Фейрум

Дарья Райнер (2024)

Жизнь семнадцатилетней Липы перевернута вверх дном. Мать тяжело больна, новый друг оказывается гостем из иной реальности, а привычный мир, зараженный загадочным веществом — фейритом, — гниет на глазах. Путешествуя между мирами, Липа узнаёт, сколько стоит дружба, какими картами играет судьба и что у мультивселенной общего с початком кукурузы. А главное — какую тайну скрывает Шаткий Дом, в котором не действуют законы времени.

Эпизод III

2O48

♬ Linkin Park — Castle of Glass

Прослойка мигнула изумрудными искрами. Липе показалось, будто она сделала всего два шага и выпала наружу вслед за Игнасом.

Вой сирены. Тьма. Неоновые вспышки и воздух — холодный, колючий, с разлитыми в нем густыми запахами. Реальность ударила, окутала тревогой. Липе захотелось вернуться, спрятаться. Мир Игнаса оказался враждебным с первой секунды, которая была сродни погружению в ледяную воду.

— Прости, не подумал. — Игнас стянул куртку, набросив Липе на плечи. — Держи, только постарайся ничего не трогать в карманах.

Она кивнула.

— Спасибо. Где мы?

Они стояли на тротуаре, вдоль которого серой лентой, мокрой после дождя, тянулась дорога. Улица кончалась через сотню метров, упираясь в тупик. Слева — мусорные баки. Справа — двери. Бары, химчистка, ломбард… Липа с любопытством огляделась, стараясь приметить как можно больше, но смотреть было не на что. Трущобы. Ночь. Даже луна не показывалась из-за туч, а редкие огни в окнах были скрыты за плотными шторами.

Сирена умолкла вдали.

— Добро пожаловать в Фейртаун, северное боро Слэк-Сити, — буднично объявил Игнас. — Держись рядом и не отходи от меня. Эта часть города — прибежище фейрумных, а фейрум здесь вне закона. Приравнен к сильнодействующим наркотикам.

— То есть криминальный район? — уточнила она.

— Схватываешь на лету. А впрочем… — Игнас сделал паузу. — Наше будущее нельзя назвать радужным. Скоро сама увидишь.

— Но какой сейчас год? Ты не сказал.

— Сорок восьмой.

— Серьезно? Я пока не вижу разницы.

— Потому что будущее творится там… — Он указал на скопление башен-небоскребов на другом берегу реки, за исполинским мостом. — В исследовательских центрах «Хай Джен». А здесь — дно. Местный планктон подбирает объедки. Люди бунтуют из-за того, что им приходится жить бок о бок с фейрумными, но…

— Что?

— Не все так просто. — Игнас покачал головой. — Не все фейрумные выбрали этот путь. Обстоятельства бывают разные… Нам налево.

Они перешли на противоположную сторону улицы, и Липа замерла, прислушиваясь. За спиной нарастал гул, словно гигантский шершень летел между стен многоэтажек, грозя разметать проулок в клочья.

Игнас схватил ее за руку и резко притянул к себе. Выбил плечом хлипкую пластину заграждения и прижался к стене. Жестом показал: «молчи». Ей не пришлось повторять дважды.

Ночную тишину разорвал рев моторов. Автомобили пронеслись мимо, как смерч, взметнув веер брызг и кучи мусора. Хромированные чудища с хищными носами и языками пламени на капотах. Все произошло так быстро, что Липа не расслышала слов. Их было много — страшных людей, что высовывались из окон, надрывая глотки. Звон битого стекла, крики и порывы ветра — черного, вонючего, горького от дыма…

Она теснее прижалась к Игнасу, отступая глубже в тень, и закрыла глаза, считая до десяти.

— Бешеные Восьмерки, — прошептал Игнас, отстраняясь. — Одна из местных банд, контролирующая рынок фейрума.

— Очень… говорящее название.

— Да уж. Ребята стремятся к монополии, только Дядя Поджи выбирает не те средства. Я бы на его месте следил за кадрами — слишком много отморозков.

— Ты их знаешь? — Липа насторожилась.

— Держи друзей близко, а врагов еще ближе, — усмехнулся он. — Я знаю даже тех, кого предпочел бы не встречать. Но пока ты со мной, все в порядке. Что бы ни случилось, ты в безопасности.

Кажется, он чувствовал ее сомнения. Угадывал по малейшим переменам в голосе. При этом Игнас был прав: у Липы здесь никого не было, а значит, ей оставалось только довериться ему.

— Хорошо. Далеко до твоего друга?

— Нет. Пройдем через «Три монеты». Местное заведение для фейрумных, которое держит Безносый Хави, мой хороший знакомый. Публика там бывает разная, поэтому помни два правила: не отставай и ни с кем не заговаривай. Что бы тебе ни предлагали и о чем бы ни просили, поняла?

— Да.

Игнас выдохнул.

— Могу перегибать палку с предосторожностями, но не бойся. Не все так страшно. Я просто не привык быть… с кем-то.

— Понимаю. Я буду осторожной, правда.

Она протянула мизинец. По-детски наивный жест, но после того как скрылись Восьмерки, Липа почувствовала облегчение. Ей было известно самое верное лекарство от тревоги — посмеяться над страхами.

Искусственный палец обхватил и сжал ее собственный.

