Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Италия

Даниэль Дукас (2024)

«Они прибыли в Италию, чтобы дать бой фашизму и нечеловеческой жестокости людей, одержимых дурманом собственной власти. Никто от них не ускользнет. Их двое. Эммануэль и Моррис. И на этот раз от их ужасающей хладнокровности, решимости и бесстрашия содрогнется Сало́». Этот роман охватывает сразу два временных отрезка, рассказывая о приключениях героев в 62-ом и 44-ом годах. Кроме того, сколь бы странно это ни звучало для книг подобной тематики, в большей степени вторая часть, придется по вкусу женской аудитории. Однако же, с другой стороны, книга изобилует подробным описанием образа мышления диверсанта и агента разведки, что, в свою очередь, не может не заинтересовать мужчин. Это роман о любви, дружбе и превозмогании.

Глава 2

Неизгладимая привычка просыпаться без будильника, из-за разницы во времени, подняла Эммануэля с кровати в пять часов утра. За окном было еще темно. Окончательно проснувшись совершив привычный утренний моцион, Эммануэль принял холодный душ и встав перед зеркалом, внимательно посмотрел на свое отражение. Внушительных размеров мышцы, стальными шариками перекатывались под бронзовой кожей. Отточенная годами тяжелейших тренировок на службе, великолепная физическая форма выгодно сочеталась с гладкой кожей лица. Никому бы и в голову не пришло дать ему больше тридцати шести лет. Лишь горькие морщинки в уголках глаз да уродливо зарубцевавшиеся шрамы на теле свидетельствовали о его тяжелом прошлом.

Одевшись, Эммануэль спустился на первый этаж и принялся готовить кофе и шарить в холодильнике, с удовольствием передвигаясь по сверкающей первозданной чистотой, просторной кухне, обустроенной по последнему слову техники.

— Вижу помощь тебе не требуется.

Зевая и потягиваясь Михаил Розенблюм в пижамном костюме вошел в кухню, принюхиваясь к ароматам горячей пищи.

— Доброе утро, Миша. Тебе не мешало бы расчесать эти лохмы. Спросонья ты похож на Бен Гуриона.

— Знаешь, Мэнни, однажды и твоя роскошная шевелюра поредеет.

— Очень надеюсь, что не доживу до этого дня. Тебе налить кофе?

— Я уже несколько лет как отказываю себе в этом удовольствии.

— Тогда может чаю?

— Заканчивай свой завтрак. Я сам справлюсь.

— У тебя ведь найдется для меня оружие? — спросил Эммануэль, намазывая яблочный джем на хлебный тост.

— А разве ты с собой не привез?

— Есть кое-что, но из него не постреляешь.

— Ты все не расстанешься с этим ножом?

— И с другими тоже, но лишь этот я мог пронести незаметно на борт самолета.

— Кольт тебя устроит?

— Более чем, — ухмыльнувшись ответил Эммануэль.

***

Припарковав небесно-голубой Форд Консул на подземной стоянке аудиторской фирмы, под личиной которой скрывалась штаб-квартира Моссад, выборочно предоставлявшая скудные разведданные Великобритании в качестве откупных за разрешение вести свою деятельность на территории их страны, Эммануэль Стирис и Михаил Розенблюм на лифте поднялись на шестой этаж. Просторные коридоры изобиловали кабинетами. Таблички на дверях отсутствовали. В приемной откуда вела дверь в кабинет Розенблюма, за столом сидела девушка лет тридцати. Темно-каштановые волосы собраны в тугой хвост. Никаких следов моды на современные прически. Едва завидев своего начальника, она подобралась, оторвавшись от изучения лежащих перед ней бумаг.

— Доброе утро, господин Розенблюм, господин… — девушка запнулась, не зная имени гостя.

— Стирис.

На мгновение девушка задумалась, а затем ее глаза в восхищении округлились.

— Рада знакомству, господин Стирис.

Вскочив с места, девушка отдала честь. Улыбаясь одними глазами, Эммануэль не поскупился на взаимный жест.

— Похоже юная особа наслышана о твоих подвигах, — лукаво подзадорил Розенблюм.

— Разные слухи ходят, — смущенно пролепетала девушка.

— Не верьте тому, что слышали обо мне. В действительности я намного страшнее.

Сняв пальто, Эммануэль повесил его на напольную вешалку.

— Мэнни, не пугай Адину. А ты, будь добра, пригласи в мой кабинет ответственных за проведение вчерашних мероприятий и приготовь для всех кофе. Один холодный.

— Вам очень к лицу ваше имя, Адина.

