Безупречный злодей для госпожи попаданки

Дарина Ромм (2025)

Я очутилась в другом мире, но вместо прекрасной жизни получила статус бесправной рабыни. Еще загадочное прошлое девушки, в чье тело попала. Не выдержав, я сбежала от жестокого хозяина и теперь на меня идет безжалостная охота. Смогу ли я спастись, ведь мою тайну знает самый ужасный дракон, Главный королевский Инквизитор?

3

— Зачем мне эта дохлятина? — мужской голос звучит равнодушно, лениво растягивая в словах гласные.

— Живая она, просто спит. Дорога была длинная, вот и умаялась, — голос Ганиса заискивающий. Еще в нем слышен откровенный страх.

Его приятель визгливо поддакивает:

— Хорошая девка, Али. Недорого просим — уезжаем, вот и делаем скидку.

— Она ничего не стоит. Падаль, — голос того, кого назвали Али, все так же равнодушен.

— Да ты посмотри на нее получше, — лебезит Ганис. — Видишь, какая кость тонкая, и руки, точно у принцессы. Откормишь чуток и продашь за хорошие деньги. А синяки пройдут, и следов не останется.

— Сами кормите свою принцессу…

Голоса продолжают звучать, но я больше не прислушиваюсь — что бы ни решил этот Али, для меня одинаково плохо. Или эти двое скормят меня землюкам в канаве, или самый крупный работорговец этих мест Али Меченый перепродаст какому-нибудь извращенцу.

Воздух возле моей головы колеблется, на лицо падает тень. Голос Али лениво произносит:

— Ладно, три монеты.

— Да ты что, Али! — ахает Ганис. — Да я за нее отдал…

— Две монеты, — перебивает Али.

— Согласны! — торопливо вклинивается тонкий голос второго. — Отдаем за две монеты.

Звон металла, меня вытаскивают из телеги и куда-то сгружают.

Затихающий скрип несмазанных колес, и голос Али:

— Открывай глаза, я знаю, что ты не спишь.

Неохотно поднимаю веки и сталкиваюсь с внимательным взглядом голубых глаз. Мы долго смотрим друг на друга и молчим.

— Есть хочешь, Федерика? — четко очерченные губы мужчины дергаются в усмешке. Голос у него красивый, лицо тоже — только рваный темный шрам на левой брови портит его идеальность.

— Пить, — разлепляю я растрескавшиеся губы.

Мужчина еще секунду смотрит мне в глаза, затем поворачивается и что-то гортанно кричит. Уже через мгновение мою голову приподнимают и к губам подносят чашу с водой. Я жадно, давясь и захлебываясь, пью, а мужчина внимательно наблюдает. Наконец чаша пустеет, и мою голову отпускают.

— Ты можешь шевелиться, Федерика? — внезапно интересуется Али. Наклоняется ко мне, словно ощупывает взглядом мое лицо, и почти беззвучно цедит: — Как же ты попала в это дерьмо, принцесса?

Выпрямляется и командует:

— Подними руку!

Я пытаюсь пошевелить пальцами, и у меня получается. Приподнимаю кисть и снова опускаю.

— Так, теперь вторую.

Проделываю тоже с другой рукой, и Али довольно кивает

— Теперь ноги. Согни в коленях.

Я не шевелюсь, боюсь даже пробовать — инквизитор сказал, что у меня сломан позвоночник. Кажется он говорил, что лечил меня, но я не уверена…

— Долго мне ждать? — в голосе мужчины появляется сталь.

Медленно, не отводя взгляд от его лица, я тяну на себя правое колено, затем так же медленно левое. От облегчения у меня начинают течь слезы — я могу двигаться, значит, не так все страшно. Значит, у меня есть какая-то надежда…

— Умница, — в голосе Али звучит удовлетворение.

Он снова отворачивается от меня и что-то гортанно командует. Ко мне тут же подбегают закутанные в темные одежды женщины. Подчиняясь командам Али, они осторожно перекладывают меня на деревянные носилки и несут под широкий навес в глубине двора.

— Разденьте ее, — эту команду Али произносит на понятном мне языке.

Несколько пар рук быстро стягивают лохмотья, прикрывающие мое тело, и я вдруг начинаю краснеть под пристальным мужским взглядом. «Это не мое тело. Я могу не стесняться, и не стыдиться», — так я уговариваю себя, но против всякой логики дергаюсь прикрыть грудь.

— Опусти руки! — бьет окрик, и мои ладони грубо отбрасывают. С двух сторон меня за плечи прижимают к столу и держат, пока светлые глаза Али внимательно проходятся по моему дрожащему от стыда телу.

— Осторожно помойте, и пусть ее осмотрит лекарь, — равнодушно произносит мужчина. Еще несколько секунд смотрит мне в лицо нечитаемым взглядом, затем поворачивается и, не оглядываясь, уходит.

Я облегченно закрываю глаза и начинаю в голос рыдать.

Инквизитор

— Господин дракон желает что-то особенное?