Игнас хлопнул Липу по плечу.

— Вот и молодец.

* * *

Лабиринты улиц тянулись на мили вперед — как щупальца до поры мирно дремавшего хтонического монстра из океанских глубин. Было время, когда Игнас, знакомый лишь с белизной и стерильностью лабораторий, познавал этот мир безраздельно, каждой клеткой, и Слэк-Сити казался ему живым.

Живым, но не бессмертным. Бессмертие принадлежало ему, Девятому по счету, но первому из альфа-фейрумных.

Первому из тех, кто выжил.

Он бросил взгляд на шагавшую рядом Липу. Старался быть честным с ней, но не мог рассказать всего. Не сразу. Не сейчас.

Она не примет его таким. Никто бы не принял. Пусть видит Игнаса и никогда не узнает Девятого.

Теперь все зависело от Лагарда. Даже если Энди ничего не нашел, Липа вернется домой. Он обещал, а значит, сдержит слово. Хотя бы в этот раз.

* * *

В баре было людно.

Они вошли через боковую дверь: неприметная вывеска без вездесущего неона и несколько слоев граффити на стене. Игнас кивнул Безносому Хави за стойкой и прошел вглубь, минуя свисающие с потолка ленты и китайские фонари, мигавшие нервным рыжим светом. Липа с любопытством разглядывала посетителей, касаясь пальцами его рукава.

Губы Игнаса дрогнули — восприняла совет держаться рядом буквально.

Шагая между столиков, они видели фейрумных: мужчин, женщин, черных и белых, совсем новичков и тех, из кого свойства выпили все соки, оставив оболочку из кожи и костей. Этот бар, как и десяток других в замкнутом боро Фейртауна, принадлежал им. Здесь не было нужды прятаться: изгои становились королями — на ночь или на месяц, как повезет.

Все они — афиши своего времени. Цветные иллюстрации фейрумных побочек.

Игнас не удивился, когда перед ним вырос гигант, напоминавший водяного из детских сказок, а вот Липа вздрогнула. Ей впервые пришлось увидеть внешнее проявление наркотика. Всю правую сторону лица и шеи бедняги покрывал ковер из полипов, терявшийся под воротником промокшей рубашки. Левый глаз заплыл. Поры сочились мутной водой, и запах — незабываемая смесь болотной тины и гниения — проникал в ноздри. Интересно, сколько ему приходится выпивать, чтобы не умереть от обезвоживания?

Игнас тактично уступил здоровяку дорогу с единственной мыслью: как бы дерьмово тебе ни жилось, всегда есть тот, кому хуже.

Или лучше. За столиком слева улыбалась девушка: болезненная кожа, лишенная пигмента, острые скулы, лихорадочные искры в глазах. В другое время он бы подошел спросить, какое у нее свойство, но сейчас не стоило задерживаться. Что бы там ни было, она наверняка счастлива. Тем мимолетным счастьем, которое объединяет всех принявших дозу. Пока не истек отмеренный срок, беспокоиться не о чем.

Завидев барыг у заднего хода, Игнас заслонил Филиппину плечом. Ни к чему ей смотреть на закулисные интриги банд. Пурпурные сильно рисковали, торгуя на территории Восьмерок, глава которых — непредсказуемый тип. Его память — сплошной калейдоскоп. Как ни поверни — новая мозаика. А все из-за фейрума, на который Дядя Поджи подсел одним из первых, когда наркотик прокладывал себе путь на черный рынок. С тех пор минули годы, и вот пожалуйста: противостояние Пурпурной Семьи с Восьмерками достигает разгара. Нет больше места перемириям и уступкам — в Фейртаун прибыл Всадник на рыжем коне^[2].

Война за передел города обещала разрушить его до основания. Война за право контролировать фейрум на улицах, за разумы и жизни. Война против всего человеческого, что у них осталось — «у нас» — поправил себя Игнас, — помимо ампул с ядовито-черной жижей, отливающей на свету изумрудом.

Игнасу было все равно, кто выиграет раунд. Даже если банды Фейртауна перегрызут друг другу глотки, он вздохнет с облегчением.

Они вышли на задний дворик «Трех монет» и оказались на пустынной парковке. За сетчатым забором отыскалась ничем не примечательная дверь, на первый взгляд запертая. Ни замков, ни скважин. Окон в пристройке тоже не было — сплошная бетонная стена.

* * *

Игнас постучал трижды. Выдержал паузу и постучал еще. Трижды три — всего девять.

— Он там? — Липа подняла взгляд.

— Да. Нужно немного подождать.

Прошло около минуты, прежде чем лязгнул железный запор.

— А, Фрэнк! Забыл, что ты собирался зайти. Что за милая леди с тобой?

Голос, нарочито расслабленный и приятный на слух, с едва уловимым акцентом, принадлежал мужчине лет тридцати пяти. Высокий, подтянутый, бритый налысо. Острые скулы, высокий лоб, выступающий вперед подбородок. Игнас упоминал, что его друг — врач, но выглядел Лагард как человек, который привык не лечить, а калечить. Липа очень надеялась, что впечатление обманчиво — как и дружелюбный тон вопроса, потому что он посмотрел на нее вначале с удивлением, затем — с враждебностью. Глубоко посаженные глаза сузились. Липа сглотнула.

