Мы оседлаем бурю

Девин Мэдсон, 2018

Война построила Кисианскую империю. Война ее и разрушит. Спустя 17 лет после восстания Кисианскую империю объединяет лишь твердая рука Бога-Императора. Но измена разрывает шаткий союз с Чилтеем, и все, что было выиграно, рушится. Принцесса Мико мечтает заявить права на трон, но путь к власти может навсегда разделить ее семью. В Чилтее Кассандру Мариус преследуют голоса мертвых. Отчаяние толкает ее на сделку, что обещает лекарство. На границе между народами капитан Рах э’Торин и его воины-изгнанники вынуждены сражаться в чужой войне. Когда империя умирает, восстают три воина. Им придется оседлать бурю или утонуть в пролитой крови.

Devin Madson

We Ride The Storm

Copyright © 2018 by Devin Madson

Map illustration © Charis Loke

© Н. Рокачевская, перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Моему малышу, чья неустанная энергия и любовь приносят бесконечную радость, а долгий дневной сон позволил мне написать эту книгу

Глава 1

Мико

Еще до того как я научилась ходить, меня пытались убить четыре раза. И семь раз до того возраста, с которого у меня появились первые воспоминания об окружающем мире. С тех пор я постоянно жила в страхе, но гораздо сильнее в мою душу врезались острые шипы злости.

Я не делала ничего плохого, просто жила. С неправильным лицом и неправильными глазами, неправильными предками и неправильным именем. Я всего лишь была принцессой Мико Ц’ай. Но этого оказалось достаточно. Не проходило и дня, чтобы я не гадала — а вдруг именно сегодня убийцы добьются успеха.

Каждую ночь я спала с кинжалом под подушкой, который утром прятала в замысловатые складки своего пояса-оби, чтобы постоянно его чувствовать. И мечтала. Впервые в жизни я приблизилась к мечтам настолько, что почти могла их ухватить. Мы ехали на север вместе с императорским двором. Император Кин собирался объявить имя своего наследника.

Как обычно в путешествиях, я вставала, пока весь постоялый двор еще спал, только императорская гвардия несла дозор. Во дворце гвардейцы обычно торчали в дверных проемах, но здесь императора не защищали толстые стены, и охранники болтались повсюду. И в главном доме, и во дворе, перед конюшней, на кухне и в комнатах для прислуги. Когда я шла к купальне, по-прежнему ощущая тяжелый кинжал в складках халата, двое молча опустили головы в знак почтения.

Почти всю крохотную купальню занимала глубокая каменная ванна, укрыться можно было только за несколькими лакированными ширмами. Я медленно обошла их по кругу сквозь пар, чтобы проверить, остановилась в дальнем углу, взяла из корзины горсть сухих цветов и бросила в воду. Лепестки рассыпались, словно розовая пыль, припорошенная белым снегом, но иллюзию горного озера нарушил стук лопаты внизу — кто-то перебрасывал уголь.

Убедившись, что я одна, я скинула халат и скользнула в купель. Хотя от сырых камней поднимался пар, вода оказалась еле теплой, я поежилась и оглянулась на свой халат, взбодрившись при виде обозначившегося под складками ножа.

Но только я сомкнула веки, как у двери послышались чьи-то быстрые шаги. Я резко открыла глаза. Убийца не стал бы так шуметь, но я все-таки протянула руку за кинжалом, прежде чем увидела госпожу Сичи Мансин.

— Ой, ваше высочество, простите, я не знала, что вы здесь. Я могу…

— Не беспокойся обо мне, Сичи. В ванне хватит места нам обеим. — Я раскинула руки над водой. — Хотя должна предупредить, она не такая теплая, как кажется.

Она вздернула нос.

— Да уж, тут весь императорский двор поместится.

— Я все же надеюсь, что весь императорский двор сюда не явится.

— Только не это. Лучше не знать, как лорд Растен выглядит голышом.

