Вперед, за Фениксом! Станем сильнее

Даша Сказ, 2023

Проводник Феникс продолжает собирать наследников мира Зеркал. Трое уже позади: великая княжна Мира, императрица-ван Айминь и сын фараона Имхотеп. Дальше только сложнее: теперь проблемы стран не такие простые и однозначные. Фениксу и его друзьям придётся столкнуться с предательством, недоверием, предубеждением. С викингами и ледяными духами, королевским двором и древним культом, и двумя подводными государствами, веками воюющими за право жить или умереть. Но самое страшное из испытаний Феникса – борьба с чувствами к наследнице Мире, против которых выступает сама Создательница. Мире же придётся быть отвергнутой, справиться с ненавистью и помочь Фениксу не только разобраться с его миссией, но и с его чувствами. Как бы ни терзали страхи и горести, единственное, что поможет – это стать сильнее для мира, который Феникс, Мира и их друзья так любят и так хотят спасти.

Глава первая

Ледяной север

Давным-давно, далеко-далеко, на промёрзшей земле северного полюса родились королевства.

Населили эти королевства особые люди — потомки духов этих мест, ледяных нимф. В силах этих людей было подчинить бурю, в жилах их от рождения текла кровь воинов, что овладели редким диким волшебством. И, подобно своим матерям, люди эти обладали особым нравом: свободолюбивым, строптивым и до жути свирепым.

Никогда не знали эти люди покоя, противостоя то буре за окном, то своим соседям и братьям. Раздробленные земли, погружённые в вечную битву с природой и с самими собой, назвали подобающе — Ледяной Север.

Но однажды самый свирепый и мудрый из северян — король из династии Фростов — хитрым словом и крепким кулаком объединил Ледяной Север, а сам стал его конунгом — королём королей. Говорят, его в своё время прозвали Джерфрид Ледяное Сердце, ведь, когда король был совсем мал, его отец отдал его светлую душу взамен на власть над нимфами — собственными прародительницами, собственными матерями. Те, связанные договором, прокляли династию Фростов, заставив их испытывать сильную боль от доброты, радости и счастья.

Мировые Войны всколыхнули Ледяной Север. И заставили нимф вспомнить о давней вражде. Именно с Ледяного Севера мир начал разрушаться: люди стали умирать, короли — слабеть. Договор терял силу, и нимфы нашли возможность отомстить людям, державшим их взаперти всё это время. Ледяной Север окунулся в вечную бурю, навеваемую грозными духами. Казалось бы, пришло время полюса вновь стать необитаемым… Но…

1. Лёд

Ещё мгновение назад — тепло. Слабое дыхание пламенного юноши, лежавшего на моих руках. Спасение и радость, улыбка и счастье. Но спустя мгновение…

Покалывающая прохлада. Лёгкие снежинки в причудливом танце приземляются на кожу ладоней, тут же умирая и растворяясь. Уставшую спину укрывает пелена — плотное одеяло, словно положенное на спину мамой, пока я спала.

Не хочется открывать глаза. Звонкий непрерывный свист убаюкивает тысячью незнакомых древних голосов. Чувствуешь себя зверчонкой, совсем крохой, пока мама тихонько напевает сладкую колыбельную о погружении мира в вязкую тьму ночи.

Но вдруг…

— Разойдитесь! Отступите, это п-приказ!

Голос… молодой, неуверенный. Я открыла глаза, чувствуя, как непривычный звук разрывает потусторонние песнопения и вырывает меня из сладкой теплоты сна.

— Уходи…

— Она наша…

— Ты нам не указ…

Беспорядочный хор сотни голосов разрывает уши, вынуждая приоткрыть глаза. Сквозь щёлочки век и ресницы, присыпанные снегом, я сквозь безжизненную белизну разглядела одну-единственную тёмную фигуру, движущуюся на меня через безумные беспорядочные ветра.

И, вопреки словам сотен голосов, фигура движется ко мне, а буря перед ней расступается. Я протягиваю потяжелевшую руку. Тело не подчиняется: накрывшее одеяло схватило руки и ноги в смертельные объятия.

Фигура опустилась передо мной на колени. В неясных очертаниях я разглядела вытянутое лицо, тонкое тело и белые, как девственно-чистый снег, волосы. Я было подумала, что оказалась на Родине, если бы не одно «но».

В волосах нет звериных ушей. Значит, это человек. Совсем как Феникс.

— Хей. Хей, ты живая? Ну же, поднимайся, я помогу.

Ласковый, добрый голос.

— Феникс. Фе… никс. — пыталась проговорить я, но в горле — несмотря на то, что всё тело будто было мокрое — пересохло.

— Ох, как же всё плохо. Эллиада, дай мне спасти эту несчастную душу. — Чьи-то дрожащие руки — совсем не горячие, как у Феникса, а точно ледяные — подхватили мои плечи и ноги и подняли с земли.

— Кто… Кто ты?.. — пролепетала я, неосознанно хватаясь за белый мех его шубы.

— Тише, тише. Не трать тепло, не говори — держись, — пробормотал голос, и мне оставалось только подчиниться. Потяжелевшие веки неумолимо закрывались, сознание вновь погружалось в сладкую дрёму.

Последние слова, которые я услышала, надолго застыли в моей памяти:

— Проклятие слабеет. В следующий раз мы так просто не отпустим тебя, Олав Фрост.

* * *

На мгновение время будто прекратило свой ход, и я очнулась с громким вдохом полной грудью. Тепло, тепло, тепло. Всё тело ломило, кололо тысячью игл, но я наконец вновь ощутила себя живой. Ведь там — я знаю — я чуть не умерла.

Вскочив, я тут же огляделась. Свет. Он отражался голубым от ледяного замка, что окружил меня могучими высокими стенами. Словно вырезанные изо льда, они обступили меня эхом: каждый звук, будь то шуршание одеяла или моё сердцебиение, отражался от стен и врезался в потяжелевшие уши.

Отряхнув насквозь промокший мех, я попыталась понять, где оказалась. Мягкие перины, дорогие серебряные украшения, большие восковые свечи. Похоже, это покои кого-то действительно богатого.

— Проснулась? — спросил некто, и я испуганно вздрогнула.

Вырубленная в стене дверь так тихо и так резко отворилась, что я не успела сообразить, что мне делать и говорить. А в проёме уже появилась знакомая фигура — теперь уже гораздо чётче и объёмнее.

Это был юноша: бледный, высокий и тонкий, но при этом горбящийся и будто вечно крадущийся. Его тонкие пальцы взволнованно перебирали по дверному косяку, а твёрдое рубленое лицо застыло в напряжении. Только в голубых, как древний лёд, глазах сверкало нечто похожее на чувства.

— О, прости, я напугал тебя! Я не хотел… М-могу зайти потом, если хочешь… — отступил было он, но к тому времени я успела очнуться и опередила его:

— Стой, стой! Ничего страшного, я просто. А где я?

На мой вопрос не последовало ответа. Я слегка неуверенно перебирала края одеяла в резко повисшей тишине.

— Ты… не знаешь? — наконец сообразил он.

— Ну… да… Ты можешь зайти, если хочешь. Я Медведица, но не кусаюсь, — улыбнулась я, показывая маленькие клыки.

— Я понимаю… В-в этом и суть. — Ссутулившись, он проскользнул в комнату и закрыл за собой дверь.

Чуткое ухо услышало чужеземные голоса по ту сторону.

Пока человеческий юноша подходил ко мне, я вдруг задумалась и опустила взгляд на свой живот: похоже, меня переодели в плотную сорочку и укутали мехами. Наверное, в тот миг я жутко покраснела, представив, что этот юноша — или кто-то из его подопечных — мог видеть меня в неподобающем виде.

— Н-не волнуйся… Я попросил женщин тебя утеплить.

Наверное, сразу и не подумаешь, что такое суровое лицо могло выражать скромность или неловкость вместо силы и могущества, но так и было. На тонких губах юноши появилась слабая улыбка. Такую я бы ожидала от себя, но никак не от того, кто был одет в такую богатую, усыпанную драгоценными камнями шубу.

Тот самый белый мех!..

— Ты же спас меня, верно? — осведомилась я, слегка отсаживаясь, чтобы он мог сесть.

Но он, переминаясь с ноги на ногу, застыл возле постели. Его ладони сжались в кулаки, да такие, что ногти буквально пронзали кожу. Я вскинула бровь, понимая, что спрашивать об этом будет неуместно, поэтому просто прервала неловкую тишину:

— Садись… Не стой так, — пробурчала я.

— Я. Хорошо, если уж т-ты так говоришь.

Он присел. На самый краешек. Я смотрела на него и удивлялась, как он ещё не свалился.

Вновь неловкое молчание. Но на этот раз мне не пришлось его прерывать.

— Т-ты… в порядке? Ты была едва живая. — печально вскинул брови он. Он дрожал, словно его слегка било ознобом. Так беспокоился? Я поспешила развеять его сомнения.

— О, конечно, да! Я крепче, чем кажусь, — неловко улыбнулась я, чувствуя, как куцый хвост крутится подо мной. — Спасибо, что спас меня. Я теперь тебе по гроб жизни обязана!

— О, нет-нет, так на моём месте поступил бы любой! — вздрогнув, вскинул руки он. — Тем более когда. Ты правда не понимаешь, где оказалась?

Растерянно вскинув белоснежные брови, он наконец взглянул на меня прямо. И тут же отвёл взгляд. Я же вопросительно вскинула уши.

— Почему ты думаешь, что я должна знать, где я?

— Ну… Когда-то наши народы дружили. Н-но, наверное, это время уже прошло, всё позабылось. В л-любом случае неважно.

Народы дружили. И насколько давно? Я попыталась припомнить.

Снежные бури. Ледяные замки. Дружба. Точно!

— Ледяной Север! Мы были союзниками в войне! — вскрикнула я и тут же села обратно. — Прости.

— Нет-нет, я даже рад, что ты вспомнила. — Юноша неловко почесал затылок дрожащей рукой. — Приятно видеть союзницу на наших землях. Мы ведь думали, что другие страны вымерли.

Он вздохнул. В Берском Царстве с ним солидарны: мы так давно не видели путников, что забыли, как выглядят иноземцы.

— Что ж. Меня зовут Мира, — вновь слегка неловко отозвалась я. — А ты?..

Как я и думала, вопрос застал его врасплох. Он сразу замялся, сжав в руках одеяло. Что-то у нас с ним есть похожее. Я тут же поймала себя на том, что тоже чешу за ухом.

— Ха. Т-ты тоже так делаешь. — Он улыбнулся.

Края его губ словно подрагивали, тело застыло в напряжении. Какой же он странный: дёргается всё время, сжимает кулаки, заикается.

— Да. Есть такое! — улыбнулась в ответ я, мысленно пытаясь понять, что же с ним не так. — Так как твоё имя? Не могу же я просто «тыкать» в твою сторону.

— Ну.

Только он собрался ответить, как вдруг в покои ворвался мужчина — весь укутанный в плотные меховые доспехи со сверкающими камушками и бусинами. Его лицо было разрисовано так, как обычно разукрашиваются наши беры перед походом на битву.

— Конунг Олав^[1]! К нам в замок ворвался юноша и требует, чтобы вы привели зверолюдку!

Конунг… Правитель всего Ледяного Севера?!

* * *

Спешно переодевшись в платье и шубу, которые мне подсунули под нос девицы, я, едва не задушенная плотной тканью и пышным мехом, выскочила следом за конунгом Олавом. Молодой правитель. Он сразу изменился в лице, стоило ему выйти за дверь. Такого выражения лица я от него не ожидала: оно посуровело, превратилось в припорошенный снегом камень. Словно он стал другим человеком.

Перемещались по ходам мы почти скользящей походкой, за темпом которой, если бы не дар Матушки, я бы явно не поспела. Мы будто оказались в горной пещере: сверкающий лёд изредка сменялся серым безжизненным камнем — только цветные ковры и железные подставки для свечей хоть как-то радовали глаз. И то, я едва смогла разглядеть их из-за спин суровых стражей, обступивших меня и молодого правителя.

Наконец перед нами отворились огромные толстые двери изо льда, и мы попали в просторное помещение. Его сверкающие стены уходили даже выше, чем в комнате, где я находилась до этого. Рубленые грани льда складывались в невероятные картины, непонятно кем созданные: то ли мастером, то ли самой природой. Место украшали расписные лестница и ворота, торжественно расстеленный синий ковёр, длинный стол со скамьями и высокий престол — спинка его была усыпана драгоценными камнями.

Между тем в помещении царил беспорядок. Девицы толпой вжались в стену за престолом, испуганно наблюдая за тем, как несколько воинов в мехах направили копья в сторону ворот. Пройдя следом за конунгом, я наконец смогла разглядеть, кого они сдерживали, и не удержалась от крика:

— Феникс!

Он обернулся ко мне. Я было обрадовалась, но что-то мне показалось странным: на его лице не было ни улыбки, ни радости. Сердце его стучало совсем не так: оно колотилось точно не от счастья, а от испуга.

Позади Феникса стояли Захария и Гили. Вот у Гили сердце стучало как раз так, как я ожидала, к тому же она скакала на копытцах по льду, выискивая меня взглядом. Захария же будто вовсе не обратил на меня никакого внимания. Хотя взгляд его был сощуренный, подозрительный.

Всего несколько часов назад я видела их совсем другими. Неужели что-то успело произойти, пока я спала?

— Мира, Мира! Как ты? Он обижал тебя? — вырвал меня из мыслей голос Гили. В её сторону устремилось копьё, и подруга едва не оказалась на его конце, если бы не Лошадиные инстинкты.

— Всё в порядке… Всё хорошо! — воскликнула я, переметнув взгляд на конунга.

Он пристально смотрел на моих друзей, держа руки за спиной. Внутреннее чутьё заставило меня взглянуть на его ладони, застывшие, как у изваяния.

— Конунг Олав! Мы пришли с миром, — вдруг вышел вперёд Феникс.

Он проговорил это так… по-другому. Без задора, без улыбки, без гордо выпяченной груди. Как волхвы когда-то разговаривали с моим народом.

— Тогда прошу объясниться: зачем вы напугали моих людей?

— Потому что они отказались пускать меня. Но теперь у нас почти отпала нужда спорить!

Улыбка. Ненастоящая. Со злобной хитростью, с напускной важностью. Будто он затеял какую-то непонятную игру и тут же предложил сыграть в неё конунгу Олаву.

А тот, судя по серьёзно сощуренным глазам, принял приглашение.

— «Почти»? Что значит «почти»? — недоверчиво отозвался он.

— Я прошу отпустить великую княжну Миру. Она такая же наследница, как вы, посему у вас нет права держать её в плену.

«Великая княжна Мира»… Он сказал это серьёзно, исключительно в том смысле, в котором имел в виду. Без заигрывания, без гордости за меня. Бросил, как ничего не значащее прозвище.

— Если, конечно же, великая княжна Мира хочет этого, я не воспрепятствую.

Я ощутила на себе взор. Обернувшись, я столкнулась взглядом с конунгом Олавом. Теперь его подозрительность перекинулась и на меня. Но почему? Потому что я не сказала, что я великая княжна? Разве это так важно?..

— Мира. Не стой.

Я удивлённо обернулась к Фениксу. Прозвучало словно приказ! Тем не менее. Что поделать.

Как бы то ни было, я рада, что он за мной пришёл. Очень, очень рада.

Без лишних слов я сорвалась к нему, в два шага проскочив мимо конунга и стражи. И я распахнула было объятия для него, но меня остановила.

Рука Феникса. Он схватил меня за плечо прежде, чем я успела к нему приблизиться. Сжал почти до боли, твёрдо удерживая свой локоть, ни капли не согнув его.

— Я рад видеть тебя.

В его голосе — ни толики радости. Холодный. Ледяной. Совсем не тёплый, как я привыкла.

С ним правда что-то случилось.

— Феникс, что произошло?.. — пролепетала я, надеясь, что чужие уши это не услышат.

— Это мы обсудим позже. А теперь встань рядом и, пожалуйста, не мешай.

Его рука такая твёрдая. Как камень. Простой, холодный, непробиваемый камень. Его сердце ухало. Потусторонне и будто едва слышно. Всё вокруг меня странно пошатнулось, когда я это осознала. Он вовсе не рад меня видеть.

— Конечно. Я не буду мешать, — закусив губу, произнесла я и шагнула к Гили. Та, кажется, приобняла меня, но я даже не заметила этого.

Сердце обдало холодом. Скользящим ветром, пронизывающим до самых костей. Так не должно быть. Я обязательно выясню, что случилось с Фениксом.

— А теперь… я бы хотел попросить у вас аудиенции, конунг Олав, — выступил вперёд Феникс, держа руки перед собой. Я смотрела на его большую спину, буквально кончиками пальцев чувствуя, что если я протяну к ней руку, то не ощущу тепла.

— Зачем? Мы можем поговорить здесь. Я ничего не скрываю от своих людей.

Оглянувшись, я поджала хвост, понимая, сколько испытывающих взглядов было направлено на нас. Горячие руки Гили сильнее сжали меня в объятиях, и я слегка успокоилась, понимая, что не одна. Даже если Феникс не со мной.

— Боюсь, это создаст трудности, но. Раз уж вы так уверены в своих людях, я не вправе спорить, — вздохнул Феникс. — Дело в том, что я пришёл сюда не за великой княжной Мирой. Точнее, не только за ней.

Резко из холода меня бросило в жар. На пальцах проступили когти, но силой воли я убрала их обратно, не желая разгневать стражу.

Не за Мирой он пришёл… То есть моё состояние совсем не волновало тебя, Феникс?! Ну всё, нам с тобой точно надо поговорить! И очень серьёзно!

— Я внимательно слушаю, — вопреки своим же словам, не слишком заинтересованно отвечал конунг Олав.

— Дело в том, что я пришёл сюда с вестью от самой Богини, — прямо сказал Феникс, как он, видимо, уже привык делать.

— Эллиады? И что же она хочет передать через вас? — с тенью недоверия отозвался конунг.

— Дело в том, что вы, конунг Олав, один из тех, кто может возродить этот мир. — Феникс потянулся к груди и вытащил из-под рубашки сверкающее пламенное сердце. — Вы один из десятерых благословлённых наследников. Моя миссия — привести всех вас к Богине. И я пришёл сюда, чтобы призвать вас на службу, для которой вы были рождены.