Лицо девушки, чье имя на иврите означает «нежная», залилось краской, и она проводила взглядом скульптурно сложенную под рубашкой спину.

— Ну, что скажешь?

— Хороша, тут и думать нечего.

— Мэнни, я о моем кабинете.

Сняв шляпу, Розенблюм повесил пальто в платяной шкаф и развел руками, призывая осмотреться по сторонам. Убранство помещения, служившего личным офисом, было старательно оформлено в домашнем стиле. На тумбе стоял небольшой телевизор с рогатой антенной, вдоль стены мягкий диван с бархатной обивкой кремового цвета, имелись даже холодильник и кресло с выдвижной подставкой для ног, а на секциях раздвижных жалюзи, вялое британское солнце размыто обрамляло силуэты цветов в горшках, оккупировавших подоконник.

— Уютно. Словно и не уезжал из твоей резиденции.

— Я и не ждал, что ты оценишь. После стольких лет на службе, часть из которых я провел с немцами, я научился ценить возможность спокойно подумать в располагающей обстановке. А у тебя в кабинете по-прежнему стол да кресло?

— Мини-бар прибавился, — с напускной важностью ответил Эммануэль, устраиваясь на диване.

— Которым ты не пользуешься в рабочие часы.

— Он напоминает мне о том, чего я был лишен в годы войны.

— Как и твой секретарь.

— Кто бы говорил.

— А, я слишком стар для этого. С меня вполне хватит послевоенных лет, когда страх спустить штаны не перед той женщиной отпустил наконец.

В дверь постучали и войдя первой, девушка пригласила в кабинет двух мужчин. Согбенного старика лет семидесяти, с ясным взглядом карих глаз и молодого, вышколенного оперативника, дрожавшего от нетерпения поскорее отчитаться о проделанной работе. Скользнув глазами по Эммануэлю, удобно расположившемуся на дальнем конце дивана, девушка пружинистой походкой удалилась за дверь.

— Господа, прошу располагайтесь.

Моментально сменив тон разговора на деловой, Михаил Розенблюм неопределенно махнул рукой, предлагая коллегам на выбор любое место. Пожилой специалист судебно-медицинской экспертизы занял стул с высокой спинкой напротив своего начальника, оперативник скромно разместился на краю дивана, то и дело бросая косые взгляды на Эммануэля.

— Доктор Абслер, прошу вас.

Доктор прочистил горло и скрипучим голосом начал отчитываться.

— К сожалению, наши худшие подозрения подтвердились. Вскрытие показало, что причиной смерти стало отравление веществом под названием кантаридин. Передозировка этого препарата повлекла за собой ярко-выраженную гиперемию, это многократно увеличенное кровоснабжение различных тканей организма, в следствие чего, стенки сосудов не выдержали, что закономерно привело к обильному кровоизлиянию в полость тела.

— Вы уверены в своих выводах, доктор?

— Более чем. И дабы развеять ваши сомнения добавлю, что остатки вещества были найдены в углублениях между складками слизистой оболочки желудка. Сильнейшая интоксикация была вызвана колоссальным количеством яда, приведшим к смерти прежде, чем был завершен липидный обмен. Подтверждает сей неопровержимый факт еще и наличие диффузного поражения почек и печени.

— Следы насилия были обнаружены?

— Ни малейших признаков применения к умершему физической силы.

Эммануэль посмотрел в лицо своего друга. В его выражении в равной степени читалось, как ошеломление, так и недоверие к услышанному.

Дверь отворилась. Секретарь вернулась, неся в руках поднос с четырьмя чашками кофе, три из которых дымились. Обойдя всех присутствующих, она наклонилась и протянула холодный напиток Эммануэлю. Тот подмигнул ей в знак благодарности. Ответив тенью улыбки, девушка вышла.

— Доктор Абслер, вы назвали кантаридин препаратом. Значит ли это, что его можно свободно приобрести в аптеке? — спросил Эммануэль, сосредоточенно вертя в руках чашку.

— И да, и нет. Видите ли, кантаридин выделяют из гемолимфы испанской золотой мухи. Более широко известное ее название — шпанская мушка. Уже сотни лет пищеварительный секрет этого насекомого применяется в целях повышения мужской силы. Но являясь в сущности смертельно опасным ядом, в случае неосторожного применения, концентрат этот отпускается фармацевтами строго при предъявлении предписания уполномоченного специалиста. Смею заверить вас, господа, что картина смерти красноречиво говорит об умышленном принятии препарата. Открытым остается лишь вопрос — зачем?

Эммануэль сделал глоток крепкого кофе и задумался, припоминая клиническую карту Джошуа Чолера.

— Скажите, доктор, — медленно проговорил он, — половые органы покойника были обследованы?