Подавальщица смотрит на меня приоткрыв ротик. Светло-карие глаза блестят возбуждением, смешанным со страхом и любопытством. Еще бы, не каждый день в этой глуши появляются драконы инквизиции, тем более в таком статусе, как мой.

Хотя лица она не видит — никто не видит наших лиц, даже король — в эмблемах явно разбирается. Недаром глаз не сводит с алой гидры на левом плече — знака высшей касты в инквизиции.

— У нас есть вкусная еда и забористая выпивка. Девочки на любой вкус.

Девица облизывает розовым язычком пухлые губы и подается в мою сторону небольшой, но вполне аппетитной грудью.

— Если не хотите девочку из гильдии, есть приличные девушки из города, кто с удовольствием поможет вам весело провести ночку…

Я усмехаюсь — приличные девушки не помогают незнакомым мужчинам в таком деле. Ночью они мирно спят в своих кроватях. Но, видимо, в этих местах понятия о приличиях имеют свои особенности.

— Спасибо, милая, как-нибудь в другой раз, — даю поскучневшей красавице монетку и велю. — Проводи-ка меня к гостю, который живет на вашем постоялом дворе.

— У нас много гостей, прекрасный господин, — жеманно тянет девица, похоже не потерявшая надежду скрасить моё одиночество. — Кто именно вас интересует?

— Его имя Манх, — называю одно из прозвищ своего лучшего агента, под которым он должен заселиться на этот постоялый двор.

— Идите за мной, господин.

Девица подбирает юбки и, старательно демонстрируя мне щиколотки, начинает подниматься по лестнице. Я иду за ней, незаметно оглядывая окружающее пространство — крутую узкую лестницу впереди, большой обеденный зал, заставленный тяжелыми деревянными столами, вход на кухню в углу за колонной. Что-то не так вокруг меня. Интуиция негромко, но отчетливо шепчет об опасности. И хотя мой дракон не беспокоится, игнорировать приходящие сигналы я не собираюсь.

— Вот здесь живет ваш друг, — подавальщица останавливается возле дальней двери на втором этаже. — Только он уже два дня ужинать не приходит. Наверное, где-то в другом месте решил развлечься.

Обиженно поджимает губки. Похоже, эта хорошая девочка и моему агенту помогала ночки коротать. Шустрая.

— Спасибо, милая, можешь идти. Если понадобишься, позову.

— Буду ждать, прекрасный господин, — она игриво хлопает глазками. — Меня Аиша зовут. Вы только позовите, и я сразу прибегу.

Дождавшись, пока девица уйдет, достаю из кармана артефакт, открывающий любые замки, — стучать бессмысленно, дверь мне не откроют. Это я понял, еще только подходя к комнате. Манх, сгорбившись, сидит за столом, словно о чем-то глубоко задумался. На звук открывшейся двери даже не поворачивается. Не может он это сделать — мой агент уже два дня как мертв.

Здесь я провожу несколько минут. Нахожу то, за чем пришел. Тщательно осматриваю комнату, но не вижу ничего, что рассказало бы о произошедшем. Затем снимаю остатки ауры Манха — отдам следователям, вдруг что-то найдут. Активирую артефакт невидимости и осторожно покидаю комнату — больше здесь для меня ничего нет.

Отойдя от постоялого двора на пару кварталов и убедившись, что за мной нет слежки, снимаю защиту. Задумчиво иду по хорошо знакомым улочкам города и неожиданно обнаруживаю себя стоящим у ворот больницы, где я оставил повозку работорговца Ганиса, хозяина этой девочки, Федерики.

Поколебавшись несколько секунд, захожу внутрь — хочу убедиться, что мой приказ показать рабыню целителям исполнен. Еще через несколько минут я выхожу обратно. Если бы ты мог видеть сейчас мое лицо, Ганис, ты бы уже во всю прыть гнал своих лошадок, пытаясь удрать как можно дальше. Только далеко тебе не уйти — очень, очень скоро ты будешь жалеть о том, что решился обмануть меня. И ты, и твой тощий приятель, собиравшийся утопить в канаве живую девушку.

Чтобы отыскать Ганиса и его приятеля, мне понадобился час. Чтобы выслушать сбивчивый, на два голоса, рассказ о продаже рабыни, ушло пятнадцать минут. Если бы они не ползали по полу у моих ног, трясясь и завывая от ужаса, хватило бы минуты. На то, чтобы избавить мир от двуногой дряни, мне потребовалось двадцать секунд — по десять на каждого. Еще полчаса я добирался до дома работорговца…

— Светлого дня, господин королевский инквизитор. Что привело вас в мое скромное жилище?

Али Меченый чрезвычайно почтительно склоняет передо мной голову, приветствуя высокого гостя. В комнате царит полутьма — окна прикрыты деревянными щитами, не дающими жарким лучам полуденного солнца попадать внутрь. В углах расставлены охлаждающие воздух артефакты — после испепеляющего зноя улицы находиться здесь просто блаженство.

