Обед у людоеда

Дарья Донцова, 2001

Мало того, что меня преследует глюк – кенгуру на балконе, – так и на работе случился облом. Я, Евлампия Романова, – агент бюро темных услуг «Алиби». Выполняя задание шефа, я под видом прислуги поселилась в семье клиентки и в два счета застукала мужа Ани слюбовницей. С чувством выполненного долга я положила на стол шефа снимки. Но Аня предложила мне у нее остаться. На дне рождения хозяина умерла, выпив ликер с цианидом, их гостья, в которой я без труда узнала ту самую любовницу. И сразу неприятности посыпались как из рога изобилия – отравили моего шефа, арестовали Аню, я потеряла работу… Но я никогда не унываю, поэтому по просьбе Аниной дочери смело взялась за расследование…

Глава 5

Следующий день начался с весьма неприметного известия. Не успела я перешагнуть через порог «Алиби», как Наденька кинулась мне навстречу.

— Слыхали новость?

— Нет, — осторожно ответила я. — А что, у нас еще кого-нибудь отравили?

— Сеня, оказывается, давным-давно продал агентство некоему Федорчуку, — затарахтела Надя. — Об этом никто из наших не знал, все считали Гребнева хозяином, а он на самом деле такой же наемный работник, как и мы! И сейчас Федорчук сидит в его кабинете и всех выгоняет. Идите, Евлампия Андреевна, сейчас и вам достанется, мало не покажется… Мне уже расчет дали! Вот так!

В самом мрачном расположении духа я толкнула дверь и оказалась в кабинете. Но вместо приветливо улыбающегося Сени, хватавшегося при виде любого посетителя за бутылку с коньяком, из-за стола поднялся крохотный, щуплый человечек с лицом цвета перезрелого лимона. Жиденькие темные сальные пряди падали ему на глаза, тонкий, сжатый в нитку рот брезгливо морщился.

— Вы кто? — отрывисто поинтересовался карлик.

— Евлампия Андреевна Романова.

Крошка Цахес шлепнулся назад в кресло, выдвинул ящик письменного стола и швырнул мне почти в лицо серо-голубой конверт.

— Агентство более не нуждается в ваших услугах, здесь зарплата за апрель.

Я заглянула внутрь. Три сиротливые бумажки по сто рублей и одна пятисотенная купюра.

— Но я получала намного больше!

— Ничего не знаю, — крякнул уродец, — по бухгалтерской ведомости после уплаты налогов вам вручали восемьсот рублей!

Я в растерянности смотрела на нового хозяина. Это правда, только потом Сеня с улыбкой протягивал фирменный конвертик, где и лежала основная зарплата. Естественно, что мерзкий Федорчук знает об этой традиции, просто не желает тратиться, понимает, что я не пойду жаловаться. Закон-то нарушали оба — Сеня, когда давал, и я, когда брала!

— Вы свободны, — процедил гномик и вытащил из кармана пиджака толстую коричневую сигару.

Я молча повернулась и вышла, забыв попрощаться. Наденька засовывала в большую сумку ручки, карандаши, скрепки… Увидев меня, она хихикнула:

— Ничего ему не оставлю, сейчас еще информацию в компьютере уничтожу и картотеку вышвырну. Пусть новый секретарь бумаги заводит. Прикиньте, он меня, как котенка, выбросил и дал пятьсот рублей. Говорит, такая официальная зарплата, ну не урод ли!

Я медленно побрела к троллейбусу. Конечно, урод. Только легче от этого никому не станет, работы нет, что делать, ума не приложу.

Дома я вошла к себе в комнату, вытащила из шкафа с бельем коробочку из-под датского печенья и пересчитала наличность. Вместе с жалкой подачкой, полученной от карлика Федорчука, выходило чуть больше шести тысяч рублей. Какое-то время мы, конечно, продержимся, но новое место следует искать незамедлительно. Правда, голодная смерть нам не грозит. В любой момент я могу позвонить Катюше в Майами, и она немедленно пришлет столько, сколько надо. Только, честно говоря, мне не слишком хочется попрошайничать. Надеюсь, что сумею выкрутиться сама. А пока попробуем урезать бюджет.

Тут до слуха долетел тихий стук. Я повернулась и увидела на балконе кенгуру. Животное осторожно било лапкой в стекло. Ну вот, пожалуйста!

— Лиза, Кирюша! — закричала я.

Через минуту дети вбежали в комнату.

— Смотрите, кенгуру!

— Где? — спросил Кирюшка.

— На балконе!

Мальчик и девочка переглянулись, потом Лиза тихо сказала:

— Лампа, хочешь поехать на неделю в санаторий? Отдохнешь, мы тут сами справимся!