От его громких слов стражи принялись переглядываться между собой. Буду честна: я бы тоже не поверила. Если бы не одно «но».

Поймав взгляды стражей, я проследила за ними и увидела: конунг Олав загорелся тускло-синим цветом. Я задержала дыхание, понимая: то же происходило и с Айминь, и с Имхотепом. Он действительно тот самый. И он сам это прекрасно осознавал, смотря на собственное сердце и на руки. Руки будто особенно удивляли его.

— Я никогда не видел такой силы, конунг Олав.

Вдруг из-за спины у правителя Ледяного Севера выплыла фигура. Я бы и не заметила её, не заговори этот человек с конунгом. Он был высок и тонок, прямо как Олав, но, в отличие от него, сух и статен. Его прямая спина отдавала неким могуществом и даже силой. Тень его длинного тёмно-синего плаща опускалась на Олава, точно брала над ним верх.

На его испещрённом морщинами, старческом, осунувшемся лице выделялись лишь глаза: узкие, но тёмные, необычно-тёмные для страны голубоглазых беловолосых людей.

Конунг Олав кивнул в ответ на слова старика.

— Понимаю, придворный маг Локи.

Раздался другой голос, женский:

— Это наверняка проклятые маги! Позволь мне проучить их, конунг!

Вперёд, по другое плечо от молодого конунга, выступила огромная широкоплечая незнакомка. Размером она превосходила, наверное, всех мужчин, собравшихся здесь. Её лицо отличалось свирепостью, которой наверняка не отличались обычные люди: я бы, скорее, ожидала этого от своего народа. А глаза её — хитро сощуренные и тёмные, точь-в-точь как у придворного мага.

— Проклятую магию я видел… Это не простое волшебство, — проговорил старик. — Возможно, юнец говорит правду, но это надо проверить.

— Не нужно, верховный ярл Брюнхильда^[2], — остановил её рукой конунг Олав и обратился уже к Фениксу: — Может быть, то, что вы говорите, и вправду истина. Подобная магия доказывает, что внутри вас существует особый дар. Тем не менее я не могу откликнуться на призыв, точно не сейчас. Ледяной Север нуждается во мне, и никакая служба не может отвлечь меня от моих дел.

Феникс, кажется, обомлел. Услышав его быстрое сердцебиение, я едва удержала себя от того, чтобы броситься успокаивать и поддерживать его.

— Но… Конунг Олав, подождите! — взволнованно протянул руку Феникс, когда юный правитель уже разворачивался. — Возможно, у меня есть то, что поможет вашей стране. Я уверен, моя магия заинтриговала вас. Дайте только шанс показать её вам и помочь!

Придворный маг Локи и верховный ярл Брюнхильда переглянулись между собой, пока конунг Олав собирался с мыслями. Он пристально посмотрел сперва на Феникса, а потом вдруг перевёл взгляд на меня.

Я застыла на месте, вскинув уши, не понимая, какое я имею отношение ко всему, что они только что обсуждали. Разве я как-то могу послужить залогом правоты Феникса?..

Сама не зная почему, я кивнула конунгу. Тот лишь кивнул в ответ.

— Мы подумаем о вашем предложении, Проводник. А теперь прошу оставить нас. Своих людей попрошу сопроводить Проводника, великую княжну Миру и их друзей в гостиную.

И они втроём — конунг, придворный маг и верховный ярл — покинули помещение. Я же осталась на месте, совсем не понимая, что только что произошло.

* * *

Снежинки. Вмиг они стали такими нежными. Такими воздушными. И безобидными.

Крохотная комнатка, в которой нас оставили ожидать, была наполнена меховыми седалищами и примыкала к небольшому выступу. Амулет языков подсказал подходящее слово, когда я не нашла ему замены, — балкон.

Когда нимфы перестали осаждать замок конунга ледяной неприступной стеной, мы смогли выйти наружу.

Феникс, укутанный в не по погоде лёгкую одежду с длинным плащом, остановился у расписного забора, проводя по нему рукой. Почему-то я думала, что от одного прикосновения его пальцев ледяные столбцы растают, но нет — не растаяли.

Я неспеша вышла за Фениксом. Ноги сами не шли: вездесущий гнев куда-то испарился, стоило взаправду подойти и попытаться спросить, в чём дело. Я услышала, как невесомо-тихо закрылась за мной дверь, и, обернувшись, увидела за ней мрачного Захарию.

Вновь обратив взгляд к Фениксу, я поняла, что он даже не обернулся в мою сторону.

— Феникс…

— Мира, как только эта буря прекратится, я отправлю тебя и Гили домой.

Я застыла в исступлении, не веря своим ушам. Но даже предполагать, что мне послышалось, было глупо.

— Я. Феникс, я что-то не так сделала? — пролепетала я.

Закусив губу, я поняла, как ненавижу свой голос. Звонкий, он выдаёт любое чувство, спрятанное глубоко в душе.

— Всё. так. Боюсь, это моя ошибка, — наконец обернулся он. — Мне не нужно было брать тебя с собой. Я поставил твою жизнь под угрозу. И теперь я хочу это исправить.

Холодный взор. Надменно вскинутый подбородок. Это не тот Феникс, которого я знаю.

— Н-но почему? Я же помогала тебе. Я стала бесполезной? Или я слишком сильно бросалась в огонь? Я перестану, ты только скажи.

— Нет. Мира, твоя доброта — благо. Но не здесь. И не сейчас.

Держит руки за спиной. Поджимает губы, глубоко дыша. Сохраняет спокойствие.

Но внутри бьётся сердце. Быстро-быстро, вопреки словам.

— Феникс… Но у меня есть сила! Я спасала нас, спасала тебя, — ничего не понимая, доказывала я. — Это ничего не значит? Это вдруг стало для тебя бесполезным?

— Если моё спасение ставит тебя под удар, значит, это бесполезно. Проводников может быть тысяча, а избранная наследница Берского Царства — всего одна. Закончим на этом.

Он прав и одновременно лжёт. Так не должно быть. Так не бывает!

Не могла я зря ему довериться. Не могла ошибиться снова!

— Феникс, не смей так говорить! — вскрикнула я, подходя ближе. — Твоя жизнь много значит! Для всего мира, для меня!..

Я, не замечая того, так водила руками, что в очередной раз Феникс просто остановил меня. Схватил за запястье. Несильно. Я могла высвободиться, когда захочу. Но.

— Я понял. Ты меня не слышишь. Значит, скажем по-другому. — Вдруг во взгляде Феникса вспыхнуло пламя. — Ты несёшь околесицу. Безответственный бред. Ты обязана быть благоразумной ради своего народа. Сейчас же ты ставишь под угрозу выживание всего мира ради какого-то мальчишки, который поклялся привести тебя живой и здоровой и проваливает свою миссию. Так что, будь добра, держись от меня подальше и не создавай проблем, пока я не призову тебя на службу.

Вырвав руку, я отступила на шаг. Испуганно смотря в глаза Фениксу, я ощущала себя загнанным зверем. Ведь то, что действительно ставит мою жизнь под угрозу.

— Я доверяла тебе. А теперь так ты со мной обращаешься?

Сквозь тишину и разочарование пробивалась звериная сила. Непримиримая, отчаянная и дикая. Сила Медведицы.

— Ты не понимаешь по-другому, — ответил Феникс, опуская руку и сжимая-разжимая пальцы.

Может, и стоило услышать его сердцебиение, может, стоило продолжить выбивать из него правду, но нет. Я не хочу.

— Ну ты и… дур-р-рак! — гортанно прорычала я, ощущая, как дыбом встаёт мех на ушах. — Упёр-р-ртый гор-р-рделивый дур-р-рак!

Молчит. Смотрит на меня сверху вниз — с высоты своего полёта. Вообразил себя самым умным!

— Что, нечего сказать?! — воскликнула я, выпуская когти.

— Ты… можешь называть меня как угодно, Мира. Я не буду извиняться за то, что забочусь о тебе.

— Это не забота, это — унижение! Пр-р-редатель! Я думала, я могу доверять хотя бы тебе! — Опять ненавистный голос дрогнул. — Ты такой же, как Вячеслав!

— Если тебе так легче думать, то я не буду тебя переубеждать, — безразлично пожал плечами он.

Даже не отрицает. Мара его дери!.. Плевать. Плевать на всё!

— Ты. Ты не должен был так поступать! Ненавижу тебя!

Передо мной открылась дверь: кажется, меня выпустила Гили. Но я её даже не заметила — выскочила из комнаты и побежала куда глаза глядят.

2. Сила

Да в этом же нет смысла… Как так вышло? Быть этого не может… Он ведь спустился с небес на пламенных крыльях, как заколдованный княжич. Чудо во плоти настоящее. Я должна была стать его княжной. Всё должно было кончиться хорошо.

Но ведь сказки не сбываются. На то они и сказки. Они выдуманные. А я живу в действительности. Настоящей. Зачем тогда сочинять сказки и давать надежду, если в них нельзя верить?

Бежала я долго, надрываясь из последних сил и спустя мгновение обнаружила себя в совсем незнакомом месте. Наверное, не стоило теряться в огромном чужеземном замке. Да какая, в общем-то, разница? Разве сейчас хоть что-то имеет особое значение? Я дура — дуры заслуживают быть обманутыми.

В скромном закутке, вдали от шума и суеты, поднималась лестница, видно, ведущая на верхние ярусы. Напротив неё — картина в изящной раме изо льда. На ней был изображён некто очень знакомый и одновременно совершенно другой. Белые непослушные волосы, посох с голубым сияющим камнем и лукавая, ни на что не похожая улыбка.

Поджав хвост, я обняла себя руками. Ну и правда, куда я пошла? Почему просто не поговорила с Фениксом? Или спросила бы Захарию, что происходит. Тот явно ведёт себя странно.

Хотя опять же, разве это важно? Уже ничего не важно. Я отправляюсь домой, и всё тут.

Под лестницей оказалось не так уж и холодно. Тёплые меха, в которые меня заботливо укутали, изрядно грели меня от ушей до хвоста. Правда, усесться на льду тяжело: мех скользит.

Уткнувшись холодным носом в колени, я закрыла глаза, сдерживая слёзы. Дура. Дура. Дура. Зачем опять привязалась? Зачем опять совершила ошибку? Думала, что-то будет иначе?

Но, может, он просто притворяется? На самом деле он ведёт себя совсем не так, как раньше. Может, он в беде, а я не догадываюсь? И почему же он не сказал мне об этом? А вместо этого нагрубил и отправил восвояси.

Ничего, ни-че-го-шень-ки не понимаю… Как же это всё глупо…

— Ах вот ты где! — Знакомый голос заставил меня устало вскинуть взгляд. — А я тут чуть лоб не расшибла, пока по льду бегала, разыскивая тебя. Как корова на льду, понимаешь?

Гили. Её тонкие копытца и впрямь разъезжались во все стороны точно так, как она сказала. Как у коровы на льду.

— П-понимаю, — только и выдавила я, тут же закусив губу.

— Да ты чего? Из-за этой жар-птицы недоделанной расстроилась? Брось!

Гордо вскинув хвост, Гили на дрожащих ногах попыталась сесть. И в своём роде у неё это получилось: с громким стуком и пронзительным взвизгом она шлёпнулась на пол. После этого она грубо заржала на каком-то Лошадином наречии и обратилась взглядом ко мне.

Слабая улыбка невольно коснулась моих губ.

— Гили, ну что же ты так? — спросила я с едва заметной усмешкой.

— Если бы кто-то предупредил меня, что мы собираемся застрять в ледяной клетке, я бы, наверное, подготовилась, — язвительно ответила она. — Но, увы, никто не догадался придумать обувку для Лошадей.

Я прижала ладонь ко рту. Гили! Всегда ей удаётся рассмешить меня, даже в самые сложные моменты.

Сложные. Улыбка скривилась сама собой.

— Гили, за что же он так со мной? Он ведь обещал всегда быть рядом.

Всхлип. Дала волю чувствам, называется. Дура, дура ты, Мира! Полная.

— Ну-ну. Иди сюда, чудо ты наше, — сочувственно протянула ко мне руки Гили, и я упала в них, не в силах себя больше держать.

Наверное, я долго пролежала в её горячих объятиях, громко рыдая, как младенец. Слёзы, крупные и прозрачные, стекали по щекам весенней капелью и застывали льдинками на ровном полу. В них — как будто вся я. Вся улетучивалась.

Эх, меня и весь замок слышит небось. Да ну, плевать! Надоело! Надоело прятаться, надоело держать в себе. Пусть все знают, что со мной, пусть всем будет урок. Урок о том, что когда, кажется, всё идёт так хорошо и славно, найдётся один. Вячеслав, Феникс. Не перечесть! Дураки!

— Ненавижу. Ар-р. Почему я?! Я ведь готова ради них на всё. Готова в огонь и в стужу бросаться! Готова грудью ловить стрелы! И вот чем они мне платят?! — фыркала я, едва не переходя на звериный рёв. — Вячеслав-то ладно. А вот Феникс!

— Порвать его хочется, да?! — слишком буквально переняла мой настрой Гили.

— Эх, Гили. Порвать и обнять одновременно, — резко и злобно утерев сопли рукавом, ответила я.

Не хочу себя так чувствовать. Такой глупой, так просто обманутой.

Нет. Он больше этого не получит!

— А знаешь что, Гили?

— Что? — прянула ушами она.

— А ну его! — вдруг важно вскинула руку я. — Пусть идёт лесом с таким отношением. Я ему помогала, а он… А он так просто не отделается!

Удивлённая, Гили склонила голову, вслед за ней склонилось и ухо.

— Что ты имеешь в виду? — неуверенно спросила она.

— Он. Он что-то скрывает от меня, понимаешь? Он явно ведёт себя не как обычно, — ткнула подругу в плечо я. — И сердце у него… стучит так быстро. Взволнованно. Он чего-то боится.

— Ты всё ещё беспокоишься за него?

Мара его дери! Гили права. Смущена и запутана, но права.

— Нет! Я уже отправила его гулять в лес, — отмахнулась я. — Мне ведь надо знать, ради чего он так со мной поступил. Не могу же я просто принять, что он это сделал, и уйти!

На это Гили закивала и заулыбалась.

— Именно! Так его, Мира!.. — завиляла хвостом она. — Только вот. Что делать-то будем?

И тут я задумалась, сосредоточенно щурясь. Все книжки говорят, что нужно ставить себе цель. А цель моя.

— Не хочу больше быть обманутой. Нужно становиться сильнее, — сжала руки в кулаки я.

Посмотрев на них, я вдруг поняла: за это маленькое путешествие они уже стали больше и крепче. Какими никогда не были!

— Я… забуду их обоих, — прошептала я. — Забуду его. Я хочу помочь ему, правда, но не ценой своего разбитого сердца.

Казалось, моё разгорячённое сердце — в моих руках. Ведь оно билось так, что я чувствовала это кончиками пальцев.

— Я больше не буду такой, как раньше. Не буду ни на кого полагаться. Я вступлю на свою службу и докажу себе, что гожусь для той силы, что дана мне Матушкой-Природой.

Вот оно. Я должна стать сильной. Глупая дурочка вроде меня не достойна большого народа и большой страны. Но у меня нет выбора: или погибнуть вместе с миром, или стать сильнее!

— Как это — ни на кого не полагаться? — вдруг прервала меня Гили.

Я вскинула на неё взгляд. Она выглядела почти разочарованной с жалостливо выпяченной губой и опущенными ушами.

— А для тебя, Гили… у меня тоже есть задание! — На меня снизошло озарение. — Слушай меня, и повнимательнее.

Она наклонилась ко мне. Младшенькая Гили никогда не отличалась высоким ростом и посему казалась мне совсем малышкой, когда приходилось вот так смотреть на неё сверху вниз.

— Ты должна мне помочь. Поскольку я ещё недостаточно сильная, мне нужна ты, которая поможет мне не попасться в одну и ту же ловушку дважды, — выдохнула я, вновь сжимая кулаки. — Я хочу, чтобы ты помогла мне не влюбиться в Феникса снова.

— А ты его?..

— Гили! Это должно было быть судьбоносное мгновение, — обиженно надулась я.

— Да я знала. Просто ты такая мрачная, что мне не терпелось тебя развеселить, — улыбнулась она белозубой неклыкастой улыбкой. — Не волнуйся, Мира! Я обещаю: этот пернатый жар-птиц тебя и пальцем не тронет, пока я стою на страже твоего сердца, сестричка!

Я наконец улыбнулась в ответ. Искренне. Тяжёлая влага перестала отягощать ресницы. Однако влажные щёки покалывало от вдруг усилившегося мороза.

Осознав, я вскинула голову. Над Гили, недоумённо чеша затылок, стоял конунг Олав.

— Ой. — пикнула я.

— Ничего страшного. Я м-могу попросить тебя на разговор, великая княжна Мира?

Он неловко шатнулся, опираясь на посох. Тот самый посох с картины напротив лестницы.

* * *

Двигаясь следом за мрачным Олавом, я, навострив уши, всё чаще замечала лёгкую капель, отдающуюся от стен звонким эхом. Могучие изваяния и крыши слегка сочились водой, оставляя мелкие капли стекать скользящими дорожками вдоль стен до самого пола.

Завороженная этим зрелищем, я совсем позабыла, что у меня есть собеседник. В конце концов, случайно вспомнив об этом, я неловко выпалила первое, что пришло в голову:

— Конунг Олав, а это твой предок был там, на картине?

Тот вздрогнул и вполоборота посмотрел на меня. Останавливаться он, как ни странно, не стал.

— Ага. Это первый конунг Ледяного Севера. И да, не стоит называть меня конунгом, п-пожалуйста.

Вновь его взгляд увильнул, и мне оставалось лишь догадываться почему.

— Хорошо. — замямлила я и сразу же одёрнула себя. Не нужно жаться! — Конечно, Олав! Ты тоже можешь называть меня просто Мира.

Я постаралась улыбнуться настолько расслабленно, насколько могла. И, похоже, у меня получилось — ну или Олав из чистой вежливости улыбнулся в ответ. Уголок его губы вновь странно дрогнул — будто Олав сдерживал в себе гораздо большую дрожь, но мог позволить себе лишь это.

— А почему твой столь великий предок прячется где-то под задней лестницей? — спросила я шутя.

