Нити Арахниса

Дарья Бычихина (2024)

Странные сны, потусторонние голоса, фобии и обмороки — это для кисейных барышень. Дипломированному юристу и секретарю судьи так не подобает. А обращаться за советом к экстрасенсу — тем более. Но Анна уже сделала свой выбор и ступила на предначертанный ей путь. Страхи ушли, сознание открылось, голоса зазвучали громче, сны стали ярче. Да и сны ли это? Теперь она может видеть то, чему точно не учат в институте. Вот Арахнис. Он — хранитель нитей. Вот паутина, в которой бьются бабочки — человеческие души, запутавшиеся в собственных желаниях. Она вне паутины и может путешествовать между мирами. Отныне её судьба сопряжена с тайнами мироздания. И раз уж границы между реальностью и иллюзиями стёрлись, а «вся жизнь — игра, то почему же не придумать для неё свои правила?»Осталось лишь понять, какова её роль.

— Света, нашатырь неси! Немощные какие—то на медосмотре сегодня!

Медсестра процедурного кабинета подхватила Анну за талию и уложила на кушетку.

— Ой!

Послышался звон стекла. Резкий запах нашатыря заполнил кабинет. Вторая медсестра, тоненькая девушка, пыталась промокнуть полотенцем жидкость, расползающуюся лужей из-под разбитого флакона.

— Светка, откуда ж только руки у тебя растут? — Старшая медсестра уже тыкала в лицо Анны комком ваты с нашатырём.

Судорожно вдохнув, Анна открыла глаза.

— Девушка, вы очередь задерживаете! Предупреждать надо, что припадочная!

— Я же говорила, что будет нужен нашатырь, — чуть слышно прошептала Анна.

— Говорила она, — передразнила медсестра. — В платную иди, там вам и сервис будет, и нашатырь.

— Можно уже? — В приоткрытую дверь просунулась лысоватая голова.

— Нет! — в один голос рявкнули медсестры.

Каждый ежегодный медосмотр был пыткой для Анны. Все начиналось сразу, как только игла шприца или катетера проникала под кожу. Не успевали первые капли крови покинуть тело, как пронзительный звук стремительно приближался издалека, оглушал, захватывал. Очертания реальности растекались, и сознание Анны уносилось вдаль. Всего один миг она видела себя лежащей на полу, — и падала темнота. Плотная, как занавес. Точно так же Анна теряла сознание при виде пауков.

«Сидит, бледная такая, того и гляди, упадет, что ж они сейчас дохлые, молодые, а здоровья нет». — Пожилая уборщица дорабатывала смену в поликлинике и торопилась скорее уйти. У младшего внука — день рождения, подарок уже куплен, осталось успеть на автобус, хорошо, автовокзал недалеко, полтора часа — и можно будет вдыхать молочный запах светловолосых макушек.

— Бахилы — у входа в кабинет, две пары надень, вон натоптала как! — Уборщица с силой терла пол вдоль коридора. Железная швабра с лохматой тряпкой скользнула под вытянутыми ногами Анны, которая неподвижно сидела на продавленной, с облезлыми боками скамье, сжимая в руке кусок ваты.

— Вода в кулере есть, попей, а то, гляди, упадешь ещё. — Пожилая женщина тревожно посмотрела на бледную до синевы девушку. Та не ответила, резко, как будто вспомнив что-то важное, поднялась и направилась к выходу. Из процедурного кабинета доносились громкие крики и ругань.

***

— Голос, понимаешь, я точно слышала голос…

Чай остывал в кружке, стоящей на журнальном столике. Столик, подарок бывшего Ташиного ухажёра, был неудобным и слишком низким, но другого в крохотной съёмной «однушке», где жили Анна с подругой, не имелось.

— Ага, голос! Ты же в отключке была, вот медсестер и слышала, которые тебя откачивали! Кстати, я сегодня дома ночевать не буду. Ты давай накладывай себе! Я картоху на сале пожарила, мама с поездом передала. Я сегодня с Вадиком в ресторан иду.

Таша стояла перед Анной в красных колготках с имитацией черной шнуровки и простеньком халате в цветочек. Халат был захвачен из Ташиного дома в далёком районном поселке, где жили железнодорожники. Боевая раскраска и тщательно уложенные короткие белокурые волосы подтверждали решительный Ташин настрой. Таша была высокой, длинноногой и худой, с тонкими запястьями и щиколотками, но при этом — с широкими бёдрами. Подруга Анны вполне могла бы стать моделью, но, как говорила сама Таша, её подвела «широкая кость"и любовь к домашним соленьям, салу и жареной картошке.

При своем росте девушка ничуть не стеснялась носить самые высокие шпильки и юбки такой длины, на которой у Анны заканчивались кофты.

— у него — «Инфинити», не машина, а целый дом! Правда, смешной он, Вадик, маленький, ростом по плечо мне, зато щедрый! — Таша мечтательно улыбнулась. Она была в активном (и весьма успешном) поиске мужчины, который решит все ее запросы и проблемы разом.

— А чего голос тебе говорил-то? Он хоть приятный был? — Таша щедро положила в большую тарелку картошки и поставила её на столик перед Анной.

— Я плохо помню, но, что—то про страх, который мешает видеть.

Запах жареной картошки с луком поплыл по маленькой кухне. Анна, отогревшись сладким чаем, приступила к ужину.

— Кстати, я тут в компании сидела, так там деваха одна тоже голоса слышала. Ходила она к тетке, экстрасенсу, та ей что—то пошептала, астрологию рассказала, — и отпустило. Давай для тебя узнаю, что почем? Да и вообще, может, эта экстрасенс тебе прикинет, что у тебя по женихам-то, а то с твоей работой — совсем печаль. Я бы тоже сходила потом. — Таше каким-то чудом удавалось и жевать, и говорить.

Сигнал смс еле слышно пискнул с дивана.

— Всё, я побежала, Вадик приехал! — Таша кинулась одеваться. Вскоре хлопнула входная дверь.

— Будь, аккуратней, пожалуйста! — крикнула вдогонку Анна. Но Таша не отозвалась: лифт уже уносил ее в ночной мир, о котором Анна знала лишь по обрывистым рассказам подруги.

