Последняя принцесса

Дарина Ладорская (2023)

Волей судьбы или рока простая девушка Лиссарина Эйнар становится воспитанницей в семье богатого графа и получает пропуск в мир блистательного дворянства. Но оказавшись во дворце могущественного Эрцгерцога, она понимает, что ее жизнь больше никогда не будет прежней. Она узнает, что благородные могут лгать, сильные — страдать, а равнодушные — любить.Как узнать тайну своего рождения, не позабыв настоящее?Как удержать свое сердце, когда любовь под запретом?Как танцевать с тенями, если пляска требует жертв?В игре элит, где лицемерие правит бал, а любовь диктуется выгодой, найти себя почти невозможно. Если только твою судьбу не предопределили свыше…

Глава 3. Разговор с пустотой

— Ну и что ты о нем думаешь? — Ровенна положила голову на бортик ванной. — О Ромаэле?

Лиссарина добавила пару капель экстракта розы, чтобы вода приняла специфичный запах, который закрепится в коже Ровенны. Ей тяжело было сказать что-то определенное: лорд Монтфрей, хоть и старался принимать участие в беседе, все же не сказал ничего определенного, а голубые глаза трепетно охраняли мысли, роящиеся в его голове.

— Думаю, что он недоволен.

— Я ему не понравилась?

— Нет, не в этом смысле. Такое ощущение, что ему в принципе не нравится идея брака с кем-то. Может, он еще не нагулялся?

— Не нагулялся? — Ровенна вопросительно изогнула бровь, на что Лиссарина только улыбнулась: конечно же, она не знает такого простонародного выражения.

— Это значит, что он не готов остепениться. К серьезным отношениям, то есть. Может, ему хочется ходить по балам да играть в карты с друзьями. Мы ведь не знаем, что у него на уме.

— А его брат? — Ровенна ухмыльнулась и подалась вперед, обхватив колени. — Он тебе понравился?

— Цирен-то? Да, очень милый мальчик. И всесторонне развитый, кажется. Такой интересный собеседник. Он потом подсел ко мне и начал рассказывать, как в его комнате недавно нашли…

— Ой, не прикидывайся, что не понимаешь, о ком я говорю.

Лиссарина поморщилась. Вообще-то, едва только все разошлись после обеда, как она приказала себе выбросить все жалкие мысли, закравшиеся ей в голову. Иногда лучше не знать, что на душе у другого человека, решила она, и даже если ей показалось, что ему нужна помощь, это вовсе не значит, что нужно вызваться помощницей. К тому же, прозвучало имя «Оделия», следовательно, у него есть невеста, которая может помогать ему, сколько ей заблагорассудится. Лиссарина умывает руки, выключает свою сердобольность и любопытство и сосредотачивается только на одном: сделать так, чтобы Ровенна все же нашла в Ромаэле что-то хорошее и не ссорилась с матерью из-за свадьбы.

— Думаю, у него сегодня плохое настроение, — наконец ответила она.

— Я спрашивала не это, — Ровенна хитро прищурилась, но все же откинулась на стенку ванной и погрузилась в воду так, чтобы она закрывала грудь. Коленки вылезли наружу.

Лиссарина посмотрела на нее долгим взглядом, настаивая на смене темы, но, похоже, Ровенна уже перестала об этом думать. Закрыла глаза и мурлыкала какую-то песенку.

— Все мужчины отвратительны, — вдруг сказала она, не открывая глаз. — Однако, наверное, Ромаэль все же не худший из них. Красив, богат, не глуп. И если тоже недоволен этим браком — хорошо. Значит, мы практически ничем не будем друг другу обязаны и можно надеяться на дружбу. Я где-то читала о такой вещи, как свободные отношения. В нашем обществе они неприемлемы, но я считаю, что нечего бояться неизвестного. Нужно пробовать. Ты так не считаешь?

— Плевать, что я считаю, Ро. Главное, чтобы ты все же нашла в нем достоинства и не перечила матери. Может она и притворялась, что у нее прихватило сердце, когда вы ругались, но доктор сказал мне по секрету, что она действительно больна, и лучшее лекарство — это спокойствие.

— Не делай из меня чудовище, — она строго посмотрела на Лиссарину. — Я все это знаю. Доктор сказал по секрету всему свету. И я не сбежала из Армаша только по этой причине. Мне жаль маму. Не хочу свести ее в могилу. Поэтому сюда меня привезли без трудностей, а не связанную по рукам и ногам. Я хочу фруктов, принеси, пожалуйста.