Неслышно появляется молоденькая служанка, споро расставляет на круглом столике посуду и вазочки с угощениями и так же бесшумно исчезает.

— Могу я предложить вам чай, кофе или кальян? Может быть, отдых и наложницу? Воин королевской инквизиции — всегда желанный гость в моем доме, — Али ведет рукой в сторону низкой тахты со множеством ярких подушек. — Присядьте и подкрепитесь после долгой дороги…

— Я ищу женщину, — перебиваю его — в таких домах я никогда не ем, и он прекрасно это знает. — Она у тебя.

— У меня много женщин. О какой именно мы говорим?

Работорговец, как обычно, абсолютно спокоен и, как всегда, делает вид, что видит меня первый раз.

— Её привезли сегодня. Федерика.

— Да, сегодня я купил женщину с таким именем, — согласно кивает Али, и я чувствую, как мои плечи расслабляются.

— Я забираю её.

— Простите, господин инквизитор, но девушка была очень слаба, когда ее привезли. Она умерла почти сразу, как я заплатил за нее деньги, — торговец разводит руками. — Увы, я потерял свои две монеты.

— Где тело?

— Погребено.

— Три часа назад девушка была жива и умирать не собиралась. У тебя было достаточно времени дождаться ее смерти и избавиться от тела, Али? — издевка в моем голосе слышна даже глухому.

— Очевидно, её состояние было хуже, чем могло показаться. К тому же… Лето, жара, а она жалкая рабыня — кому надо с ней возиться? Я сразу отдал ее похоронщикам, — Али подходит к встроенному в стену шкафу и достает сложенный вчетверо лист пергамента. — Вот свидетельство.

Внимательно изучаю документ, особенно печати — все выглядит как настоящее. Вот только таким не является, и Али знает, что я это знаю. Недаром на дне его холодных глаз залегло напряжение. Что же, оставим пока так, как есть. Возвращаю пергамент и, не прощаясь, иду к двери. На пороге оборачиваюсь, смотрю в голубые нездешние глаза работорговца:

— Было бы лучше, останься девушка в живых, Али. Подумай, не совершил ли ты где-то ошибку?

После прохладной полутьмы дома жгучий зной улицы кажется особенно невыносимым. Раскаленные булыжники мостовой прожигают подошвы сапог. Глаза слепнут от яростной белизны облитых солнцем стен домов. Осторожно вдыхаю обжигающий легкие воздух и иду к центральной площади — там я смогу взлететь.

С момента, как я начал искать рабыню, прошло всего два часа. За это время король двенадцать раз прислал мне требование вернуться во дворец. Через несколько минут я был в небе, летел к столице, гадая, зачем так срочно потребовался его величеству, и прикидывая, сколько времени Федерике понадобится, чтобы с помощью целителя работорговца прийти в себя.

Работорговец Али Меченый

Глаза дракона в прорезях капюшона на миг закрываются, а когда снова смотрят на меня, я вижу в них свой приговор:"Подумай, не совершил ли ты где-то ошибку?"

Усмехаюсь, глядя в закрывшуюся за ним дверь:

— Мое рождение уже было ошибкой, господин королевский инквизитор. Что уж говорить об остальной моей жизни…

В крыле целителя, как всегда, прохлада и тишина. Пахнет травами и очищающими заклинаниями — мне всегда казалось, что у них аромат грозы. Целитель Лазарис с задумчивым видом копается в высоком шкафу, где хранит самые ценные зелья. Вынимает пузатый горшочек с плотно притертой крышкой и довольно крякает:

— Вот и пригодилась мазь из корня аулеты, мой господин. Думал, выкинуть придется, ан нет, нашлось куда использовать. Будем…

— В каком состоянии девушка? — обрываю его восторги.

— Я дал ей порошок сонного корня, и пока она спит. Если хотите, можете посмотреть на нее. Сейчас она чистая, и можно что-то разглядеть.

— Я ее видел, — усмехаюсь, вспомнив, как полудохлая девчонка пыталась прикрыться от моего взгляда. — Что с ее здоровьем?

Старик недовольно качает головой:

— Все тело — сплошной синяк. Как только сразу не умерла от таких побоев? Но внутренние повреждения уже зажили — кто-то вовремя полечил ее. На глаза ей накладывали компрессы с отваром важины. Красивые глаза, я бы сказал, — он замолкает, недовольно качая головой.

Я усмехаюсь про себя: кажется, я знаю, кто так своевременно подлечил тебя, Федерика.

Лазарис начинает осторожно раскладывать густую, маслянистую мазь из горшка по маленьким склянкам, не забывая болтать:

— Мне кажется, она будет довольно хорошенькой, когда синяки сойдут. Но сначала придется откормить ее как следует — я таких тощих давно не видел. Как будто она месяц или два вообще не ела. Силы ей долго придется восстанавливать. Но ничего, моя волшебная мазь…

— Она девственница? — обрываю его.

— Невинна, как в день своего рождения, — кивает старик.

— Хорошо. Следи за ее состоянием. Я пока подумаю, кому можно ее продать.