Али-Баба и сорок разбойниц

Дарья Донцова, 2003

«Моя жена – ведьма!» – заявил новый клиент детективного агентства «Ниро» Кирилл Потворов. Да, у этого парня большие проблемы с головой, не сговариваясь, решили хозяйка агентства Элеонора и ее бессменный секретарь Иван Подушкин. Теперь нужно как-то избавиться от сумасшедшего. Но сделать это оказалось не так-то просто. Кирилл соглашается покинуть квартиру Норы, только если Иван поедет с ним в загородный дом, где теперь живет жена Кирилла Аня со своим любовником-бизнесменом. Как и предполагали сыщики, у парня оказались не все дома… Возвращаясь домой, Иван попадает в аварию, сбив то ли девушку, а то ли видение. Выбравшись из покореженной машины, Иван так и не нашел тело незнакомки. Но уже на следующий день он понимает, что девушка ему не привиделась. Именно ее портрет он узрел в газете, а ниже шла подпись: «В декабре прошлого года ушла из дома и не вернулась…»

Глава 8

Проснулся я от звуков, больше всего напоминающих визг циркулярной пилы. Я не могу спать в духоте, поэтому всегда, даже зимой, оставляю балконную дверь приоткрытой, и сейчас в щель несся то ли вой, то ли плач, громкий, заунывно-надрывный. Часы показывали ровно семь. Чувствуя себя совершенно выспавшимся, я вышел на лоджию и глянул вниз. Перед глазами возникло инфернальное зрелище. «Лендкрузер» Валеры странно подскакивал, трясся и выл. При этом он отчего-то был покрыт разноцветными шевелящимися пятнами. Я без всяких колебаний бросился звонить в дверь к соседу. Выглянула зевающая Надя, поленившаяся накинуть на прозрачную ночную сорочку халат.

— Чего вам? — довольно грубо осведомилась она.

Я деликатно отвел глаза в сторону, чтобы не рассматривать ее аппетитно высокую грудь, и сказал:

— Ваш джип угнать хотят, сигнализация вовсю кричит.

— Валера, — завопила Надя, захлопывая перед моим носом дверь, — говорила тебе, спрячь джипешник в гараж…

Я вернулся к себе и снова вышел на лоджию. Через пару мгновений во двор в спортивных штанах и майке вылетел сосед. В руках он сжимал револьвер.

— Стоять, гады! — вопил он.

На секунду разноцветные пятна замерли, потом брызгами разлетелись в разные стороны. Это оказались дворовые кошки, штук пятьдесят, не меньше.

— Дряни, — орал Валера, — сволочи!

Слегка успокоенный, я вернулся в спальню. Огляделся, открыл шкаф. Вот это порядок! Потом мысли вернулись к казусу с джипом. Слава богу, это не угонщики. Но с какой стати все коты района бросились к «Лендкрузеру» Валеры?

На завтрак нам с Норой подали суфле с сыром, горячие круассаны, фаршированные яйца…

Я съел все и стек на стуле. Нора, тоже жевавшая без остановки, покачала головой:

— Этот Орест Михайлович кудесник! Такое объедение!

— А Муся великолепно гладит рубашки, — воскликнул я, — ни одной складки! Еще она перестирала все мои вещи, вычистила и привела в порядок комнату.

Минут пять мы с Норой пели осанну прислуге, потом хозяйка осеклась и сердито спросила:

— Знаешь, что надо сделать, дабы стать счастливым?

— Нет, — покачал я головой.

— Сначала нужно завести в квартире козу, а потом от нее избавиться, — ухмыльнулась Нора, — вроде все останется по-прежнему, но без козы ты ощутишь полнейший комфорт. Наша коза — Ленка. Ладно, рассказывай.

Я изложил все факты и принес пакет с одеждой. Нора принялась внимательно изучать шмотки. Сначала она взяла шапочку.

— Точь-в-точь как белая, ни малейшей разницы, просто цвет другой. Теперь поглядим на юбочку.

Я молча слушал хозяйку, а та вертела в руках плиссированную юбку.

— На очень молодую женщину шито! Или для подростка, на карнавал, что вероятнее всего.

— Почему вы так решили? — заинтересовался я.

— Ну, во-первых, длина. Супер-мини. Такую носят лишь совсем юные особы. А потом, материал дешевый, копеечный, эта вещь выдержит лишь одну стирку.

