Фанатка голого короля

Дарья Донцова, 2012

Меня, Виолу Тараканову, не так-то просто обвести вокруг пальца! Однако милой подруженьке Лене Макеевой удалось повесить на мои уши килограмм лапши: якобы муж у нее, бедняжки, жадный монстр – и бьет-то он ее, и из дома выгоняет, и чуть ли не жизни лишить угрожает… Все оказалось полной липой! Кроме того, что Лену действительно вскоре убили… Не муж, правда, а какой-то маньяк – заодно с продавщицей придорожного магазинчика, куда моя приятельница забежала за конфетами. Преступник еще и таинственные автографы на теле жертв оставил – бумажки с нарисованными пятиугольниками. И кому, спрашивается, адресованы сии послания? Ломая голову над загадкой, я вовсе не рассчитывала нос к носу столкнуться с… моим разлюбезным бывшим муженьком, Олегом Куприным, которому поручили вести дело!

Глава 2

Некоторое время назад в моей жизни произошли изменения — я рассталась с Юрием Шумаковым. Что произошло между нами, вспоминать, ей-богу, неохота, да я уже в деталях рассказала эту историю^[1]. Потеряв навсегда Шумакова, я приобрела друга — Костю Франклина. Сначала ни о каких любовных отношениях между нами речи не было — мне не хотелось наступать на те же грабли снова, я вполне насладилась стуком их рукоятки по своему лбу. Но Франклин нравился мне все больше и больше.

Только не подумайте, что меня прельстило богатство Константина. Мои детективные романы, публикуемые под псевдонимом Арина Виолова, пользуются спросом у читателей, и хотя меня нельзя назвать самым популярным писателем России, тиражи у них вполне приличные, а гонорары достойные. Я зарабатываю себе на хлеб с маслом и сыром, имею новую квартиру, вожу симпатичную иномарку, совершаю путешествия за границу и так далее. Одним словом, абсолютно не нуждаюсь в спонсоре и очень довольна этим обстоятельством. Но как всем женщинам мне не хочется быть одной.

Сейчас у нас с Костей полыхает роман, и, похоже, у него большие планы в отношении меня, потому что недавно он сказал:

— Мама приглашает тебя пожить у нас на даче, хочет отблагодарить за поиски Ани.

Я смутилась.

— Твоя пропавшая сестра так и не нашлась, единственное, что удалось узнать: когда Анна покинула город Беркутов, она была жива.

— Что и подарило нам надежду! — воскликнул Костя. — Пожалуйста, не отказывайся, мама хочет тебя отблагодарить. И я присоединяюсь к ее просьбе. Тебе понравится у нас.

Учитывая финансовое положение Константина, его машину, одежду и часы, я предположила, что окажусь в одном из расположенных близ столицы элитных поселков в трехэтажном каменном особняке, по дубовым паркетным полам которого шныряет прислуга, и буду гулять по парку, обустроенному известными ландшафтными дизайнерами. Чтобы не ударить в грязь лицом перед хозяйкой, я уложила в чемодан несколько коктейльных и вечерних платьев, туфли на шпильках, прозрачные колготки и кучу косметики. Мать Франклина представлялась мне дамой, вроде английской королевы: безукоризненно одетой леди с аккуратной прической и в очень дорогих украшениях.