— У него есть портрет получше, мы поместили его в зале для приёма гостей. А этот оставили… в назидание.

— В назидание о чём?

Кажется, мы дошли до главных дверей. Резко остановившись прямо перед ними, Олав удивлённо обернулся ко мне. Его глаза-льдинки словно сверкнули, взглянув на меня.

— А ты не знаешь? Ну, о проклятии Фростов.

Кажется, он зря сказал это, потому что вновь отвёл взгляд. Но мимо меня не ускользнёт его неосторожность!

— Проклятье? Что за проклятье? Расскажи, Олав!

Замолчал. Воцарилась глухая тишина, и мне стало жутко неловко. Что же сказать, что же. Я завиляла хвостом в нетерпении. Но говорить Олав, судя по всему, не собирался.

Это ведь его право. Решительность решительностью, но я не намеревалась лезть в его дела.

— Ты хотел о чём-то поговорить со мной, — напомнила я, становясь на одном уровне с ним.

Пускай я и меньше, но я постаралась вытянуться и взглянуть длинному, как палка, Олаву в глаза. И заметила: он понял меня. Понял, что я не стану давить.

— Я покажу тебе, — произнёс он и ударом одной руки распахнул створки дверей.

Переметнув взгляд на улицу, я выдохнула, не сдержавшись. Быть того не может!..

Ещё час назад за порогом стояла неумолимая вьюга. Нимфы льда и снега осаждали замок стеной бури. А теперь…

Сугробы превращались в крупные лужи, обнажая зелёную траву и подмороженную почву. На немногочисленных деревьях в саду появились крохотные листочки. Птицы, прыгавшие с ветки на ветку, заводили долгие звонкие трели.

— Как… так? — удивлённо спросила я, оглядываясь.

Где-то впереди уже прогуливались северяне. Распахнув шубы, они бродили по раскидистым полям, окружившим замок. Даже помощник Олава, Локи, прогуливался с кем-то, напоминающим. Феникса? Да, кажется, он. И Захария, следовавший за ними по пятам.

— Твоим спутникам я уже рассказал, — проследил за моим взглядом Олав. — Раз в год на месяц — а может, и на полгода — нимфы снегов отправляются путешествовать по границам Ледяного Севера, после чего возвращаются, и вновь наступает пурга. До этого момента здесь царит, как вы, беры, это называете, лето.

Лето. Я расстегнула пуговицу на шее, и по коже пробежал сладкий тёплый ветерок. Мурашки блаженства пробежались от ушей до самого хвоста, и я вспушилась.

— Весна прошла. Как же долго мы путешествовали. Не хочу, чтобы это заканчивалось.

Всё ведь началось в начале весны. У меня на Родине. А теперь мы так далеко, но в таком похожем месте.

— Но скоро ты отправишься домой.

Я вздрогнула. Олав сказал это будто само собой разумеющееся. Неужели Феникс уже успел его надоумить?!

— Как бы не так! — возмутилась я. — Этот жар-птиц мне не указ.

Гордо вскинув нос, я важно поправила ворот шубы. А Олав на это — судя по ладони, скользнувшей ко рту — лишь посмеялся. От единого хохотка по его телу прошёл озноб.

— Эй! Я вообще-то серьёзно, — пробурчала я. — Пускай Феникс и Проводник, и мир спасает, но я — великая княжна — ему подчиняться не обязана.

— Не сомневаюсь. Вы просто такие странные оба. Мне ещё придётся узнать, какие вы на самом деле.

Выглядел он счастливым, но.

Пальцы его дрожали. От смеха так не дрожат.

— Это… настолько заметно? — неловко почесал затылок он, обратив внимание на мой взгляд.

— Если честно… да, — сперва замялась, а потом прямо сказала я. Последующая печальная улыбка Олава меня совершенно не радовала.

— Это всё. взаимосвязано. Я, нимфы, буря. — Осторожно взглянув на свой посох, он повернулся ко мне: — Смотри.

Вдруг он стукнул посохом по льду — тот отдался глухим звуком, точно камень. И вокруг заплясали снежинки!..

— О. Ого! — Протянув руку в перчатке, я поймала снежинки. Самые настоящие! — Ты управляешь снегом?

— Бурей, если быть точным. И нимфами.

— Ч-что?! — выпалила я. — Нимфами?!

Древними вилами, нимфами, духами природы?! Ведь Матушка-Природа дала им власть творить мир вокруг нас! Разве можно даровать одному смертному власть над почти что вечным?

— Да… Мой предок — Джерфрид Фрост. Знаешь, чем он был велик? И почему мы держим его второй портрет под лестницей? — спросил он, на что я помотала головой. — Он первым подчинил нимф. Они и помогли ему объединить весь Ледяной Север. А что до портрета… Он единственный отражает его истинную суть.

Та лукавая улыбка. Она действительно была ни на что не похожа. Будто потусторонняя. В ней отражалось какое-то. Безумие.

— Вообще я далеко не за этим позвал тебя на разговор.

Голос Олава вдруг изменился: стал совершенно противоположным. Таким голосом он говорил там, перед своими подданными, но не со мной — равной ему и, кажется, понимающей его.

— Какими бы ни были ваши с Проводником дальнейшие планы, вы не сможете уехать отсюда, пока нимфы не вернутся. — Сосредоточенно он размял пальцы, сжимая их по очереди вокруг посоха. — Сейчас они заперли границы, и я не могу приказать им уйти. Только когда они вернутся сюда, мы сможем с ними поговорить… и, возможно, решить мою и вашу проблемы.

— Ты имеешь в виду призыв на службу Феникса? Но ведь ты не обязан оставаться здесь.

— Нимфы могут вернуться в любой момент, — строго прервал меня он, явно не желая слушать, — и снова начать уничтожать мой народ. Я не смогу пойти с вами, пока не избавлюсь от их угрозы. Поверь мне, мир станет только безопаснее, и всем это послужит на пользу.

Не знаю, как последнее должно было утешить меня, но. Здесь не так уж и плохо. Провести тут месяц, а то и полгода. Почему бы и нет? Ледяной Север — это ведь почти как дом. Оглядываясь и вдыхая местный воздух, я только яснее осознавала это.

— Ну, значит, отдохнём от этой вечной гонки. — размяла плечи я. — Придётся миру подождать.

— Ты отреагировала гораздо проще, чем твой друг.

— Не друг он мне! Лишь Проводник, — важно фыркнула я.

— Ладно-ладно, — по-доброму усмехнулся Олав. — Будь по-твоему. Но он и впрямь так распалился. Ведь мир ждать не может! Вот-вот, и все страны будут уничтожены, как так — надо подождать… Но потом смирился и как будто потух.

— Вполне в его духе, — тяжело вздохнула я.

И вот не нужна ему никакая Мира, чтобы успокоиться и сдержать себя в руках. Пускай там с Захарией волнуются в своё удовольствие.

— Но, чтобы ты так не унывала, у меня есть для тебя с-сюрприз, — развёл большие руки Олав.

Я удивлённо вскинула уши, с ужасом понимая, что его фигура превосходит мою по ширине в два, а то и в три раза.

— П-прости. — Он опять спрятал дрожащие руки. — Просто у меня есть для тебя занятие, которое тебе точно понравится. Пойдём.

* * *

Прямо за забором, который перепрыгнуть — раз плюнуть, скрестили кулаки и мечи самые крупные и самые свирепые смертные, которых я когда-либо видела. Их движения стремительны, как пурга, их кожа крепка, как броня, их взгляд холоден, как лёд.

И стояла среди этих мужчин, точно многовековой дуб в лесной чаще, верховный ярл Брюнхильда. Широкоплечая, могучая и отчего-то радостная.

— Кого это вы ко мне привели, конунг? — склонилась она ко мне, глядя прямо в глаза. Я оторопела: все конечности заледенели, даже пушистые уши. — Глазки прячет, как щенок. Боюсь случайно топнуть и наступить ногой ей на хвост!

Глаза её — тёмные, как у мары — так пробирали своим взглядом, что душа тряслась от страха. Самая могучая женщина, которую я видела… Зверкам едва ли разрешалось быть такими сильными.

— Брюнхильда, мы пришли к тебе по делу. Прекрати пугать великую княжну.

— Ну да, берки же нежные создания. А казалось, в них течёт кровь зверей!..

Она наконец отстранилась. Я закусила губу, вдруг понимая, что под её грозным взглядом совсем забыла поздороваться.

Но что если. А, плевать!

— Добрый день, верховный ярл Брюнхильда! — Я поклонилась, оттопырив ногу в неудобном кожаном сапоге. — Бью челом!

— О. Зачем бить меня лбом? Ты хочешь бой?! — недоумённо спросила она, разминая кулаки.

— Н-нет конечно. — спохватилась я. Но Олав неожиданно перебил меня:

— Не будь с ней слишком строга, Брюнхильда. Всё-таки Мира пришла сюда, чтобы стать сильной.

Зря он это сказал!.. Воительница тут же раскрыла рот и засмеялась так, что сама земля едва не пошла трещинами под её ногами. Ох, был бы рядом Феникс, я бы схватилась за его руку.

Постойте-ка! Нельзя так думать! Надо выстоять. Самой. Стать сильной. Я же за этим сюда и пришла!

— Эта малявочка? А я уж подумала, что она сюда за женихом пришла, — сказала Брюнхильда, стирая слёзы с глаз. — Олав, не шутите так. Что с неё взять? С её лицом надо идти в добрые милые мамочки десятерых Медвежат — никак не в воители.

Я отвернулась. Она права… Мы же, зверки, никогда не могли стать такими, как она. Как северянка. Сильная, волевая, свободная.

С другой стороны, не зря Создательница сказала, что отныне я свободна выбирать. И если я хочу стать сильной, я должна что-то сделать. Нельзя мириться и оставлять её слова как есть. Надо доказать, что я способна на гораздо большее, чем ожидает Брюнхильда.

— Если вам так не хочется меня учить, справлюсь сама! — вдруг выпалила я, проходя мимо неё.

Удивительно, но моё плечо с лёгкостью оттолкнуло её, заставив шагнуть в сторону. Судя по чертыханью за спиной, Брюнхильда не оставила мой удар без внимания.

Но нужно что-то повнушительнее толчков и драк. Нужно показать, что эти руки способны держать оружие. Способны стать сильными.

Войдя в двери за спиной Брюнхильды, я неожиданно для себя попала в оружейную. Кажется, здесь собрали столько всего! И мечи, и булавы, и топоры, и вещички, о предназначении которых я едва ли догадывалась. Но моё внимание привлекло одно оружие, расположившееся на отдельной полке, где его, казалось, мог взять каждый, но почему-то никто этого не сделал.

Молот. Крупный, как я целиком, расписанный древним языком, с туго обёрнутой кожей рукоятью, он сиял какой-то потусторонней мрачностью. Пугающей. Мощной.

Это и есть сила? Сила, которую не каждый может превозмочь. Не знаю, что это за молот, но один взгляд на него покорил меня, и мне захотелось покорить молот в ответ.

О, малышка, да ты смела… Попробуй, подними — посмотрим, что будет.

— Нет, Мира, не н-нужно, это опасно!

Неосторожно брошенные слова Олава заставили меня обернуться, и я заметила взгляды. Ожидающие, удивлённые, недоумённые. Возможно, все местные воины собрались взглянуть на то, как малявка переубедит их суровую госпожу.

Что же… Была не была! Пропустив мимо ушей чужие восклицания, я подошла к молоту и протянула руку.

Конечно, я не стану забывать и об осторожности: не зря Олав меня предупредил. Поэтому я сначала примерилась. Как лучше взять. С какой стороны. Обеими руками или одной. Наверное, лучше обеими: это оружие такое огромное.

Так. Иди-ка сюда, друг мой. Я коснулась молота, и тело, словно тугие путы, охватили чудесные нити. Каждая его частичка будто закричала, и я едва не закричала следом, совсем не понимая, что со мной происходит. Что это за молот?!

Непроизвольно я подалась назад, утягивая за собой и молот. Тяжесть свалилась на меня словно горный обвал. Такое вообще можно выдержать?!

Но тело не подвело и выдержало — мгновение, но выдержало. Прокрутившись вокруг своей оси, я удержала молот в руках. Однако оружейная, разгромленная моими поворотами, не стала дожидаться своего часа и тут же отомстила мне, подослав стойку для мечей, которая чуть не сбила меня с ног. Но заставила выронить молот.

Треск! Я прижала уши и зажмурилась, прождала с мгновение и вновь приоткрыла один глаз. Молот проломил деревянные половицы!

Я взметнула взгляд, надеясь увидеть хотя бы намёк на улыбку. И мои надежды сбылись — вот только совсем не так, как я себе представляла.

Брюнхильда едва сдерживала смех. Её подопечные тоже дрожали от подступающего хохота. Лишь Олав, отошедший назад, обеспокоенно вскинул брови, глядя на меня.

— Поразительно! Ты прямо медведь в оружейной лавке!

От её слов все взорвались смехом. Что?.. Почему? Я же подняла молот!

— На что ты вообще рассчитывала?! — сквозь хохот проговорила воевода. — Малышка, я правда удивлена, что ты не сразу свалилась… Но ты бы хоть спросила, что это за молот, прежде чем хватать то, что не твоё!

В ответ на её слова я бросила недоумённый взгляд на молот. От моих рук невидимые нити словно тянулись к оружию. А на нём горели какие-то буквы.

Он волшебный! Как я не додумалась?! Вряд ли такое могучее оружие было сделано из обычного железа или стали!

— Слушай, не прыгай выше головы. Можно быть сильной, не тягая такие тяжести, — неожиданно примирительно отозвалась Брюнхильда. После чего добавила: — Ну судьба такая у некоторых женщин и зверок — сидеть на кухне! Что поделать — не все родились с горой мышц!

А её воины смеялись и смеялись. Интересно, вот возьми я оружие на Родине, так же бы меня засмеяли? Наверняка так же. Это место и впрямь очень похоже на Родину.

Нет. Нельзя так думать. Может, сейчас я не сильная. Но я готова ей стать!

Прихватив молот поудобнее, я уставилась в пол и пошла вперёд. Пара шагов. Хотя бы пара шагов, и я покажу, на что способна! Что я могу быть сильной!

Неважно, что подумает эта женщина и её люди. Неважно, как жалостливо посмотрит на меня Олав. Неважно, как осудили бы меня родные.

Я. Хочу. Стать. Сильной.

Чуткие уши разрывало от оглушительного треска дерева под ногами. Руки, не привыкшие к такой тяжести, пылали, как от самого настоящего пламени. Чувство, будто спина сейчас хрустнет и изогнётся так, что больше не станет прежней.

Больно… Но нужно потерпеть! Чуть-чуть, совсем немного… Для себя самой!

Наконец, увидев преграду в виде кожаных сапог Брюнхильды, я позволила себе остановиться. Грудь разрывало свистящим дыханием. В ушах стоял гул, в голове — тяжесть, точно слиток свинца.

Но я подняла взгляд. И столкнулась со взглядом ошеломлённой Брюнхильды.

— Ты. Ты смогла протащить за собой молот?..

Удивлённая, я обернулась. Все молчали. Я что-то сделала не так?..

— Брюнхильда, ты так и не рассказала Мире, что это за молот. — Перед глазами всё плыло, но, кажется, Олав подошёл ближе, кротко улыбаясь мне. — Молот Тоура. Выкованный в Алмазных Пиках, он принадлежал нашему древнему герою Тоуру, который, согласно легендам, обладал божественной силой и служил первому королю Фростонии — государства, объединившего Ледяной Север.

— Молот Тоура способны поднять только достойные, — негромко проговорила Брюнхильда.

Мои уши удивлённо встрепенулись, не веря тому, что слышали. Но с появлением дара они более никогда меня не подводили. Я — одна из тех, кто хоть немного достоин легендарного оружия?!

Я улыбнулась. Да. Да! Начало положено!

— Значит, я стану новой героиней, — усмехнулась я, выпрямляясь. — Только если вы примете меня в ученицы, верховный ярл Брюнхильда.

Заголосили. Даже Брюнхильда улыбнулась! Они меня примут. Точно примут!

— Ладно. Так и быть, малявочка, — произнесла она, потрепав меня по голове. — Иди на задний двор — там и узнаем, что ты из себя представляешь.

— А вы впервые видели, чтобы кто-то поднял молот? — спросила я, слегка раскачивая рукоятку.

— Ты его ещё не подняла. — Она подмигнула мне. Я лишь шире улыбнулась в ответ.

— Кхм-кхм… Что тут происходит, Брюнхильда?

Вдруг всеобщая радость оборвалась, и все взглянули на двери. Я в том числе. Вперёд вышел придворный маг Локи, скрестивший руки за спиной. А за ним.

Феникс. Сперва я опешила, но его слова резко вырвали меня из мыслей:

— Мира, что ты делаешь?! Это же опасно, ты можешь.

От первого же заявления моя Медвежья кровь вскипела. Что я могу? Сейчас узнаешь!

Руки сами собой взметнули молот и сами собой отпустили его. А Молот Тоура — легендарное оружие героев — промелькнул в воздухе и приземлился прямо у ног Феникса.

— Я всё могу. И ты мне не указ.

Я пылала яростью. Я стану сильной. И даже взгляд блеснувших глаз Феникса меня не остановит.

3. Проклятье

Три месяца. Три месяца — целое лето — мы провели в главном замке Фростонии. В могучей ледяной клетке для кого-то, в месте освобождения и возможностей — для меня.

Три месяца — три коротких, пролетевших, словно мгновение, месяца — я училась держать в руках оружие и щит, училась носить броню и защищаться. Я вставала с рассветом и торопилась к Брюнхильде, чтобы вернуться в постель с закатом и тут же провалиться в сон, как младенец. Может, для богатыря или витязя это лишь детские игры на деревянных мечах, но для меня — целое путешествие.

И, может быть, это путешествие стало даже важнее, чем всё то, что мы пытались сделать для спасения мира. Важнее для моих рук, пропитавшихся невиданной силой и жгучим теплом, важнее для моих ног, горящих праведным пламенем, важнее для моей души, закалившейся прочнее стали.

Может, я не мастер и не богатырь, но я — воительница.