Понимая, что беседа закончена, Лиссарина вздохнула и поднялась на ноги. Покинула ванную комнату, плотно затворив за собой дверь, чтобы не выветривалось тепло, расправила домашнее темно-серое платье с узкими рукавами до локтя и вышла из комнаты Ровенны.

Она еще плохо ориентировалась в таком большом доме. Когда идешь за дворецким или еще кем-то, всегда хуже запоминаешь дорогу, чем если бы разбиралась самостоятельно. Вроде бы, если идти направо и в нужном месте свернуть, можно выйти к главной лестнице, спуститься на первый этаж и поискать кухню. И хотя все заняты приготовлением ужина, можно взять пару яблок или бананов, которые Ро очень любит. Но эта дорога длинная, и девушка не знала, куда свернуть, поэтому решила пойти влево: вдруг там есть кто-то, у кого можно спросить, или боковая лестница, ведущая в правое крыло дворца.

Она шла мимо портретов, следивших за ней умными глазами, с грустью думая, что никогда не достигнет таких успехов в рисовании. Махать шпагой и скакать на лошади получалось у нее гораздо лучше, чем размахивать кистью. Но больше ей не с кем было этим заниматься, поэтому графиня запретила такое времяпрепровождение, предложив, как альтернативу, рисование.

Лиссарина свернула за угол, попав в очередной коридор, шире и просторнее. За одной дверью доносилась игра на скрипке, весьма приятная, но не виртуозная. За второй — ничего, тишина. Третья была приотворена, но девушка, разумеется, не стала туда заглядывать, хотя очень хотелось. Закрытые двери привлекают, но гораздо сильнее манят чуть приоткрытые.

Коридор быстро закончился, незаметно перетек в открытое пространство, и она оказалась на небольшом балконе второго этажа. Впереди показалась деревянная лестница, и девушка стремительно направилась к ней, как вдруг чей-то знакомый голос заставил ее замереть на месте. Внизу кто-то был.

Сама не зная, почему прячется, она укрылась за небольшой колонной из красного дерева и взглянула вниз. В центре зала, засунув руки в карманы брюк, стоял Люциен в прежнем обеденном наряде. Он был совершенно один, но все же с кем-то разговаривал.

— Я умолял его, унижался, он даже не взглянул на меня. Так надо и все тут, вот что он сказал. Разве отцы так поступают?

Молчание. Он смотрел в определенную точку, словно видел кого-то. Того, кого там не было и быть не могло. Ему никто не ответил, но он все же продолжил:

— Я не смогу его простить. Никогда. Я его ненавижу. Если бы он сдох там, вместо него, я бы только обрадовался. О, не перебивай, дай я выскажусь! Мало того, что я ему как кость в горле стою, он всю жизнь на меня косится, так еще и решил лишить меня единственной радости в жизни? Как будто это не было в его силах. Он мог помочь. Он просто не захотел. Преследует только свои интересы, потому что он эгоистичный ублюдок, которому не только до сына нет дела, но и до своей страны…

Он вдруг замолчал. Лиссарина так испугалась, что ее заметили, что опасалась высовываться еще раз. Кажется, она явно не должна была стать свидетелем этого разговора с самим собой. Она прикрыла рот рукой, чтобы участившееся дыхание не выдало ее присутствия.

Послышались медленные шаги. Люциен поднимался по лестнице. Девушка глубоко вдохнула, вышла из укрытия на свет и пошла уверенной походкой вперед, словно бы и не останавливалась на минуту. Моля богов, чтобы сию же минуту наделили ее актерским даром, она старалась делать невозмутимый вид, и когда на последней ступени лестницы она столкнулась с Люциеном лицом к лицу, приготовилась смело взглянуть ему в глаза и невинно улыбнуться. Мол, здравствуйте, первый раз вас вижу, ничего не слышала…

Но он молча прошел мимо, даже не удостоив ее взглядом. Оставил после себя запах сигарет и мяты и скрылся за поворотом. Не останавливаясь, с каменным лицом Лиссарина преодолела все ступени и оказалась в небольшом зале. Ее не покидало ощущение, что кто-то наблюдает за ней, но в зале никого не было, что только подтвердило один странный и пугающий факт: Люциен Монтфрей разговаривал с пустотой.