Произнося эти слова, Сичи развязала свой халат — без капли смущения, которое чувствовала бы я, окажись на ее месте. Она совершенно не торопилась войти в воду и скрыть изгибы своей фигуры. Оказавшись рядом со мной, она преувеличенно поежилась.

— Ого, а вы не шутили насчет температуры.

Еще раз вздрогнув напоследок, она прислонилась к камням, так что над водой остались одни плечи. По длинной шее заструились похожие на чернильные потеки мокрые пряди, а остальные волосы она сколола золотым гребнем в нетугой пучок на макушке. Сичи была на четыре года старше меня и моего брата-близнеца Танаки, а при дворе жила после своей помолвки с ним, устроенной сразу после его рождения. Если меня он со смехом называл драконом в клетке, то она в таком случае была певчей птицей в клетке — красавица скорее не внешне, а манерами: как она двигалась, разговаривала и смеялась, как поворачивала голову и складывала руки, как грациозно танцевала по миру.

Я завидовала ей почти в той же степени, как и сочувствовала.

Сичи как будто прочитала мои мысли, потому что вздохнула и придвинулась ближе.

— Коко, — она обдала мое ухо теплом дыхания. — Принц Танака никогда ни о чем мне не говорит, так что…

— Мой брат…

Пальцы Сичи сжали мое плечо.

— Тс-с, я знаю. Послушай… Мне просто… Мне просто нужно узнать то, что знаешь ты, и я уйду. На церемонии его величество объявит Танаку наследником? Наконец-то благословит наш брак?

Я повернулась и встретилась с ее испытующим взглядом. Пальцы крепче сжали мое плечо.

— Так что же? Пожалуйста, Коко, расскажи мне все, что ты знаешь. Это… это важно.

— Ты что-то слышала? — спросила я едва слышным шепотом, хотя была уверена, что мы одни — лишь внизу продолжал громыхать лопатой кочегар.

— Только слухи. Что его величество хочет заключить договор с чилтейцами, а они требуют сначала определить порядок наследования.

Я этого не слышала, но предпочла кивнуть, а не сообщать ей.

— Сегодня я уезжаю навестить семью, как делаю каждый год, — продолжила она, не дождавшись ответа. — Я хочу… Мне необходимо знать, получить хотя бы какой-нибудь намек. Что ты знаешь?

— Ничего, — ответила я, вложив в единственное слово все годы неуверенности и разочарований, годы страха и осознания того, что за мной и Таной следят повсюду, куда бы мы ни пошли, что до сих пор нас оберегало лишь материнское влияние при дворе. — Совсем ничего.

Сичи погрузилась глубже, и вода покрыла ее плечи, словно для защиты от неопределенности.

— Ничего? — Она вздохнула, и по воде разошлась рябь от ее дыхания. — Я думала, ты что-то слышала, но он не говорит мне, потому что…

Она запнулась. Сичи, как и я, знала, что мы обе не только живем рядом в дворцовой клетке, но и ощущаем себя невидимками.

Я покачала головой и выдавила из себя улыбку.

— Передай своим родным от нас все положенные слова, ладно? — сказала я, и у меня заныло сердце, так что пришлось сменить тему. — Наверное, твоей матери тяжело приходится, когда и ты, и твой отец живут при дворе.

— Да, она говорит, что для нее вся жизнь — в моих письмах, потому что отец вечно занят военными действиями и пытается запомнить, когда нужно послать новые приказы окружным командирам и высчитать жалованье генералам.

С тех пор как ее отца назначили министром Левой руки и командующим императорской армией, Сичи редко с ним виделась. Она жила при дворе под присмотром императора, который таким образом обеспечивал верность министра и мог манипулировать будущей женой моего брата.

Сичи продолжала щебетать, словно поток болтовни о пустяках мог подкрепить ее первую нашептанную мольбу о помощи. Я могла бы заверить ее, что такие планы существуют, что Танака очень, очень близок к получению трона, но не доверяла даже Сичи. И хотя она была моей самой близкой подругой, если все пойдет по плану, Сичи никогда не станет моей сестрой.