Представьте же мое изумление, когда моим глазам предстала старая подмосковная дача, хоть снаружи и обложенная кирпичом, но внутри оставшаяся деревянной. Дом был двухэтажным, плюс мансарда, в нем имелось несколько санузлов, газ и электричество. В советские годы такая фазенда считалась бы дворцом эмира, но сейчас она выглядела весьма скромно. Удивляла и обстановка — никакого новодела, сплошные антикварные буфеты, резные деревянные столы, дубовые стулья, жесткие сиденья которых смягчали подушечки в самовязаных разноцветных наволочках. Кровати имели фундаментальные изголовья и были накрыты одеялами из натурального пуха, а полы покрывали шерстяные ковры с традиционным рисунком. Никаких синтетических паласов! На кухне не было СВЧ-печки и посудомоечной машины. Кофе домработница Галя варила в джезве. Вместо геля для посуды на подставочке возле раковины лежал кусок детского мыла, а рядом стояла банка с пищевой содой. Окончательно добила меня губка. Вернее, ее отсутствие. Сейчас почти у всех хозяек есть кусок поролона, к которому с одной стороны прикреплено жесткое зеленое покрытие. А у Аллы использовали раритетную вещь — связанную крючком «плюшечку». Увидев сей предмет, я взяла его в руки и едва не задохнулась от ностальгических воспоминаний.

Воспитавшая меня Раиса, принося из магазина овощи, всегда вытряхивала картошку, морковку, свеклу, лук из сеток в ящик под столом на кухне, пустые же упаковки не выкидывала. Тетка велела мне стирать их и высушивать на батарее, а потом нарезала полосками и вязала крючком из них мочалки для мытья посуды. Представляете, что я испытала, когда увидела, как Алла, мать очень богатого человека, занимается тем же рукоделием, сидя у телевизора?

Но самым поразительным на даче, словно провалившейся в дыру времени, оказалась библиотека, расположенная в мансарде. Когда Костя отвел меня туда, я не удержалась и воскликнула:

— Господи!

Все подкрышное пространство занимали явно специально заказанные шкафы, которые были забиты как художественной, так и научной литературой. Мировая классика перемежалась переплетенными годовыми подшивками журналов «Крокодил» и «Огонек».

— Можно посмотреть? — спросила я.

— Конечно, — улыбнулся Костя. — Библиотека не музей. Я все детство листал «Крокодил» довоенных и последующих лет, он мне заменял комиксы.

Я распахнула дубовую дверцу, увидела привинченную с внутренней стороны маленькую табличку с гравировкой «Магазинъ Мюръ и Мерелизъ»^[2] и опять не удержалась от восклицания:

— Ну и ну!

Костя сел в большое кресло, стоящее в центре чердака, и вкратце рассказал свою семейную историю.

Его прадедушка был профессором Московского университета, отличался замкнутостью, не любил шумные компании и в начале двадцатого века построил эту дачу. В те годы Брендино считалось невероятным захолустьем, но Степан Михайлович и его жена чудесно жили здесь все лето, возвращались в суетную Москву лишь с началом учебного года. Аня, родив сына, окончательно переселилась в деревню — воспитывала мальчика, обучала местных жителей грамоте, преподавала в сельской школе и была вполне довольна. Степан Михайлович рано понял, что правление Иосифа Сталина ничего хорошего стране не принесет, и тоже перебрался в Брендино. Супруги мирно обитали в глуши. Они не стали жертвами репрессий, о них просто забыли. Их сын пошел по стопам отца — закончил МГУ и остался там преподавать. Дачу дед Константина обожал и после смерти родителей ничего там переделывать не стал. Жена была ему под стать, и звали ее, как и умершую свекровь, Анной. У четы родилась дочка Аллочка, повторившая путь отца — девочка с красным дипломом окончила МГУ и тоже не покидала старый дом.

— Это наше родовое гнездо, — улыбнулся Костя. — Очень хорошо, что оно расположено в непрестижном направлении, вокруг масса брошенных деревень, здесь немноголюдно. Я не посмел разрушить дачу, просто пару лет назад провел полную ее реставрацию и капитальный ремонт, проложил новые трубы, поставил современные котлы отопления и мощный генератор.

— Батареи тут старые, чугунная гармошка, — перебила его я, — им куча лет!

