Инфер 3

Дем Михайлов, 2021

Мир, которого мы еще не знали. Постапокалиптичные огромные города, удивительные племена с самыми причудливыми и порой страшными обрядами, невероятные чудовища, что бродят по густым джунглям, безводным пустыням или же скрываются в мутной воде рек… В этом цикле Оди, же безжалостный, смотрящий только вперед, продолжит свой путь, пытаясь докопаться до сути происходящего вокруг безумия. Пытаясь отыскать того, кто ответственен за происходящее.

Глава вторая

— И я снова в эфире, сурверы! Смело жгу еще одну монету памяти под себя! Мудрые откровения Даттона — бессмертного и крутого пилота экза модели Гражданский Патриот! Поступь моя тяжела! А ум остер! Поговорим о бабах, сурверы? Но о бабах настоящих — простых, незамудренных, в мужские суровые дела не лезущих, но зато удовлетворенных. Вы таких знаете? Нет? И я нет! А почему? Потому что трахаем мы наших баб мало! Не удовлетворяем мы их! Не насыщаем! И оттого они, свои тарахтелки включив, лезут в каждую дырку, по каждому поводу свое мнение имея… Плохо мы с бабами обращаемся, сурверы! Они ведь нам раньше не ровня были — и местом своим у ног наших они довольствовались! А теперь ты погляди только — бабы уже на позиции смотрителей лезут! Со мной в охранке бок о бок служат! А ведь их дело простое — детей нам рожать, супы наваристые готовить, дома убираться и побольше молчать. Мне на днях одна говорит — давай я твоим сменщиком по экзу стану! Каково?! Сказанула так сказанула. Я обижать дурную не стал, конечно. Усмехнулся только сурово — ну сами знаете, как я умею на место одним взглядом мужицким поставить любую возомнившую. А эта возомнила! Нет, сурверы, вы как хотите, а баб трахать надо! А у нас в Хуракане бабопотребление пониженное! Больше! Больше баб потреблять надо! Помните наказ Даттона, сурверы — бабопотребление должно расти! Иначе дождемся беды похлеще демократии!

— Вот урод, — с каким-то даже уважением хмыкнула Ссака, вытаскивая из нутра своего экза отговорившую свое монету памяти и после короткой задумчивой паузы швыряя ее в мутную воду Рио-Гранде. — В задницу твою мудрость, Даттон!

— Эта информация потеряна навсегда, — заметил Хорхе, протягивая мне тарелку с горячим неизменным рагу. — Не нужно тебе — отдай мне.

— А пасть не завалишь, повар?

— А нахер не пойдешь, новенькая? Если бы не командир — драли бы тебя сейчас плуксы в задницу! И так — годы напролет! Так что крутую из себя не строй!

— Да ты никак зубы отрастил?

— А тебя, похоже, давненько не трахали, раз такая говорливая?

— Я тебя…

— Уняться всем, — лениво буркнул я, с легким одобрением глядя на разошедшегося Хорхе. — Врубай следующую монету, Ссака.

— Ощущение, будто завожу музыкальный автомат — хрен его знает какая песня выскочит следующей. Ты видел хоть раз эти автоматы, что стояли раньше в каждом баре? Стилизованные под середину двадцатого века. Пихаешь в него монету, бьешь кулаком по кнопке «случайно» и лотерея пошла — либо заиграет музыка, либо выскочит из двери какой-нибудь хрен с кастетом.

— Запись.

— Врубаю.

— Даттон здесь! — проскрежетал проигрыватель «монет». — Я снова в эфире! Интересно, разрешат ли мне проиграть пару своих записей в Проповеди Экспульсо… было бы неплохо. Недавно у меня что-то сильно кололо в правом боку, и решил я навестить гадалку. Подставил ей небритую жопу, она мне там все хорошенько осмотрела, потыкала пальцем и успокоила — ничего страшного, жить буду. И предостерегла от самой главной моей беды — не доверять чертовым бабам! Не верить ни единого их слову! Передал я слова гадалки доверенным камрадам во время последней попойки в баре Старого Дриста… а они чего-то ржать начали, спрашивают, верю ли я гаданию. Может, я не улавливаю чего? Но все знают, что Культу можно верить! Их запас сушеного экса велик! Зловонные духи предков шепчут им на ухо! И только они по морщинам в жопе могут так точно предсказать судьбу любого сурвера. Я не пожалел пяти динарио — и как по мне, сделка хороша! Итог понятен! Главное — верить предсказанию гадалки и не верить словам баб! Я понял свой курс и последую им! Проклятье… что-то опять заедает левый коленный сустав моего Патриота… не пришлось бы лезть в воду там, во внешней ауре… Почему-то вода пугает меня последнее время… может, снова навестить гадалку и спросить, почему я задыхаюсь по ночам? С вами был Даттон! Отбой связи, сурверы! Главное — не верьте бабам!

