну.

Сначала она принесла ему теплый отвар. Быстро постаралась напоить. Он немного выпил, открыл глаза. Она поправила ему подушка, стащила с полатей старое одеяло. В доме не осталось ни крошки съестного. Мария быстро нагребла и притащила ведёрко картошки. Слабо богу, воды ещё осталось больше, чем полведра и дров на одну топку хватит.

— Мы сейчас уйдёт в лес — шептала она, низко наклоняясь к сыну. — Тебя мы не может взять с собой. Поправляйся, поправляйся, поправляйся — горячо шептала она, прислушиваясь к торопящим гудкам машин. Мать перекрестила его и в слезах выбежала на улицу. Машин было три, первая уже трогалась с места. Впереди её торопилась её соседка Татьяна Ваулина, волокла с собой мешок картошки. Мария закричала, замахала руками. Её крики подхватила соседка. Остаться здесь она теперь не хотела даже ради сына. Слёзы обильно текли по её лицу, она плакала от горя, отчаянья, от страха. Тронулась вторая машина. Мария ускорила шаги и почти догнала соседку. С последней машины им махали руками, какой-то мужик соскочил, подхватил мешок у Ваулиной, закинул его в кузов, помог забраться им. Её дети сидели у самой кабины. Лена прижимала к себе девочек, а Серёжка приткнулся рядом. Дети сидели на мешке с мукой, а мешочки с крупой и сахаром держали на коленях. Они были одеты в тёплые шали, зимние пальто и в рукавицы.

— Сына пришлось оставить, пожаловалась она людям — места бы ему нашлось. Как же он теперь один будет? Непременно умрёт.

— Я тоже оставила — угрюмо отозвалась соседка.

— Так ты Матрёну.

— Ну и что? Мать!

Татьяна тоже плакала, прижимая к себе сына. И остальные сидели хмурые, молчаливые. Стариков и старух среди них не было — оставили. У кабины, рядом с её детьми, приткнулась молодая широколицая женщина с большим рюкзаком за спиной. Она старательно отворачивалась от других, пряча грудного ребёнка. Женщина прикрывала малыша, кроме одеяла, ещё и шалью. Ему было не больше трёх месяцев. Они ехали по лесу, по грунтовой дороге, из почвы выпирали толстые корни деревьев. Они пересекали дорогу, и машину часто потряхивало. Все, как по команде, оглянулись назад, прощаясь со своим селом. Горел сельсовет и школа, ещё пара домов, валялись разбитые перевёрнутые мотоциклы. Дома уменьшились до размера пуговицы, Мария уже не могла различить своё жильё даже по высокой берёзе.

— Хоть нас взял, — благодарно проговорил Павел, коренастый мужчина с рыжеватыми усами, — коровы с овцами только остались, помрут бедные. Иконы, рамки с фотографиями тоже забыли взять.

Павел не жаловался, а просто констатировал факт. Он здесь родился, хорошо знал места и уговорил командира прорываться через его деревню. Среди хмурых печальных лиц, у него было хорошее настроение. Павел радовался, что в последний момент ему удалось прихватить отца с матерью, с двумя сёстрами. Всё прошло удачно. Им удалось захватить машины, расправиться с фашистами, и он не подкачал. Ему сумел незаметно пробраться, забросить связку гранат, подстрелить не менее трёх фашистов. Жаль, погиб Фёдор и пятеро солдат, но всё ровно эта маленькая победа за ними. От него беженцы узнали причину своего спасения. Оказывается, рота солдат отстала от своей части. Она с боем прорывалась к своим. Многие погибли. На своём пути они решили прихватить жителей деревни, но только тех, кто сам передвигается. Возможно, они смогут добраться до Левёнок. Это тоже деревня. Там, по их мнению, уже должны задержаться русские. Ещё дальше, за 30 километров, находится посёлки Тимошино и Бор. Они находятся близко друг от друга, всего трёх километрах.

Мысли Марии, как и её односельчан, бродили в другом направление, тревожными неясными кругами. То она думала, куда и как далеко их привезут? Где и как она сможет накормить детей? Но, она всё время размышляла шансы выживания её сына Миши. Возможно, что он отлежится и сам сможет затопить печь? Возможно, что немцы обойдут их деревню стороной? Мишка наберёт картошку, сварит её и поест. Так она успокаивала себя, хотя знала, что шансов выжить у сына очень мало. Может, соседка Матрёна добредёт до него? Но Матрёна уже год как не выходит на улицу. Эвакуированные переживали об оставленной живности, коровах, овцах и кошках. Иконы и фотографии в рамках, может быть, ещё и сохранятся, но вряд ли? Что будет с их домами? Когда они смогут вернуться обратно? С каждым километром они уезжали всё дальше от родных мест. Но, многие молились, чтобы машины всё дальше ехали, чтобы они не ломались, чтобы бензин у них не кончался.

— Чем дальше уедем, тем больше шансов не попасть снова в лапы немцев — озвучил общее желание Павел — надоело по болотам да лесам бродить.

— Пора бы фашистов остановить — подал голос молодой солдат. — Скоро Москва будет, а мы всё пятимся.

Так говорить ему давала право рана на голове. Капли крови проступали у него из-под низко надвинутой шапки. Ксения передала младенца Лене и достала из рюкзака белую толстую марлевую ленту, протянула раненому солдату.

— Вместо бинта вам будет, впопыхах захватила, свивальник это — смущаясь, объяснила она. — Моему малышу он уже не нужен, ему почти четыре месяца. Сельчане одобрили её решение. Они сами, под робкие протесты солдата, обернули его голову свивальником. Кровь течь перестала.

Они проезжали скошенные поляны с поставленными стогами сена. Вдали виднелись избы с топившимися печами. Совсем по-домашнему по улице бегали собаки, бродили куры и даже бегали мальчишки. На высоких тополях летали вороны. На крышах домов мельтешили мелкие птицы. Солнце поднялось высоко и грело совсем по-летнему. Остановились они около 0 часов у маленького села с высокой водокачкой.