Сразу за дверью узкая лестница уходила круто вниз, в подвальное помещение, откуда лился свет. Хозяин не спешил уступать дорогу гостям. Казалось, сам вопрос и то, что Лагард назвал Игнаса чужим именем, был своеобразным сигналом. Предупреждением. Но о чем? Один долгий миг они вели безмолвную беседу, споря о чем-то одними глазами, а затем Лагард отступил.

— Племянница. Приехала с сестрой из Вермонта.

— Чудно. И как погода нынче в Вермонте?

Все трое начали спуск по лестнице. Дверь захлопнулась с тем же лязгом, отрезая их с Игнасом от внешнего мира. Он сжал ее запястье — не больно, но крепко, и Липа поняла, что надо ответить.

— Неплохо. Как обычно в это время года. — Что вообще происходило? Она не имела ни малейшего представления, что говорить и как играть в эту странную игру.

Они спустились вниз, и Липа увидела небольшую комнату — чистую, светлую, напомнившую приемный покой в больнице. Диван в углу, низкий столик, какая-то абстрактная картина на стене и шкаф, за стеклянными дверцами которого — пузырьки и блистеры, словно в аптеке.

— Проблемы? — послышался мужской голос из-за двери, и Лагард сделал знак молчать.

— Вовсе нет. Постоянный клиент заглянул. — Он нарочито громко распахнул дверцу шкафа, не сводя глаз с Игнаса. — Уже уходит.

— Ты знаешь правила, Лагард, я должен проверить. Миссис Голден захочет знать… — Вошедший осекся и замер на пороге. Крупный мужчина в костюме цвета мокрого асфальта. Золотая цепочка на шее. Рубашка кричаще пурпурного цвета. Его взгляд упал на Игнаса. Рука потянулась к поясу.

— Ты!..

Все произошло слишком быстро. Сбитая с ног Липа полетела на пол. Брызнули осколки. Она перекатилась на бок, ударившись об угол дивана, и накрыла голову руками, зажимая уши. В комнате раздался выстрел.

* * *

Пурпурный замешкался на миг. Игнас оттолкнул от себя Липу: главное — чтобы осталась жива. Он сдержит обещание.

Стол, отлетевший от пинка вперед, ударил Пурпурного под колени. Тот потерял равновесие, но не выпустил пистолет. Грянул выстрел. К счастью, в пустоту. Лагард оказался быстрее: кисть хрустнула, и Пурпурный выронил ствол.

— Эй! — Он остановил Игнаса жестом. — Мне не нужны проблемы с Эйдой Голден.

— Какого черта, Энди?! — Игнас больше не сдерживался. Играть «постоянного клиента» по имени Фрэнк в его планы не входило. — Что тут происходит? С каких пор?..

— А что мне оставалось? Тебя не было два месяца, Найнс^[3]! Два месяца. Это у тебя время идет кверху задом, а здесь, знаешь ли, жизнь продолжается. Ты либо выбираешь сторону, либо банды стирают тебя в порошок.

— Ты что, теперь варишь для них? Фейрщиком заделался?

— Заткнись, Найнс. Ни черта не знаешь, а туда же.

Игнас почувствовал, как гнев закипает внутри. Липа тихонько застонала на полу. Ей ни к чему слышать этот разговор. И видеть все это…

Он подобрал пистолет, легший в ладонь как влитой. «Не привыкай, — шепнул внутренний голос, — тебе ни к чему».

— Тише… — Он помог девочке подняться. Оглядел ее с головы до пят, стряхнув мелкие осколки — куртка пригодилась. — Цела? Не поранилась?

Она качнула головой. Глаза, огромные от страха, глядели куда-то за его плечо.

«Проклятье!»

Они недооценили Пурпурного. Оказавшись на ногах, он точным ударом отбросил Лагарда. Тот влетел спиной в стеклянную дверь, и новая порция осколков брызнула на пол. Липа вскрикнула.

Игнас нажал на спусковой крючок.

Теперь наверняка. Пуля нашла свою цель.

Он опустил руку с самозарядным «Колибри», избегая взгляда Филиппины. Он виноват перед ней, но ни объяснять, ни извиняться не было сил. Игнас просто смотрел себе под ноги: зеркально-гладкий чистый пол был залит кровью — алое на белом.

* * *

Липа сидела на кушетке. По-прежнему дрожала — зубы клацали о край стакана. Лагард принес ей что-то горячее: напиток оказался густым, как кисель, но вполне терпимым на вкус. Отдавал мятой и чем-то кисло-сладким — кажется, апельсином. Интересно, в сорок восьмом пили чай или окончательно перешли на синтетику?

А еще он предложил успокоительное. Даже шприц достал — деловито и со знанием дела. Но Игнас прочел весь ужас в глазах Липы и увел друга за стену — туда, где лежал Пурпурный. Она не понимала, что это значит: для нее мертвец был просто мертвецом.

Впервые в жизни у нее на глазах убили человека.

Игнас убил. Тот, которому она доверила свою жизнь. Он защищал ее или себя? Пурпурный ведь узнал его — перед тем как потянулся к оружию. Липа это поняла по взгляду, в котором отразились страх и ненависть.

«Кто ты, Игнас?»

Поставив стакан на тумбу с медицинскими инструментами, она бесшумно соскользнула с кушетки.