Темнота смотрела в окна. Лето заканчивалось, фонарь у подъезда уныло мигал. Анна одиноко сидела за низким журнальным столиком на чужой кухне. Небрежно брошенные на подоконник листы протоколов судебных заседаний напоминали о том, что впереди — полуночная работа.

***

Из больших пластиковых окон городского суда была видна набережная. В её потрескавшемся асфальте застревали каблуки выгуливающих лучшие наряды девушек и молодых людей. Отсюда была видна главная достопримечательность города: вид на небоскребы другого мира, другой цивилизации — китайского города Хэй—хэ, провинции Хейлунцдзян. Пограничная река Амур, разделявшая две страны, играла в лучах солнца, которое в эти последние летние дни светило на полную мощность. Несмотря на будний день, люди беспечно прогуливались по набережной. В районный центр приехали студенты, они разбегались пестрыми стайками по периметру длинной бетонной «змейки» вдоль реки, радостно предвкушая приключения свободной жизни вдали от родителей.

У Анны затекала рука. Она еще побаливала после сдачи анализов и медосмотра, который закончился обмороком накануне. Уже второй час девушка вела протокол на судебном заседании. Сначала, чтобы не пропустить ни одного из слов, которые порой были совсем не понятны для нее, Анна писала их на тонких белых листах А4 — сокращая, размашистым почерком. Листы в процессе работы могли вылетать из—под стола, но никто не обращал на это внимания: главное — запротоколировать все детали заседания. Все участники действа были погружены в процесс, и маленькую фигурку за отдельно стоящим столом никто не замечал. После предстояла перепечатка листов на громоздком компьютере, ноутбуков и диктофонов не предоставляли, все делалось по старинке.

Две тысячи восьмой год прокатился по стране волной увольнений, безработицы: стопки судебных дел по восстановлению на работе высились на судебных столах. Секретари по трудовым делам сверлили дела настоящими сверлами: тома дел росли, как сугробы в снегопад, и никаким шилом невозможно было их проткнуть. Шитье дел было одной из обязанностей низшего судебного чина. Вместе с делами секретари случайно сверлили и столы, и зачастую собственные пальцы.

Попасть на работу секретарем судебного заседания сразу после института, без стажа и протекции, оказалось для Анны большой удачей. Но за этой удачей скрывались бессонные ночи, совмещение работы с учебой в институте на последнем курсе, постоянная угроза отчисления, умение договариваться, куча написанных рефератов и мелких услуг для кафедры, уже привычные обмороки от усталости и «скорая» у подъезда. Анна отчаянно пробивалась через сложности городской жизни. Без родителей, без финансовой поддержки, без связей и надежды на счастливый билет. Мама осталась в ее родном городке, а отца Анна не знала вовсе.

Анна работала секретарем у судьи, с которым никто не хотел иметь дела. Все девушки, которые были его секретарями, очень быстро, с ругательствами или со слезами, увольнялись. Одной из причин были постоянные странные проверки, которые устраивал своим секретарям судья. За глаза его называли «чекистом», поговаривали, что на каждую девушку, что у него работала, ведется досье, что он — бывший сотрудник КГБ, всех проверяет по—своему и зачастую очень жестко, используя психологические приемы давления. Канцелярские делали ставки, сколько продержится Анна.

— Анна Владимировна, где документы, срочные, что с почты забрали?

Утро не предвещало ничего хорошего. Все десять судебных процессов, запланированных на день, закончились. Теперь остались всего вечер и ночь для обработки информации и подготовки протоколов. В вечернее и ночное время девушка быстро выполняла рабочие дела, а днем ее ждала бесконечная череда судебных заседаний и лиц.

Услышав резкий голос босса, Анна вошла в кабинет судьи. Еле различимый за завалами дел и документов хозяин кабинета, худой, нескладный мужчина средних лет, безуспешно пытался привести в порядок свой стол.

— Сейчас, сейчас я поищу. — Голос девушки немного дрожал. Анна работала меньше полугода, но уже понимала, какой объём работы на нее возложен. «Глаза боятся, руки делают», — когда-то учила бабушка. Вспоминая о ней, Анна всегда чувствовала прилив жизненных сил. Она метнулась в свой смежный кабинет к сейфу.

Огромные стопки судебных дел были разложены на столе кабинета секретарей. Напольный двухстворчатый сейф из крашенной в грязно—белый цвет стали, до верху забитый томами дел, был раскрыт. За дела секретарь отвечала головой.

Анна буквально шила дела белыми нитками: черных не выдавали. Формировала из десятков, а то и сотен документов те самые судебные дела, в ходе которых разбивались или склеивались судьбы. Вызывала стороны судебного заседания, людей, которых бывало в деле столько, что руки синели после оформления повесток, которые Анна пачками отправляла на почту. Звонки, корреспонденция, полная организация всех судебных заседаний, а самое главное — протоколирование каждого слова в процессах. А судебных процессов случалось больше чем по десять в день. В процессах, где родственники чуть не выцарапывали глаза друг другу за квартиру умершей бабушки, которую при жизни и не навещал никто, где после жестоких ошибок врачей люди пытались найти правду или получить компенсацию за свои увечья. В процессах, где после жестоких ДТП пострадавшие надеялись хоть как-то возместить себе огромные расходы на лечение. В судебных делах выворачивалась наизнанку вся грязь, которая обычно пряталась за закрытыми дверями. Это была самая настоящая драма жизни, где Анна была просто безмолвным свидетелем, мелким участником аппарата суда, беспристрастного и равнодушного. Но эта беспристрастность порой имела двойное дно, которое поблескивало золотом. Об этом Анна пока еще не знала.

— Где документы? Ищите, они нужны в процесс, там от прокурора должно было быть обращение. Заседание завтра с утра, чтобы документы были на столе, — раздавался недовольный голос судьи из открытой двери его кабинета.

Анна мельком взглянула на костлявую спину судьи, мелькнувшую в проеме входной двери. Она даже не заметила, что рабочий день давно закончился.