— Не скажите, — решил я поспорить с Норой, — на днях по телевизору я видел певицу. Сначала я решил, что она в коротких шортах, но потом сообразил: широкий пояс на ее талии — юбка. Между прочим, той певичке к сорока подкатывает!

— Ваня, — оборвала меня Нора, — давай забудем про шоу-бизнес! И обхват талии у юбчонки крошечный. Теперь кофточка.

Я покосился на сигареты. Нора смолит в квартире, причем курит она только «Беломор». Для меня остается загадкой: где хозяйка берет эту отраву? Но я стесняюсь дымить при Элеоноре, всегда выхожу с куревом на балкон.

— Не идиотничай, — вдруг буркнула Нора, — пепельница на столе.

Я встал, вынул из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой… Иногда мне кажется, что Нора телепат, ну каким образом она догадалась о моем желании покурить?

— Ваня! — с возмущением воскликнула хозяйка. — Нет, как ты мог!

— Вы же сами разрешили мне закурить, — быстро ответил я.

— Да не об этом речь! Как ты мог ничего не заметить?!

Я осмотрел белую блузочку.

— Ну, кофта с пуговицами маленького размера.

— Смотри внимательней!

— Больше ничего примечательного в ней нет!

— Нет, ты безглазый!

Я обиделся.

Нора повернула ко мне блузку спинкой.

— А это что?

Я прищурился. Иногда моя хозяйка бывает несправедлива. Ведь она показывала мне переднюю часть, а сама заметила что-то примечательное на спинке.

— Ваня!

— Похоже на пятнышко, — предположил я.

— А ну возьми в руки!

Я взял и увидел крохотную дырочку.

Нора бросила кофту на стол.

— Так, здесь у нее, наверное, были лопатки, чуть ниже левой, пальца на два… Метили в сердце.

Я непонимающе уставился на Нору.

— Никак не сообразишь? — прищурилась она. — Ох, Ваня, говорила тебе сто раз, не пей по утрам тормозную жидкость! Это след от пули. Хозяйку белого наряда пристрелили, отвезли в морг, а одежду бросили, ясно?

Я с недоверием покосился на блузку.

— Вы ошибаетесь, крови совсем нет, рубашка чистая.

Нора поморщилась.

— Это только в сериале «Бандитский Петербург» из убитого человека начинает бить фонтан ярко-алого цвета. В жизни бывает и так, что пуля застряла в теле, а рана оказалась «чистой».

— Но эта одежда выглядит постиранной…

— Нет!!!

— Но…

— Ваня, — нахмурилась Нора, — берешь ноги в руки и едешь назад в морг, находишь бабку по имени Сима и вытряхиваешь из нее все! Далее по плану: осмотр места аварии, визит в институт УПИ. Ясно?

— Более чем, — выдавил я из себя и пошлепал в прихожую.

Здесь меня ждал новый сюрприз. Во-первых, мои сапоги были идеально начищены, пальто отглажено, во-вторых, стоило мне приблизиться к вешалке, как из кухни раздался топот, и грузная Муся прирысила к входной двери. Не успел я вымолвить и слова, как домработница, усадив меня на пуфик, принялась натаскивать на меня обувь.

— Сам обуюсь, — я попытался оказать сопротивление.

Муся подняла огорченное лицо.

— Не угодила вам? Нерасторопная я!

— Нет, нет, все чудесно, просто…

Но повеселевшая Муся не дала мне вымолвить и словечка.

— Накидывайте пальтишечко, — засуетилась она, — ща щеточкой по плечикам пройду. Дайте пуговички застегну, теперь шапочку.

— Я ее не ношу!

— Как же! — всплеснула руками Муся. — Февраль метет! Эдак менингит заработать можно!

— Я езжу в машине, понимаете? Внутри работает печка.

— Так до колес еще дойти надо, — не дрогнула Муся и водрузила на мою макушку жуткую ушанку из норки, подаренную мне на Новый год Аллой Резниковой.

Я рванулся к двери, но был остановлен железной рукой Муси.

— А шарфик?

— Он мне не нужен!

— Нельзя без шарфика, — покачала она головой, — зима стоит, еще перчатки прихватите. Счастливой дороги, будьте аккуратны, храни вас Господь в пути!

Вспотевший в слишком теплой одежде, я был доведен ею до лифта. Когда двери начали закрываться, Муся озабоченно воскликнула:

— Иван Павлович, я вам во все кармашки по чистому носовому платочку пихнула, а то у вас только один был, несвежий уже.