— Он реальный конченный тупой ублюдок, — с легким восхищением произнесла Ссака. — Следующую запись, лид? Они прямо заходят мне…

— Врубай, — согласился я, опуская на бревно опустевшую миску и берясь за приклад лежащего на коленях дробовика. — Гоблины! Прижать жопы к бревнам! Каппа! Продолжайте с той же скоростью.

— Да, лид.

Выше по течению показалось то, что вполне можно было бы назвать деревянной крепостью. В основании покоится множество солидных бревен вперемешку с сетками, набитыми пластиковыми шарами, там же покачиваются огромные понтоны. И все это держит на себе трехметровые дощатые стены. Дальше начинается куполообразная крыша, созданные из умело переплетенных бамбуковых стволов, охапок соломы и листьев. С двух сторон имеется что-то вроде причалов, там пришвартованы мелкие плотики и немало узкие лодок с загнутыми носами.

Колья… двойной частокол деревянных кольев окружает эту плавучую хреновину со всех сторон, причем это даже не частокол, а боевое заграждение вроде противотанковых ежей. С левой стороны часть толстенных кольев обломана, на уцелевших видна кровь. У этого пролома суетятся загорелые гоблины, что из всех сил тянут за уходящие в воду толстые веревки. Вот они дружно подались назад, над рекой пронесся их хриплый крик и… в водной толще мелькнула огромная туша с лоснящейся серой кожей.

— Гиппо, — произнеся я, с нескрываемым изумлением глядя на размеры этого зверя. — Верно?

— Гиппопотамо, — подтвердил Хорхе. — Дивинус, сеньор. Это точно дивинус…

— Он весит под шесть тонн, наверное. — присвистнула Ссака.

— Они убили божественного зверя? — прошептал кто-то из гоблинов ВестПик. — Надо помолиться… Сеньор… разрешите упасть на колени и взмолиться с плачем?

— В жопу себе поплачь, — буркнул я, поднимаясь. — Ссака, повремени с записями бравого вояки Даттона. Нас заметили…

— Путники! — на краю ближайшего к нам пирса появился тощий старик. — Мы рады вам! Добро пожаловать! Опустите оружие — в нем нет нужды! Мы мирный народ и чтим Мать и ее заветы!

Почему они всегда посылают вперед стариков? Типа мудростью своей должны покорить пришлых еще на расстоянии? Или подкупить своей ласковой беззубой улыбкой?

— Мы причаливаем! — рявкнул я.

— Племя всегда радо гостям! Мы мирный народ и чтим заветы предков. Вас будет ждать сытный ужин среди друзей и долгая ночь в безопасности! Добро пожаловать к людям большой воды, странники, добро пожаловать в племя Рио Рохо! Добро пожаловать в дом племени Аквас Транкилас!

Белозубо скалясь в ответ, Ссака прошептала:

— Будут ли они так рады нам, узнав, что случилось с той девкой и тем парнем?

— Даттон, — напомнил я, снова усаживаясь.

— Ах да…

— Даттон туточки! Сегодня великий день, сурверы! Сегодня я собственными зенками увидел засушенное и сбереженное желтушное экспульсо моего прапрадедушки Доттона! Это зрелище стоило уплаченной десятки! Только представьте — сто лет назад он, подыхая от боли, срал в последний раз на пластиковый поддончик, передавая свою мудрость Культу. Он был одним из первых, кто истинно уверовал! Мне подарили крохотный комочек его фекалий. Сегодня воскурю его вместе с какой-нибудь симпотной девкой! Может, еще курнуть тасманки? Говорят, от этого видения становятся ярче, а предки говорят громче… Пусть это запретная дурь, но правила для того и созданы, чтобы их обходить… Но я бы отдал всю свою заначку, а вместе с ней и экспульсо прапрадеда в обмен на право пощупать реально загорелую упругую жопу… Бабью жопу, конечно! Вы не подумайте там чего!..