«Черт, я точно помню, что забирала стопку документов из канцелярии и оставляла на своём столе, пока в туалет выходила, где же они? — Анну словно обдало холодной волной, и что—то колючее сжалось в желудке. — Уже конец дня, посторонних в коридоре нет, процессы закончились…»

Девушка судорожно принялась вытаскивать из сейфа дела. Папки с глухим стуком падали на пол. Огромная пачка неразложенной корреспонденции веером раскинулась по полу. Анна, сидя на корточках, откладывала в сторону лист за листом и еле сдерживала слезы. Потеря документа грозила в лучшем случае увольнением, а в худшем — черной меткой на дальнейшей карьере.

Кабинет секретарей представлял собой прихожую, в которую выходили две двери в смежные кабинеты судей. Слева велись процессы по гражданским делам, справа находился кабинет другого судьи по делам административным. Кабинет Анна делила с коллегой Ирой, эффектной фигуристой брюнеткой, которая была без пяти минут помощником судьи, по совместительству — дочкой судьи районного суда, и не сильно заморачивалась работой. Дела ее судьи были административные, что предполагало меньшую волокиту, мало бумаг, завершение дня вовремя и пренебрежительное отношение к простым смертным без рода без племени. К последним Ира относила свою коллегу Анну.

Ира красила губы, глядя в зеркало на внутренней створке приоткрытого шкафа для одежды. Закончив наносить помаду, она встала и разгладила на крутых бедрах яркую юбку.

— Интересно, форму, что нам шьют, укоротить под себя можно будет? А ты чего роешься в сейфе, как крот?

— Ты не видела документы? На столе моем лежали, в красной папке «Входящее»?

— Не-а, не видела, я только что из буфета пришла. Только твой «чекист» у тебя тут копался, когда ты выходила, у него и спроси. Арриведерчи. — Ира захлопнула дверь шкафа, накинула бежевый тренч и вышла в коридор.

Анна перерыла весь сейф, искала, пока охрана не погасила свет в коридорах, но ничего не нашла.

— Глянь, паук ползет. Вона, на стене. — Бабушка мягко повернула голову внучки. — Примету помнишь?

— Какую, бабуль? — Шестилетняя Анечка внимательно смотрела на бабушку.

— Вверх — удача в обе гачи, вниз — беде быть, а этот ядовитый, сучонок. — Бабушка не мигая смотрела на внучку своими серыми глубокими глазами.

— А я думала — к хорошим новостям… Большой — то какой. — Девочка с интересом и осторожностью разглядывала насекомое с мохнатыми лапками и белым крестом на спинке.

— Ха, это уже от паука зависит! Этот точно не с вестями приполз. Сама и спроси, а лучше прикажи. — Бабушка Маня улыбалась, её стальные крепкие зубы поблескивали на солнце.

Паук размером с детскую ладонь медленно перебирал мохнатыми лапками, двигаясь в сторону девочки. Закатные лучи освещали стену сарая, рядом с которой на узкой лавке сидели бабушка и внучка. В старой, покосившейся самодельной постройке были только три стены, доски и фанера выгорели и местами подгнили.

— Как же это, ба? — Девочка сжалась от ужаса, она не могла двинуться с места — и снова пронзительный звук в ушах начал заполнять пространство.

— Забыла, что ль? Вспоминай. — Прикосновение мохнатой лапки к щеке заставило девочку подскочить.

«Опять этот кошмар! — Анна вынырнула из мучительного сна, как из омута. — Видимо, перенервничала из-за потери документов, куда ж они запропастились-то?»

Голова была тяжёлой, простыня намокла от пота. Кое—как поднявшись с постели, девушка поплелась на кухню. В квартире больше никого не было: Таша не ночевала дома. Анна налила себе воды из чайника, взглянула на стенные часы. Они показывали 03:03.

«Схожу я к тетке-экстрасенсу, может, от фобий меня избавит, надоело уже это все…»

***

— Анна Владимировна, зайдите ко мне в кабинет, — металлическим голосом приказал босс.

— Иду. — Красноватые припухшие глаза Анны красноречиво говорили о беспокойной ночи.

— Что вы себе позволяете? Оставление важных документов без присмотра, халатное ведение дела! — Судья достал из своего небольшого сейфа, обычно запертого на ключ, папку с документами, которые накануне Анна искала почти до рассвета. Швырнул их на стол перед стоящей хрупкой фигуркой.

— Как? Они… у вас? Я их не оставляла без присмотра, только на своем столе, и то когда на минуту вышла в конце рабочего дня в туалет! — Слезы предательски набухали в глазах. «Только не здесь», уговаривала себя девушка, сжимая за спиной руки в кулаки до боли. В ладонях ощущались жар и влага.

— Свободны, следующего предупреждения не будет! Документы в дело, выходим в процесс, зовите людей. — Судья развернулся к компьютеру, давая понять, что разговор окончен.

— Хорошо… — Девушка разжала непослушные пальцы, взяла папку с надписью «Входящая корреспонденция» и вышла из кабинета. Сразу же из глаз хлынули слёзы.

«Козел, специально подстроил…» — Анна с кипой судебных дел, переданных из канцелярии, поднималась на третий этаж. Слезы уже высохли, контрастное умывание над раковиной с отколотым краем смыло остатки косметики. Оставались только краснота и припухлость возле глаз, которые делали девушку похожей на обиженного ребенка.

«Да что за…» — Анна вдруг споткнулась — и башня из папок рухнула на пол.

— Извините, — машинально пробормотала она и принялась быстро собирать документы. В коридоре сидели свидетели, мужчины, в основном пожилые: предстояло дело по признанию права собственности на гараж. Это были соседи по гаражу, пенсионеры и собутыльники хозяина собственности, заявленные им как свидетели.

— Возьмите, пожалуйста. — Мягкий баритон раздался за спиной девушки. Анна обернулась. Мужчина, сидевший на скамье справа от двери в кабинет, привстав, протягивал ей упавшее дело. Подавая папку, он прикоснулся к пальцам девушки и пристально посмотрел ей в глаза. Он был средних лет, с ранней сединой на висках, с легкой щетиной на узком интеллигентном лице. Замшевые серые мокасины, джинсы и кардиган в тон выдавали тщательную заботу о своей внешности — и желание оставить этот факт незамеченным.