Я глянула на балкон, потом подошла и прижалась лбом к стеклу — никого!

Дети участливо смотрели на меня. Может, и впрямь к психиатру обратиться? Внезапно прозвенел звонок в дверь.

— Интересно, кто это? — удивилась Лиза.

— Пошли откроем, — подпрыгнул Кирка.

— Спросите сначала, — велела я.

— Лампуша! — закричала через минуту Лиза. — К тебе женщина!

— Иду, — отозвалась я и поспешила на зов.

Но на пороге комнаты притормозила и осторожно посмотрела на балконную дверь. Конечно же, кенгуру была там. Большие глаза внимательно следили за мной, треугольные уши шевелились. Я вылетела в коридор. Нет, завтра же отправлюсь к доктору!

На кухне, у окна стояла… Ирочка. На этот раз девчонка нацепила на себя темно-синюю юбчонку из блестящей кожи, желтую блузку и невероятную розовую жилетку всю в цветочках, рюшах и пуговичках.

— Здрассти, — выпалила она.

— Добрый день, — отозвалась я.

— Поговорить надо, — вздохнула Ирина, потом окинула взглядом Лизу с Кирюшей и уточнила: — Наедине.

Я провела ее в гостиную. Ирина плюхнулась в кресло, расставила колени и бесцеремонно поинтересовалась:

— Вы ведь из легавки?

— Нет, из сыскного агентства.

— Один черт, — отозвалась девушка. — Знаете, что маму посадили?

— Да.

— Так вот, она не виновата!

— Может, и правда, но только все улики против нее.

Ирина нахмурилась:

— В ментовке тоже так говорят, но они ошибаются, мама не убивала Жанну.

— Откуда такая уверенность?

— Ну, она мне сама сказала!

— Вы ее видели?

— Следователь свидание дал.

— И что?

— Плачет, говорит: «Доча, я ни при чем!»

Естественно, все преступники сначала отрицают свою вину.

— Не она это! — почти кричала Ира. — Не она!

— Да вы успокойтесь, хотите чаю?

— Засунь свой чай знаешь куда! — взвилась девица. — Я по делу пришла, не воду хлебать!

Я тяжело вздохнула. Воспитание Ирины оставляло желать лучшего, но не мне это исправлять.

— Чего тебе надо? — спросила я, перейдя с наглой девчонкой на «ты».

— Следователь у мамы, молодой такой, сказал, что ее только одно от тюрьмы спасет.

— Что?

— Если настоящий преступник сыщется!

— Ну, — протянула я, — на это слишком не рассчитывай. Следователю дело Ремешковой кажется ясным, не станет он очень стараться. Да и потом, скорей всего это Аня отравила Жанну.

— Нет! — со слезами на глазах воскликнула девочка. — Нет! Мамуля бы никогда не стала яд в бутылку сыпать. Ну не в ее привычках такое!

Я уставилась на Иру. Хороший аргумент, а главное, он безотказно подействует на господина Еремина. Только он услышит, что Анна не имеет обыкновения травить любовниц своего мужа, как тараканов, и сразу отпустит ее на свободу!

— Мамонька бы ей сразу в волосы вцепилась, морду о камин разбила бы, ребра пересчитала, — продолжала Ира. — Нервная она у меня, невыдержанная. А в бутылку яду напихать да ждать спокойно, тут другой характер нужен!

Резон в ее словах был, Аня становилась абсолютно неуправляемой, если что-то получалось не так, как она хотела. Могла пошвырять на пол посуду или разодрать в клочья плохо отстиранную кофточку. На моих глазах она разбила три цветочных горшка только из-за того, что Борис Львович не дал ей телефон. Просто побросала керамические кашпо на пол. Потом на кухне, опрокинув рюмку коньяка, хозяйка пояснила:

— Гневливая я очень, ты уж не обижайся. Под горячую руку так вломлю, мало не покажется. Прямо удержать себя не могу, в глазах темнеет, в ушах звенит — просто беда. Вот посуду на черепки пущу, и полегчает, вроде камень с души. Да ты не боись, ежели я тебе наподдаю, то через час обязательно подарок сделаю, и дорогой.

Она не обманывала. Борису Львовичу, у которого с воплями и визгом отняла телефонную трубку, Аня преподнесла на следующий день золотые часы. Лифтерше, уронившей случайно на асфальт десяток яиц, которые Аня вытащила из багажника, она отвесила оплеуху. Но уже вечером того же дня бабулька щеголяла во дворе в новехонькой турецкой дубленке с капюшоном. Слушая завистливые вздохи дежурных из других подъездов, наша консьержка бесхитростно поясняла:

— Анна Николаевна на руку горячая. Дубленочка-то первый класс. Ежели она мне еще раз в морду засандалит, попрошу сапоги зимние, кожаные, на натуральном меху.