Не приученный к такой заботе, я вышел на улицу и сделал то, чего не совершал с самого детства. Стащил с головы шапку, с шеи шарф, а с рук перчатки. Я с трудом переношу жару, предпочту лучше замерзнуть, чем вспотеть. Когда няня заматывала у меня на шее шарф и отправляла в школу, я, завернув за угол родного дома, мигом избавлялся от него. Впрочем, вот уже много лет никого не волнует, обул ли Иван Павлович теплые ботинки.

Ветер растрепал мои волосы. Я пошел к гаражу и по дороге столкнулся с Валерой, который, насвистывая, оглядывал свой «Лендкрузер».

— Ничего не замечаешь? — спросил меня сосед.

— Вроде нет, а что случилось?

— Кошки, заразы, облюбовали машину, всю уделали снаружи, — скривился Валера, — что их сюда притянуло! Утром рано спихнул кошаков, лег спать, а они, дряни, снова тут как тут. Вышел во двор, мама родная! На крыше, на капоте, повсюду расселись и орут, как земснаряд. В чем дело? Ума не приложу!

И он начал расхаживать вокруг машины, недоуменно покачивая головой. Я спустился в гараж, на мой взгляд, ничего странного в этой ситуации нет. Кошки хитрые создания, им просто не хочется сидеть на ледяной земле, вот и избрали «Лендкрузер» в качестве дивана.

До деревенской больницы я добрался относительно быстро, хотя ехал на «Мерседесе» Норы медленней, чем на джипе Валеры. Коридор морга вновь оказался пуст. Я толкнул знакомую дверь и приготовился увидеть новую компанию, весело проводящую служебное время. Но за столом сидела лишь одна старуха в довольно чистом халате, трезвая и очень неприветливая.

— Вы баба Сима? — заулыбался я.

— Ну…

— Здравствуйте.

— Чаво надоть?

— Видите ли…

— Говори живей!

— Тут вчера одежда лежала… белая юбочка, кофточка, один сапог…

— Твоя, что ль?

— Нет, нет, но…

— А коли не твоя, так о чем толковать?

— О том и речь, — воскликнул я, — подскажите мне, кому она принадлежит.

— Одежа?

— Да.

— Чья?

— Та, что лежала в чулане.

— Тама нет ничего.

— Правильно, но вчера была.

— Вчера же не я работала.

— Знаю, но юбка с кофтой появились в ваше прежнее дежурство!

— Не помню!

Чтобы освежить бабкину память, я выудил портмоне. Помяв в руках сторублевку, санитарка сменила гнев на милость.

— Ничем тебе не помогу. Не знаю, с кого одежонка. Ушла я корпус мыть, вернулась — она лежит. Я ее не тронула. Это Зинкин доход.

— Что? — не понял я.

Баба Сима засмеялась:

— Со мной в одну смену Зинка работает, санитарка, она с одежды живет.

— Каким образом?

— Ну отдадут ей родственники с покойника шмотки, она их выстирает, отгладит и на рынке продаст, если вид имеют, а если рваные совсем, порченые, тогда за копейки отдаст.

— Неужели люди покупают неизвестно кем ношенные тряпки? — изумился я. — Ни за что бы не польстился на такие.

Баба Сима ощупала меня с головы до ног блеклыми глазками.

— Еще как берут! В деревнях многодетных полно! Спиногрызов нечего в хорошее одевать, вмиг уделают. Вот свадьбу сыграют, и пусть сами об одеже думают. Ступай к Зинке, она одна шмотками занимается, я брезговаю.

Не успел я раскрыть рот, как бабка заколотила по батарее палкой.

— Ща Зинка придет, — пообещала она.

И действительно, не прошло пары минут, как в комнату боком вошла женщина неопределенного возраста. Серые сальные волосы, бледное лицо, сизые губы, нос картошкой, бровей практически нет, глаза непонятного оттенка, похожие на потухшие, пыльные фонарики. Зина была болезненно худой, длинный халат болтался на ней, как мешок на лыжной палке.

— Звали? — робко обратилась она к старухе.

— С энтим потолкуй, — велела баба Сима, — только сначала денежку с него возьми. Пока не заплатит, не болтай.

Проинструктировав Зину, баба Сима подхватила эмалированное ведро и ушла. Мы остались вдвоем. Я открыл кошелек, добыл очередные сто рублей и сунул их в узкую ладошку санитарки.