К нам прилетела пара причальных канатов, в бревна уперлись тут же согнувшиеся от натуги шесты, и мы медленно ткнулись в причал плавучей крепости племени Аквас Транкилас. От десятка широких улыбок я аж отшатнулся и с удвоенным подозрением прошелся взглядом по чересчур улыбчивым физиономиям речных гоблинов. Те ничуть не смутились, растянув будто резиновые губы еще сильнее. Первым выпрыгнув на причал, я сделал шаг и… замер, с крайней задумчивостью глядя на длинные ряды светильников, тянущихся по периметру круглой крыши. Если их врубить разом, то пространство вокруг крепости зальет ярким светом. Одна проблема — светильников было слишком много. К тому же мое внимание к себе приковало что-то вроде тростниковой хижины со слишком уж тщательно защищенной пластиковыми листами крышей. Я сдвинулся чуть в сторону и в щелях тростниковой занавеси увидел знакомое мерцание витрин торгматов. Там минимум два таких устройства. Опустившись на колено, чем изрядно удивил смуглых гоблинов, я вгляделся в воду ниже по течению и не сразу, но все же разглядел теперь уже ожидаемое.

— Что такое, лид? — хрипло поинтересовался явно уставший, но решивший этого не показывать Каппа.

— У них море ламп, пара торгматов как минимум, а под деревянной жопой этой крепости работают мощные движки, — произнес я.

— Вон якорная цепь.

— Плюс якоря, — кивнул я. — А движками подрабатывают, чтобы снизить нагрузку на цепи. Ведь так, дедуля? У вас есть движки?

— Конечно, есть! — обрадовался тот вопросу. — Мать любит нас! Всегда любила! Двигателям уже двести лет, а все работают без единой поломки! Мы пользуемся их могучей силой с благодарностью, ежедневно молясь о их сохранности — и пока что наши мольбы достигают ушей всемогущей Матушки.

— Двести лет без единой поломки? — уточнил я. — Прямо вот, сука, как часики два века отработали, да?

— Вижу, ты злой человек…

— Злой, — кивнул я. — Так что там с движками?

— Я лишь скромный рыболов и речной трудяга, амиго. Тебе следует поговорить с нашими старшими. Про двигатели же… могу сказать, что на моей памяти они лишь однажды затихли. Нас начало сносить вниз, тягалы не справлялись…

— Тягалы?

— Сильные воины с канатами — мы помогаем божественным двигателям поднимать нас вверх по течению, когда река сужается и становится слишком быстрой.

— И движки сломались…

— Наши молитвы достигли Матери, когда мы возопили к ней! И двигатели ожили!

— Ожили?

— Ожили! — гордо заявил старик и, подпрыгнув, дал себе двойной шлепок по ягодицам. — Ух мы обрадовались!

— Не выпил ли ты, старый?

— Нажевался белой коки всласть! Дать?

— Где вы берете энергию? Для всех ламп, для двигателей…

— Нетленное сердце вечно стучит под капотом, — вдруг выдал старик и, закашлявшись, махнул рукой и куда-то заспешил, сильно при этом скособочившись. Обернувшись столь же внезапно, он с вернувшейся улыбкой, стуча при этом себя изо всех сил кулаком по груди, пояснил: — Легочные черви требуют дурманного дыма, чтобы уснуть. Но я вернусь!

— Ну да…

— Наши старшие внутри. Заходите, гости! Младшие проведут вас.

— Мы не любим такое оружие, — тихо заметил подошедший ко мне плечистый малый, умудрившись одним взглядом указать сразу на весь свисающий с меня огнестрел.

— Да что ты, — поразился я. — А че так? Потому что железные палки громко бухают?

— Э-э-э… мы не дикари, амиго, — улыбка «не дикаря» стала чуть натужной. — И мне лично знаком принцип действия огнестрельного оружия.

— А по тебе не скажешь, — признался я, критически оглядывая его.

Мышцы, мышцы, шорты, мышцы и горделивый ирокез.

— И мы не любим грубости. Мы доброе племя Тихой Воды. Мы не терпим насилия.

