Без пощады – 3

Дем Михайлов (2024)

Последний роман из трилогии о Нортисе Вертинском — юном мстителе, начавшем собственную кровавую вендетту на улицах мрачного и коррумпированного города Астероид-Сити. Он один против всех. Он ненавидим всеми. Но он не собирается отступать…

7

— Хма-а-ауль! — провыл трясущийся чернокожий наркоман, с ужасом глядя на свои перетянутые жгутами израненные ноги. — Мне бы к доку… мне бы к доку…

— Хмауль? — тихо переспросил седобородый неприметный дедок, сидящий на лавке у двери и неспешно потягивающий крепкий сладкий чай из треснутой чашки. — А что еще знаешь?

Один из крепких парней врезал наркоману, и тот покатился по полу, оставляя красные пятна.

— ХМАУЛЬ! ХМАУЛЬ! ХМАУЛЬ НАНЯЛ! — заорал он, корчась от боли. — Дока… дока бы! Или дозу!

— Дайте ему, — кивнул дедок, и к шее наркомана прижался многоразовый дозер из помутневшего пластика.

То, что содержалось в дозере, не назвал бы чистой смесью никто — даже самый конченый наркоша. Но эта смесь была не для своих домашних наркоманов-бедолаг, а для чужих — а тех не жалко. Получивший приход химического кайфа израненный доходяга забыл о своих ногах и торопливо заговорил, стараясь вспомнить каждую мелочь. Вот только вспоминать ему было особо нечего — он назвал лишь пару чудом вспомненных имен да увиденную мельком блестящую черную машину. Закончив, он утер сопли о плечо и робко улыбнулся внимательному слушавшему дедку.

— Все? — уточнил тот.

— Все! — облегченно выдохнул наркот и через секунду умер от короткого выверенного удара ножом в сердце.

Когда он затих, убивший его мужчина средних лет повернулся к старику и мрачно произнес:

— Хмауль из макаронников. Это прозвище.

— Слышал о таком, — кивнул задумавшийся дедок.

— Получается, итальяшки на нас поперли? Под шумом решили разобраться с нами?

— Чушь! — буркнул старик и, оставив чашку, поднялся, опираясь на потемнелую от возраста деревянную трость. — Подстава это. Кто-то хочет столкнуть нас лбами с макаронниками. И не пожалел ради этого дела нескольких сотен кредов.

— А если все же итальяшки?

— Ты, Семен, соображать так и не научился, гляжу…

— Пап…

— Не папкай мне тут… Сам подумай — кто бы в здравом уме решил, что такими силами нас можно взять? Это чья-то мелкая пакость — и не слишком умелая. И от этого обидно чутка…

— Почему?

— Ну, раз они рассчитывали, что мы клюнем на приманку и пойдем крошить итальянцев — значит, считали нас дураками. А это обидно. Надо бы отыскать этих негодяев. И дать им почитать Достоевского — там, где про топор. А затем показать на практике. Понял меня, Семен?

— Понял. Найдем. Покажем. А с макаронниками что?

— А с ними я сейчас свяжусь и поговорю. Раз укололи нас — уколют и их, выставив все так, будто русские Ваньки атакуют.

— А Хмауль?

— Он ли это был? Если верить покойным, — дедок безразлично взглянул на три вытянувшихся на полу трупа, — то этот Хмауль раз семнадцать свое имя повторил. Он же не глухих нанимал. Тупых — да. Но не глухих. Опять же, если нанимаешь таких никчемных, значит, нанимаешь втемную — так зачем имя свое орать во всеуслышание?

— Я понял.

— Усиль охрану периметра. Убедись, что все наши внутри. Отправь квартальных — пусть считают прямо по головам. Всем что-то услышавшим поясни доходчиво: итальяшек мы уважать не уважаем, но ни в чем не виним. А как разберемся — расскажем всем что да как. Понял?

— Да.

— Выполняй… И чтобы никто из наших наружу не совался! Сообщили мне тут, что вошел ударный отряд полицейских — и ведет его сам бравый лейтенант Линдрес…

— Вот дерьмо…

— Рот!

— Прости, пап…