Феникс всё это время служил мне напоминанием о том, к чему я стремлюсь. Он не раз посещал мои учебные бои: молча приходил и молча уходил, да так незаметно, что порой о его присутствии я узнавала только со слов Олава, который тоже меня часто навещал. Общение со мной или Гили Феникс предпочитал совместным с Захарией чтениям в библиотеке и долгим нудным разговорам с придворным магом Локи. Гили, общавшаяся с Захарией, приносила слушки, что Феникс обучается тонкостям магии, на что мне тут же пришло в голову: «Да он же украл мою задумку!»

Хотя мне всё равно, что там делал Феникс. Главное, чего я достигла. Главное, что я смотрю в зеркало и вижу ту зверицу, которой являюсь на самом деле.

А вот Гили стала часто проводить время с Захарией. Немудрено: мы с Фениксом постоянно пропадали с советниками Олава, а они вдвоём оставались не у дел. Зато они бродили по окружающим деревням и рассказывали по вечерам местные забавные истории.

Даже захотелось помочь Олаву и его народу. В любом случае, когда у меня есть сила, мне нет никакой нужды торопиться со «службой Проводника». Даже если он не захочет помогать Олаву, это сделаю я.

А — видит Матушка — помощь ему и впрямь нужна.

* * *

— Госпожа Брюнхильда! Срочное собрание! — пробежав сквозь поле, громко заголосил гонец.

— О, срочное, значит. С чего это они решили прервать нашу с малявочкой тренировку? — ответила ему верховный ярл, забрасывая на плечо излюбленный молот.

— Нимфы. Нимфы вернулись!

Удивлённая, я отложила свой учебный топор и огляделась по сторонам. Странно. На дворе по-прежнему лёгкая прохлада, местами лежит снег, трава тянется к солнцу.

— Что-то тут не так. Пойдём, малявочка, узнаем, какую панику эти мужики опять развели.

— Да, конечно, — выдохнула я, поправляя волосы.

Как и были, остались короткими. Я не стала их отращивать: в мирное время ещё будет такая возможность, а сейчас это невыгодно — схватят ещё за них. По утрам Гили подвязывает мне спереди две косички и сплетает их на затылке, чтобы локоны не мешались. Но мех на ушах я стригу! Я же не звер какой-нибудь, чтобы вся зацвести.

В конце концов мы сбросили броню и оружие и выдвинулись. Если раньше путь занимал у меня довольно много времени, то сейчас я быстрым шагом за считанные мгновения оказывалась у ворот замка. Переманила привычку Брюнхильды вечно куда-то торопиться.

— Мира! Наконец-то! — Я и не заметила, как позади на меня напрыгнула Гили. Как и всегда, она совсем не казалась тяжёлой. — Наконец-то мы покинем это скучное место!

— Почему это скучное, горная козочка? Просто вы в местных тавернах не пили! — отмахнулась Брюнхильда.

— Я. Не. Козочка! — ожидаемо вскрикнула Гили.

И пока она не продолжила, я собралась было прервать её, но — неожиданно — за меня это сделал кое-кто другой:

— Нескучное, нескучное. Кухня у вас вообще замечательная! — показался из-за спины Гили улыбающийся Захария. — Пойдём вперёд, Гили. О! Приветствую, Мира.

Мгновенно изменился в лице, стоило меня заметить! Я кивнула ему в ответ, видя, как взгляд его холодеет, а ноги стараются унести их владельца подальше.

Подытоживая наш разговор, Брюнхильда молча открыла ворота, и мы проскользнули за ней. Идя следом, Гили безостановочно что-то рассказывала, а мы с Захарией, время от времени поддакивая, постоянно переглядывались.

Мы прекрасно понимали: Захария знает, что творится на душе у Феникса, но не станет рассказывать. О нет. Мне не нужна его помощь. Я разгадаю эту тайну сама.

Теперь время пришло. Мы вновь отправляемся в путешествие — все вместе. И нам друг от друга не отделаться.

В комнате, куда мы прибыли, уже находились все: и конунг Олав со своей свитой, и придворный маг Локи, и даже Феникс. Последний расположился совсем рядом с придворным магом — как я, прибыв, встала рядом с Брюнхильдой. Я удостоила Феникса лишь одним беглым взглядом, чтобы заметить: всё это время он наблюдал за мной, подозрительно сощурившись. В таком его состоянии я не могла распознать его чувства и отношение ко мне. Когда мог, Феникс мастерски умел врать. Особенно если это касалось обещаний.

— Знаете, конунг, вы, верно, ошиблись. Никаких нимф и в помине нет. С чего вы взяли, что они вернулись? — с беззлобной усмешкой спросила Брюнхильда.

— Верховный ярл Брюнхильда, всё гораздо сложнее, чем вы думаете, — многозначительно ответил Олав, вставая с кресла в торцах стола. В руках он держал небольшую иглу с синим наконечником. — Вы правы, их тут и впрямь нет. Но это не значит, что нам не придётся с ними столкнуться.

— Ну, рано или поздно они придут, это правда, — пожала плечами та.

— То, что произошло, Брюнхильда, невероятно серьёзно, — вдруг строго прервал её придворный маг Локи. — Я бы сказал, это историческое событие! Если твои дурацкие шуточки запомнят в летописях, я, клянусь прахом моей жены, сожгу их все.

— Ясно, понятно. Не мешаю. Мои воины всегда к вашим услугам, конунг. И к твоим, отец, тоже.

Великую «тайну», что Брюнхильда и Локи — родственники, я узнала немногим позже прибытия на Ледяной Север. Как-то перед учебными боями воины Брюнхильды проболтались об этом. Но подозревала я с самого начала: ведь глаза отца и дочери — у обоих — как тёмные беззвёздные небеса. И гордости у обоих в достатке.

— Не пререкайтесь. Вы же семья, в конце концов, — примирительно взглянул на обоих Олав. Они никак не ответили, и он вынужден был продолжить: — Что же до события. Да, придворный маг Локи прав: это событие, доселе не случавшееся или, по крайней мере, не описанное в летописях. Нимфы впервые сами прибыли к нам и передали послание.

Все ахнули. Все, кроме придворного мага Локи и Феникса. Я удивлённо покосилась на них: они знали об этом с самого начала? Наверняка у них уже есть некий план.

— Послание звучало так. — Олав прокашлялся.

Вдруг из его рта полились волшебные слова и принялись очерчиваться на столе. Амулет на моей шее точно воспламенился: это был древний язык.

Рунный язык. Язык, на котором говорят нимфы.

— «От проклятия тебе не уйти, и нам

Не уйти от тебя, никто не спасётся,

Пока мы не станем едины,

Корень с корнем не совьётся.

Алмазные Пики — место людское и наше,

Древнее сердце свяжет

Корень и корень, бурю и лёд

Навсегда».

Как и я, большинство присутствовавших смущённо застыли. Отчасти меня удивило то, что стихи эти совсем не были похожи на наши, но это не так важно: возможно, амулет перевёл их не так благозвучно. В любом случае главное — другое.

— Думаю, все мы понимаем, что нимфы призывают нас на Алмазные Пики, — первым нарушил тишину придворный маг Локи. — В некотором роде на нейтральную территорию. Разумный шаг.

— И нам идти туда? Прямо к ним в ловушку?! — возмутилась Брюнхильда. — Внутри хребта нам будет некуда отступать в случае опасности!

— Тише, придворный маг, верховный ярл! — повысил голос Олав. Не знаю, заметили ли другие, но я увидела, как дрогнула его рука. — Это мирная встреча. Нимфы приглашают меня на обмен.

— Я так понимаю, это связано с проклятьем, — неожиданно подал голос Феникс. — Пожалуйста, конунг Олав, поясните, о чём конкретно говорится в стихах?

Готовил этот вопрос с самого начала. Я сжала руку в кулак, осознавая, что Феникс и Локи явно знают что-то, чего не знает никто из присутствовавших в этой комнате. Кроме конунга Олава, конечно же.

— Думаю, речь о проклятии Фростов, — вздохнул Олав, — пошедшем от Джерфрида Фроста. Его сила слабеет, и, думаю, нимфы хотят его продлить на новых условиях.

— Подождите! А в чём старые условия? — не удержалась я.

Все так взглянули на меня… Будто я одна не знаю, в чём тут дело. Что, за эти три месяца я и вправду осталась единственной, кого не посвятили?!

— Отец Джерфрида Фроста принёс своего сына в жертву, чтобы получить власть над нимфами, — произнёс Олав. — В обмен нимфы прокляли Джерфрида и лишили его радости и счастья. От любых хороших чувств он испытывал нестерпимую боль. С тех пор, пока наша власть над нимфами сильна, радость и счастье приносят боль конунгам.

Я застыла, не скрывая удивления. Я была поражена. До глубины души. Как можно было так поступить с собственным сыном? Как можно было поступить так со всем родом Фростов?! С Олавом, который и вовсе не виноват в прегрешениях предков? И более того — зачем нимфам это продолжать?..

— Подождите, а зачем продолжать плясать под их дудку?! — возмутилась Брюнхильда. — Почему просто не прийти и не перебить всех этих безумных бабёнок?

— Как ты смеешь так говорить, Брюнхильда?! — возмутился в ответ Локи. — Нимфы — наши матери! Как бы то ни было, кровь северян едина с ними.

— К тому же вряд ли вам это по силам, — добавил Феникс, успокаивая пыл придворного мага. Вытянув руку, он зажёг в ней небольшой огонёк, как у маленькой свечки. — Одна эта вспышка способна уничтожить всех, кто здесь стоит. Так представьте себе: вы будете биться против армии таких же сильных волшебниц, как я. — Он сжал руку в кулак, и пламя погасло.

Наверное, за три месяца я должна была привыкнуть к тому, что Феникс стал вдруг совсем другим… Но его неожиданная холодность вновь пробудила во мне сомнения. Не был ли он всегда таким? На самом деле. Кто же ты, Феникс?..

— К тому же конунг Олав уже принял решение. Верно, конунг?

Я обернулась. Олав закинул руки за спину, хмурясь, смотря на стол. Я пыталась увидеть в нём дрожь, пыталась найти признак неуверенности, признак той тайны, которую скрывает Олав. Но безуспешно.

— Верно, Проводник. Мы пойдём на Алмазные Пики, и мы вновь заключим договор. — Нависнув над столом, Олав воткнул иглу в место на карте, где были обозначены горы. — Как бы то ни было, я защищу свой народ.

* * *

После собрания и озвученных приказов я тут же заторопилась к выходу. Феникс! Он не должен был так поступать. Так нельзя!

Это же не он. Он бы так не поступил. Он готов пожертвовать Олавом? Феникс, который всегда жертвовал собой ради других, никогда не дал бы в обиду другого!

— Мира, постой!

Я обернулась, услышав неожиданное обращение от неожиданного человека. Брюнхильда! Она никогда раньше не называла меня по имени.

— Д-да, я нужна? — удивлённо обернулась я. Несмотря на силу, я всё ещё слегка стеснялась её. Наверное, некоторые вещи и впрямь не меняются.

— Что это твой дружок учудил? Нашего конунга на съедение отдать захотел?! — возмутилась она, всплёскивая руками. — Скажи, ты ведь тоже против такого, да?

— Конечно! — кивнула я. — Но я хочу узнать у него.

— Подожди! — Она схватила меня за плечо. — Я тоже, тоже против. Эти так называемые матери нас веками мучают! И мучают нашего конунга. Пора бы это прекратить — раз и навсегда!

Я смотрела в её глаза, не совсем понимая, чего она от меня хочет. Помявшись на месте, я молча опустила глаза, ощущая себя ужасно неловко.

— Ладно, ты хотела пойти за ним — не держу, — вдруг отстранилась Брюнхильда. — Но подойди после этого ко мне. Буду ждать тебя, где всегда. Обсудим это позже, хорошо?

— А. Ага, конечно! — закивала я, и она наконец отпустила моё плечо.

Так сдавила. Даже больно. Видимо, она задумала что-то действительно серьёзное. Надо обязательно узнать, как только расспрошу Феникса. Скорее всего, он пошёл в гостевую. Туда я и направилась в первую очередь.

И там же меня сразу встретила Гили. Она, прекрасно зная, куда я пойду, преградила мне путь.

— Мира… Ты просила ограждать тебя от.

— Гили, я не собираюсь с ним устраивать свидания! — Кажется, я чувствовала, как краснею от ушей до хвоста. — Я хочу узнать, что этот дурак задумал. И что собирается сделать с Олавом!

— Мира, зачем ты это делаешь? Ты ведь только снова всё разрушишь, — взмолилась Гили, положив руку мне на плечо.

— Из последнего к нему уважения — я хочу знать.

— В этом и беда, Мира… В этом и беда.

Наконец она с тяжёлым вздохом отпустила меня.

— Не волнуйся. Я сильная. Он больше не сделает мне больно.

— Мира, ты бы не хотела с ним поговорить, если бы до сих пор не верила в него.

Я посмотрела Гили в глаза. Она в чём-то права… А в чём-то — сильно ошибается.

— Пойдём вместе, — предложила я. — Присмотришь за мной.

— Что ж… Я пыталась тебя отговорить. Пойдём.

Вместе мы вошли внутрь. А там уже обсуждали что-то Феникс и Захария.

Я взглянула на Феникса, на его слегка горящие глаза, и от предвкушения моё сердце заколотилось. Тепло. Может, я и вправду поверила? Ведь поверить так хочется.

— Мира. Давно ты не заходила ко мне. — На его губах появилась почти искренняя улыбка, и мне захотелось растаять. — Я тебя так сильно обидел?

— Нет. То есть. То есть я не об этом пришла поговорить! — опомнилась я, переглянувшись с Гили. Та мне кивнула. — Феникс, что ты удумал? Ты решил отправить Олава на верную смерть?!

Феникс тяжело вздохнул. Так, будто объяснял мне одно и то же раз за разом, но я — естественно, как последняя дурочка — совсем не понимаю, о чём он.

— Он не умрёт, — спокойно сказал он. — Он просто лишится той боли, которую испытывает. Всё хорошо.

Я опешила. Феникс… продумал всё наперёд? И я не поняла его умного плана?

— Мира!.. Он хочет, чтобы Олав отдал им всю душу! Всё хорошее и плохое! — воскликнула Гили. — Захария! Ты знал?!

— Гили, твоей нежной Лошадиной головушке не обязательно об этом беспокоиться, — сказал он насмешливо.

— Да я тебе сейчас копытом заряжу, и твоя головушка станет нежной, как мятая картошка! — грозно топнула ногой она.

А я застыла, глядя на Феникса. Кажется, он колебался между тем, чтобы сказать «Это не то, что ты думаешь» и «Всё так и есть». И я так надеялась.

Нет. Нельзя надеяться. Я знаю. Потому что он ведь скажет: «Это правда. Но лучше жить без эмоций, чем в агонии».

Зря. Как же зря я пришла сюда.

— Феникс. — Мой слабый голос прервал дружескую перепалку Захарии и Гили. — Ты ведь раньше спасал наследников — не губил их. Почему?..

Он потупился, нахмурился. Опустил взгляд в пол, что-то серьёзно обдумывая. Когда он вновь посмотрел на меня, меня обожгло холодом его ледяных глаз.

— Сейчас Олав нужен нам с нимфами. Они — его будущее. Будущее его страны. Если северяне и нимфы будут враждовать, Ледяной Север исчезнет. Даже если он сейчас выиграет время и сослужит службу Создательнице, потом ему попросту нечем будет править.

Я ошеломлённо застыла. Быть не может!

— Феникс. Ты чего, боишься? Они же дети Создательницы! Почему ты не можешь просто поговорить с Ней и попросить не трогать Ледяной Север?

— Мира! — вдруг вспылил он. Вокруг него заплясали языки пламени. — Не смей о Ней так говорить! Она тебе не подружка, чтобы вызывать Её и просить, когда хочется!

— Так, Феникс, не перегибай. Всё намного проще, — разъяснил Захария. — Мы всё должны решать самостоятельно, без помощи божественных сил. Было бы всё так просто, Создательница бы сама всё решила. А так проклятье Олава — наш залог мира. Это единственное, что не позволяет нимфам всё здесь уничтожить. Мы лишь выбираем меньшее из зол.

Захария положил руку на плечо Феникса, когда тот, казалось, растворился в мыслях после собственных слов. А мне оставалось только вновь поразиться.

Предать меня — ладно. Но теперь Феникс предавал себя.

Я обязана узнать, почему он так поступает. Кажется, теперь не я одна завишу от тайны Феникса.

— Принести в жертву Олава или принести в жертву его народ… Не верю, что это последнее, что у нас осталось, — злобно сощурившись, произнесла я, ощущая, как когти с болью впиваются в кожу. — Знаете что? Если приходится выбирать между одним злом и другим, я предпочитаю не выбирать вообще.

На этом я, схватив Гили за руку, развернулась и вышла, захлопнув за собой дверь.

* * *

Пока мы с Гили торопились к учебным полям, мы не обмолвились ни словом. Она была права, мы обе это знали. И озвучивать это нет никакой необходимости.

Лишь когда мы подошли к распахнутым дверям, Гили слегка потянула меня за куртку.

— А. Что мы тут делаем? Мира? — взволнованно спросила Гили, прячась за мной спиной.

— Увидишь, — спокойно ответила я. — Не волнуйся. Просто держись меня и не сболтни лишнего.

На этом я потянула её внутрь. Там, рассевшись по скамьям и стоя у стен, уже расположились Брюнхильда и её отряд. Передовой: не всё войско, а лишь посвящённые. Самые преданные из преданных.

— О, малявочка, ты пришла, — улыбнулась Брюнхильда, вставая в центр. — Проходи, проходи. И садись. Хочу посвятить тебя кое во что, если ты обещаешь, что никому не скажешь об этом. Надеюсь, наша с тобой дружба может это позволить.

Дружба? Она считает меня подругой? Удивительно!

— Конечно! — спохватилась я. — Обещаю: ни одна душа не узнает об этом собрании.

Я заметила, как Гили тихонько дёрнула меня за рукав. Я отмахнулась: ну не сейчас же!

— Итак, мои воины. Мои союзники, — начала она, сцепив в замке руки за спиной. — Мы с вами уже давно самое низкое звено в этой цепи. Простые собаки на цепи — с нами никто давно не считается. Конечно, многие из вас бросятся кидать камни в огород нашего уважаемого конунга, но я бы не стала. Ведь нашему конунгу Олаву всего шестнадцать. И он лишь слушается старших.