Говорил ли он правду, рассказывая свою историю? Был ли жертвой обстоятельств, подопытным мальчиком, выросшим в лаборатории, или только хотел, чтобы она так думала? Чтобы проявила сочувствие и попыталась оправдать его действия.

Кем он был здесь? Не в Прослойке, не в Доме, а в родном мире, где сложнее спрятаться за туманными историями? Здесь, помимо них двоих, были другие люди со своей правдой.

Липа приблизилась к двери, стараясь ничего не задеть. Вокруг было слишком много вещей из звенящей стали и стекла. Горы стекла.

Про себя она назвала помещение «операционной». Очевидно, здесь хранились все приборы и запасы Лагарда. Помимо кушетки у стены, в центре комнаты стоял медицинский стол. Из ящиков выглядывали провода. На подносах были разложены инструменты: от привычных скальпелей до предметов, которым Липа не могла подобрать названия. «Сорок восьмой», — напомнила она себе.

Ничего, кроме страха, этот год ей не сулил.

Голоса звучали приглушенно. Она коснулась ручки двери — едва-едва, боялась выдать себя случайным скрипом. Даже дыхание задержала, будто это могло помочь.

–…Бросаешься обвинениями, а сам приволок очередную девчонку! Да что с тобой не так, Найнс?

— Ты не слушаешь!

— Как и ты! У тебя что, пункт на молоденьких? — В голосе Лагарда послышались ядовитые нотки. — Или это компенсация за прошлый раз? А она в курсе?

— Заткнись, Энди. По-хорошему говорю — замолчи.

Игнас говорил тихо и зло. У Липы подкосились ноги, и она схватилась за край стола, чтобы не упасть. Голова шла кругом. Что она здесь делает?.. В горле предательски запершило. Она ощутила, как подступают близкие слезы. Почему нельзя щелкнуть пальцами и в мгновение ока перенестись обратно? Домой, к Виту. И чем она только думала, когда решила последовать в чужой мир?

Липа огляделась по сторонам. Она понятия не имела, сколько комнат и коридоров в этой подземной клинике, напоминавшей бункер. Она заперта здесь. Дважды. Мало того что наверх вела единственная лестница, так еще и ход в Прослойку был закрыт. Только Игнас мог провести ее и вернуть домой. Только с ним она чувствовала себя в безопасности.

Вспомнив дурацкую клятву на мизинцах, Липа сглотнула.

Из кармана Игнасовой куртки выбрался Акто, о котором она успела забыть.

— Привет, малыш. Опять разводишь меня на слезы? — невесело усмехнулась она.

Анимон мигнул сочувственно-оранжевым и отстранился, словно говоря: «Я тут ни при чем». Он бойко облетел «операционную» и завис на уровне ее лица. Липе почудилось, что подвижные ножки изобразили подобие вопросительных знаков.

— Не знаю, Акто. Я уже совсем ничего не знаю…

За дверью стихли разговоры — слышался только шум. Липа догадывалась: собирали осколки и выносили труп. Что они сделают с Пурпурным, не ее забота. Липа не хотела об этом думать. Лучше поскорее забыть — убедить себя, что ничего не случилось, и поверить собственной лжи.

Сидя на краю кушетки, она раскачивалась вперед-назад, словно маятник, обняв себя за плечи. К стакану больше не притронулась — напиток остыл.

Липа не знала, сколько времени прошло, прежде чем вошел Игнас.

— Прости, что так долго. Надо было… прибраться. — Он устало вздохнул, глядя по-прежнему в точку над Липиным плечом. — Пойдем, провожу тебя в спальню. Лагард переночует в приемной, а я… тоже. Где-нибудь. Нам всем нужно выспаться.

Акто заплясал вокруг Игнаса — единственный среди них, кто был полон сил.

Липа безразлично поднялась с кушетки. Она не считала часы, проведенные в путешествии по Дому и Прослойке, и даже примерно не представляла, сколько времени прошло. Видимо, отдых — то, что ей необходимо. Но сможет ли она заснуть среди стерильной белизны, не получив ответов?

— Ванная с туалетом чуть дальше и налево. — Игнас провел ее по коридору и распахнул одну из дверей. — Лагард просил не трогать его вещи, он в этом отношении параноик.

Липа кивнула. На кровати предусмотрительно лежала стопка чистого белья. На тумбе рядом — полотенце.

— Спасибо, — сухо произнесла она, снимая куртку и возвращая ее Игнасу.

— Если что-нибудь понадобится, буди. Я буду там, где ты ждала. Запомнила дорогу?

Она снова кивнула. Машинально, не вслушиваясь в его слова. Ждала удобного момента, чтобы спросить… И не дождалась.

Ничего удобного здесь быть просто не могло.

— Что значит «очередная», Игнас?

— Ты о чем?

— Он сказал «очередная девчонка». Что это значит?

Она опустилась на кровать и поняла, что вряд ли отправится в ванную. Сил не осталось даже на то, чтобы умыться.

Игнас сел перед ней на корточки — так, чтобы их лица оказались друг напротив друга. Только сейчас она заметила на закатанных рукавах рубашки следы крови.

— У меня была подруга, — начал он осторожно, обдумывая и подбирая слова, — ее звали Черри. Альфа-фейрумная, как и я. Родившаяся со свойством.