Я боялась сболтнуть что-нибудь лишнее, а потому побыстрей завершила мытье, извинилась и выбралась из воды, без единого намека на грацию, присущую Сичи. Мне всю жизнь твердили, что я дылда с нескладной фигурой, мои запястья слишком широкие, а плечи слишком угловатые, и я поскорее схватила полотенце, не заботясь об изяществе, и обмоталась им, как будто оно может что-то скрыть. Сичи наблюдала за мной, и, когда наши взгляды встретились, на ее губах появилась печальная улыбка.

Постоялый двор уже начал просыпаться. Из кухни доносился звон кастрюль и сковородок, у центрального колодца болтали слуги, подставляющие кувшины и ведра. При моем приближении все умолкали и кланялись под неусыпными взглядами императорской гвардии, усеявшей двор. Другим постояльцам не позволялось останавливаться на постоялом дворе одновременно с императором и его придворными, так что главные ворота были заперты, но гвардейцы все равно держали ладони на рукоятках мечей, посматривая на все, что движется.

Инь уже надела дорожное платье и поджидала меня с гребнем и суровыми упреками — почему это я ушла в купальню без нее.

— Я вполне способна помыться без помощницы, — сказала я, опускаясь на колени на коврик перед ней.

— Да, ваше высочество, но ваше достоинство и честь требуют присутствия помощницы. — Она запустила гребень в мои влажные волосы и тут же дернула за колтун. — А я могла бы лучше помыть вам волосы.

За дверью раздался какой-то шорох, и я напряглась. Обычно ежегодная поездка в Кой утихомиривала мои страхи, но на этот раз слишком многое стояло на кону. Инь, похоже, не заметила ничего необычного и продолжала меня расчесывать, но я была настороже, и, пока она делилась полученными от местной прислуги сплетнями, я прислушивалась к шарканью шагов и шуршанию одежды.

Однако нас никто не потревожил, пока не проснулись другие придворные, и тогда в коридорах зазвенели шаги. Когда я оделась, две служанки принесли мне завтрак на длинном подносе, который они держали вдвоем. Пока я ела, Инь упаковывала мой багаж, а служанки скатали циновку для сна. Такого рода домашняя суета всегда усыпляла мои страхи. Я вдохнула поднимающийся от чашки пар.

Во дворе громко созывали носильщиков, и я подошла к окну как раз в тот момент, когда из главной двери таверны вышла Сичи. По такому случаю она нарядилась в прекрасное платье из струящегося и переливающегося в утреннем свете шелка. Я успела взглянуть на нее лишь мельком, прежде чем она с прирожденным изяществом села в ожидающий паланкин и скрылась за шторками.

Принесли и другие паланкины, а также вывели императорского коня — значит, скоро нам придется сесть в экипаж и провести в пути еще один бесконечный день. Танака опять будет ворчать. Эдо попытается его развлечь. А я так заскучаю от них обоих, что начну пересчитывать каждую пройденную милю.

Танака еще не вышел из своей комнаты, и, когда прозвучал гонг, я постучалась в его дверь. Из-за крепких бумажных панелей не донеслось ни звука, и я наклонилась вперед.

— Тана?

Мое сердце гулко забилось в тишине.

— Тана?

Я раздвинула дверь. В центре погруженной в полумрак комнаты распростерлись на циновках Танака и Эдо, их одеяла были скомканы, а руки тянулись друг к другу через разделяющую их щель. Эту картину я видела бессчетное число раз, но сейчас они были не одни. У головы моего брата склонился человек в сером. Занеся над ним кинжал. Маленький. Острый. Который легко спрятать. Из моих легких вырвался беззвучный крик, и при мысли о том, что я ничего не могу сделать, меня поглотил страх. Если бы у меня при себе было хоть пятьдесят ножей, это ничего не изменило бы. Я вошла слишком поздно, и мне осталось лишь смотреть, как кинжал вонзается в моего брата и уносит его жизнь.