Конунг — почти мой ровесник?! По нему и не скажешь! Такой огромный, такой могучий!..

И такой… ребёнок. Как я, как Феникс. Едва ли младше Айминь и Имхотепа. И из всех нас он столкнулся с самой тяжкой ношей. Или мы все столкнулись?

— Конунг Олав слушается того, кто был ближе всех к его отцу, — моего отца, придворного мага Локи, — продолжила Брюнхильда. Остальные закивали. — И, мне кажется, так не должно продолжаться. Слишком долго сохранялись старые порядки, а теперь из-за них наш дорогой конунг может лишиться собственного сердца. И более того — стать пособником тех, кто издревле ненавидел всех нас. Уничтожал. Истреблял. — Она мимолётно посмотрела на меня, и от взгляда её тёмных глаз у меня сжалось сердце. — Стать пособником нимф. Мы не можем этого допустить, — обратилась она ко всем, сжав кулак. — Мы не отдадим нашего конунга и нашу Родину! Больше не позволим нимфам забирать всё, что у нас есть: нашего правителя, наши земли, наших близких! Выступим против них и навсегда их уничтожим!

От её громких призывов кровь стыла в жилах. Нечто настолько невероятное… Разве это возможно? Феникс же сказал: это невозможно силами обычных смертных.

— Кто за?! — вскрикнула Брюнхильда, и воины взорвались криками.

Одобрение, поддержка. Они готовы жизнь отдать за свою воеводу. Что бы она ни приказала.

А я. Я не знала, что ответить.

— Ты с нами, великая княжна Мира? Ведь только с твоим даром мы сможем победить их! — воскликнула вдруг Брюнхильда, подавая мне руку.

— Я? Как же я смогу?.. — неловко потупилась я.

— Всё просто. Возьми меня за руку, и я покажу тебе.

Я покорно взяла её за руку и позволила себя поднять. Гили, кажется, пыталась перехватить меня, но не успела.

Следом за Брюнхильдой мимо её верных воинов я прошла к Молоту Тоура. Он сиял мрачностью, когда я смотрела на него снизу вверх. От моего прикосновения к рукояти он стал светлее — совсем не так страшен, как раньше.

— Мне кажется, твой момент настал, — сказала вдруг Брюнхильда. — Попробуй поднять его.

Я протянула дрожащие руки. Провела пальцами по рукояти — она отдалась нитями, покорно опутавшими ладони, словно перчатки. И схватилась.

Я сняла его. Молот Тоура удивительно лёгкий, словно пушинка. Держа его прямо перед собой, я не верила, что происходящее — правда.

— Н-невероятно! — даже Брюнхильда запнулась. — Это правда! Значит, мы правы! Этот молот был выкован в Алмазных Пиках — там ему и увидеть самую великую свою битву!

Брюнхильда зааплодировала. За ней зааплодировали и воины.

— Ми-ра! Ми-ра! Ми-ра!

Даже на Родине мне так не радовались. Я… Неужели я и впрямь стала сильной? Настолько сильной, что стала достойной Молота Тоура!

И где-то, сквозь ликования и радость, моё чуткое ухо услышало тихий голосок Гили:

— Чувствую, ничем хорошим это не кончится.

4. Горы

Временами я думала о горах. Об их недостижимых вершинах, об их неподъёмных высотах, об их величавых пиках. Порой, когда я заходила далеко-далеко, в неизведанные глубины леса, на самом небосклоне я видела их. Крохотные зубчики из Звёздграда, они стали настоящими клыками, стоило мне пройти дальше в сопровождении Феникса. Он показал мне мир — настоящий мир за пределами моего города, показал мне Родину, какой я её никогда не видела.

И теперь, смотря ему вслед, я немного жалела, что не могу снова поделиться с ним своим восторгом. Ведь Алмазные Пики так похожи на горы моей Родины.

Длинный, протянувшийся за небосвод и пронзающий небеса хребет напоминал сосульки, растущие снизу вверх. Если мы на самом деле живём в пещере, а небеса — наш потолок, то эти скалы могли сойти за камни, что кольями растут из полов. Тем не менее это вовсе не простые камни.

Мы долго шли — неделями добирались до цветастых лугов, едва припорошенных снегом, — чтобы взобраться наверх. Ощутить, как холод завоёвывает эти земли, как его многочисленное войско движется вниз, покоряя долины шаг за шагом. А мы постепенно оказывались в тылу, в потустороннем мире. В мире, что принадлежал нимфам.

Спотыкаясь и падая, мы покоряли то, что, казалось, до этого никогда никем не было покорено. Ведь по пути из Фростонии, где мы провели тёплых три месяца, мы не встретили ни одного живого поселения: всё теперь принадлежит беспощадному ледяному войску.

С которым мы собирались идти на перемирие. Или нет. Ведь Брунхильда взяла с собой Молот Тоура.

* * *

Ночи здесь, в бесконечных горных высотах, особо холодны. Пронизывающе холодные, точно ледяное дыхание нимфы. Даже на Родине мне не приходилось чувствовать столь сухой мороз.

Но сегодня нам повезло: хотя бы буря отступила. Олав разогнал её при помощи волшебного посоха (так мощно стукнул, что я бы на месте злых духов тоже испугалась) и приказал тут же осесть с лагерем. Было нетрудно: мы разобрали вещи сравнительно быстро. Ездовые олени, на которых здесь передвигались все жители, разбрелись по жалким клочкам леса вниз по склону. Когда Гили забеспокоилась о них, Брюнхильда сказала, что волноваться не стоит: их олени знают дорогу к своим хозяевам и никогда не потеряются. Так, Гили расслабилась, но всё равно, пока разбивала палатки, приглядывала за младшими копытными братьями. Захария же отправился готовить вместе с поварами походную стряпню. А я осталась у костра.

Который без труда разжёг Феникс. Искорки тепла по-прежнему плясали в его глазах, и я сама не заметила, как уставилась на них в этом суровом молчании. Все занимались делом, лишь я позволила себе отдыхать. В светлой тьме, озаряемой звёздами и луной, я неуютно сжалась.

Дрова для костра уютно потрескивали, а пламя — манило.

— Может, сядешь поближе? — спросил Феникс, взглянув на меня вполоборота.

— И спустя час ты решил меня об этом спросить? — отозвалась я на его издевательский вопрос.

Он подумал. Может быть, даже догадался, как глупо прозвучали его слова.

— Могу подвинуться, — слегка раздражённо отмахнулся он.

И, прежде чем я успела ответить, отсел по другую сторону костра. Я молча подвинулась не в настроении благодарить его за то, о чём я не просила. Теперь, вблизи, я могла видеть его целиком.

Высокий, почти долговязый, Феникс согнулся в три погибели, собирая телом остатки тепла от собственного же волшебства. Тем более его одежда была на удивление тонкой — настолько, что во мне взыграло желание снять шубу и отдать ему. В конце концов, я тут закалённая Медведица — не он.

— Я так понял, ты обиделась на меня за то, что я хочу позаботиться о тебе.

Расхотелось. Он же чудесник — пускай сам себе огонь и наколдует. А мне, кроме шубы, греться-то и нечем.

Я промолчала. Должно быть очевидно, что я обиделась по другим, гораздо более серьёзным причинам.

— Знаешь, мы должны быть союзниками, а не врагами, — вдруг заметил он, благодарно кивая кому-то, пока ему подавали хворост для костра.

— Знаешь, не тебе это говорить, — наконец ответила я, осознавая, что без меня он совсем ничего не поймёт. — Не тебе, который хотел спровадить меня обратно на родину после…

Я замялась. Нет, я не стану унижаться и оправдываться! Пускай он и обещал быть всегда рядом.

— После чего? — спросил он, вскинув бровь.

Насмешливо улыбается! Я почувствовала, как краснею: то ли от стыда, то ли от злобы, то ли от всего и сразу.

— После всего, что я для тебя сделала, — вывернулась я. — Вообще-то я не раз помогала тебе и спасала тебя. Разве я бесполезная, скажи мне?

— Ты же сама вспомнила, что помогала мне, значит, полезная, — неожиданно справедливо рассудил он.

— Тогда в чём дело? Не хочешь, чтобы я затмевала твои заслуги, что ли? — ехидно предположила я. Хотя сама мало в это верила.

— Только вот, великая княжна Мира, после этих подвигов ты можешь стать мёртвой. А потенциально мёртвой ты не только не полезна — ты можешь подорвать всю нашу миссию.

Обаятельно улыбнувшись, точно после хитрой победы, он обвёл мою фигуру палкой и бросил ту в огонь. Зверка во мне видела даже детский восторг в его глазах.

— Вот это да! Посмотрите на него: Царь во дворце, Царь во дворце! — изобразила я, пока Феникс снисходительно усмехался в мою сторону. — А ты знаешь, что я тут княжна и ты мне не указ?

— Заметь, я веду себя расчётливо. А вот ты, как «Царь во дворце», приказываешь, что мне делать. А я не любитель этого.

— Ну, иногда приходится мириться с трудностями.

— Я подданный своей страны, поэтому не обязан.

Снова подбросил хвороста в огонь. В огонь моей злобы…

— Ну ты, Феникс. — процедила я.

— Что? Сдаёшься? — усмехнулся он и отвернулся.

И неожиданно, из ниоткуда — снежок. Прилетает из-за моей спины в спину Феникса и разлетается на кусочки.

Ошарашенная, я навострила уши. Что?.. Кто?

Я обернулась. Олав! На кончике его посоха белели крохотные снежинки. Единожды Олав ударил им по земле — и опять как новенький.

Так, надо объяснить Фениксу, что произошло. Олав решил поиграть среди ночи?

Но не успела я собраться с мыслями, как, оборачиваясь, поймала лицом снежок. По лицу пробежала волна мурашек, мех на ушах встал дыбом и тут же слёг под тяжестью влаги. А я застыла, смахивая перчаткой снег с глаз.

Феникс! Смеялся, глядя на меня!

— Ну! Глаз за глаз, великая княжна! — развёл руками он. — Если мы не умеем сражаться честно, будем сражаться в грязную.

— Ты не понял! Это была не я.

Он даже договорить не дал! Но от этого снежка я увернулась, и тот мгновенно утонул в снегу.

— Феникс! — вскрикнула я. — Так нечестно, это не я.

— Лови, Мира! — продолжал он, словно не слыша меня.

А я изворачивалась и изворачивалась, как могла, пока не…

— Аргх. Ну тебя, Феникс!

Хвост мой ощетинился, а уши встали, готовые улавливать любой свист снежков. Я тут же загребла снега и как бросила его в сторону Феникса! А тот заставил его вмиг растаять. И улыбается ехидно, превесело, словно обманул дурочку!

— Ну, погоди! — Сказав это, я опустилась и собрала ещё немного снега. Но, разогнувшись, увидела, как Феникс дал дёру. — Стоять! Куда напр-р-равился?!

Ему-то от меня не убежать! Стой, жар-птенчик, сейчас как водицей-то огрею!

Злобно и пугающе хохоча, я погналась за ним сквозь толпу воинов Брюнхильды. Те же покорно расходились, улыбаясь нам в спины. Да-да! Моя месть священна: расходитесь перед великой княжной Мирой!

А Феникс тем временем петлял и вилял, словно в танце. Ловкий, юркий! Но я не хуже: у меня вообще, в отличие от него, дар есть.

Наконец мы достигли конца лагеря, где он уже не убежит. Он взбежал на холм и стал вязнуть в снегу, тогда как я по нему легко прыгала, как Гили — на копытцах.

Раз, два, три! И я уже у него за спиной. Раз, два, три! Я запорошила его лицо снегом, смеясь от злорадства и… странной радости. Но Феникс оказался не промах!

Схватив меня за запястья, он подло поставил мне подножку, и мы оба повалились в снег. Точнее, он — спиной, а я — прямиком на него. Больно ударившись носом о его грудь, я на мгновение потеряла нюх, но потом приподнялась и, обретя его, едва не сошла с ума.

Его смуглое, едва румяное лицо. Терпкий запах благовоний и трав. Белозубая улыбка, окутанная горячим туманом. И глаза — голубые небеса на земле.

Вдруг стало так хорошо. И сразу же так обидно. Я толкнула Феникса ладонью в грудь и едва не расплакалась: какой же он хороший! Матушка, почему он такой?! Хороший, но такой глупый!

Как я скучала по нему, такому хорошему!

— Не обижайся, пожалуйста, — неожиданно сказал он, слегка ослабив хватку. — Я же просто хочу о тебе позаботиться. Будь на моей стороне.

— Ну почему? Я же не хочу, — заныла я, не убирая рук. — Я не хочу уезжать. Не хочу, чтобы это приключение заканчивалось… Не хочу…

Я сглотнула подступающие слёзы. Плакса-Мира. Какой была, такой и осталась…

— Надо, Мира. Мы не можем… путешествовать вместе.

Он опечалился. Не знаю, от того ли, что ему приходится в очередной раз мне что-то доказывать, или от того, что я сейчас опять разревусь.

— Нет другого выбора. Так нельзя.

Звучит как приговор. Но это же не так…

Надежда… Неужели у меня не может её быть?

— Выбор есть всегда, Феникс, — пробормотала я. — Я докажу тебе это.

Его брови вдруг взметнулись, и он стал выглядеть растерянным. Редко мне удавалось видеть его таким: кажется, он стоял на распутье. Тогда как утверждал, что всё решил.

— Мира, я…

— Феникс! Ты что там забыл?! — послышался издалека знакомый голос.

Опомнившись, я тут же отпрыгнула и очутилась лицом в снегу. Дура… Зачем позволила ему так расположиться?

Вдруг я почувствовала тёплое прикосновение. Кожа вмиг потеплела, а по телу прошлась горячая волна, заставившая хвост завилять. Ласковым движением Феникс испарил снег на моём лице. А мне тут же захотелось нырнуть обратно, чтобы с головой провалиться под землю.

— Прости, Захария… Увлёкся немного, — сказал Феникс, неловко улыбаясь.

— Я просил тебя держать костёр зажжённым, а ты взял и подставил всех поваров.

Я вскинула голову. Ожидая увидеть пухлые щёки Захарии, налившиеся румянцем злобы, я неожиданно для себя заметила, как его взгляд бегал между мной и Фениксом. Взгляд широко открытых глаз — неожиданно взволнованный для такого спокойного юноши.

— Подай руку, друг, — попросил Феникс, и Захария тут же помог ему встать. — Спасибо, Захария… Спасибо, что пришёл за мной.

Я удивлённо навострила уши. Что-то тут неладное творится… Явно неладное!

И я хотела было подслушать, о чём же они так оживлённо зашептались, как голос за моей спиной возвестил:

— Великая княжна М-мира!

Я вздрогнула и, попутно отряхивая одежду, обернулась. Надо мной возвышался Олав — как всегда, вместе со своим посохом. Казалось, рядом с Олавом утихает любая буря… даже душевная.

— Привет, — неловко отозвалась я, поднимаясь. И тут же спросила: — Зачем… ты это сделал?

— Что? Я н-не понимаю, о чём ты, — говорил он, лукаво улыбаясь.

Ну вы, мужчины и зверы, дураки. Не понимаете, что всё гораздо сложнее, чем вам кажется.

— Если ты подумал, что мы с Фениксом.

— Знаешь, в одной книге я вычитал берское выражение… «Бранятся — только тешатся». Вот, — припомнил он. Вновь его улыбка дрогнула.

— Мы… Это не совсем так, Олав.

Кажется, именно на этих словах его плечи вдруг опустились. Руками он прочно держался за посох.

— Ох, — только и выдавил он.

— Ну, ничего! — вырвалось у меня, и я непроизвольно похлопала Олава по плечу. — В любом случае спасибо тебе. Я… Я узнала много нового, вот!

И снова почувствовала тот самый запах, который, как я думала, скоро совсем забуду.

Зато Олав воодушевился. Хоть и пальцы его только сильнее сжали посох.

— Я… рад, что п-помог.

Его улыбка слабела. Я взяла было Олава под локоть, но тот остановил меня движением руки.

— Послушай, Олав… Это правда?

— Что? — тихо отозвался он. Я едва слышала его в той лагерной кутерьме, которую улавливали мои уши.

— Ну… Что тебе так больно, когда ты чувствуешь что-то хорошее? Радость, счастье…

— Благодарность, желание помочь… Да, правда.

Казалось, он сказал это непроизвольно. Заученно.

— Прости, я… — Не зная, что сказать, я отпрянула.

— Я понимаю, Мира, в-всё понимаю, — ответил он мягко, как старший братец, которого у меня никогда не было. — Ты не хочешь меня обидеть.

— Да! Это я и хотела сказать.

Неловкое молчание. Уши окунулись в свист горного ветра.

В тот миг Олав обернулся на далёкие вершины. Здесь, на склоне, они напоминали рисунки, наброски. До сих пор мне порой кажется, что я во сне, а тело моё по-прежнему в Звёзграде, а завтра — по-прежнему свадьба.

Слава Матушке, Феникс появился вовремя.

— Рядом с нимфами проклятие, кажется, усиливается. Не представляю, что чувствовали мои предки, — проговорил Олав, опуская взгляд. — Сердце сжимается… Порой будто вот-вот лопнет. Зато, когда начинаешь бояться, боль проходит.

Он согнулся — разбитый, поверженный… Он не знал радости без боли, счастья без страданий. Что бы я ни говорила о Фениксе, о неслучившейся свадьбе, мои невзгоды — лишь мелкие неприятности по сравнению с его бедой.

— Зачем ты тогда продолжаешь это делать? Зачем помог мне и Фениксу? Мог ведь этого не делать — вряд ли бы что-то сильно изменилось.

— Но изменилось же. — Сквозь боль слишком юный конунг улыбнулся. — Я хотел сделать вас двоих счастливее… пока ещё способен.

Моё сердце разрывалось на кусочки от его слов. Олав… Что они хотят с тобой сделать? Они хотят пожертвовать твоей жизнью в обмен на жизни всех… Нет, не верю! Должен быть выбор! Должен быть другой путь! И я заставлю Феникса и всех вокруг в это поверить.

— Знаешь что, Олав? — торопливо сказала я, положив руку на его большое плечо и сжимая её.

— А? Д-да? — Он удивлённо дрогнул от моей хватки.