— Что с ней стало?

Липа была готова к чему угодно. Вряд ли она сохранила способность удивляться. Даже страха не осталось — может, Акто постарался?

— Она потеряла отца. Вихо — тот индейский друг, о котором я упоминал, — был фейрщиком. Варил особый фейрум, усиливающий свойства. Это стоило ему жизни. А Черри… У нее был необычный дар. — Губы Игнаса дрогнули, но улыбки не вышло. — Она утверждала, будто слышит голоса. Общается с духами предков, которые заключены в предметах и пронизывают саму ткань мира — они повсюду… Это еще одна длинная история, Филиппина.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Она жива?

— Я не знаю. Но хочу в это верить.

Акто будто почувствовал что-то: завис между ними, в нескольких сантиметрах от Липиного носа.

— Я хочу домой, Игнас. Все это… слишком.

— Я знаю. Мне жаль. — Он накрыл ее ладонь своей. — Тебе надо поспать.

— Ты обещал! Одно мое слово, и мы вернемся. Ты говорил о доверии, но как я могу после всего этого!

Палец Игнаса сжал ее мизинец.

— Спокойной ночи, Липа.

Поднявшись, он погасил верхний свет и затворил за собой дверь. Акто в темноте заменял собой ночник, пока Липа застилала постель. Ей казалось, что после пережитого она не сомкнет глаз, но липкая дрема утянула в омут сна, едва щека коснулась подушки.

Акто, потускнев, пристроился рядом. Сквозь янтарный свет анимона пробивались изумрудные искры.

* * *

Ей снились хищно поднимающиеся из воды Змеевы Зубы. Лодка качалась на волнах, но озеро было наполнено фейритом — черным, маслянистым, непроглядным, сквозь толщу которого не пробивался свет Звезды.

Липа перевернулась во сне и ударилась локтем о край тумбы.

Морщась, открыла глаза и вспомнила, что лежит не в своей постели. Вокруг не знакомая мансарда, а клиника Лагарда, куда не проникал солнечный свет.

Акто заплясал рядом, когда она встала. Липа вспомнила дремлющих анимонов, которых она видела в Прослойке, да и те, что жили в аквариуме Игнаса, не проявляли такой активности. «Акто еще ребенок, — напомнила она себе, — по меркам эмоциональных паразитов из другого мира». Или откуда-то извне вселенской «кукурузы», раз до сих пор неизвестно, где рождается фейрит.

Липа размяла затекшую шею и застелила постель. Помимо кровати в комнате находился массивный шкаф с книжными полками и комод. Разумеется, она не собиралась ничего трогать — зачем лишние проблемы?

Прихватив полотенце, она выглянула в коридор. Тихо. Пусто. Шаги отдавались глухим эхом, когда Липа шла в ванную. Там все оказалось более чем привычно: никаких новых изобретений.

Вода шла прохладная. Постояв под душем, Липа с наслаждением растерла кожу полотенцем. От частичек пыли и дыма не осталось и следа. Волосы, освобожденные от остатков слизи, мокрыми прядями упали на лицо. Жаль, сменной одежды с собой не было: пришлось натянуть те же джинсы и футболку.

Липа умылась. Во рту стоял горький привкус, пустой желудок отозвался урчанием. Пить хотелось нестерпимо, но сделать глоток из-под крана она не решилась. Кто знает, какая вода здесь, в сорок восьмом, в мире, отравленном фейритом. Не хватало пищевого расстройства или чего похуже.

Оставив полотенце на крючке, она перекинула волосы за спину и вернулась в коридор. Пройдя до самого конца, заглянула в уже знакомую «операционную». Кушетка пуста — Игнаса здесь не было.

Без солнечного света или простейших часов Липа не могла сказать, сколько проспала, — утро за пределами «бункера» сейчас или день.

— Встала? — Лагард выглянул из-за соседней двери.

Липа выдержала его прямой взгляд.

— Где Игнас?

— Ушел.

Сердце замерло. Этого она и боялась.

Как он мог оставить ее тут? После всех обещаний?

— Почему без меня? — Голос прозвучал бесцветно. Внутри все свернулось, как скомканная бумага — как пласт реальности при переходе в Прослойку.

— Сомневаюсь, что ты бы ему помогла, — хмыкнул он. — Найнс отправился уладить дела с Эйдой Голден, главой Пурпурной Семьи, и объяснить заодно пропажу одного из подручных.

Он закатил глаза.

— Да не бойся ты. Если все пройдет гладко, вернется через пару часов.

— А если нет?

— Он постарается решить проблему. Ты знаешь его без году неделю, так что поверь мне, Найнс умеет выходить сухим из воды. — Он махнул рукой. — Иди сюда. Может, ты и удивишься, но я не кусаюсь.

Впервые Липа видела на его губах улыбку. Широкую. Акулью. Привлекательную и отталкивающую одновременно. Она чувствовала себя неуютно наедине с этим человеком. Зачем Игнас ее впутал во все это?

Она вошла в кухню следом за ним — такую же белоснежную, как и остальные помещения. Несмело опустилась на стул.

— Слушай! — Лагард смотрел прямо на нее. — Не хочу, чтобы между нами были недомолвки. Напомни, как тебя зовут.

— Филиппина.

Он кивнул.