— Их отреставрировали, — пояснил Костя. — Крышу заменили, укрепили фундамент, дерево обработали особым составом, ему не страшны ни огонь, ни жучки. Теперь дом простоит еще сто лет. Во времена моего детства стены красили в голубой цвет, и в сочетании с красной крышей дом выглядел как пасхальное яйцо. Но когда я пошел в девятый класс, его обложили кирпичом. Представляешь, как сложно было добыть этот материал в советские годы? Жили мы не богато, мама крутилась, как могла. Но дача для нее словно родной, любимый человек, поэтому она и сделала ремонт. Ну, а потом уж я занялся полной реконструкцией. Скажи, мне ведь удалось сохранить дух старинного дома, несмотря на масштабную реставрацию?

— Полнейшее ощущение, что я перенеслась в первую треть двадцатого века! — воскликнула я. — Конечно, я не знаю, как тогда жили люди, поскольку появилась на свет намного позже, но чувство именно такое. Удивительно, что все вещи в отличном состоянии. Ладно, библиотека, книги живут веками. Но ковры? Они у вас не висят на стене, по ним ходят, а выглядят, как новые. Абажур в столовой шелковый и до сих пор не прогорел. А постельное белье… Белое, льняное, простыни с каймой, пододеяльник с овальным вырезом посередине, наволочки с пуговичками. Сейчас одеяло и подушку засовывают в мешки с клапанами. И никакой лен не выдержит, если его стирать много лет. Такое белье продавалось в Москве в шестидесятые. Раиса пользовалась похожим, но оно совсем истрепалось еще во времена моего детства. Тетка доставала комплект из шкафа и причитала: «Выдали мне на заводе премию, и я ее всю на бельишко ухнула. Купила наилучшего качества, чтоб надолго хватило. Но ничего вечного нет, поистерлась простынка. Ладно, я ее посередине разрежу и края сошью, будет со швом в центре, зато целая». А у Аллы белье в гостевой выглядит абсолютно новым.

Костя улыбнулся.

— Некоторые люди коллекционируют картины, другие открытки, третьи марки, а моя мама хочет сохранить прежний дух и облик дачи. Она очень расстраивается, если что-то приходит в негодность, поэтому я всегда начеку. Абажур сделали год назад, я им заменил старый, ковры специально для нас выткали в Таджикистане. Белье сшили монашки, но до того, как они принялись за работу, я заказал в Иванове несколько рулонов льняного полотна образца прошлого века. Обеденный сервиз привез из Питера, он изготовлен мастерами Ломоносовского завода тоже по моей просьбе.

— Дом-музей, — пробормотала я.

— Это неверно, — возразил Франклин. — Экспозиции отгораживают шнуром и снабжают табличками «Не садиться», «Не трогать», «Не ходить». А здесь хоть и особый, но живой мир. Мама непростой человек, с оригинальным мышлением, очень семейный, почитающий предков.

К тому времени я прожила на даче три дня и уже успела понять, что у хозяйки своеобразный характер.

Начнем с того, что мать Кости решительно не похожа на пенсионерку. Алла Фокина моложавая, веселая, модно одетая женщина, полная жизненных планов. Она не сидит день-деньской у телевизора и не пилит родственников, с ней можно побеседовать на любую тему от кулинарии до политики. Алла с удовольствием поддержит любой разговор, но настоящее наслаждение ей доставляет беседа про сына. Хотя стоп! Я употребила слово «беседа», но едва речь заходит о Косте, как его мать моментально забывает о светском воспитании и принимается рассказывать о любимом сыночке, не давая присутствующим вставить ни словечка.

В день моего приезда Алла усадила гостью в столовой на диване, вытащила пудовые альбомы и начала демонстрировать снимки Кости. Открывалась экспозиция канонической фотографией: на расстеленном байковом одеяльце на животе, чуть приподняв голову, лежит пухленький младенец. На следующих фотографиях я увидела Костю в костюме зайчика, Костю у елки, Костю на даче, Костю в первый школьный день, Костю на море… Никаких снимков его родного брата и сестры не было и в помине. Мне оставалось лишь гадать, почему фотограф ни разу не запечатлел других детей Аллы. Может, где-то в шкафах лежат альбомы с фото второго сына и дочери Ани, которая намного младше братьев?