— Выбор есть всегда, — сказала я, глядя ему в глаза. Прямо в его светлые, неверящие, но ищущие глаза. — Верь мне. И тогда всё будет хорошо.

На этом я отпустила его и помчалась обратно в лагерь. Я придумаю… Я что-нибудь придумаю!

Обязательно, Олав! Обещаю, Феникс! Я всех вас спасу!

* * *

Вдалеке виднелась вершина. Отсюда, за десятки аршин, она казалась недосягаемой. Но вскоре, спустя одно трудное путешествие, мы смогли достигнуть её порогов. Ещё немного — и мы будем там. Там — на одном из Алмазных Пиков. Там — на самом высоком из них, Материнском Пике.

Готовясь к завтрашнему выдвижению, мы расположились лагерем совсем рядом, разгружая мешки с обрядовыми принадлежностями. Жестокое время не пожалело когда-то яркие робы и усыпанные камнями драгоценности: спустя десятилетия, а то и столетия, всё потеряло былую поразительную красоту. Смахивая с них пыль и стирая грязь, мы касались только тени тех времён, когда эти украшения сияли.

Поэтому, стоя посреди палатки Брюнхильды, я чувствовала себя ещё более неловко, чем раньше, откровенно уставившись на эти следы прошлого. Я не могла устоять от по-воровски страстного любования: в библиотеке Неизменного дворца подобное невозможно было встретить.

Брюнхильда же склонилась над небольшим рисунком, изображающим, судя по всему, ту самую вершину, куда мы должны будем подняться завтра. Вокруг были расставлены фигурки: белые, изображавшие северян, и светло-синие — нимфы.

— Конунг Олав с подачи отца попросил нас о сопровождении, — наконец выдохнула Брюнхильда, очнувшись от своей глубокой думы. — Что же, нам выгоднее: мы будем находиться в максимальной близости от конунга Олава и нимф. Ударим в самое сердце…

На этих словах она протянула руку к одной из фигурок и выставила её вперёд. В тот миг мне показалось, что один взмах руки — и синие фигурки волной поглотили бы белую.

— Когда конунг подойдёт к нимфам, чтобы заключить сделку, они приблизятся к нему и окажутся в удобной позиции, где мы сможем атаковать их вблизи, — объясняла Брюнхильда, расставляя белые фигурки в строй. Синие же беспорядочно столпились около той, что выступала. — Нужно будет дождаться, когда они доверятся конунгу Олаву, и… — Вдруг из ниоткуда верховный ярл достала большой увесистый камень и бросила его между белой и синими фигурками. — И тут ты одним движением породишь силовую волну, которая должна волной отбросить их назад! Ты создашь нам выгодные условия для нападения. Дальше наши маги разберутся. От тебя требуется один чёткий удар — и на этом всё. Понимаешь?

— А… где спрячем оружие? — уточнила я.

— На этот счёт не волнуйся. Он сам к тебе прилетит в нужное время, стоит его только позвать. Как мы делали до этого. Так ты всё поняла?

Невольно мой хвост заёрзал. Я ощутила, как шуба слегка колышется на боках. Непохоже, что Брюнхильда это заметила. Либо решила не обращать на мои сомнения внимания.

— А дальше куда? — старалась побороть взволнованность я.

Попутно моё воображение рисовало красочные образы: карта Брюнхильды превращалась в поле боя, где войска врага налетали на меня со всех сторон, как голодные вороны — на неосторожно оставленное на окне мясо.

— А дальше — по ситуации. Или ты думаешь, что всё так просто решится? Без твоей помощи нам не обойтись! — слегка раздражённо отозвалась она, вскидывая бровь.

По спине прошёлся холодок, заставивший шерсть и волосы встать дыбом.

— А… я смогу?

Брюнхильда сперва удивлённо округлила глаза. А потом широко улыбнулась, преисполненная уверенностью, какой я, наверное, ещё не научилась.

— Конечно! Ты же наша героиня, — сказала она, обойдя стол и положив руку мне на плечо. — Не унывай. Ты же хочешь помочь своим союзникам, не так ли? Покажи, на что способна — не стесняйся!

Я скромно улыбнулась в ответ, стушевавшись. Да, она права. Только вот неловкость по-прежнему не покидала меня…

— Прости, Брюнхильда, я просто ещё не очень привыкла, что у меня… есть сила, — вполголоса проговорила я, глядя на собственные руки — больше не такие тонкие и нежные. Вдруг я ощутила странное чувство, будто я… скучаю по тем рукам?

Нет, я скучаю лишь по собственной безответственности. Пора взять силу в свои руки, а не ждать, что тебе, милой и кроткой, кто-то поможет.

— Малявочка, — назвала она меня дружелюбно, так, что не хотелось обижаться, — ты подняла Молот Тоура. Тебе нужны ещё какие-то доказательства?

— Не верится. Думается, что это какое-то совпадение, удача… — начала было я, но Брюнхильда меня перебила.

— Слушай, — сказала она, ткнув меня пальцем в солнечное сплетение, — рас-слабь-ся. Ты излишне себя накручиваешь. Просто скажи себе: «Я смогу!» Больше тебе ничего не нужно. Поверь мне — я-то знаю.

Я шумно выдохнула. Она так уверенно улыбается, щуря тёмные глаза. И что бы она ни говорила, в них крылась загадка силы, которую мне так и не удалось раскрыть.

А впрочем…

— Ты права. Надо быть увереннее в своих силах.

Я сжала кулаки. Крепко. Крепко-крепко. Надо верить в себя… Надо просто верить, несмотря ни на что!

— Брюнхильда, спа…

— Слушай, малявочка, прости, что перебиваю, но у меня к тебе одна ма-а-аленькая просьба, — неожиданно сказала она, на что я, конечно же, навострила уши. — Твой дружок как-то подозрительно ошивается у нашей палатки… Можешь поговорить с ним, чтобы он тут не сновал? В конце концов, он не часть войска — ему тут нечего делать.

И вправду, я заметила знакомый силуэт, мелькавший среди занятых воинов. Захария как ни в чём не бывало нёс перед собой толстый пузатый котёл и предлагал всем отведать его похлёбки. Признаться, от одного только запаха у меня сразу потекли слюнки!

Тем не менее, если бы не замечание Брюнхильды, я бы и не подумала, что он мог находиться здесь по совсем иным причинам, нежели собственный альтруизм.

— А, да… Конечно! — без колебаний отозвалась я, на что Брюнхильда похлопала меня по спине и подтолкнула к выходу.

— Давай-давай! А я займусь своими делами, если ты не против. — Она ушла туда же, где и стояла до этого, — к столу.

В тот момент, когда она отпустила меня, я заметила, как на её шее мелькнул небольшой округлый кулон. Он точь-в-точь напоминал тот, что был на шее у Феникса, только цветом отличался. Был тёмным, странно-тёмным. Амулет, что позволял мне говорить на всех языках, подсказал нужное слово: «эбонитовым».

Быстро смахнув наваждение, я припустила вперёд: надо не мелочи разглядывать, а выяснить, что это Захария задумал. И связано ли это как-то с тем, что он на удивление подозрительно ведёт себя все эти два месяца?

— Захария! Эй, Захария! Мне тоже отольёшь плошечку?

На мой голос он обернулся сразу, оборвав себя на полуслове. Взгляд Захарии из тёплого и приветливого мгновенно превратился в прищур.

— Мира… Да, конечно, я же всех накормить пришёл, — довольно безразлично отозвался он, снимая с пояса одну из висевших плошек. — А что ты тут делаешь? Ты вроде дружишь с Брюнхильдой, но ты же не принадлежишь к войску Ледяного Севера.

— Да я так, помогаю, делать же нечего, — ответила ему я, стараясь выглядеть невозмутимо. Подхватив из его руки плошку, я подождала, пока он достанет половник. — Мне половинку: не буду обделять остальной отряд.

— Ты не обделяешь… — отмахнулся он, мешая похлёбку в котле. — Кстати… — Вновь щурясь, он едва заметно кивнул в сторону: там стоял длинный ящик, охраняемый двумя рослыми воинами. — Не знаешь, чьё это?

Я поблагодарила Матушку за то, что Захария был всего лишь человеком, а не звером и не мог услышать, как заухало моё сердце. Конечно же, я прекрасно знала, что находится в этом ящике.

— А… что такое? — ответила вопросом на вопрос я, протянув плошку, в которую Захария налил тёплого варева. — Спасибо!

От одного запаха я неожиданно почувствовала себя очень голодной и тут же хлебнула побольше похлёбки. И едва не подавилась: от стряпни Захарии по всему телу пробежали волны мурашек! Даже самая обычная похлёбка выходила у него дивной, замечательной.

— Да не за что, это моя работа, — с полуулыбкой ответил Захария. — А насчёт ящика… Просто придворный маг Локи хотел посмотреть, что внутри, но воины ему запретили. Очень странно, понимаешь? Вряд ли воины его собственной дочери стали бы что-то скрывать от него.

Удовольствие от похлёбки настолько затуманило мой разум, что я не сразу нашла отговорку. Брюнхильда, конечно, воевода, но вдруг не продумала такую важную деталь… Не отыскав лучшего ответа, я выдала первое, что пришло в голову:

— А! Так это мои вещи. — Я отхлебнула супца, пряча тем самым краснеющие от вранья щёки.

— Правда? Я думал, большинство вещей мы растеряли, — напомнил мне Захария. Но тут же сам нашёл объяснение: — Хотя немудрено, что за два месяца ты умудрилась что-то раздобыть. Даже целый ящик… Но вы же, зверицы, любите всякие обновки, да?

— Конечно! Ты прекрасно меня понимаешь.

Я изобразила такую улыбку, что даже самый наивный в мире смертный вряд ли ничего не заподозрил бы. Но Захария, похоже, и впрямь лишь любопытствовал, поскольку не обратил на неё никакого внимания.

— Слушай, раз пошёл такой разговор… — неожиданно перевёл он беседу в другое русло. — Я тут кое-что захватил для вас с Гили, вам должно понравиться.

— О, что же? — участливо поинтересовалась я.

— Понюхай, — предложил вдруг он, снимая с пояса какой-то мешочек и потягивая его мне.

Я не без сомнения вдохнула запах чуть издалека. И обомлела!

— Как душисто… — растаяла я. — Это какая-то приправа?

— Больше для запаха и для хруста, конечно… Но травка неплохая, — наконец искренне улыбнулся он. — Посыпать тебе похлёбку? Должно немного хрустеть, как лук.

— Да, давай!

И вправду, как хрустит!.. Всё-таки вкус у Захарии отменный, в этом ему не откажешь.

— Я выкупил её у одного бродячего торговца ещё во Фростонии, — рассказывал он с горящими глазами. — Хороший образец местной кухни!..

— Правда? — вдруг послышался голос со спины. — Дайка посмотреть!

Вздрогнув, я обернулась, едва не пролив похлёбку. Позади вытянулась на копытцах Гили, посматривая в мешочек.

— О, Гили! — воссиял Захария. — Могу налить тебе похлёбки. Она, конечно, на мясном бульоне, но куски мяса могу убрать…

— Нет-нет… Захария, я хочу посмотреть, что у тебя в мешочке, — сказала она, подозрительно щурясь.

Я удивлённо изогнула бровь: неужели у Гили всё ещё остались предубеждения в сторону Захарии? Если так, то напрасно: ей, травоядной, наверняка понравится этот запах и вкус! И, конечно же, хруст на зубах…

— Да, конечно… Держи, — без тени сомнения протянул ей мешочек Захария.

Гили вышла из-за моей спины. Нагнулась. Её маленькие ноздри раздулись, а затем сомкнулись. Выпрямилась Гили уже с иным выражением: уши её внимательно навострились.

— Ну как? Вкусно же пахнет? — улыбнулся Захария. — Ты-то должна оценить, ты же…

— Да-да, — вдруг оборвала его Гили. — Просто… показалось кое-что. Не обращай внимания. Мира, слушай, пойдём посидим у костра, я так замёр…

Вдруг я заметила, что каждое её слово стало растворяться в моей голове, как круги на воде. Точно эхо — оставались одни отзвуки, удаляющиеся, словно я забиралась всё дальше и дальше в длинную пещеру…

— Мира… Мира, что с тобой?! — пронзило мои мысли восклицание, но было уже поздно.

Первыми сдались руки, опрокидывая похлёбку мне на одежду. А за ними — и ноги, слабо подкосившиеся, точно я превращалась в тряпичную куклу. Благо Гили оказалась рядом и подхватила меня, прежде чем я свалилась в снег.

— Гили, быстрее, хватаем её — и к магу Локи! — воскликнул Захария. — У него должны быть лека…

Уши мои опустились, и больше они не услышали ни слова.

* * *

Вода сомкнулась над моей головой. Глаза видели кромку, но мысли представляли небо: речные или морские небеса, искрящиеся лучами солнца. И, как до любого неба, до этого руки так же не могли дотянуться.

Всё ниже и ниже… Тело не движется — застыло, как в глыбе льда. Даже голос — и тот растворялся в глубине. Так чего же стоит сила, если её легко отнять?

Но вдруг тяжёлая дрёма рассеялась запахом — я бы даже сказала, вонью. Вода всколыхнулась пеной волны, и меня выбросило на берег, как недоумевающую рыбу, не успевшую избежать морской кары.

И так мои глаза открылись. И я увидела лицо. Морщинки складывались в узор, точно рыболовная сеть. А тёмные, удивительно знакомые глаза вглядывались в меня с таким выражением, точно я и впрямь лишь рыба, выловленная из мирной реки мыслей.

— Очнулась? Ну и замечательно. Надеюсь, мы не сильно тебя встряхнули. К сожалению, пришлось пойти на крайние меры, чтобы оторвать тебя от груди моей дочери, что так заботливо пригрела тебя.

Вскоре мой взгляд рассеялся, и я поняла, что сижу на стуле. Причём крепко и неудобно связанная. Я пыталась применить силу, чтобы вырваться из пут, но тело словно не слушалось: видимо, я по-прежнему слаба.

Наконец я смогла оглядеться. Первым мой взгляд упал на знакомого человека: придворный маг Локи, укутанный в тёмную шубу, сидел передо мной на стуле, скрестив ноги и положа руку на стол, усыпанный бумагами и уставленный горящими свечами. Больше никого не наблюдалось: от лишних глаз нас скрыла крупная палатка, сквозь которую едва просачивался свет костра.

— Что… Что происходит? — только и могла пролепетать я, понимая, что даже губы едва слушаются меня.

— Удивительно, ты можешь говорить… После столь сильного снотворного это похвально, — мирно улыбнулся придворный маг. — Видимо, слова Феникса о твоей силе не простое преувеличение.

Внимательно оглядев меня, он взял перо и что-то записал в одном из развёрнутых свитков. Я пыталась приглядеться, но буквы расплывались перед взором.

— Где… он? — только и промолвила я, сама не зная, почему задала этот вопрос.

— Раз уж речь зашла о Фениксе, полагаю, ты спрашиваешь о нём, — догадался Локи. — Не волнуйся, он спокойно беседует с нашим общим талантливым в поварском искусстве другом. Ему нет нужды знать о нашей с тобой маленькой беседе. Я убедил его, что ты в порядке.

Кажется, до меня начало доходить. Но я едва связывала два слова…

— Вы с Захарией…

— Нам действительно пришлось ненадолго вывести тебя из игры. Не волнуйся, позже силы к тебе вернутся, и ты сможешь сполна ими воспользоваться… в своей стране.

Я возмущённо выдохнула на этих словах: зарычать мне не хватило сил.

— Кстати, о силах… Довольно любопытная ситуация сложилась с Молотом Тоура, — улыбаясь говорил он, попутно выводя какие-то слова на бумаге. — У меня есть одно поучительное слово касательно этого, но пока… Я бы хотел объяснить тебе кое-что о магии в этом проклятом Богиней мире.

Вдруг его записи начали будто отслаиваться от бумаги и подниматься в воздух. Раньше мне никогда не приходилось видеть, чтобы буквы плясали сами по себе! Или это меня уже клонит в сон…

— Понимаешь ли, очень редко — особенно в последнее время — Богиня вмешивается во всеобщее положение вещей. Иначе, сама понимаешь, наша планета не находилась бы в столь бедственном положении, как сейчас. — В тонких руках придворного мага буквы начали преображаться в какие-то пузыри или даже какой-то предмет, похожий на плотную жижу. — Как с твоим даром — такое происходит раз в столетия. По большей части магия — лишь оружие, которым каждый распоряжается по мере своих возможностей.

Непонятная жижа стала преображаться в знакомые очертания — Молот Тоура. Она точно повторяла его образ вплоть до витиеватых узоров на его рукояти.

— И было бы парадоксально сказать, что имеет место существование чего-то настолько удивительного, как оружие, обладающее своей волей или даже своими понятиями о морали.

Кажется, я начинала понимать, к чему он клонит. Тем не менее взгляд сосредоточился лишь на образе, вновь сменившимся — на круглый кулон на цепочке.

— И я понимаю: невежественность — или, лучше сказать, недостаточная осведомлённость — могла заставить тебя поверить, что Молот Тоура способен каким-то образом показать, что в тебе зародилась некая особая внутренняя сила. Но как к будущей наследнице, которая должна будет обрести мудрость ради правления, есть вопрос… Неужели ты и впрямь поверила, что за тем, что молот сам признал твою силу, никто не стоял?

Дрогнув, я обомлела. По спине пробежали мурашки.

Нет… Нет-нет, он не может быть прав! Не могла я…

— Я знаю, что ты думаешь, — говорил он, пока образ в его руках вновь начал преображаться. — «Как так? Мне ведь обещали силу, а я доверилась и просчиталась!» А вот что я скажу тебе на это, уважаемая великая княжна, — обратился он, нагнувшись ко мне поближе. — Мир не так прост. Силе нельзя научиться. Сильным можно только быть. И пока ты думаешь, что кто-то тебе её подарит за просто так, тобой продолжат пользоваться, а ты навсегда останешься такой же слабой, какой и была.

Наконец образ в его руках приобрёл черты, причем вполне знакомые: Брюнхильда, надевшая круглый кулон, держала в руках Молот Тоура. Вокруг, словно насмехаясь надо мной, парила надпись: «Реликвия Силы». Я выдохнула, закусив губу, чтобы не расплакаться от собственной никчёмности.