***

«Глаза, кофейные с точечками, белыми, как снежинки. Знакомые глаза. Как будто видела его где—то. А руки, руки теплые, кожа на пальцах грубоватая. пальцы немного шершавые, но было приятно. Когда он мне дело протягивал — прикоснулся. Может, случайно, а вдруг — нет? Хорошо бы специально… Мечтать не вредно. Симпатичный. Брюнет. Ну и что, что старше, лет на десять точно. Подтянут, моложав, кольца нет, когда дело протягивал, я успела посмотреть, не женат он, чувствую. Взгляд грустный, разведен, наверное…» — Анна механически протоколировала процесс и думала о недавней встрече в коридоре.

— Анна Владимировна, не спите, возьмите расписку у свидетеля!

«Да, возьму, возьму, куда ж денусь… тем более пока свидетель сюда доковыляет. Дела эти с пенсионерами утомили уже, „помню-не помню“, а мне еще протокол набирать и кучу корреспонденции на почту подписывать…» — Девушка задумчиво рылась в документах, ища расписку об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

«Забыл, какого цвета гараж у соседа. Судья еще страха нагнал про уголовную ответственность! Конечно, дед теперь боится, а дело-то ерундовое», — — Анна протянула лист с распиской свидетеля пожилому мужчине, который медленно, со страхом в глазах, подходил к столу секретаря.

Допрос свидетеля продолжился.

«А чего он в коридоре сидит? К Ирке в процесс, наверное, „дтпэшник“, у нее в процессах всегда мужики симпатичные. „Административка“ — там мужики и попадают обычно, не то, что у нас на „гражданке“: одни пенсионеры да семейные. А у Ирки то штрафники скорость превысят, оспаривают, то „лишенники“ права свои отвоевывают. Только обычно там адвокаты — а тут явно обычный, гражданский. Не заискивал, тревожный… А я дура, первый раз его увидела и сразу покраснела. Точно, дура… опухшая, не накрашена. Что же я платье черное не надела? В кофте этой серой, как бабка…»

— Анна Владимировна, проводите свидетеля, приглашайте следующего!

«Ну и ладно, чего терять, спрошу, к кому он сидит, может к нам… Хорошо бы к нам! Смотрел так, с интересом. Блин, я уже и забыла, когда была на свидании! Сегодня опять в ночь протокол печатать. Может ему просто подмигнуть?»

Ручка скатилась со стола. Анна встала, вышла в коридор, провожая свидетеля и приглашая следующего. Кареглазого в коридоре уже не было.

«Ну и сама виновата, нечего себе придумывать, расхрабрилась. Хорошо, за квартиру уже заплатила, на кино хватит, сходить, что ли? Да какое кино… Пока протокол наберу — час ночи будет, успеть бы поспать. Еще по другим процессам дела лежат, не до развлечений пока. Как там бабуля говорила? „Грузовик на моей улице когда-нибудь перевернется!“ Завтра вечером пойду к той женщине-экстрасенсу, которую Таша рекомендовала, говорит, что по парням расклад дает, а у меня точно просвета никакого не видать с такой работой». — Анна словно спряталась в вязаной кофте мышиного цвета, запахнув ее глубже.

— Свидетель Еремеев, проходите.

Дверь за свидетелем закрылась. В коридоре не осталось никого.

— Анна, это не твой свидетель телефон забыл, на этой лавке сидел? — судебный пристав Слава, недавно работающий на этаже, протянул серую Nokia и взглядом указал на скамью, где недавно сидел кареглазый.

— Я поздно увидел, что он ушёл, ребята снизу по рации передали, что из здания вышел. У вас перерыв в процессе, курить отправился?

— Да, да, мой свидетель, перерыв у нас, вернется еще…

«Докатилась, вру приставу, зачем? Как—то вырвалось. А вдруг вернется, может, это знак, всякое бывает… Вон Ташины родители в поезде случайно познакомились, вышли на одной станции — и сразу в ЗАГС». — Девушка сунула телефон в карман кофты и закрыла за собой дверь кабинета.

***

«Невзрачная, бледная как моль, мелкая, чуть за двадцать… Стройная, это уже хорошо. Краснеет, как девочка, а может, и в самом деле девочка. Глупая идея, но, если это «малая кровь», почему бы не рискнуть? На кону все. Карьера, репутация, семья, сумма крупная, а если Сидоров не проснется — то и свобода. Главное, Света, где же она… Если все раскроется, то… даже думать об этом жутко. Крутит живот до колик. Страшно. Да, страшно, я же не робот.

Хорошо, пациент еще жив пока. Это обнадеживает. Черт, аж тошнит, мерзко. Приставы еще эти высматривают, видят, что я не здешний. Гоша провел меня, спасибо… Пока он в процессе, посижу, понаблюдаю.

Неуклюжая, пальцы тонкие, кривые, холодные… нет, плохая это идея. А если она дела домой не носит? Как говорит Гоша, «надо найти доступ и к делу, и к телу». Легко ему говорить с его—то опытом. Гоша еще со школы генерировал сумасшедшие идеи. Адвокатура — это его, здесь он что только не придумывал, его байки под коньячок — как блокбастер. Особенно та, про бомжа одноглазого и подлоги свидетелей. У Гошки ко всем разный подход, в этих мерзких коридорах его каждая собака знает. Не знаю, зачем я только на это согласился.

А девчонка мной явно заинтересовалась. Ладно, как будет, так будет. Хоть я в судьбу не верю, но если будет еще знак, то, так и быть, рискну».

***

— Привет. — Мужчина зашел в уютную светлую квартиру, где пеленой стоял запах жареных котлет, дежурно ответил на поцелуй полноватой миловидной блондинки

— Как дела? Я звонила, что с твоим телефоном? Хлеб купил? — Мягкий, низкий женский голос раздавался из кухни. В голосе не было эмоций, только дежурный тон, как на приеме у врача.

— Да нормально все. Когда звонила? Я не слышал, куплю сейчас схожу. Черт! Я телефон потерял! — Нервно похлопав по карманам ветровки, он кинул барсетку с документами на тумбу в прихожей.

— Вспоминай, где был, может, он в машине остался? Андрей, и молока на кашу ребёнку, — раздался вновь ровный голос из кухни.