— Андре. Можешь звать по имени. Так вот, я твоему появлению здесь не рад. Считаю, ты должна знать. Так будет честно.

Она кивнула, соглашаясь. Куда уж прозрачнее.

— Черт, я даже не понимаю, зачем он тебя притащил! Но раз так вышло…

— Он сказал, что вы поможете. В моем мире появился фейрит. В месте, где я живу. Игнас сказал, вы проводите опыты и можете знать, как остановить Гниение.

Андре замер, переваривая услышанное, и лишь затем рассмеялся.

— Так и сказал? Шутник, однако. Он за кого меня принимает, за волшебника из детской сказки?

— Выходит, соврал?

— Я пытался, chérie^[4]. Пытался в «Хай Джен», будучи интерном на испытательном сроке, и после взрыва тоже… Он поведал тебе эту слезливую историю?

— В общих чертах. Сказал, что вы помогли ему выбраться и что потерял при этом руку.

Лагард отвернулся, зазвенел посудой. Отмахнулся от любопытного Акто. В отличие от Липы, он обращал на него внимания не больше чем на назойливую муху.

— Не знаю, откуда ты и к какой еде привыкла. — Он поставил перед ней тарелку с вафлями и стакан уже привычного «киселя». — Если затошнит, ты знаешь, где туалет.

— Вы же врач.

— Ты не позволишь мне ничего сделать. Вчера вон как глаза вытаращила при виде шприца. — Он усмехнулся, садясь напротив.

Липа сглотнула вязкую слюну.

— Неужели никто не знает, как с ним справиться? С фейритом?

— Как в Средние века не умели справляться с чумой. Просто метили дома, где находили зараженных. Миры, которых касается фейрит, — как те дома. Они обречены.

Кусок вафли упал обратно в тарелку.

— Но ведь так…

— Что? — Он сощурился. — Хочешь сказать, не бывает? Нечестно? В сказках — да, а в реальности случается именно то, чего боишься. Я живу в угасающем мире, сколько себя помню. Просто первые годы «Хай Джен» сдерживал фейрит в лаборатории, а после взрыва он проник в город и положил начало фейруму — новому героину, уж прости за сравнение.

— Это из-за вас? Игнас так говорил о взрыве… — Липа вдруг сложила в уме два и два. — Он считает себя виновным. Думает, что выпустил фейрит.

Лагард поморщился.

— Никто не может утверждать. Лично я уверен, что наш мир не первый. Ему известно больше меня. Он показывал тебе схему?

Липа покачала головой. Акулья улыбка Лагарда стала скептической.

— Он пытается составить схему миров. Рисует свои «зерна» одно за другим, надеясь дойти до конца. До первоисточника, с которого все началось. Но лично я считаю теорию глупой. Первого мира может не существовать. Как не станет этого… кто знает, через сколько. Десяток лет? При лучшем раскладе.

— Значит, процесс не замедлить?

— Способы есть. Я много экспериментировал. Фейрит, прежде всего, — материя, состоящая из молекул, пусть и иного происхождения. Вступая в химические реакции, он либо ускоряет процесс деления, либо замедляет его. Проблема в другом. Проникнув в следующий по счету мир, заразив почву и воду, он не отступит. Если сдержать его искусственно в одном месте, он прорвется поблизости — рано или поздно.

Липа не моргая смотрела в пустую тарелку. Вафли встали в желудке неприятным комом. Она сглотнула, отгоняя тошноту.

— Так что мне делать? Я не могу вернуться домой без Игнаса и не могу вернуться с ним, потому что это безнадежно. Наш остров умрет первым, а за ним — все остальное.

— Не сразу. Как видишь, мы еще держимся. — Он пожал плечами, убирая посуду со стола. — Может, ты даже успеешь прожить жизнь и состариться к тому времени.

— Но кто-то не успеет.

— Кто-то всегда не успевает. Это закон.

В его голосе не было жестокости — только признание факта. Отстраненная профессиональность.

Липа вдруг вспомнила, что говорил ей Игнас. Насчет матери.

— Можно кое-что спросить?

— Слишком много вопросов, chérie.

— Это «да» или «нет»?

— Это зависит от вопроса. Раз я играю сегодня роль няньки, почему бы не развлечься?

Она намеренно пропустила последние слова мимо ушей.

— Дело в том, что… моя мама больна. Редким генетическим заболеванием нервной системы.

— Так… — В светлых, почти бесцветных глазах зажегся огонек интереса. — А конкретнее?

— Синдром Хантингтона.

— И как давно?

— Три года. В последнее время приступы участились, и ее забрали под постоянное наблюдение. Она перестала узнавать родных, забывает саму себя, и я не знаю, что делать.

— Скверно. Ничем не могу помочь отсюда. Не видя заключения, анализов, томограммы элементарно. Твоих слов мало, chérie.

— Вы бесполезны.

— Что, прости? — Он сделал вид, что ослышался.

— От вас никакого толку. Хотели быть честными — получайте честный ответ. Не знаю, какая дружба связывает вас с Игнасом, но мне вы тоже не нравитесь. И я не понимаю, что здесь делаю. Моей мамы скоро не станет. Моего мира скоро не станет, — чеканила она слова, пропуская мимо их смысл, — а я жую дурацкие вафли с каким-то ужасным сиропом.