Однако нож не сдвинулся с места. Даже не дрогнул. Убийца поднял голову. И наконец-то мой первобытный страх перерос в хриплый вопль, а убийца застыл на долгое мгновение, пока в коридоре раздвигались двери и раздавался стук бегущих ног. Танака резко проснулся, и лишь тогда убийца дернулся и бросился к окну. Я метнулась вслед за ним, чтобы не дать ему ускользнуть, но споткнулась о ноги Танаки, когда он попытался встать. Хлопнули ставни. Комнату затопил солнечный свет. А за ним хлынули голоса, как будто в дверь начала ломиться вся находящаяся в здании прислуга вместе с десятком императорских гвардейцев.

— Что случилось, ваше высочество? — спросил первый.

Его пытливый взгляд обшарил комнату. Другой гвардеец ухмыльнулся, оглядев меня с ног до головы. Третий закатил глаза. Ни один из них не видел убийцу, а может, никто просто не желал его видеть. Эдо сел, обхватив руками колени, а Танака по-прежнему сонно моргал.

— Ничего не случилось, — сказала я, пытаясь придать лицу презрительное выражение. — Наступила на острый кусок тростника в циновке, вот и все. Займитесь своими делами. Нельзя заставлять ждать его величество.

* * *

— Ненавижу торчать в этом тесном экипаже, еще один день в пути убьет меня гораздо вернее, чем любой убийца, — сказал Танака, вытягивая ноги на пустое сиденье рядом со мной. — Надеюсь, его величество доберется до Коя уже сегодня. Ему-то хорошо весь день скакать на свежем воздухе.

— Ну, когда сам будешь императором, то сможешь ездить, куда пожелаешь, — ответила я. — Я-то уж точно.

Танака скрестил руки на груди.

— Когда? Хотел бы я обладать твоей уверенностью, сестренка. Сегодня утром стало ясно, что его величество по-прежнему хочет от меня избавиться, а если император жаждет моей смерти, то вряд ли объявит наследником.

Прошел почти год с последней попытки нас убить, и сегодняшний убийца потряс меня больше, чем я осмеливалась признаться самой себе. Будущее виделось ясным, а план простым — даже чилтейцы требовали у его величества объявить наследника. Я была так уверена, что мы нашли способ выкрутить его величеству руки, и тут…

Сидящий рядом с Танакой Эдо одарил моего брата таким взглядом, который мог бы расплавить лед, но в ответ покраснели только мои щеки. В их взглядах было столько подлинного взаимопонимания и привязанности, что мне пришлось отвернуться. Меня тоже мог прикончить еще один день в пути, если и впрямь возможно умереть от разбитого сердца, как прекрасные дамы из поэм.

Эдо перехватил мой взгляд и улыбнулся, хотя и только вполсилы от приберегаемой для Танаки улыбки, но все равно мое сердце заныло при виде его прекрасных черт. Эдо обладал классическим точеным профилем кисианца, но служанки боролись за право принести ему воду для умывания не из-за его носа, скул или глаз с длинными ресницами, а из-за того, как любезно он благодарил их за службу — словно не был старшим сыном самого влиятельного герцога Кисианской империи.

Чтобы не вызвать его полную извинений улыбку, я предпочла выглянуть в окно, ведь, в отличие от Танаки, Эдо не был слепцом.

— На церемонии его величество объявит наследником его светлость Батиту, — продолжил Танака, хмуро уставившись на свои сандалии. — И выдаст за него замуж Сичи. Прошло уже два года с тех пор, как Батита потерял жену. Хотя министр Мансин этого и не одобрит. Они с дядей Батитой на ножах с тех пор, как император Кин назначил Мансина командовать армией.

Эдо выразительно поморщился, чтобы заставить его прекратить изменнические речи. Он слишком хорошо знал, насколько это опасно. Ко двору его приставили еще ребенком, и вместо игрушек он развлекался с дедушкиным перстнем с печатью. Как и Сичи, он стал придворным императора, вызывая всеобщую зависть. Слово «заложник» никогда не слетало с губ улыбающихся придворных подхалимов.