— Пойду гляну, я скоро. В магазин потом зайду.

***

— Что там у тебя жужжит постоянно? Бесит уже, выключи! — Ира сердито посмотрела на запыхавшуюся Анну, которая вошла в кабинет с кипой документов. Та поспешно открыла ящик своего стола. Там звонил ЕГО телефон. Холодок пробежал между лопатками, что—то сжалось в полупустом желудке. «Может, не отвечать?» Анна на минуту замешкалась, но под недовольным взглядом соседки взяла телефон и вышла с ним в коридор. На дисплее отразилось: «Антон, сосед».

— Да, — неуверенно произнесла девушка, опершись на стену. В коридоре уже никого не было, рабочий день был закончен час назад.

— Добрый вечер, у вас мой телефон, можете его вернуть? — Уже знакомый мягкий баритон звучал жестко и настойчиво, почти угрожающе.

— Да, конечно. Вы его в суде оставили, возле моего кабинета, я — Анна, секретарь судьи В. — Голос Анны снова вернулся в привычный сухой канцелярский режим.

— Очень приятно, я — Андрей, как я могу забрать телефон? — Голос собеседника стал спокойнее, но в нём ещё ощущалось напряжение.

— Завтра, в кофейне на углу, в восемь вечера. А как я пойму, что это вы? Телефон ваш уже разряжается, а зарядить я не смогу, у меня другой.

— Поймете. По языку цветов. Доброй ночи. — Абонент отключился.

«Видимо, это судьба. Я же мог оставить телефон где угодно, но он оказался именно там, в нужных руках, значит так тому и быть. Анна, Анна… Значит, завтра вечером, кофейня на углу». Андрей задумчиво вернул телефон Антону — своему соседу по подъезду.

***

«Высшее юридическое, красный диплом, на госслужбе работаю, что я здесь делаю? Еще бы к цыганке погадать сходила… Хоть бы уйти отсюда живой и здоровой!» — Анна сжалась на диване. Она ждала Тамару — экстрасенса, к которой пришла по совету подруги. Только что странноватый мужчина в тренировочных штанах с пузырями на коленях взял у неё деньги.

— Тамара сейчас подойдет, только сына покормит, я пока тебе чек выпишу, — Мужчина протянул Анне маленький исписанный листок бумаги. — Воды хочешь?

— Нет, спасибо, ничего не надо. — Девушка растерянно огляделась по сторонам. Небольшая комната в обычной коммунальной квартире. Ни крестов, ни свечей, ни других атрибутов для гадания нигде не было. На письменном столе у окна стоял монитор компьютера. У стола — две табуретки, узкий диван с протертой обивкой. Ляписные обои с цветочным рисунком. В нос бил навязчивый запах вареной капусты: видимо на ужин у хозяев готовился борщ. Знакомая мелодия из «Спокойной ночи, малыши», доносящаяся из соседней комнаты, напомнила Анне, что время уже позднее, а ей ещё долго ехать домой на автобусе. Полосатый серый кот с белыми, словно одетыми в носочки лапками еле слышно проскользнул в комнату и спокойно посмотрел на гостью.

«Ничего о себе рассказывать не буду! Знаю я этих гадалок, сначала выпытывают все, а потом сами же тебе твою историю и рассказывают, все из психологов!»

— Кис — кис, — девушка поманила кота к себе. Он демонстративно отвернулся и прошел мимо.

— И тебе доброго вечера. Присаживайся на стул, к столу поближе, — послышался грубоватый прокуренный голос, и женщина немного за сорок, с кудрявой гривой каштановых волос ворвалась в комнату. Она села за письменный стол, включила компьютер.

— Родилась, когда? Время рождения известно? Хотя бы, примерно? — Тёмные глаза пристально смотрели на девушку.

— Родилась осенью, в октябре, седьмого, время не знаю. Утром, с шести до восьми, мама говорила, что быстро родила, не помнит время точное и бирку не сохранила.

— Плохо. Ну да ладно, посмотрим натальную карту с тем, что есть. — женщина что—то показывала, произносила непонятные названия созвездий, «асцедентов» и тыкала в экран, где светилась картинка, похожая на колесо с ломаными линиями. Анна загрустила.

«Могла бы кофту на эти деньги купить на распродаже, а спустила на ерунду, дура. Луна в каком—то знаке, склонность к самокритике, экзальтации какие—то, ни про парней, ни про будущее, скукотища…»

— Понятно все, бери бумагу, ручку, — рисуй страх свой. — Женщина достала из ящика стола и зажгла странную свечу буро—желтого цвета. Свеча горела ярко и трещала. От неё шёл запах полыни и пчелиного воска.

— Ты беспечной такой не будь! Это нелегкое дело — видеть. У меня, когда я первый раз покойника из соседней квартиры в своем туалете увидела, чуть «кукуха» не поехала. — Женщина снова посмотрела Анне прямо в глаза.

— Вы чего, я не вижу никого и не собираюсь! — Анна от удивления выронила ручку.

— Я руками повожу, ты не пугайся. — Тамара встала из—за стола, подошла к Анне и начала водить вокруг неё раскрытой ладонью, словно ощупывая воздух и что—то еле слышно шепча.

— А, ты рисуй, не отвлекайся! Просто вспомни, когда пугалась сильно в последний раз. Твоя рука — продолжение тебя, твой страх, эмоции через руку перейдут на лист бумаги. Я ладони на твоей голове подержу, одну на лоб, другую на затылок. Прием из кинезиологии… ну, ты голову себе не забивай. Просто делай то, что говорю, глаза прикрой.

Анна послушно взяла ручку, поднесла ее к чистому листу бумаги и закрыла глаза, ощутив, как ее обдало жаром. Воспоминания вереницей образов замелькали в голове. Что—то пульсирующее раскручивалось в солнечном сплетении. Рука машинально начала движение на бумаге, словно подчиняясь не самой Анне, а кому-то другому, сильному, значительному. Перед глазами мелькнул образ из недавнего сна. Мохнатые лапы — и крест на спине. Холодный липкий ужас камнем сдавил грудную клетку.