— Он кленовый.

— Да неважно! — Липа понимала, что звучит как капризный ребенок, но ничего не могла поделать. — Какое это имеет значение, если всему придет конец?

— Рад, что ты поняла. Для твоей матери есть только один шанс, и — чисто для заметки — я не хотел этого говорить.

— Какой? — Она невольно подалась вперед.

— Фейрум. Все просто. Не знаю, говорил ли тебе Найнс, но он меняет саму структуру ДНК, перестраивая ее под собственные нужды. Кто-то приспосабливается, приобретая свойства, другие умирают в агонии. Шанс выжить примерно один к пяти. Не так уж мало, если подумать… Чуть выше, чем в «русской рулетке».

Липа вскочила со стула.

— Не смейте, слышите! Не говорите так больше. Это исключено. Это… — Она не могла подобрать верного слова. Неправильно? Опасно? Немыслимо? Травить маму этой дрянью… К такому не могло привести даже отчаяние.

— Выбор за тобой, — легко согласился он. — Не рад был поболтать, а сейчас мне нужно вернуться к работе. Найнс запретил тебя выпускать. Найдешь чем заняться?

Она промолчала.

— Ну вот и отлично.

— Подождите! — окликнула она его. — Вы знаете, что стало с Черри?

Вопрос вырвался сам собой и означал одно: она не доверяла Игнасу безраздельно. Он многое не договаривал, и Липа хотела понять, что именно.

— Найнс не сказал?

— Нет, — покачала головой она, — какие-то общие фразы и больше ничего.

— Подожди тут.

Он скрылся за дверью. Липа осталась в кухне — изучать белую стену напротив.

Лагарда долго не было. Она решила, что он забыл про нее и занялся делами, как обещал. Хотела пойти на разведку, но передумала: не стоило искать поводов для конфликта. Тем более что вернулся Андре в скверном настроении.

На стол перед Липой легло устройство. Плоское, совсем крошечное.

— Что это?

— Проигрыватель. — Он усмехнулся. — V-линк, конечно.

— Я не из настолько далекого прошлого, — парировала Липа.

— Я нашел один из старых чипов Найнса. Он меняет их время от времени, когда те начинают перегреваться и вызывать мигрени.

Липа наморщила лоб, пытаясь понять смысл сказанного.

— Хотите сказать…

— Да. У нашего друга не только рука аугментирована. Существуют NMC — нейрокарты памяти. В отличие от человеческого мозга они не ошибаются. У них не бывает пробелов и ложных воспоминаний.

— Но это все равно что копаться в чужой голове!

— Определись, chérie. Ты же хотела узнать.

— Да, но… — Она помедлила. — Это личное. Как вы можете распоряжаться памятью Игнаса без его ведома?

— Я экономлю время. Для него, в первую очередь. Думаешь, он горит желанием пересказывать тебе все в подробностях? К тому же… — Лагард пожал плечами. — У тебя нет передатчика, чтобы вживить нейрофлешку напрямую. Ты увидишь все со стороны — как кино от первого лица.

— А если бы передатчик был?

— Тогда — полное погружение. Все пять чувств, мысли, переживания… Ты стала бы им на какое-то время. Как во сне, когда действуешь в чужом теле.

На словах все просто. Липа порадовалась, что прогресс этого мира ее не коснулся. Никакое любопытство не стоило того, чтобы забирать кусок чужой жизни.

— Решай сама. Когда будешь готова, просто активируй. — Он приложил палец к крохотной консоли. — Вот так. Я буду у себя.

Липа не стала уточнять, где именно. Она даже не заметила, как Лагард вышел за дверь. Какая-то часть ее колебалась, пыталась отговорить, но любопытство взяло верх.

— Ну что, Акто, как думаешь? Не убьет он нас, когда вернется?

Улыбаться собственной шутке не хотелось. Липа протянула руку: прибор под пальцем завибрировал. Чип загорелся зеленоватым огоньком, и в воздухе повисла голограмма размером с лист бумаги. Четкая, будто вырезанная из реальности картинка. Липа осторожно коснулась угла и потянула на себя, раздвигая границы и приближая изображение. Акто пристроился над левым плечом.

Спустя миг Липа перенеслась в «Три монеты».

* * *

Игнас сидит за столом. Напротив ерзает парень: рыжие волосы, бегающий взгляд. Игнас называет его Занозой.

— Ты долго, приятель. — Он вертит стакан, оставляя разводы от пальцев на стекле. Оглядывается то и дело.

— Погода нелетная. — Игнас опускает локти на стол. Пальцы живой руки сплетаются с бионическими. — Карта с тобой?

Заноза кивает:

— Здесь тот фейрщик, о котором гудит весь город. — Взгляд его цепок, словно клещ, забравшийся под кожу.

— Кто еще знает?

— Только я. Ну и Ржавый Дон из переулка на Тридцатой — думаешь, кто мне его сдал? — Губы растягиваются, обнажая медяшки на месте передних зубов.

Рыжий протягивает NMC. Игнас, закатывая рукав, вставляет нейрофлешку в разъем на предплечье и закрывает глаза. Дважды просматривает запись, сделанную на углу Тридцатой улицы, прежде чем сохранить в собственной базе.

Заноза бросает на него встревоженный взгляд.

— Ты же его, ну… не это самое?