Как всегда, по обеим сторонам экипажа скакали четверо императорских гвардейцев, сменяясь на каждой остановке. На плаще ближайшего темнели пятна пота, а лицо покрывала испарина, но на его губах все равно сияла улыбка, без которой я редко его видела.

— Снаружи капитан Лассель, — сказала я, и эти слова оборвали разговор куда быстрее, чем любые молчаливые предупреждения Эдо.

Через мгновение Танака уже выглядывал из-за моего плеча через решетчатое окошко. Капитан Лассель не замечал, что мы за ним наблюдаем, но из-за вездесущей полуулыбки казалось, будто замечает, и за это я ненавидела его еще сильнее. Та же улыбка сияла на его губах, когда он извинялся, что во время его караула в мою спальню прокрался убийца. За три года мое недоверие ничуть не уменьшилось.

Танака переместился к другому окну, выглянул из-за плеча Эдо и сказал:

— С этой стороны — Киа и Тороно.

Самые юные и недавно поступившие на службу гвардейцы, присягнувшие императору лишь год назад.

— Это мало что меняет, — заметила я.

— Мне кажется, Киа на маминой стороне. Насчет Тороно я не уверен.

И снова Эдо шикнул на него, а я продолжала рассматривать горделивую фигуру капитана Ласселя верхом на коне. Однажды капитан обнаружил меня стоящей у тела убийцы, кровь из раны на локте заливала всю мою руку. В четырнадцать я была уже ростом как взрослая, но обладала присущей подросткам неуклюжестью и неуверенностью, так что не могла сдержать слезы. Он послал за горничной и убрал труп, а я с рыданиями его поблагодарила. Злость родилась позже.

Экипаж начал замедлять ход. Капитан привстал в стременах, но из окна я не увидела ничего, кроме нашего каравана придворных. Лошади, экипажи и паланкины, флаги, вымпелы и шелка.

— Мы останавливаемся? — спросил Танака, по-прежнему выглядывая в другое окно. — Только не говорите, что мы делаем привал на ночь, потому что сейчас разгар дня.

— Вряд ли, — отозвался Эдо. — Ближайший постоялый двор как минимум в трех милях от Полей Шами. Наверное, император остановился, чтобы вознести хвалу богам.

Поскольку мы находились далеко от авангарда императорской кавалькады, я не разобралась, где мы, пока не услышала Эдо, но как только с его губ слетели эти слова, за окном появились первые цветы канашими, их бледные лепестки рассыпались на обочине, как брызги снега. В честь каждого солдата, погибшего в сражениях за покойного императора Отако, посадили один цветок. Именно здесь императора Тянто Отако захватил и казнил за измену тот самый человек, чью голову сейчас украшала корона и чью фамилию мы носили, хотя и не имели с ним общей крови.

В детстве матушка прошептала мне на ухо правду, и после этого я уже другими глазами смотрела на запертые ворота и гвардейцев, на толпу слуг и наставников и отсутствие друзей. Золотая клетка.

Убийцам нужна была не Мико Ц‘ай. Они охотились за Мико Отако.

— Смотри, Мико! Что за… — сказал Танака, сидящий у другого борта экипажа. — Кто это там? Что за люди на полях? Они несут белые флаги.

— С этой стороны тоже один такой, — отозвалась я, прижавшись щекой к теплому от солнца окошку. — Нет, двое. Трое! И у них в руках молитвенные таблички. Неужели…

Экипаж притормозил еще сильнее, капитан Лассель куда-то свернул и пропал из вида. Как только карета остановилась, я распахнула дверь и выпрыгнула, прежде чем кто-либо из охраны успел возразить. Не обращая внимания на их советы оставаться внутри, я протискивалась между верховыми гвардейцами и телегами с багажом, застывшими слугами и паланкинами с дамами, которые изо всех сил обмахивались веерами и сетовали на невыносимую жару, так что даже не заметили, как я прохожу мимо.

— Ваше высочество! — окликнули меня сзади, я обернулась и увидела, что Танака последовал за мной, золотые нити его одежды поблескивали на полуденном солнце. — Ваше высочество, заклинаю вас…

— У этих людей флаги Отако, — сказал нагнавший меня Танака, с его лица исчезло добродушие.