— Как выглядит твой страх, когда вспоминаешь? Придай ему форму. Где он живет в твоем теле?

— Похож на камень, большой, грудная клетка, сердце, горло — сдавливает… Тяжело дышать и говорить…

— Теперь будешь его убирать. Сама. Ты сможешь. Я помогу. Страх записало твое тело, и, чтобы освободиться от него, нужно вернуться в прошлое, туда, где он зародился.

Перед мысленным взором Анны появился коридор, и она пошла — вглубь…

Тревожный полушепот на кухне.

— Что врачи говорят?

— Голос знакомый: лучшая подруга мамы, тётя Марина. На кухне передвинули стулья. Зазвенели чашки. Чай пьют. Кружится голова, лежу, слабость. Пижама теплая, мишка рядом.

— Сотрясение, постельный режим. Много пить. Лекарств не назначили, сказали наблюдать. Рисунки странные эти, разговоры, пауки, зависает, еще хуже, чем раньше! И это только первый класс! Поведу к Кощеихе, что ещё делать-то?

Кощеиха? Только не она… Ужас сковал тело. Кощеихой пугали мальчишки во дворе. О ней в посёлке рассказывали странное, непонятное, жуткое…

— Как мальчик, тот одноклассник, что Аньку обижал? Может Аню к матери своей отвезешь, ей там получше станет? Огород, родные места, потеплее все же, чем здесь, тайга же кругом.

— Сочувствие в голосе маминой подруги, что-то случилось, что? — не помню ничего… Ноет затылок. Тошнота.

— Да с Сережей все уже хорошо, еще под присмотром врачей. Знаешь, странно… У Ани в альбоме оказался рисунок такого же пса, что на него набросился. Нет, только не к бабушке: далеко, учеба только началась, да и ни к чему глупостями ребенку голову забивать. — В мамином голосе злость. Почему? Вспышками в голове проносятся воспоминания, ускользают, не успеваю рассмотреть, только тело сжимается — то ли от страха, то ли от боли. Ветер холодный свистит в щелях щитового дома, за обледенелыми окнами — температура, не совместимая с жизнью. Вечная мерзлота. Крайний Север. Якутия.

— Красной вспышкой мелькнуло воспоминание, на миг задержалось в сознании. Коричневая дверь, женщина на пороге, приглашение пройти, я с мамой, цепляюсь за руку как за спасательный круг, смотрю в пол. Страшно поднимать глаза. На ногах хозяйки — «чуни», меховые высокие тапки с орнаментом, вышивка местами стерлась. Запах выделанной кожи и сухих трав. На женщине — халат, длинный, байковый, цветастый. Ноги полноватые, крепкие, от женщины веет теплом и силой. Голос низкий. Властный. Сижу на стуле. Внутри все отпускает, зря боялась, в руках женщины — сито. Деревянное. С него понемногу сыплется, как туман, мука. Интересно, она сотрясение ситом мне лечить будет? — еле сдерживаю смех.

Женщина движется вокруг стула, на котором я сижу, легко задевая ситом мою голову, мука окутывает туманным облаком, оставляет следы на моем бордовом вязаном костюме, шепот женщины еле слышен. Внутри, в теле, целая симфония ощущений, голова кружится, образы мелькают, красивая паутина — и на ней что—то знакомое. Резкий удар ситом по голове возвращает в реальность. Внутри солнечного сплетения словно пружина сжимается — и поднимается выше, к горлу.

— Здорова она, здоровее нас всех, а вот куда ходить не следует, туда дорогу я закрыла. Страхом. Как смогла. От нее многое зависит. Страхом заразить легко, но страх же и поможет. Он показывает, где сила, где все ответы. Ты ей мать, пока тебе решать…

«Кощеиха» и мама на кухне тихо шептались, пока я, вернувшись из уборной, счищала муку с одежды. Я вошла, встала у мамы за спиной.

— Анечка, садись, чаю попей, конфеты шоколадные любишь? — Женщина легко и едва заметно сдула муку со своей ладони в мою сторону…

.

— Темно дальше… Как будто страницу вырвали, ничего не помню.

— Здесь и будем убирать. Формируй энергетическую воронку, она похожа на смерч рядом с собой. Просто представляй себе её. Ты все сейчас сознанием видишь, в коридоре прошлого, где ты еще девчонкой была, где память твою закрыли. Видишь страх свой? Посмотри на себя со стороны. — Голос Тамары успокаивал и заполнял изнутри все пространство.

— Да, вижу… Эта пружина так и сидит в солнечном сплетении, а на груди и горле — каменная плита…

— Теперь убирай все это, руками убирай, ты можешь, сумеешь, я тебе помогаю, я рядом.

Треск свечи усилился. Жар пеленой окутывал тело и проникал внутрь вместе со слепящим бело—серебристым светом, который потоком бил в макушку.

Постепенно становилось легче дышать.

— Открой глаза, будем жечь страх твой.

Щёлкнула зажигалка.

Анна открыла глаза и увидела на исчёрканном ручкой листе нечёткое изображение громадного паука. Местами лист был проткнут до дыр. Несколько зажжённых свечей стояли на столе. Глубокая металлическая миска с почерневшим дном стояла прямо перед Анной.

.Что—то дикое и древнее было в танце огня, пожиравшего очертания рисунка на листе.

— А я на сегодня все, что могла, для тебя сделала. Время нужно, чтобы уложилось все. Ты чего загрустила? — Тамара задула свечи. Было ясно, что сеанс закончен.

— Я думала, что про будущее и про женихов узнаю… — Анна разочарованно посмотрела на хозяйку.

— Да ладно тебе! Я что — гадалка? Рассмешила… Как сама захочешь, так и будет, тебе ли не знать? — Тамара хохотнула и заговорщически подмигнула.

— Ты поаккуратнее сегодня будь. Сознание сейчас открыто, расфокусировано. Обострение — это нормально: значит, процесс пошел. А я не гадалка, я специалист по работе с подсознанием, это сейчас так называется. Астрология — так, хобби. Аккуратнее в подъезде, свет не везде горит. — Женщина проводила гостью к выходу. И, уже стоя на пороге, перед тем, как закрыть за Аненй дверь, бросила вслед:

— За платок бабка твоя благодарит!