Старик всем телом повернулся, с интересом взглянув на задавшего вопрос.

— Любопытно, что вы спросили. Могу я узнать вашу фамилию?

— Стирис.

Глаза оперативника округлились. Резко повернувшись к Эммануэлю, он едва не выронил свою чашку.

— Не припоминаю вас в наших рядах, — покопавшись в памяти произнес доктор.

— Просто мы с вами из разных цехов, доктор.

— Ну, что ж, похвальная осведомленность о функциях человеческого тела, господин Стирис. Отвечая на ваш вопрос — да, я исследовал половые органы и не обнаружил микроразрывов мягких тканей.

— Благодарю, доктор. Полагаю, на этом мы можем вас отпустить, — видя растерянность своего друга, произнес Эммануэль.

— Ваша очередь, молодой человек, — добавил он, приглашая оперативника сделать доклад, когда дверь за доктором закрылась.

— Господин Розенблюм, — вскочив с дивана, начал рапортовать парень, — согласно вашему распоряжению, я единолично провел осмотр квартиры покойного и руководил выносом тела, чтобы ни одна деталь интерьера не была сдвинута со своего места.

— Очень хорошо. Что вам удалось выяснить?

— На самом деле, очень немногое. Но и эти крохи информации говорят о том, что версия доктора Абслера о намеренном приеме яда, имеет обоснованное право на жизнь, хотя и не без некоторых поправок.

Молодой офицер разведки так возбужденно чеканил свою речь, что запыхался.

— Присядьте, Трайберг, — Розенблюм указал на стул, где сидел доктор, — и прекратите волноваться.

Эммануэль достал сигарету из пачки и закурил, сделав вид, что не заметил укоризненного взгляда друга, не желавшего, чтоб его святилище пропахло табаком.

— Джошуа Чолер был найден мертвым у себя на диване в гостиной. На нем был свежевыстиранный костюм, рядом лежали пальто и шляпа. Кроме того, он был гладко выбрит и от него исходил аромат туалетной воды. Он явно намеревался покинуть квартиру.

— Некоторые люди совершают подобные приготовления намереваясь отправить себя на тот свет, чтобы избавить свое окружение от хлопот с подготовкой покойника к похоронам, — заметил Эммануэль.

— Господин Стирис, вы забываете о специфике назначения препарата, использованного покойным. Я думаю Джошуа Чолер собирался на свидание.

— А вы забываете о том, с какой легкостью может приобрести смертельный яд человек, с диагностированной импотенцией. И проблема эта, учитывая прошлое Чолера, не может являться решающим фактором в установлении его мотивов.

Трайберг осекся, задумавшись над словами более опытного коллеги.

— Что еще вы обнаружили? — вмешался Розенблюм.

— Пустой флакон от препарата в урне. Боюсь это все. Никаких следов взлома и постороннего присутствия.

В кабинете повисла тишина. Ни одному из знавших лично Джошуа Чолера мужчин, не хотелось верить в то, что он наложил на себя руки. Над каждым из них непомерным грузом нависало прошлое, продолжая отбрасывать мрачные тени и в годы мирного существования, но даже это чудовище не было способно затмить триумф жизни, к которому они пришли благодаря совместным усилиям. Эммануэль не мог поверить, что его друг, способствовавший спасению стольких невинных жизней в Италии и Хорватии, опустил руки и сдался. Сделав затяжку и глубоко вдохнув сигаретный дым, Эммануэль посмотрел на юного разведчика. На ум ему пришла спасительная мысль.

— Прямая кишка опорожнилась?

— Простите?

— Брюки покойника были чистыми или нет?

— Нет, — растерянно ответил парень.

— В котором часу состоятся похороны?

— Похороны завтра! В три часа дня, — ответил Розенблюм.

— Отлично. Значит у нас полно времени. Поехали, Миша. Отвези меня в его дом. Это не самоубийство.

Эммануэль встал с дивана и призывно взглянул на своего друга.

Сообразив какое умозаключение движет его другом, Розенблюм встал и направился к шкафу за верхней одеждой.

— Господин, Стирис, — подорвался парень, — поясните, что вы имеете в виду?

— Человек столь педантично подошедший к организации собственной смерти, не забудет предварительно промыть прямую кишку.

***

Спустя час Консул был припаркован на забитой автомобилями стоянке супермаркета, соседствующего с небольшим кварталом, застроенным частными домами. Одноэтажные кирпичные строения, под коричневой черепицей, огороженные тщательно ухоженными цветочными клумбами и низкими металлическими заборами, были спешно возведены в послевоенные годы. Не зная точного адреса, один дом запросто можно было перепутать с другим. Отперев дверь, Розенблюм пропустил Эммануэля вперед и тот сразу же достал из-за пояса кольт, выставив его перед собой по направлению взгляда.