Так что Ирочка права, тихо поджидать смерти обидчика не в Аниных правилах. Ведь даже я, когда увидела в гостях Жанну, перепугалась, думала, что начнется вселенский скандал.

— И папа считает ее невиновной, — тихо продолжала Ира.

— Отец? — удивилась я. — Борис Львович? Но он же сам на нее милиционерам указал.

— Борька — козел, — взвилась Ирина, — я про родного отца говорю, про маминого первого мужа.

— Кто он? — спросила я.

Ирина слегка помялась, потом ответила:

— Родион Громов.

Мне эти имя и фамилия ничего не говорили, Ириша, очевидно, сообразила, что я не поняла, в чем дело, и пояснила:

— Про вихревских слышали?

— Про кого?

— Ну, группировки такие есть: солнцевская, казанская, люберецкая…

Я кивнула, читаю иногда «Криминальную хронику», да и передачу одноименную по телевизору показывают. Правда, не слишком люблю ее, меня привлекают лишь выдуманные детективные истории, а не реальные.

— Ну а это вихревские, — пояснила Ира, — из Вихрева, под Москвой, главный у них Гвоздь.

— И что? — удивилась я. — При чем тут какой-то Гвоздь?

— Так он и есть мой папа, — пояснила спокойно Ира, — Родион Громов по кличке Гвоздь. Они с мамой со школы знакомы, любовь у них вышла, мама и забеременела в семнадцать лет, а папу посадили. Они пожениться не успели. Дали-то ему десять лет! Мама к нему на зону ездила и меня маленькую возила.

Я слушала разинув рот. Родион признал девочку, более того, он искренне любил дочку и заставил Анну выйти замуж за Сергея Хитрука.

— Ребенку нужен отец, ну сама посуди, какой из меня воспитатель, — увещевал он ее.

Аня послушалась, но госпожой Хитрук пробыла лишь два года. Потом был еще один брак, тоже неудачный, затем третий, а пять лет тому назад на пути попался Борис Львович, казавшийся положительным и надежным партнером. Родион же ушел в криминалитет. На зоне он набрался ума и больше под арест не попадал, но дела проворачивал явно незаконные. С Аней его связывали самые теплые отношения. Он очень помог бывшей любовнице, когда та занялась торговым бизнесом, а Ирочка была всегда желанной гостьей в его огромном доме.

Не понимая, к чему девушка сообщила мне эту информацию, я поинтересовалась:

— Ну и что? Пусть твой папа наймет хорошего адвоката. Сейчас классные специалисты есть, дорогие только.

Ирочка раскрыла сумку, вытащила из нее пачку зеленых купюр, перетянутую розовой резинкой, и сказала:

— Мы хотим нанять вас, тут десять тысяч.

— Меня?! Да зачем?

— Ищите убийцу, — спокойно пояснила Ира. — Папа сказал, если мамулю из-за решетки вытащите, вовек благодарен будет.

Она вновь полезла в сумочку, вытащила еще пачку купюр и спокойно пояснила:

— Десять тысяч — это аванс; как работу закончите, получите еще пятнадцать кусков, а это мелочовка на расходы: бензин, взятки небольшие, ну там, туда-сюда. Папа в агентстве «Пинкертон» консультировался, ему сказали, что цена нормальная.

— Пусть твой отец наймет настоящих профессионалов, — отбивалась я.

— Не-а, — протянула Ира, — мы вас хочим.

— Почему?

— Потому.

Чудесный аргумент, главное, совершенно объясняет суть дела.

— Честно говоря, боюсь, не потяну, — ответила я, отодвигая пачки лакомых бумажек.

Ирочка тихо засмеялась:

— Э нет, папе никто не отказывает, лучше соглашайтесь.

— Зачем?

— Дети у вас, — вздохнула Ира, — не ровен час чего случится.

Я похолодела: ну дела, только киднепинга мне не хватает для полного счастья.

— У твоего отца небось служба безопасности есть, охрана, вот пусть им и поручит!

— Долдоны и идиоты! — в сердцах воскликнула Ириша. — Вот ломом по башке зафигачить, в ухо стрельнуть или к батарее приковать, тут они молодцы, а мозгами пошевелить им невдомек, потому как нет их у них, мозгов-то.

— Ну пусть господин Гвоздь по своим каналам поспрашивает, может, чего и выяснит, — сопротивлялась я из последних сил.