— Какой платок? Бабушка умерла уже десять лет как. — Девушка, вздрогнув, повернулась к Тамаре.

— Да откуда ж я знаю? Что велено, то и передаю. Сама спроси, бабка к тебе почти каждую ночь приходит, ждет, когда проснешься. Тебе она как ангел-хранитель. Да, бабка твоя сильная была.

Дверь захлопнулась.

«Платок, бабушкин платок… Мне сон всё время снился после смерти бабушки… Накануне похорон она приходила во сне, просила платок найти любимый, с бордовыми цветами, в нем похоронить, приходила, молчала, мысленно говорила, только почему—то как в черно—белом кино была, а платок тот, цветастый, ситцевый, я маму найти попросила, в нем бабушку и похоронили. Какое странное ощущение сейчас, словно за мной наблюдают». — Анна медленно, задумчиво спускалась по лестнице в туфлях на каблуках, которые забыла переодеть после работы — прямо в них и поехала на сеанс. Под тусклым светом мигающей лампочки она осторожно переступала по ступенькам. У неё кружилась голова.

Решив все же заказать такси, Анна остановилась на лестничной площадке, достала телефон. Взгляд её привлекло что—то, мелькнувшее на стекле подъезда. На паутине, мерцающей в темноте, сидел маленький паук. Словно почувствовав взгляд девушки, он, быстро перебирая по паутине лапками, стал спускаться на подоконник. Анна, как заворожённая, смотрела — и чувствовала непреодолимое желание подойти ближе и прикоснуться к ползущему по паутине существу. Положив телефон на подоконник, она протянула руку. Как только маленькая мохнатая лапка коснулась руки девушки, резкий укол пронзил палец. Анна отдернула руку, смахивая с себя наваждение. Но, знакомый пронзительный звук уже нарастал в ушах, заполняя собой пространство.

***

— Дыши! — Бархатный голос обволакивал, звучал мягко, но в нем сквозили нотки металла, которым невозможно было не подчиниться. Как рыба, выброшенная на берег, Анна резко втянула в себя воздух и открыла глаза. Яркий свет заставил зажмуриться, в теле было ощущение пустоты, как будто кто—то надел на неё невидимый скафандр. Пронзительный звук превратился в еле слышный писк.

— Лучше закрой глаза, они не помогут тебе здесь. — словно издалека послышался голос. — Смотри через разум. Ты сейчас на границе двух миров. Сейчас я стану твоими глазами, разреши мне соединить наши сознания. Я не причиню тебе вреда.

Тело словно зависло в невесомости, но на каждое слово что—то знакомое откликалось в груди и между бровями. Страх красной вспышкой озарил сознание. Звук на мгновение стал громче. Внезапно появилось четкое ощущение: «Я уже здесь была».

— Страх не давал тебе видеть. Пока в тебе есть остатки страха, возможность путешествия между мирами недоступна. Дай мне свое согласие, чтобы соединить наши сознания и увидеть…

Внутри начало разливаться тепло, что-то росло и ширилось в груди. Анна была готова довериться. Мозг перестал сопротивляться — и в сердце словно разлилось что-то теплое и сразу распространилось по телу. Тело доверяло. «Да. Согласна».

— Сейчас может быть немного больно. — Звук внезапно усилился, превратившись в визг, острая боль возникла между бровей, что—то маленькое пульсировало там и жгло.

После наступила тишина.

— Теперь можешь открыть глаза. Ты пока мало что можешь видеть: твоё тело не позволяет тебе. Я помогу. Я — Арханов или, Архан, архитектор реальности. Я работаю с твоим миром — миром физической материи. Сейчас ты видишь моими глазами — и лишь то, что способна видеть. Но, со временем ты сможешь больше. Нужно лишь очиститься от страха и крючков реальности.

Анна по-прежнему не видела ничего, кроме слепящего света. И чувствовала, что она — везде.

— Где я? Я умерла?

— Нет, ты жива. В твоем мире ещё не прошло и секунды. Но твое сознание — здесь. Можешь называть этот слой надстройкой Реальности. Здесь формируется физическая реальность и те линии жизней, которые вы именуете судьбой, кармой. Здесь обозначается на тонком плане то, что после произойдет в вашем мире грубой материи. Пока этого тебе достаточно. Оглядись вокруг. Посмотрим, что пропустят твои фильтры.

Анна начала присматриваться. Постепенно из пронзительной чистоты и белизны, словно очертания фотоснимка на негативе, начали проявляться детали нового мира. Вместо неба над головой раскинулся купол огромной, уходящей на невообразимые расстояния паутины, которая переливалась всеми цветами радуги. Увидеть можно было лишь часть пространства этого купола. Далее оно было закрыто облаками. На паутине ярко вспыхивали то тут, то там бабочки. Каждая сияла и переливалась, и от каждой шел вниз луч света. У одних бабочек этот луч был чистого ярко—красного цвета, у других — оранжевого, зеленого, желтого, голубого. Фиолетового и синего было мало.

Анна проследила взглядом за лучами. Они светили, словно прожекторы, падая на копию планеты Земля, совершенно плоскую и необъятную.

Между паутинным куполом и землей Анна рассмотрела, что—то, похожее на часть ствола огромного дерева, кроны которого не было видно. Анна попыталась сосредоточить взгляд на ближайшей бабочке — и не смогла. В луче света играли, появлялись, исчезали непонятные образы, предметы, мысли…

Проследив за красным лучом, Анна «поймала» глазами образы, которые словно обретали форму. Мгновение — и она видит очертания шикарного спортивного автомобиля. Еще мгновение — и это уже телефон. Удерживать образы было сложно, они всё время изменялись. От каждой бабочки на поверхность копии планеты передавались мыслеобразы, они словно ткали красивый разноцветный голографический узор. А в самом центре купола сидело отвратительное существо огромных, невозможных для осознания человеческим разумом размеров с восемью черными, покрытыми щетиной лапами, с хищными челюстями и крестом на спине.

От нахлынувшего ужаса Анна закричала — и тут же провалилась в темноту. Изображение исчезло, и знакомый пронзительный звук начал нарастать в голове.