— Нет, — отрезает Игнас. — Только поговорю. На этом все.

Он встает из-за стола, не прощаясь, и выходит из бара под дождь.

* * *

Казалось, Игнас узнал это место, но Липа, вглядываясь в увеличенную картинку, не понимала, что именно его задело. Устройство, подчинившись легкому движению пальца, перемотало запись вперед. Мокрые улицы Фейртауна пронеслись перед глазами за считаные секунды.

* * *

…Угол Тридцатой встречает тишиной. Игнас замедляет шаг, вглядываясь в мерцающие огоньки вывесок: где-нибудь обязательно не хватает буквы. Одна тусклая «а» или «i» среди синевы и пурпура портят картину.

Над тяжелой, обитой железом дверью — пустота. Сама дверь заперта. Игнас обходит здание слева, перелезает через ржавую проволоку и оказывается во внутреннем дворе. Окна заколочены: в узкие щели видна лишь тьма.

Тихо выругавшись, он примеряется к доскам. Хлипкие отходят сразу, с другими приходится повозиться. Крошево стекла осыпается на пол, прежде чем он оказывается внутри. Глаза постепенно привыкают к темноте. Свет уличных фонарей не проникает внутрь, и чернота кажется плотной, вязкой. Тягучей, как фейрит. Она ложится под ноги, скрадывая скрипы ламинатных пластин. И она же ведет его сквозь комнаты, рисуя чернилами острые углы.

Он шагает за порог и замирает. Пальцы скользят по стене и находят выключатель, но Игнас медлит.

Тишина.

Только сердце бьется.

Три вещи происходят одновременно. Игнас оборачивается, нажимая на кнопку; светильник вспыхивает желтым светом, и пуля прошивает плечо. Ударяясь спиной о стену, он сползает вниз, находя единственное укрытие — бок массивного кресла.

— Вихо?

Аккумулятор искрит. Электроприводы протеза замирают, рука повисает бесполезной плетью.

— Вихо, я безоружен. Просто хочу поговорить. Это Джим. Девятый.

Тишина.

— Ну же, Вихо! Не будь это важно, меня бы тут не было.

— Вставай.

Голос девичий. Нарочито громкий.

— Вставай и выходи. Руки на затылок, чтобы я видела, и без выкрутасов. Второй раз не промажу.

Игнас поднимается. В дверном проеме стоит девчонка лет восемнадцати. Теперь он может ее разглядеть: широкие скулы, смуглая кожа, бусины, вплетенные в косы…

— Ты его дочь?

Дуло пистолета смотрит в грудь.

— Шаг назад. — Густые брови хмурятся, рука заметно дрожит. — Он не говорил ни о каких Джимах. Ты из Пурпурных?

— Нет.

— Тогда Восьмерка?

— Я сам по себе.

— Да неужели? — фыркает девчонка, продолжая его разглядывать. — Еще скажи, что не за фейрумом пришел.

— Поговорить, — повторяет он мягко, стараясь успокоить собеседницу, не дать совершить глупость.

— Тогда ты опоздал. Его больше нет. — Девчонка сглатывает. Резкие черты искажает гримаса. — Фейрума тоже нет, они все забрали.

— Кто?

— Ты мне скажи! — огрызается она. — Говорила ему, что добром это не кончится. Ваш фейрум — сплошное дерьмо! Стой где стоишь!

Вскидывает руку, однако на лице мелькает сомнение.

— Послушай… Как тебя зовут?

— Черри.

— Черри, — повторяет он, делая шаг вперед, — ты расскажешь мне, что случилось? С самого начала. Я постараюсь помочь.

— Ой, да что ты можешь! — Быстрым, злым движением она размазывает слезы по лицу. Но пистолет опускает, щелкая предохранителем.

Когда Черри наконец кивает, Игнас опускается в кресло, придерживая бесполезную руку.

— Его убили здесь, в соседней комнате. Вынесли все ценное: пробирки, оборудование, ящик фейрита… Смотри сам, раз интересно.

Она протягивает v-линк с дисплеем устаревшей модели.

— Не додумались вытащить чип.

— Где была ты?

— Не здесь.

Она скрывается за перегородкой. Спустя минуту оттуда доносится тихий звон посуды и грохот чего-то металлического.

Игнас листает воспоминания, делая короткие паузы. Последние минуты жизни Вихо пролетают сумбурной последовательностью кадров.

— Знаешь их?

Черри появляется снова — на сей раз с дымящейся жестяной кружкой.

— Нет. Прости, Черри, мне жаль. А где…

— Тело? На заднем дворе. Я похоронила его вчера.

В том, как она сидит — в осанке, наклоне головы, — есть что-то хищное. Чуждое.

— Тебе есть куда пойти? Родственники, знакомые?

Она качает головой.

— Хочешь позвать меня с собой?

— А ты согласишься?

— Ты ведь не такой, как остальные, — тихо отзывается она. — Я не сразу поняла, но теперь вижу. Слышу. Духи говорят со мной, как говорили с отцом, когда ваши дороги пересеклись. Ты — рожденный со свойством. — Черри впервые касается пальцев его живой руки. — Я тоже.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Имеется в виду Война — один из четырех всадников Апокалипсиса.

3

От английского ninth — «Девятый».

4

В переводе с французского — «милочка».