— Мэнни, будет тебе, за домом наблюдают со вчерашнего утра!

— Вы бы раньше об этом подумали.

— Ты прекрасно знаешь, что мы не ведем слежку за своими агентами, если у них нет оснований сомневаться в собственной безопасности.

Не обращая внимания на старческое ворчание, Эммануэль, осторожно ступая, обошел весь дом и только убедившись, что они одни, сунул пистолет обратно за пояс.

— Теперь спокоен? — раздраженно поглядывая на коллегу буркнул Розенблюм.

— Миша, я до сих пор жив лишь благодаря тому, что всегда держал палец на спусковом крючке, поэтому прекрати ворчать и пойдем со мной.

Став посреди гостиной, Эммануэль начал медленно переводить глаза с одного предмета обстановки на другой. Присматриваясь и оценивая целесообразность расположения каждого из них, он постепенно, совершал оборот вокруг своей оси.

— Что, черт возьми, ты делаешь?

— Ты ведь уже бывал здесь, не так ли?

— Конечно, и не раз.

— Значит тебе будет проще.

— Что мне будет проще?

— Оценить обстановку и найти несоответствия с привычным положением вещей.

— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— Я хочу, чтобы ты очень внимательно прошелся взглядом по всем предметам в доме и указал мне на те, что находятся не на своих местах.

— Но зачем?

— Проклятье, просто сделай это, Миша! Потом все объясню.

Спустя два часа мужчины вернулись в автомобиль и направились к шоссе М25.

— Что-нибудь бросилось тебе в глаза?

— Мэнни, я право не знаю, что и сказать. Я до сих пор не могу взять в толк, чего ты от меня хочешь.

— А ведь когда-то, ты был одним из тех, кто учил меня диверсионным работам.

— Не совсем так. Я учил тебя приемам оказания психологического давления на противника.

— Вот именно, Миша. До тебя еще не дошло, что у меня на уме?

Хмурое лицо Розенблюма в миг прояснилось.

— Подавление воли и психический дисбаланс! Бог мой! Как же я сразу не догадался? Штази!

— Наконец-то…

— Давай вернемся? Я еще раз все осмотрю.

— Нет необходимости. Довольно того, что я увидел.

— Почему ты сразу не поделился своими подозрениями?

— Потому-что в такие моменты решающее значение имеет непредвзятое мышление. Знай ты заранее, смотрел бы на вещи субъективно.

— Ты не перестаешь удивлять меня, сынок, — с нежностью в голосе произнес Розенблюм.

— У меня были хорошие учителя.

— Не утруждайся. Твоя лесть застревает у меня в ушах. На этот раз я оказался совершенно бесполезен.

— Посмотрим каким буду я в твои года. Если, конечно, доживу до них.

— Заткнись, парень! Лучше расскажи мне, что обнаружил.

— В гостиной картина перекошена, а телевизионный кабель вытащен из разъема и валяется рядом с телевизором. В спальне аккуратно подпилена ножка кровати, на простыни рассыпано нечто похожее на соль, а будильник заведен на девять. Мыло лежит на бортике ванной, а в мыльнице вода. В уборной не смыта моча. Дверца холодильника в кухне и вовсе была приоткрыта.

— Господи! Как ты подмечаешь подобные детали?

— Справедливости ради, я и сам довольно щепетилен в быту, поэтому было не так уж и трудно. Разумно предположить, что многое могло ускользнуть и от моего внимания.

— Достаточно того, что ты мне озвучил. Все это, мягко говоря, очень не похоже на Джошуа.

— Особенно писать в унитаз после смерти, не правда ли?

Михаил Розенблюм оторвал взгляд от дороги и изумленными глазами посмотрел на Эммануэля.

— Так значит, они были там…

— Верно, прошлой ночью. Они не знают, что он умер. И это дает нам преимущество. Теперь остается понять, как его использовать.

— Если они не знают, следовательно, мы можем заключить, что они не причастны к его смерти. Мэнни, ты все еще настаиваешь на том, что Джошуа не покончил с собой?

Поняв по лицу друга, что не дождется ответа на этот вопрос, Розенблюм быстро сменил тему.

— Как же мы их проморгали? Ведь прошлой ночью за домом уже следили.

— Немцы явно занимаются этим не первый месяц и должны знать окрестности и прилегающую территорию, как свои пять пальцев. Но ребятам своим все равно устрой нагоняй.

— Можешь не сомневаться, они свое получат сполна.