— Дыши! Это поможет! Не бойся, это Арахнис. Ты его знаешь. И он знает тебя.

— Кто эти бабочки в паутине? Почему они там? Они страдают? — Анна смогла совладать с собой, любопытство взяло верх, звук прекратился. Она стала осматриваться.

— Это монады — души живущих на Гайе или, как вы её называете, Земле. Страдание здесь необязательно. Они сами этого хотят. Их удерживает сила желаний. Каждая душа свободна в выборе своих желаний, но если желание проникло в душу, оно привязывает ее к определенному слою реальности, и она питает его своей энергией.

— Сложно. Какой—то слоеный пирог получается. А сколько всего этих слоев?

— Их много, но тебе, живущей в мире плотной материи, важно пройти семь слоев реальности. И не просто пройти, а подняться, как по этажам, попутно развивая свой опыт, свой дух.

— Расскажи подробнее, на каком я слое сейчас?

— Ты вне слоев. Ты замечала, что желаний у тебя будто и нет? Состояние парения над желаниями, или, как вы это называете, «наблюдение», — это состояние перехода, как бы «лифт» через слои. Но, каждая душа приходит уже связанная нитями с определенным слоем. Нити — это причинно-следственные связи. И бывает непросто выбраться из них. Каждый слой — энергоинформационный, вы все энергоинформационные существа. Вы состоите из энергии, она питает ваши тела и информации и составляет основу ваших тел, это и ДНК, и состав ваших костей, тела. В разных слоях — разная энергия. Душа питается энергией и отдает энергию. Тебе важно знать все слои.

— Как сложно все… Можно попроще? Как на лекции… Ой! — Анна взвизгнула от боли, пронзившей голову.

— Не теряй нить. Тебе нужно научиться фокусировать сознание и держать внимание. Твой мозг еще неподготовлен, сознание дикое, хаотичное. Будешь отвлекаться — тебя выкинет в свою мерность.

Продолжаю. У нас мало времени. Информация загружается сразу и в тело, и в сознание. Первый слой — красный свет, выживание, на этом слое душа проходит опыт освобождения от страха, принятия боли, соединения со своей кровью и родом. На этом слое души учатся жить на Земле, по ее законам. Законы — материальные. Чтобы выживать, всегда нужен кров, пища, безопасность. С каждой эпохой условия меняются, но умение выжить — неизменно. В вашем современном мире это напрямую связано с умением заработать себе на пропитание. Раньше, в других декорациях, это было умение хорошо охотиться, собирательство и создание безопасного жилища, родовая защита по крови.

Второй слой — оранжевый, на этом слое реальности души учатся выстраивать отношения, продолжать свой род. Здесь всегда дается большой запас энергии, — конечно, если его расходовать правильно. Если в первом слое нет искажений, процесс идет постепенно. «Лифтами» здесь мало кто умеет пользоваться.

— Мне нравится этот слой! — Дыхание Анны участилось, перед её взглядом мелькнули манящие сексуальные картины и образы роскошной жизни, в оранжевых лучах спускающиеся от прекрасных бабочек в паутине. И снова внутренний болевой спазм заставил её сконцентрироваться на потоке информации. «Странный этот Архитектор, тренирует как собаку Павлова, а еще и недоговаривает что-то, не нравится мне все это». — Анна озиралась по сторонам. Жгучее любопытство манило и удерживало.

— Не отвлекайся. Иначе будет больно. В ваших декорациях на этом слое реальности души начали превращать энергию продолжения рода в денежную, энергию успеха, славы и другие. Только это происходит за счет вашего потомства все чаще и чаще. Энергия, которая дана для продолжения потомства, души перераспределяют, переводят в денежную энергию. Заметила сколько у вас разного ментального мусора про секс и деньги? В итоге потомство просто не появляется. Нет энергии на то, чтобы провести душу через все слои в ваш нижний мир, да и они не хотят к вам. Роды все чаще закрываются. Каждая душа делает свой выбор. Мы не оцениваем.

Третий слой — желтый, слой власти, управления. На этом слое удерживают желания доминировать, распоряжаться. Многие сильные души застревают на этом периоде. Заметь, здесь больше всего нитей в паутине!

Четвертый слой — зеленый. Это слой милосердия, сострадания, служения. Как видишь, зелёного совсем немного.

Пятый слой — голубой, слой творчества, влияния на большие массы через голос. Здесь — многие ваши ораторы, публичные личности, только цвет не у всех чистый. Обрати на это внимание.

Шестой слой — синий, седьмой — фиолетовый слой. Это — слои духовного развития, на них возможно общение с нами и работа по созданию других миров, подобных твоему.

— Есть еще другие миры?

— Да, конечно. И слоев, и миров — бесчисленное множество. Или ты думаешь, что твоя душа живет только в одном твоем мире?

— А, черный цвет что означает?

— Черный — это завершение воплощения и скорая физическая смерть.

— Что это за огромный паук?

— Это Арахнис. Он — хранитель нитей. Ты связана с ним своим сознанием. Ты можешь видеть только те монады, которые с тобой связаны.

— Почему я?

— Есть люди, которые вне паутины. Их немного, и ты — одна из них. С такими душами мы сотрудничаем. Больше тебе пока не нужно знать.

Боль пронзила иглой голову, снова пронзительный звук заполнил пространство, щеки горели. Анна вернулась в реальность. Она сидела на корточках в полузабытьи, в углу лестничной площадки, рядом с подоконником. Мужчина в «трениках» хлестал её по щекам.

— Ты чего? Тебе плохо? Проснись! Ты же только что вышла!

— Где я? — прошептала Анна.

— Ты только минут пять как вышла от нас! Хорошо, я мусор пошел выбрасывать, увидел! Пошли в квартиру, врача вызовем. — Мужчина подхватил девушку, поднял.

— Нет, не надо врача, лучше вызовите мне такси, пожалуйста… Институтская 25, — еле слышно прошептала девушка.

— Нет, пошли в квартиру, чаем тебя напоим, а потом уже и на такси уедешь. — Мужчина помог Ане подняться по ступенькам.

«Странно, как сон во сне… а муж Тамары отбрасывает красноватую тень… Наверное, освещение плохое».