— Я вижу.

— Не торопись, — прошептал он, когда мы оказались в авангарде кавалькады, схватил меня за руку и на мгновение сжал ее, чтобы приободрить.

Я замедлила шаг. Все выворачивали шеи, чтобы лучше рассмотреть перегородивших дорогу людей. Некоторые из них были в простой солдатской форме, а другие в коротких шерстяных рубахах и штанах, как у крестьян. Лишь несколько человек щеголяли в одежде из ярких тканей тонкой выделки, а в основном все затопили коричневый, синий и грязно-бурый. Белые флаги трепетали на концах длинных шестов, а многие люди несли молитвенные дощечки, маленькие и побольше, исписанные длинными строчками слов.

Его императорское величество Кин Ц‘ай наблюдал эту сцену, сидя на своем темном коне, шагах в двадцати от нас, пока его одетый в черное слуга разговаривал с предводителем смутьянов. Император тем временем переговаривался с одним из своих советников и с придворным священником, отцом Окоми. Казалось, будто они просто решили дать отдых лошадям, так мало интереса они выказывали к происходящему, но гвардейцы за спиной его величества застыли в напряженных позах и встревоженно посматривали по сторонам.

Матушкин паланкин возвышался в центре дороги, как драгоценная шкатулка, носильщики поставили его, чтобы вытереть потные лица и размять руки. Когда мы подошли ближе, из-за штор показалась ее рука, в молчаливом жесте приказывающая нам остановиться.

— Но что там проис…

Я наступила Танаке на ногу, и он закрыл рот. Слишком много глаз вокруг. Слишком много ушей. Возможно, глупо было выходить из экипажа, но сидеть там в полном бездействии и не показываться, когда остались считаные дни до объявления наследника императора… От людей, которых все в империи забыли, куда проще избавиться.

Напряженную тишину нарушало только хлопанье знамен на ветру — белых впереди нас и алого дракона над головой Ц‘ая. Несколько гвардейцев переминались с ноги на ногу. Слуги положили на дорогу свою ношу. А генерал императорской гвардии Рёдзи пошел в нашу сторону, мрачный и на взводе.

— Ваше высочество, — сказал он, каждой черточкой стареющего лица излучая неодобрение, — прошу вас, вернитесь в экипаж, там безопаснее. Мы пока не знаем, чего хотят эти люди.

— Именно по этой причине я останусь с матерью, генерал, — ответил Танака, и Рёдзи с неохотой кивнул. — Кто эти люди?

— Солдаты. Крестьяне. Мелкие землевладельцы. Несколько очень смелых приверженцев императора Отако, которые считают, что им нечего бояться, и высказываются открыто. Вам не о чем беспокоиться, мой принц.

Мой принц. Это был необычный оборот, но я давно уже научилась вслушиваться в подобные фразы и различать скрытые в каждом слове послания. Танака понимающе кивнул и остался на месте. Высокий, худой и статный, он притягивал всеобщее внимание.

К нам подбежал гвардеец.

— Генерал! Генерал Рёдзи, его величество требует, чтобы вы приказали солдатам-смутьянам и прочему сброду немедленно убраться с дороги.

Больше он ничего не прибавил, а развернул коня и порысил в авангард кавалькады. Я последовала за ним.

— Мико, — прошептал Танака. — Мы должны остаться здесь, вместе с…

— Пойдем со мной, — сказала я, взяла его за руку и потащила за собой. — Пусть все увидят наследников Алого трона, самое время.

Матушка выкрикнула из-за штор новое предупреждение, и я на мгновение заколебалась, но все равно храбро потащила его вперед.

Во главе кавалькады генерал Рёдзи спешился и встал перед демонстрантами.

— Как командир императорской гвардии, требую, чтобы вы очистили дорогу. Сообщите о своих нуждах как подобает, — сказал он. — Хотя вы протестуете мирно, препятствия для проезда по имперским дорогам будут расцениваться как государственная измена.