Ира вздохнула:

— Соглашайтесь, деваться все равно некуда, из агентства вас выгнали, где деньги возьмете? Дети есть запросят, опять же одеться-обуться надо…

— Все же лучше господину Гвоздю обратиться к своим или к профессионалам, в тот же «Пинкертон», если его не пугают расходы.

Ирина хмыкнула:

— Мой папа теперь от всех дел отошел, он легальный бизнесмен, торгует продуктами питания в Вихреве. Хватит, настрелялся, умирать-то никому не охота! А насчет профессионалов… Знаете, есть такая штука — коридорное мышление. Это когда человек привык думать только в одном направлении. Ну, допустим инженер знает, что вечного двигателя нет, нет и все, а дилетант думает, будто есть, идет в гараж и делает. Вообще многие открытия совершали непрофессионалы. Так что иногда лучше обратиться к тому, кто будет работать, не думая о правилах. Сыщики-то пойдут по привычной дорожке. Знаете, кто в этих агентствах в основном сидит? Легаши бывшие, а они привыкли действовать по старинке. Вы же крошечки подберете, за ниточки потянете.

Я глядела на Ирину во все глаза. Не слишком обремененная знаниями девушка явно повторяла чужие слова, скорей всего то, что говорил ей отец. Интересный, должно быть, господин, этот легальный бизнесмен Гвоздь, книги по психологии читает. Может, и впрямь попробовать? К тому же деньги…

— А что будет, если я с абсолютной точностью докажу, что Жанну отравила Аня? Если твой папа хочет, чтобы я подтасовывала факты…

— Папа желает знать правду, — тихо ответила Ира.

Я взяла тяжелую пачку денег, повертела ее в руках.

— А если я не сумею найти убийцу?

Ирочка вздохнула:

— Ничего, только лучше бы вам изо всех сил постараться.

Затем, посчитав разговор оконченным, она встала, быстрым шагом пошла к выходу и вдруг спросила:

— Квартира у вас большая, комнат сколько?

— Шесть.

— Откуда же такие хоромы?

— Мой старший сын Сережа женился на Юле, — объяснила я, не слишком вдаваясь в подробности, — она жила в соседней квартире, вот после свадьбы мы и объединили жилплощадь. Сделали из двух квартир одну.

— Понятно, — протянула Ира. — Жильцов не берете?

— Нет, — засмеялась я, — а ты что, хочешь у нас комнатку снять?

— Да, — серьезно ответила Ирина. — Не могу на одной территории с Борькой, блевать тянет.

— Поезжай к отцу.

— Так он в Вихреве живет, полтора часа от Москвы, а я в мае школу заканчиваю, всего-то два месяца до выпускных экзаменов осталось. Вы не сомневайтесь, я хорошо заплачу, деньги есть. Папа к маминым магазинам толкового менеджера приставил, и весь доход идет ко мне.

— А квартира чья? — глупо спросила я. — Анина или Бориса Львовича?

— Мама покупала, — пояснила Ира, — только козел там прописан. Он вообще нищий был, когда пришел. Его прежняя жена вытолкала только с парой трусов. Ну ничего, мамуля скоро вернется и бортанет гада.

— Пусть папа тебе квартиру снимет или купит!

Ирочка глубоко вздохнула и по-детски призналась:

— Я одна никогда не жила, боюсь очень. Тут Борька два дня не ночевал, так я чуть с ума не сошла. Ночью страшно, прямо жуть. В коридоре шкафы скрипят, а я дергаюсь. А у вас места полно, да и вы тетка незлая. Всего-то и поживу, пока маму не освободят. Ведь ее скоро выпустят, правда?

Ее широко распахнутые детские глаза с надеждой уставились на меня. Господи, за толстым слоем косметики совершенно не видно ее настоящего возраста, а ведь девочка всего на три года старше Лизы. И потом, она очень любит Аню, никогда с ней не расставалась и, естественно, тоскует. Вот ведь бедолага. Сколько на нее всего свалилось, тут даже здоровый мужик мог с катушек съехать, а Ириша еще хорохорится.

— Можешь занимать комнату для гостей, только там нет телевизора.

— Свой привезу, — повеселела «жиличка», — и видак, и кассеты, и музыкальный центр. Сколько возьмете? Только с едой, я готовить не умею!

— Что же ты эти дни ела?

— В «Макдоналдс» ходила, надоело до жути.

— А Борис Львович где питается?

— Борька бабу нашел на хозяйство, она ему суп варит.

— Что же ты ее стряпню не ела, не вкусно, что ли?

— Да козел сказал, что у нас теперь коммунальное жилье, каждый за себя. Так сколько?

— Мы с гостей денег не берем, — ответила я.