— Вам покойника причесать? — тихо осведомилась Зина. — Я могу и накрасить, только вашим гримом, своего не имею.

— Зина, — строго спросил я, — вы торгуете одеждой умерших людей?

Санитарка опустилась на стул.

— Ничего плохое я не делаю, беру лишь то, что люди дают. Я не воровка. Им не нужно, а мне в самый раз, зарплата же копеечная.

— Я совершенно не осуждаю вас, — улыбнулся я, — каждый хочет выжить. Вы мне скажите, тут в чуланчике валялась одежонка: белая юбочка, кофточка, сапог… Это чье?

Зина пожала плечами:

— Не знаю.

Я выудил еще одну ассигнацию.

— А если подумать?

Санитарка тяжело вздохнула:

— Мне такую не давали. Сама удивилась, когда ее увидела. Но раз она чужая — не тронула, оставила лежать.

— Она с утра валялась?

Зина помолчала и шепнула:

— Нет.

— А когда появилась?

— Не знаю. Я в чулан весь день не заглядывала, вечером решила на топчанчик прилечь, глядь… лежит!

Ее глаза смотрели честно, но в голосе прозвучала некоторая натянутость, и я воскликнул:

— Зина, только не обманывайте меня, дело слишком серьезно!

Лицо санитарки слегка порозовело.

— Так ей-богу…

— Зина!!! Вы стирали кофту! Почему?

Женщина стала красной, ее рот по-детски открылся, и она спросила:

— А вы откуда узнали?

— Немедленно отвечайте, где раздобыли одежду! — рявкнул я. — Иначе придется давать показания в милиции, а там с вами по-другому побеседуют.

— Да, да, — суетливо затрясла головой Зина, — я все расскажу, только не бейте!

— Никто вас и пальцем не тронет, выкладывайте!

— Так одежда в мешке валялась, велели его в контейнер бросить, а я увидела и прихватила, — зачастила Зина, — им же без надобности, а мне хороша. Не крала я, сами сунули, Настасья Михайловна попросила, там хорошо платят, много. А мне че? Трудно? Вовсе нет. Чего не помочь, коли столько дали! Пятьсот рублей! Ну я и сбегла с работы, никто и не заметил!

Я не понял ничего из ее слов, расстегнул пальто, потом снял его, сел на стул и приказал:

— Теперь спокойно, по порядку излагайте цепь событий. Кто вам дал? Что? Кем вы приходитесь этой Настасье Михайловне? Если сейчас внятно все объясните, получите тысячу, вот она!

Зина охнула:

— Тысячу? Целую? Мне?

— Вам, при условии, что я пойму, о чем речь.

— Сейчас, сейчас, слушайте, — начала Зина, — по порядку от печки начну.

Я постарался вникнуть в ее не слишком связную речь. И через некоторое время сообразил, что к чему.

Зина живет в деревеньке Нистратово, питается с огорода, имеет тяжелобольную мать и не отказывается ни от какой работы. Но образования у Зины нет, поэтому бегать ей всю жизнь с ведром и тряпкой за копейки.

Пару лет назад на окраине Нистратова вырос небольшой коттеджный поселок, вернее, всего три дома, обнесенные глухим высоким забором. Нистратовцы на все лады крыли богатеев. Тяжелые машины, груженные кирпичом и блоками, разворотили дорогу. А когда местные мужики решили ночью сходить на стройку поживиться, их встретила охрана, без долгих колебаний повышибавшая горе-разбойникам зубы.

Но через год дорогу починили, залили асфальтом, в дома потянулись фуры с мебелью, и нистратовские бабы обрадовались. Ну не станут же денежные мешки сами стирать, гладить и носиться по этажам с пылесосами, ясное дело, захотят прислугу нанять. В Нистратове даже заспорили, как брать жалованье: в рублях или в долларах. Но время шло, а никто не обращался в деревню за поиском поломоек. Тогда самая бойкая из женщин, Катя Ершова, сама пошла в поселок.

Вернулась она мрачнее тучи и сообщила соседкам:

— У ворот будка стоит, в ней два охранника, чистые звери с виду.

Секьюрити не пустили Катюху во двор.

— Ступай себе, — велели они, — у хозяев полно прислуги. Кто же вас, лапотных, в такой дом возьмет. Переколотите дорогую посуду, мебель поцарапаете. У нас горничные выученные, по-английски разговаривают, не чета вам.