Кстати, раз уж зашла речь о ближайших родственниках Кости, скажу, что его брата зовут… тоже Константином. Более того, они близнецы. Но их сходство исключительно внешнее, по характеру братья полярны. Один успешный бизнесмен, веселый, разговорчивый, свой в любой компании человек. Второй же владеет пиццерией, причем постоянно находится на грани разорения, замкнут, не любит общаться с людьми, предпочитает проводить время в одиночестве. Первый живет вместе с матерью, в собственной квартире. У первого неисчислимое количество знакомых, второй почти аутист, на его день рождения приходят только мать и брат. Первый стал врачом, проработал пару лет в реанимации, уволился и занялся бизнесом, второй сидел дома сложа руки, высшего образования у него нет. В результате имя первого теперь в списке «Форбс», и он помогает материально второму, вливая средства в его вечно пребывающее на грани краха небольшое дело.

Какому родителю придет в голову дать мальчикам-близнецам одинаковые имена? Могу назвать лишь одного человека: поэт Константин Фокин. Когда его жена Алла родила двойню, он решил, что оба сына должны стать Константинами. Вот попробуйте вслух произнести: Константин Константинович. Язык же сломать можно! Больше похоже на скороговорку.

Обычно, если у отца длинное имя с преобладанием согласных букв над гласными, сына называют коротко — Иван, Олег или, скажем, Игорь. Аллочка попыталась донести до супруга эту мысль, но он не пошел на уступки. Поэт поставил жену перед выбором:

— Или их обоих зовут Костей, или я ухожу из семьи.

По мне после такого заявления ей следовало сказать:

— Ну и пожалуйста, дверь открыта!

Но Алла не хотела остаться одна, и, вероятно, она любила своего вздорного супруга, поэтому подчинилась. Каким образом удалось уговорить работников загса выписать две идентичные метрики, я не знаю.

В детстве и отрочестве мальчики, подхватив какую-нибудь детскую инфекцию вроде кори, слышали слова отца, обращенные к матери:

— Что ты переживаешь? Двое сыновей никогда вместе не умрут. Если один Костя скончается, у нас останется второй Костя. По сути ничего не изменится.

Похоже, глава семьи был с большим заскоком или имел психическое заболевание, но Алла не ссорилась с супругом и не пыталась его лечить. Стоит отметить, что отец никогда не унижал, не бил детей, не повышал голоса, общаясь с сыновьями. Все карательно-воспитательные функции были возложены на мать. Отец сидел целыми днями в кабинете — строчил свои вирши. Но, увы, славы Роберта Рождественского или Андрея Вознесенского он не получил. Сборники Фокина не пользовались популярностью из-за черной депрессивности, в каждом стихотворении непременно шла речь о смерти и страданиях. Зарабатывал Фокин копейки, и его не смущало, что семья существует на оклад жены-преподавателя да на средства, которые им дает тесть-академик.

Фокин скончался, когда близнецам исполнилось пятнадцать лет. После его ухода из жизни сначала Алла, а потом и все остальные стали именовать мальчика, появившегося на свет вторым, Кириллом. Первый остался Константином. Но в документах мать ничего менять не стала. Франклин — творческий псевдоним Кости, под этой фамилией он, страстно увлекающийся фотографией, публикует свои снимки и устраивает выставки. Фамилию Фокин он не любит, Костя предпочитает представляться как Франклин.

Примечания

1

Виола упоминает события, описанные в книге Дарьи Донцовой «Дьявол носит лапти», издательство «Эксмо».

2

«Мюръ и Мерелизъ» — российский торговый дом (1857–1922). В 1922 году был национализирован. В одном из его зданий, возле Большого театра, открыли Центральный универсальный магазин — ЦУМ. — Здесь и далее примечания автора.