— Как подобает? Это что же, пожаловаться подлецам южанам, которые заполучили все бразды правления, на подлецов южан, которые заполучили все бразды правления? — прокричал ближайший солдат под хор одобрительных голосов. — Или южанам-чиновникам, которые заняли все посты в правительстве? — Снова раздался одобрительный гул, теперь уже громче — все демонстранты взорвались гневными выкриками. — А может, налетчикам-чилтейцам, которые грабят наши города и деревни, сжигают поля и дома и убивают детей, пока пограничные батальоны сидят сложа руки?

Он был настолько зол, что его не могло остановить чувство самосохранения. Солдат шагнул вперед, тыча крючковатым пальцем в его величество. Император Кин прервал разговор с отцом Окоми и уставился на солдата. Тот распалился еще сильнее.

— Вы допустили уничтожение севера и молча смотрели, как нас втаптывают в грязь, только потому, что когда-то мы стояли под знаменами Отако. Вы…

— Генерал, — сказал его величество, не повышая голоса, но так, чтобы все слышали. — Я собираюсь отправиться дальше. Уберите их с дороги.

Я смотрела, как он хладнокровно сидит на своем огромном коне, и пылала от злости, вспомнив покушение на Танаку. Он с такой же легкостью разделался бы и с протестующими, потому что не желал видеть неприятную правду.

Я отпустила руку Танаки, вышла на пустое пространство между придворными и сердитыми демонстрантами и остановилась рядом с генералом Рёдзи.

— Не стоит проливать кровь, — сказала я, стараясь говорить громче. — Его величество едет на север, чтобы вновь принести присягу Кисии и выслушать ваши жалобы, и, если все и в самом деле обстоит так, как вы описываете, долг повелевает исправить положение. Как представитель рода Отако по матери и Ц‘ай по отцу, благодарю вас за верность и службу Кисии, но прошу отойти с дороги, чтобы мог проехать император. Наместник богов не может принимать важные решения на обочине.

По рядам зрителей затрещал напряженный смех. Демонстранты опустили молитвенные таблички и встали плечом к плечу, простолюдины и солдаты, глядя на меня жадными глазами. Их предводитель облизал губы, посмотрел на генерала Рёдзи, потом на Танаку и, запинаясь, произнес, обращаясь скорее к Танаке, чем ко мне:

— Вы просите нас как представитель обеих семей. Обещаете нам поступить по справедливости. Но говорите ли вы как наследник его величества?

Генерал Рёдзи фыркнул. Кто-то за моей спиной охнул. Задав смелый вопрос, солдат гордо застыл посреди дороги, но его взгляд шнырял туда-сюда, оценивая опасность, как у бывалого вояки.

— Ваша вера в меня делает мне честь, — сказал Танака, тоже повысив голос, чтобы все его слышали. — Надеюсь, однажды я буду стоять перед вами как наследник и ваш император, но это решение принимают боги, а не я. — Он раскинул руки. — Если вы хотите, чтобы вас услышали, вознесите молитвы богам. Я буду рядом во всех ваших бедах, буду сражаться за вас. Буду любить и заботиться о своем народе. Если боги в своей бесконечной мудрости признают меня подходящим для этой роли, я буду служить вам в меру моих скромных сил и способностей.

Его имя громко раскатилось по толпе, и я постаралась не завидовать тому, с какой легкостью он завоевал их любовь. Толпа подалась вперед, вытягивая руки, чтобы прикоснуться к нему, словно он бог. Он таковым и выглядел — высокая фигура в золотом одеянии, окруженный людьми, которые кланялись, касаясь его ног, и благодарили, в то время как другие поднимали дощечки к небу и возносили молитвы.

Мы были осторожны и не произнесли ничего, что можно счесть изменой, но чем сильнее толпа превозносила принца, тем опаснее становилась ситуация, и я подняла дрожащие руки.

— Понимаю, что вас переполняет любовь к моему брату, — сказала я, перекрикивая их молитвы. — Но теперь лучше разойдитесь. Попроси их уйти, Тана.