— Теперь, когда ты уже, видимо, подустала от нравоучений старика, позволь мне откланяться, — произнёс он, поднимаясь со стула. — Мне необходимо подготовиться к спасению своей Родины. А тебе я дам немного времени, чтобы подумать над своими ошибками и вынести из них полезные уроки. В конце концов, мне бы хотелось, чтобы у моего конунга Олава была умная, мудрая союзница.

Он поднёс к моим глазам руку. Мои веки и так слипались, но после его слов…

— Сладких снов, великая княжна Мира.

Глаза закрылись сами собой, и я вновь провалилась в сон.

* * *

Какая же я дура… Бестолковая, наивная и доверчивая. Очередной раз я вверила свою судьбу в чужие руки и в очередной раз обожглась. Какая глупость… Смертельная и словно назидательная.

Теперь Олав пропадёт… Верь я Брюнхильде или попадись Локи — неважно. Против нимф мы бы не выстояли. А я бы просто пропала в битве против них. И не только я — весь мир бы пропал. Дура, дура, дура…

И я вновь и вновь осыпала бы себя проклятиями, если бы не голос. Голова затряслась, словно я тряпичная кукла, в которую играет маленький ребёнок. В ушах раздался звон, и я прижала их к голове, не желая вставать. Всё равно ничего хорошего из этого не выйдет…

— Мира… Мира, прошу, очнись! Они же не убили тебя, Матушка упаси…

Кто… Угх… Как болела голова! Я схватилась за неё рукой и тут же дёрнулась, ощутив, как стрельнуло в затёкшую шею.

— Гили… Что случилось? — разлепив глаза, спросила я.

— Матушка… Отлично, Мира, просыпайся, быстрее! У нас нет времени!

Она скакала на месте рядом со мной, едва не плача. В руках она держала верёвки: кажется, она меня развязала, пока я приходила в себя.

— Захария, этот гад, я ему ещё задам… Я так и знала, что та трава не просто приправа! — возмущалась Гили. — Лекари моего племени собирали эту траву в пути и использовали как снотворное для тяжелобольных.

Когда я наконец высвободилась, я смогла покрутить запястьями и размять плечи. Как всё болело… Но постойте-ка!

— Гили! Где все?! — вдруг опомнилась я.

— Да в том-то и дело: ты проспала полтора дня! — удивила меня она. — И они ушли на обряд без тебя. Этот Локи сказал, что у тебя обморожение и ты погреешься в его палатке, а проведать тебя нас не пускали… Мол, развеем тепло. Только когда он ушёл, я смогла зайти, а он, оказывается…

— Гили, нам надо поторопиться! — вскочила я. Как же быстро силы вернулись ко мне!.. — Если мы ничего не сделаем, Брюнхильда развяжет с нимфами войну!

— Что? В смысле?! — прогоготала Гили, топчась на месте, как злой бык. — Ох уж эта семейка… Я думала, стоит беспокоиться о Локи, а тут и его дочь что-то удумала!..

— Она хотела меня использовать, дав мне силу Молота Тоура при помощи своей реликвии Силы. Локи рассказал мне об этом, и теперь я думаю, что она применит Молот сама…

От моих сумбурных объяснений Гили только захлопала глазами. Даже гнев её от недоумения, судя по всему, сошёл на нет.

— Но если все против нас… То что нам делать? — пролепетала она.

Я задумалась. Она права… Или нет?

— Не все, — неожиданно отозвалась я, вздыхая.

На мгновение Гили замолчала. Видимо, ждала ответа. Не выдержав, она топнула копытом и сказала:

— Так что делаем? А то так.…

— Как что?! Бежим! — схватила её за руку я и выбежала из палатки.

5. Конунг

Белизна. Вдалеке виднелось такое множество нимф, что оно больше походило на безликую бурю. Может, так оно и было… Нимфы, в конце концов, и есть само олицетворение ледяной бури.

Как Гили удавалось бежать за мной? Я не знала. Видимо, её копытца сослужили ей хорошую службу, ведь бежала я изо всех сил: каждое мгновение на счету! Ещё чуть-чуть — и душу Олава продадут ни за что.

Или все погибнут. И я не знала, что хуже!

Дорога длилась вечность. Точно лента, которую ткут тысячи ткачих, и я не успеваю за ними. Я перепрыгивала камни, взбиралась на скалы, а путь всё не кончался. Но не сдаваться, не сдаваться — надо бежать…

Наконец показались столпы. Словно настоящие скалы, они устремлялись вверх, приглашая к обряду. Испещрённые неизвестными буквами, они светились: я буквально чувствовала, как Локи наполнял эти древние камни своей магией.

Всё ближе и ближе — они наполняли напряжением сам воздух так, что, казалось, я не могла дышать. И в этом напряжении сосредоточилось войско — войско, вот-вот готовое пойти на нимф, окруживших гору, как ураган.

— Стой! — вдруг остановила меня за руку Гили. — Мы не можем просто так ворваться в толпу…

— А что делать?! В следующий же миг они могут бросить Олава на погибель! — возмутилась я, но тихо, стараясь не вызвать эхо в этом коридоре из столпов.

— Так мы ничего не сделаем, — предупредила она. — Мира, я понимаю, ты боишься, но надо подумать. Семь раз отмерь…

Ух… Сердце отчаянно билось в груди, но голова вдруг застыла, словно во льдах. Словно подсказывая.

— Ты права, — выдохнула я. Изо рта вырвалось облачко пара. — Ух… Как тут холодно.

Даже меня, Медведицу, слегка пробирало. Не представляю, каково Гили: она вообще дрожала всем телом, но старалась не подавать виду, что её хоть немного подмораживает.

— Хей, Мира… Смотри! — вдруг сквозь стук зубов произнесла она.

Схватив меня за руку, она повела меня к камням. Она права: между ними есть щель, которая ведёт в обход войска!

— Гили, ты молодец! Давай, бежим, — юркнула в укрытие я, даже не представляя, что меня ждёт дальше.

* * *

Свет. Отовсюду. Мы тихо двигались по коридору из огней, слепивших чуткий звериный глаз. На корточках проползая всё дальше и дальше, я ощущала себя мышью в подполе.

Гили ползла за мной. Мы старались не издавать звуков — только хвост Гили слегка шуршал по снегу. Тем временем мы подглядывали сквозь проёмы между камней за тем, что происходило снаружи.

Войско выстроилось так, словно и впрямь шло на войну. Ровными рядами — от беров такой слаженности вряд ли можно добиться. Хотя они никогда и не бились против столь сильного противника — собственных предков, вил, которых тут кличут нимфами.

— Воины, построиться! — донёсся до меня голос Олава, голос точно незнакомого мне человека. — Церемония начинается!

Наконец мы добрались до передних рядов. Там, конечно же, стояли и Захария, и придворный маг Локи, и верховный ярл Брюнхильда. И конунг Олав.

И Феникс. Я шумно выдохнула, осмотрев его: даже издалека я видела, как статно и прямо он стоял, смотря в глаза своим страшнейшим врагам. Способным потушить его огонь.

— Ну, что? Что делаем? — слегка толкнула меня плечом в плечо Гили. — Не представляю, кто из них может нам помочь.

— Главное, что я представляю, — кивнула я, размышляя.

И надо думать быстрее. Нимфы уже скапливались рядом, тянули морозные, ледяные руки к Олаву. Один шаг — и он в ловушке…

— Склонитесь перед своими матерями, воины! — продолжал Олав не своим голосом. — Сегодня мы раз и навсегда помиримся с ними, нашими древнейшими предками. Благодаря им мы выживаем на этой суровой земле. Благодаря им мы связаны с Богиней, как никто другой. Так склонитесь перед ними, уважьте своих матерей!

И войско склонилось. На колено, опустив взгляды, закрыв глаза. Будто вверяя себя чужой власти. А Олав тем временем высоко поднимал посох. Вокруг драгоценного камня вились остатки бури.

Надо как-то остановить его. Но если я нападу на беззащитных воинов, то на нас нападут и нимфы. Если же наоборот — на нас нападут воины. Необходимо сделать так, чтобы не случилось ни того, ни другого…

Что же… Видимо, надо всё-таки воспользоваться тем, что мне дали. Несмотря на то, какой слабой я покажусь: это не так важно, когда на кону стоят жизни.

— Гили, сейчас мы вместе прыгнем туда. Ты — отвлечёшь Локи и Брюнхильду, я — пойду вперёд, к Олаву. Поняла?

— Да как я… — замерла было она, но вовремя очнулась. — Ладно, подожди, а с Фениксом и Захарией что делать?

— Захария ничего не сделает, а Феникс… С ним я разберусь.

Гили вновь задала какой-то вопрос, но я уже не слышала: поздно. Олав выступил вперёд, к нимфам.

— Сейчас?! — воскликнула Гили, порываясь.

— Постой, — вдруг сказала я, послушавшись предчувствия. — Я скажу когда.

Рядом, слегка позади юного конунга, вышел придворный маг Локи. Стоявшая рядом с ним Брюнхильда не двигалась, но руки её, скрещённые сзади, что-то сжимали.

— Позвольте представить, древние матери: перед вами ваш сын и властитель — Олав Фрост, потомок королей Фростонии и конунгов Ледяного Севера, — представил его придворный маг Локи. — Мы пришли сюда, чтобы принять ваше предложение об обмене.

В это время Олав опёрся на посох и вытянулся. Несмотря на боль, он выполнял свой долг как правитель. Неблагодарный долг, ведь никто не знает наверняка, что творится в его душе. Да и вряд ли кто-нибудь ценит.

— Матери, я вверяю свою душу в ваше подчинение, — продолжил за магом Олав. — Равная цена: всё, что есть у меня, за всё то, что есть у вас, — за вашу свободу. Согласны ли вы заключить мир сейчас, под взглядом вашей матери и нашей Богини?

Буря, шуршавшая ветром, на этот раз наполнилась шёпотами. Мороз пробегался по коже, а шерсть вставала дыбом от их едва разбираемых речей.

«Смерть, проклятие, жизнь, возмездие»… Всё смешалось в одно, и я застыла, завороженная тем, как тепло отзывался диковинными словами мой амулет. Древние языки поглотили меня.

Но одно слово заставило меня очнуться. «Свобода». Удивительно знакомое слово, казалось бы, так давно всплывавшее в моих воспоминаниях…

Однако нельзя медлить. Олав выступил вперёд. Я подтолкнула застывшую, как и я мгновение назад, Гили.

— Сейчас!

Я спрыгнула, потянув за собой следом Гили.

Это мгновение погрузилось в речи нимф и будто продлилось вечно. Мой взгляд успел уловить всё. Недоумение Брюнхильды. Недовольство Локи. Удивление Захарии.

Завороженный взор Олава и — неожиданно — полный надежды взгляд Феникса.

— Приди ко мне, Молот Тоура!

Я вытянула руку, и словно молнии пронеслись по небосклону, даруя мне силу. Пускай не мою, пускай подаренную… Но гордыня не повод подводить тех, кто во мне нуждается.

Я закрыла глаза. Подождала — всего мгновение, продлившееся невероятно долго. Но я ощутила холод железа.

Приземлившись, я подняла голову. Молот! Он пришёл ко мне! Не медля ни мгновения, я сделала то, чего очень хотела с самого начала. Я ударила им землю и расколола её пополам.

С оглушительным, словно гром, грохотом гора раскололась между войском Брюнхильды и бурей из нимф. Олав оказался по ту сторону, но — слава Матушке — землетрясение отвлекло его, и он обернулся, удивлённо схватившись за посох.

Краем глаза я увидела: выпрыгнувшая Гили с силой толкнула ногами Захарию, отчего тот отлетел прямиком в сторону Локи и Брюнхильды, которые, удивлённые и потерявшие равновесие из-за землетрясения, cвалились под ним. Да! Отлично!

Моя очередь выступать. Сорвавшись с места, я закинула молот за спину и понеслась вперёд. Пока мгновение длится… Пока никто ничего не понял… Помоги мне, сила, какой бы ты ни была!

— Феникс!

Я закричала, наверное, из последних сил. Из последней надежды. Пускай я ничего не могу противопоставить сама. Пускай я слабая. Пускай мне приходится на кого-то полагаться. Но я способна на слабость ради других. А Феникс, как бы глупо это ни звучало, — одна из моих любимых слабостей.

— Помоги, прошу!

Оказавшись рядом с Олавом, я вытянула вперёд Молот Тоура. Вряд ли он способен помочь. Вряд ли способен хоть что-то сделать. Но больше у меня ничего нет, чтобы его защитить.

Но я знаю того, у кого есть. И он — тот самый, кто призван спасти — закрыл нас с Олавом своей спиной. Огненные крылья раскрылись над нами, принимая на себя огромной силы удар. Снежинки тёплой водой коснулись лица, и с ними пришло осознание того, какой мощи пламя на самом деле нас защитило. Какой силой Феникс преградил путь врагу — матерям-нимфам.

Я улыбнулась. И наконец собралась с силами, чтобы взглянуть в глаза тому, кого вновь вынудила за себя вступиться. В этих глазах плясали искорки.

— Мира… — произнёс Феникс, падая на колено передо мной.

Из его рта вырвался пар — такой горячий, что жар опалил моё лицо. Я опустилась рядом с ним, отставив Молот. Руки невольно схватили Феникса за плечи, и тот опёрся на них, полагаясь на меня.

— Иногда ты делаешь… поистине безумные вещи, — выдохнул Феникс. — И мне бы очень, очень хотелось тебя понять…

— Всё просто. Я делаю твою работу, — усмехнулась я, хотя сердце колотилось.

Наверное, шутки не очень-то убедительно прятали мою благодарность. Но тем не менее.

— Я не понимаю…

Феникс тяжело дышал. На его лбу выступила испарина.

— Что… Мира, ч-что ты делаешь?!

На этот раз голос принадлежал Олаву. Я обернулась, всё ещё поддерживая плечом Феникса — его горячее дыхание опаляло шею, по которой бежали приятные мурашки.

— Мира, ты… Я должен был спасти свой народ! — всплеснул руками Олав.

— Не ценой твоей души, Олав, — покачала головой я. — Может быть, ты убеждён, что другого пути нет. Но я знаю: его не может не быть.

Подхватив Феникса, я подняла его на ноги. Огонь сочился из его спины, как вода из источника…

— Но так… погибнем все мы, — вдруг выдавил Феникс, измученно кривя лицо. — Нимфы слишком сильны… Приходится делать выбор.

— Феникс… Тебе ли об этом говорить?! — воскликнула я. — Олав такой же наследник, как и все! Ты спас меня, спас Айминь, спас Имхотепа и теперь хочешь пожертвовать одним из нас? Что с тобой случилось? Постыдись!

Феникс замолк. Уставился сперва в пустоту. А потом поднял глаза на Олава.

— Но… Олав сам на это пошёл, — пролепетал Феникс.

— Хорошо… Олав! Ты хочешь сохранить свою душу. Даже если не желаешь это признавать, — выдохнула я, смотря на Олава. — Скажи это. Скажи это Фениксу, и мы сделаем выбор вместе с тобой. Тебе не нужно умирать, чтобы выжили все.

Тот схватился за посох. Он даже не скрывал свою дрожь: большой и долговязый, он казался слабым листком на ветру, готовым сорваться. Я улыбнулась ему: может, так будет легче.

— Я хочу, чтобы был другой выбор… Я так этого хочу, — пролепетал Олав, сжимая зубы. — Но я не вижу… Я всю жизнь жил с проклятьем. По-другому быть не может, иначе мои люди погибнут…

Кажется, держа Феникса, я сама ощущала, как его пламенный щит падает. Слабеет, растворяясь в воздухе.

— Феникс… Ты Проводник, — сквозь тяжёлое дыхание взволнованно произнесла я. — Только ты можешь показать другой путь. А он есть, я знаю. Уж не знаю какой — это должен решить ты. И я здесь, чтобы напомнить тебе об этом. Необходимость и желание могут быть ближе, чем ты думаешь.

Феникс задрожал. Защита падала. Ему нужен отдых — хотя бы мгновение. Я держала его под руки — меньше, чем он, я ощущала полностью вес его тела. И в конце концов, желая отдать ему все свои силы, я схватила его за руку. Пожалуйста, просто встань…

— Возможно… Возможно, путь есть.

Не отпуская мои руки, он самостоятельно встал и развернулся вместе со мной. Его огонь растаял, словно потушенная свеча. Ледяная стена бури грозно нависала над нами, застыв во времени. Но Феникс не дал ей пройти дальше, вытянув руку.

— Нимфы! Слушайте конунга Олава! — сказал он, отходя вместе со мной за спину Олава. — Ведь он пришёл разорвать тот порочный круг, который длился тысячелетиями.

Все застыли. Олав схватился за посох, точно сейчас упал бы. Феникс выпрямился, не пуская нимф дальше. Те же остановились, точно замороженные. Гнев куда-то исчез, будто его и не было.

Впервые я могла увидеть глаза бесконечной бури. Настоящие лица древних духов. Древних, как земля, древних, как вода. Но, возможно, немного таких же, как я когда-то. Запертых невольниц. Измученных чужой властью. Несвободных в своей долгой, бесконечной жизни.

Их глаза говорили всё. И не увидеть это было невозможно.

— Да, — выдохнул вдруг Олав, выходя вперёд и протягивая руку. — Да… Я не могу искупить вину своих предков. Я не могу вернуть вам века мучений. Я не могу вернуть вам утерянное достоинство. Но я хочу вернуть вам свободу, которую так долго искал сам. Ведь я вас понимаю, нимфы.

Он вытянул ладонь, ласково протягивая дрожащие пальцы.

— Мы слишком долго терзали друг друга. И этому пора прекратиться.

Мгновение. И холодные руки — одна, вторая, третья — легли на тёплую ладонь Олава. Даже издалека я ощущала покалывающие прикосновения. Покалывающие, но нежные. Доверившиеся.

Доверие… Они страдали так же, как Олав. И всё, что на самом деле было нужно, — это всего лишь свобода.

Я крепче сжала руку Феникса. Возможно, он и делал глупости. Но не зря я доверилась ему: он и вправду Проводник, который знал истинный путь.

— Согласны ли вы снять проклятье, которое мучило нас столько веков?

Шёпотки. Кивки. Одобрение. И снежинки, танцующие в нашу сторону.