— Разве ты не этого хотела? — отозвался он. — Пусть его величество видит, как ему следует поступить.

— Он уже видел достаточно. Пожалуйста, попроси их разойтись. И побыстрее.

— Как скажешь, сестренка. — Послушайте! — он тоже поднял руки. Меня толпа проигнорировала, но перед ним все благоговейно умолкли. — Пора разойтись и пропустить его императорское величество, наместника богов, на плечах которого Кисия…

Пока Танака говорил, я обернулась, чтобы посмотреть на реакцию императора, но мое внимание привлекло темное пятнышко на голубом небе. В нашу сторону взметнулась стрела, прочертив в воздухе дугу, как пикирующий на добычу ястреб.

— Берегись!

Кто-то закричал. Толпа в панике отхлынула, и Танака оказался в ловушке толкающихся людей. Без охраны. Без щитов. Я ничего не могла сделать. Мои руки были пусты. Еще утром я стояла в дверях его комнаты и была уверена, что он вот-вот умрет, но сейчас… Без лишних раздумий я выхватила из рук ближайшего демонстранта молитвенную дощечку и накрыла голову Танаки. Стрела с гулким стуком врезалась в дерево, расщепив его. Мои руки задрожали. На мгновение в знойном полуденном воздухе стало так тихо, что я слышала только вибрацию стрелы.

— Они напали на принца, прикрываясь флагами миролюбия! — послышался крик из-за наших спин.

Предводитель протестующих поднял руки, словно решил сдаться.

— Это не мы! Не мы! Мы лишь попросили его величество объявить своего наследника и…

Его горло пронзила стрела, отбросив солдата на стоящих позади него. Остальные поднимали молитвенные дощечки и белые флаги в надежде, что их выслушают, но императорская гвардия обнажила мечи и начала теснить толпу. Один гвардеец полоснул по горлу стоящего на коленях мужчины, другой подсек мечом бегущего. Лишь у немногих протестующих солдат были мечи и ножи, большинство же были простыми и безоружными крестьянами.

— Прекратите! Хватит! — закричал Танака, когда на него брызнула кровь из горла стоящего рядом человека. — Если я не…

Генерал Рёдзи схватил Танаку за руку.

— Возвращайтесь в экипаж! Немедленно уходите отсюда!

— Но они не…

— Да, это не они, это сделали вы.

Он потащил Танаку подальше от сумятицы, обратно к кавалькаде, и я последовала за ними. Нас провожали молчаливыми неодобрительными взглядами. Матушка убрала руку за шторы паланкина, но его величество внимательно наблюдал за нами из-за спин собравшихся поглазеть на резню придворных, и на мгновение наши взгляды встретились. Он не сказал ни слова и не пошевелился, но на миг мне показалось, будто он улыбнулся, мрачно, но с уважением. Правда, потом я начала в этом сомневаться. Просто выдала желаемое за действительное, не более.

Эдо ждал у дверцы экипажа, но как только Рёдзи привел Танаку, немедленно скрылся из вида, придержав для меня дверцу. Я заняла свое место, дрожа с головы до пят.

Генерал сунул голову внутрь.

— У тебя есть предсмертное желание, мальчишка?

— Я лишь пытался предотвратить кровопролитие, генерал, если вы не заметили.

— И тем самым нарисовал у себя на спине огромную мишень.

— Народ меня любит!

Ухмылка генерала Рёдзи больше напоминала звериный оскал.

— Думаешь, они приветствовали тебя? Они тебя даже не видели. Перед ними снова стоял Катаси Отако.

— Я рад, что выгляжу…

— Твой отец был предателем. Чудовищем. Он убил тысячи человек. А ты…

Он явно не сумел подобрать нужные слова и захлопнул дверь. Я крикнула вознице, и карета потряслась дальше. Танака нахмурился, не обращая внимания на озабоченные вопросы Эдо, а снаружи на Поля Шами лилась кровь людей, готовых умереть ради семьи Отако.