Ошеломлённая, я поняла, что Олав вдругзасветился. Всё его тело заискрилось, посох выпал из рук. Тело поднялось, точно умело летать. И случилось чудо, поразившее моё воображение.

Перед Олавом возникли города и страны. Времена и века. Края, земли, бесконечные небеса… И лица его предков, начиная с того самого лукавого Джерфрида Фроста. Силуэтами они проникали сквозь Олава: такие другие и не имеющие с ним сходства, а затем — такие похожие. В конце концов став самим Олавом.

Чудесное свечение проникло в его руку, а через неё — к нимфам. Их призрачные ледяные силуэты заискрились точно по волшебству. В них появились сердца: холодные, но такие же чувственные и живые, как у нас.

— Я хочу познать вас. Я хочу стать вам родным. Когда-то вы подарили жизнь всем нам, и я хочу отплатить вам за это службой… Нет — честной, искренней дружбой. Будьте моими друзьями, древние духи, и ни один смертный больше не будет нам страшен.

Руки сомкнулись. И в тот миг я поняла, в чём дар Олава. Олав — тот, кто способен понять. Кого угодно. В том числе и древних духов. И подарить им то, чего они, возможно, никогда не знали. Дружбу.

Наконец Олав обернулся. Тысячи призрачных рук легли ему на плечи. И он заулыбался — теперь без дрожи и без страха. Наконец-то без боли, наконец-то по-настоящему.

— Поздравляю тебя, конунг Олав, — улыбнулся ему Феникс.

— Спасибо… Пойдём домой, — проговорил он с лёгкостью, которую хотелось подхватить.

На пару мгновений воцарилась тишина. Где-то там, позади, остолбенело войско Ледяного Севера.

Я понимала их: перед моими глазами возникали берские зверолюди, ошеломлённые моей связью с чудовищами. Здесь то же самое, разве что опасность намного сильнее.

— Конунг Олав… Как это понимать?! — первой возмутилась Брюнхильда.

— Так, как видите. Теперь мы союзники, — сказал Олав довольно громко, проходя мимо посоха, который только что обронил. — Они не сделают нам зла, а мы не сделаем зла им.

— Это… немыслимо! Как можно быть таким наивным?! — всплеснула руками Брюнхильда и вдруг обратилась взором ко мне. — Ты… Это ты сделала, так?! Я думала, мы заодно!

Я лишь вздохнула. Не знала, что ответить. Многое хотелось сказать. На мгновение я сжала рукоять Молота Тоура, пытаясь понять, но… в конце концов разжала и отпустила.

Молот упал. Безжизненный и удивительно жалкий. Совсем не такой, каким он казался мне раньше.

— Забирай. Мне он больше не нужен.

Даже отсюда я услышала, как же забарабанило сердце Брюнхильды! Так барабанит сердце только у животных — у зверолюдей, как я.

— Кажется, кто-то сгорел, — неожиданно проговорил мне на ухо Феникс. — Ты молодец.

Я же ничего не ответила: наверное, мой румянец сказал всё сам за себя. Осознав, что до сих пор держу его за руку, я отпустила его и скрестила руки на груди.

Вдруг из толпы выбежали двое: Захария и Гили, едва не спотыкаясь, переметнулись на нашу сторону, уходя за наши спины. Ладно Гили… Но Захария заслуживал моего осуждающего взгляда.

— О, мне казалось, что ты служишь деду без царя в голове, — процедила я.

— А ты — царице, — бросил в ответ Захария.

— Молчать!

Мы тут же обернулись на голос. Краем глаза я видела, как сощурился в ответ на вскрик Олав.

На этот раз выступил придворный маг Локи. Несмотря на поражение, он выглядел удивительно спокойно.

— Значит, перед врагами мы оказались беззащитны, конунг Олав… От нашей союзницы я ожидал глупых решений, но от вас… — произнёс он с явным пренебрежением. — Видимо, придётся наглядно показать вам, как поступил бы ваш отец, окажись он на вашем месте. Дочь… Я вынужден примкнуть к тебе.

Та неожиданно усмехнулась. Одновременно с этим Молот Тоура вылетел из-под моих ног и оказался в её руках.

— Постойте! — вдруг крикнул Олав.

Все замерли. Я видела, как напряглись воины и нимфы, готовые вот-вот сорваться друг на друга. Но, кажется, у молодого конунга был план.

— Я не хочу жертвовать больше ни одной жизнью и ни одной душой. Решим это между теми, кто замешан в этих кознях. — Он выступил вперёд, посмотрев в глаза Локи, а затем — Брюнхильде. — Я сражусь с вами сам.

Я замерла. Так не пойдёт!

— Значит, поединок… — выдвинулся к нам придворный маг. — Да будет…

— Как-то нечестно! — прервал его знакомый голос под боком. — Получается, Олав в меньшинстве. Против верховного ярла с реликвией Силы и верховного мага. Однозначно так не должно быть. Пожалуй, мне как Проводнику не остаётся ничего, кроме как примкнуть!

Феникс! Ну что же он, Матушка… Мара его дери! Надо уже принять его таким дураком, каким он родился и вырос.

— Тогда я хочу помочь, — сказала я, видимо, знатно удивив этим юношей.

— О, значит, без возражений… — усмехнулся Феникс.

— Не тебе одному пылать в этом представлении, — усмехнулась я в ответ. Пускай знает: мне есть что ответить.

— Но это уже нечестно… Двое благословлённых наследников и Проводник против каких-то смертных, княжна, поймите, — приложил руку к сердцу он.

— А как я узнаю, что вы опять не окажетесь в западне? — изогнула бровь я. — Только что, если бы не я, совершилась бы ужасная ошибка.

— Ну, сейчас, когда ты показала, как надо, мы просто не можем облажаться, — пожал плечами Феникс, уверенно улыбаясь. — Поэтому поверь мне… Я знаю, я тебя подвёл, но сейчас, как и тогда, я делаю это ради твоего блага. Просто… поверь. Я не упаду в грязь лицом.

Я вздохнула. Поверь, поверь, поверь… Я уже столько раз спотыкалась об это доверие.

Но не могу устоять. Не перед этой дурацкой насмешливой улыбкой. Однажды я решилась всегда доверять ему — поздно поворачивать назад.

— Так и быть… Я вас прикрою, — улыбнулась в ответ я. — Идите, покажите им, что мы молоды, но не глупы.

— Как вам угодно, великая княжна, — осторожно коснулся моего плеча Феникс. Где-то впереди Олав едва сдерживал хохот, смотря на то, как я заливаюсь краской.

— Идите уже, — закатила глаза я.

И на этом юноши выступили вперед. Я отошла на шаг назад к Гили и Захарии. И, готова поклясться, в тот миг мне на плечо легла голова нимфы, которая с искренним любопытством наблюдала за действом. По плечу скользнул холодок, но я его поборола.

— Ну, что… Три, два… один! — Олав топнул ногой, и всё затянуло пеленой бури.

Но как так… Реликвия же была в посохе!

В следующий миг я взглянула на его шею и поняла, что ошибалась. Истинная реликвия Бури — маленький, но такой важный кулон — всё это время находилась под его сердцем. А посох — лишь безделушка, созданная для демонстрации власти.

— Отец! — воскликнула Брюнхильда. — Приказывай!

— Сила великанов! — вдруг крикнул он и принялся рисовать в воздухе какие-то буквы.

На это Феникс принялся распаляться. Похоже, он изрядно потратил силы во время сдерживания нимф… Я едва сдерживалась от того, чтобы ему помочь: он же сказал поверить. Надо поверить. Сейчас не помочь и, может, никогда больше, — но поверить.

А тем временем буквы под ногами Брюнхильды загорелись, и она начала увеличиваться в размерах. Захария рядом со мной напрягся, а Гили прижалась к моему боку.

Матушка… Теперь Брюнхильда — настоящая великанша! И если бы только она: и молот вырос вместе с ней!

— Не оплошайте, Феникс, Олав! — выкрикнула я. — Придумайте что-нибудь!

Мой крик подхватили тысячи шепотков, и теперь нимфы говорили то же самое, разнося мои призывы по поляне. Даже войско смущённо попятилось. Может, наши слова и впрямь придадут нашим бойцам силы?

— Феникс, только посмей проиграть! — подхватил Захария.

— Проиграешь — и точно тебе не видать моей Мирочки! — вторила Гили, и я толкнула её в бок. Захария напряжённо сдвинул брови. — Ну а что? Пусть хоть на что-то надеется: сейчас неважно, насколько это правда.

А тем временем Брюнхильда без труда отбивалась от осколков волшебной бури. Олав держал её, как мог, но и у него могли кончиться силы. Ведь вряд ли он обладал той же выдержкой, что и придворный маг Локи…

Взрыв пламени! Феникс выскочил вперёд, посылая в бурю поток огня. Пламя охватило всё в считанные мгновения. Даже нимфы посторонились, но не перестали нашёптывать — или уже кричать? — подбадривая юношей. Я же замолчала: боюсь, не в моих силах побороть такой вихрь звуков. Оставалось только опустить уши.

— Как тебе это, гигантша?! — воскликнул Феникс, выпуская последний — самый сильный — огненный шар.

Тот пришёлся прямо по Молоту, и тот нагрелся до такой степени, что Брюнхильде пришлось его отбросить. Тем не менее, она осталась огромной, и с этим необходимо было что-то делать.

— Олав! — воскликнул вдруг Феникс. — Я на передовую! Сделай что-нибудь!

Тот растерянно развеял бурю, и Феникс выпорхнул на огненных крыльях к носу Брюнхильды. Та принялась его отгонять, точно надоедливую муху. Её ругательства и громкий крик разнеслись эхом по всему Материнскому Пику.

В конце концов ей удалось ударить Феникса. Тот отлетел и упал в снег. Нет! Я едва не кинулась его спасать, но Гили удержала меня. Ничего, Феникс выдержит, он же обещал…

Весь Материнский Пик дрожал от победного смеха Брюнхильды. К слову о пиках… Камни!

Кажется, в голову Олава пришла та же мысль, что и мне. Теперь, когда Феникс пал, ему придётся защищаться. Он тут же перенаправил все свои силы на пики, расшатывая и раскачивая их. Но я понимала: какой тут магией ни обладай, а в одиночку все огромные камни не обрушить.

Олав обернулся. За спиной к нему потянулись нимфы. Они будто о чём-то договорились, молча, незримо. И ринулись к камням, в разы усиливая бурю.

Мгновение, ещё одно, третье… Хруст, треск. Все воины бегут, иначе их раздавит. Нас с Захарией и Гили схватили нимфы и, потянув назад, подняли в воздух. Ещё чуть-чуть…

Камни рухнули! Рухнули точно по кругу, заперев собой огромную Брюнхильду. Теперь ей оставалось только метаться.

Тем временем Феникс наконец-то очнулся. Слава Матушке! Он опёрся на локоть и, победно улыбаясь, протянул руку.

Нимфы бросились на Брюнхильду, закружив её, и Олав послал очередную бурю, а Феникс добавил ей огня. Огромную фигуру Брюнхильды опалило, и та с гневным криком растворилась, превратившись в кроху. Стоявший где-то рядом придворный маг Локи опустился на колени, тяжело дыша.

В конце концов нимфы осторожно опустили нас с Захарией и Гили на камни рядом с проигравшими. Феникс приземлился рядом со мной на крыльях, а Олав подлетел на волне бури.

— Миру — быть, придворный маг Локи и верховный ярл Брюнхильда, — заявил Олав, встав на краю и взирая на поражённых, униженных советников сверху вниз. — А уж пойдёте ли вы дальше, в лучшее будущее, со мной — ваш выбор.

Брюнхильда и Локи переглянулись. Взгляд одинаковых тёмных глаз означал одно — согласие. Оба протянули руки своему конунгу. И пока Олав поднимал их, Феникс обернулся ко мне:

— Ну что, красиво сыграл? — ухмыльнулся он.

— Так и быть, признаю, — усмехнулась я в ответ. — Хоть в чём-то тебе можно доверять.

— Моя честь оскорблена, — согнулся он от притворной боли. — Что же я могу сделать, чтобы вернуть ваше доверие?

— Не быть дураком. И, так и быть, мы подружимся снова. — Сказав это, я примирительно протянула руку.

Но вместо того, чтобы пожать её, Феникс… поднёс её к своему лицу и подмигнул.

У меня не было слов. Не было сил. Только одно — жар в голове и взгляд, поплывший ровно в тот миг, когда Феникс почти осмелился меня поцеловать.

— А ну, руки прочь! — кинулась к нам Гили, оттаскивая меня в сторону. — Мира тебе не… не кто-то там, кого ты можешь целовать!

— Просто шутка… — начал было Феникс. Но его тут же оттащил Захария:

— Доиграешься с такими шутками! Я тебе надаю!

Захария и впрямь начал давать ему тумаки, на что Феникс забавно заплясал, уворачиваясь. Гили продолжала возмущаться, а я никого не слышала. В голове стоял звон. Звон свадебных колоколов. Дура, Мира, ну и дура!

— Ладно, я тебя прощаю, — гордо вскинула голову я. — На этот раз.

Захария на этом остановился, а Феникс лишь улыбнулся.

Вдруг послышался смех. Мы обернулись: это был Олав. За ним удивлённо переглянулись Брюнхильда и Локи.

— Ну вы и смешные… Богиня, как же это приятно — смеяться!

И я засмеялась вместе с ним. Уже не зная от чего: от глупости происходящего или от искреннего счастья за Олава, который наконец-то больше не испытывал боли от радости.

И все засмеялись следом, возможно, осознавая точно то же, что и я.

* * *

Могучие горы и их девственно-чистый снег сменились сперва на зелёные душистые луга, а потом — на бескрайние поля, едва припорошенные снегом. Наконец-то на Ледяном Севере наступила настоящая весна: уходя, юный конунг Олав договорился с нимфами о дружбе, и сейчас её залогом стало первое по-настоящему тёплое лето для всего ледяного народа. А в этот месяц Олав отправится на объединение своих земель, а нимфы вернутся, когда придёт их время.

Мы же, сердечно с ним попрощавшись и взяв с него обещание помочь в час нужды, отправились за горизонт — к Пламенной границе, как её называют здешние жители. Приблизившись к ней, мы наконец поняли, о чём говорили северяне.

Приближаясь всё ближе и ближе, мы видели: нимфы, остервенелые, поглощённые битвой, что длится веками, сталкивались бурями: снежной и песочной, степной. Две стихии — холодная и горячая бури — столкнулись в невиданном водовороте. И мало того, что я не думала увидеть подобное — я даже не представляла, что такое вообще существует.

В конце концов мы наконец спустились и подобрались ближе. Снежинки — неожиданные в это время года — царапали щёки, и приходилось укрываться рукавами шубы.

— Мара упаси… Как здесь пройти вообще?! — возмущалась Гили, скача на окоченевших копытцах.

— Олав сказал, что послал дружелюбных нимф, чтобы передать о нас весть, — напомнил Феникс. — Так что нас должны защитить.

— Ага, нам бы, конечно, узнать, прибыли ли они вообще, — мрачно произнёс Захария. — Олав молодец, но кто знает, не обманули ли его союзницы.

— Другого выбора у нас всё равно нет, — пожал плечами Феникс. — Так что будем надеяться, что нимфы окажутся достаточно добропорядочными.

— Или не захотят нас трогать, пока заняты боем, — также верно предположил Захария.

И мы двинулись вперёд. Окунулись в буду, как в холодную воду, провалившись под лёд. Только река отнюдь не стоит, а движется вольными течениями.

Во мне взыграло любопытство, и я взметнула взор к небесам. А там… Невероятно! Призрачные силуэты изо льда и пламени сталкивались, боролись, разлетались брызгами, искрами и паром. Как костёр ночной зимой, только разжигающийся не медленно, а быстро, мгновенно. Взрыв — и призраки стихий исчезают, будто их и не существовало. А потом вновь возрождаются. И вновь идут в бой, чтобы разорваться и появиться снова.

И я так засмотрелась, что не заметила, как мои спутники удалились от меня. Опустив взгляд, я их не увидела. За исключением одного — Феникса.

Он стоял с другой стороны, у огненных нимф, и отчего-то неловко переминался с ноги на ногу, прикрываясь от ветра. Я пошла было к нему, борясь с бурей, но Феникс вдруг вскинул руку и закричал:

— Постой! Надо поговорить кое о чём.

Я остановилась. Потянула за лямку сумки.

— Сейчас не то время, Феникс… — начала было я, но тот меня перебил:

— Просто… Просто, пока никого нет, я бы хотел сказать, что всё, что происходило между нами, пусть останется там.

Он кивнул мне за спину. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, какое место он имел в виду.

— Что останется?! Я тебя не понимаю! — пыталась перекричать бурю я, стараясь подойти ближе, но Феникс по-прежнему вытягивал в мою сторону руку. — Давай поговорим потом, сейчас я тебя едва слышу!

В ответ на мои слова он промямлил что-то себе под нос, но даже мои чуткие уши не смогли расслышать его в таком шуме. После этого он уже громче сказал:

— Я… Я тебя не ненавижу или что-то такое! — говорил он, стараясь смотреть мне в глаза, пока я недоумённо щурилась. — Та дурацкая шутка с поцелуем… Забудь, пожалуйста! Я хочу остаться твоим Проводником, а поступаю, как полный идиот.

И, кажется, я начинала понимать, что он имел в виду. С этим пришло раздражение, и я вспушилась, сама не понимая почему. Может, потому что он задумал такой серьёзный разговор посреди Пламенной границы?!

— Хорошо, я поняла! А теперь пошли, дурачина, — крикнула я, двигаясь к нему. — Ты бы ещё сам с нимфами сразился, чтобы нам с тобой сложнее было разговаривать…

Я переступила было границу, но Феникс подал мне руку. Видимо, входить нам в этот — новый — мир вместе. Избранной наследнице и её Проводнику.

Я приняла помощь. Несмотря на то, кто мы друг другу, это вдруг заставило моё сердце биться — биться и отчего-то разливаться пламенем, но отнюдь не тёплым и уютным, а жгучим.

Нельзя позволять себе чувствовать это… Но почему же это так сложно?

Примечания

1

Имя Олав отсылает к последнему конунгу Скандинавии, самому мирному из конунгов.

2

Имя «Брюнхильда» отсылает к знаменитому персонажу, женщине-воине, главным образом из «Саги о Волсунгах».