— Ложь, — усмехнулся я, резко останавливаясь.

Речник едва не ткнулся мне носом в плечо и изумленно заозирался, поняв, что, несмотря на попытку забрать у нас оружие еще на пирсе, мы уже стояли рядом с хижиной, скрывающей в себе торгматы.

— Ложь, — повторил я. — В вашем сраном племени полным-полно зависти, здесь обитают гребаные насильники и убийцы.

— Это не так! Мы молимся Матери!

— Да посрать, кому вы там молитесь. Слова — всего лишь слова, а действия определяют! Вон на том берегу мы видели убегающую перепуганную девку. Она так спешила убраться от вашего собрата, что сперва налетела глазом на древесный шип, а затем влетела башкой под колесо моего внедорожника! Если остались на шинах ее мозги — иди и выковыривай! Не знаю, как там ее имя, но как кричал ее преследователь — она сделала ошибку, когда выбрала дохляка Сьюга. Он украл девчонку, отвез подальше на плоту и устроил себе веселую охоту с загоном дичи. А в конце охоты радостный финал — оттрахать жертву во все дыры, а затем отрубить ей башку. Вот оно, ваше славное племя Спокойной Воды, что не любит огнестрел и молится ржавой железяке.

— Святые духи, — с явной обеспокоенностью пробормотал низенький толстенький дедушка в разноцветной коротковатой циновке на плечах. — Они оба исчезли… мы думали, ее унесло течение, а он бросился искать…

— Ну да, — повторил я свою усмешку и ткнул пальцем в тростниковую занавеску: — Торгматы работают со всеми?

— Со всеми, к кому благоволит Мать, — кивнул старик. — Скажи мне, незнакомец, где мы можем отыскать тела наших соплеменников…

— Их поглотили джунгли, — мотнул я головой в сторону ярко-зеленой стены, тянущейся вдоль берега. — А рядом бродит дракон. Рискнете отправиться поискать?

— Пусть их тела поглотили грязь и желудки зверей, их души уже пребывают с нашими предками.

— Так я и думал. Ты вождь?

— Я скромный советник.

— Вождь, — кивнул я. — Я Оди.

— Моя имя Мигель. Прошу отдохнуть в тени наших гостевых покоев, воин Оди. И добро пожаловать в племя.

Еще раз глянув на вход в хижину, я поманил к себе Хорхе, а затем уставился на уходящий в воду наклонный дощатый настил, что со стоном принимал на себя медленно втягиваемую серо-розовую тушу.

— Сначала поглядим на вашу добычу.

— С оружием во внутренние покои нельзя, странник, — добродушно улыбнулся старик, но в его глазах предостерегающе мелькнули опасные искры. — Прошу понять правильно, идальго — я одобряю твою осторожность. Этот мир не то место, где можно доверять незнакомцам. Но и ты пойми — если мы нарушим наши же правила и законы из-за несговорчивых чужестранцев… что наши дети скажут о своих отцах? Станут ли они потом выполнять эти законы сами, если их попирают все кому не лень? Станут ли люди уважать меня, старого советника, что так легко позволил пришлому нарушить наши священные законы? И в следующий раз, когда я скажу повернуть налево, чтобы обойти опасную песчаную отмель… послушают ли они меня? Я прошу тебя проявить уважение.

Всмотревшись в лицо Мигеля, я медленно кивнул, а затем отрицательно покачал головой:

— Мне плевать на ваши законы. И я не сдам вам оружие. Не отдам ни одного ствола. Но я не хочу устраивать здесь бойню. Поэтому мы останемся на нашем плоту. Так сойдет, советник Мигель? Считай, что мы остаемся на нейтральной территории — ведь река вам не принадлежит, так?

— Это более чем достойный договор, — кивнул старик. — Спасибо за проявленное уважение, амиго. Мы принесем угощение сюда.

— И принеси заодно на показ ту пушку и те боеприпасы, которыми вы сделали вон те дыры в жопе гиппо. — произнес я.

— Дон Мигель еще не закончил говорить с тобой! — зло произнес остававшийся рядом парень и ткнул меня ладонью в плечо.

Ткнул и с изумленным вскриком отлетел, когда я снес его со своего пути. Он упал в воду, тут же извернувшись и змеиным ловким движением выскочив на пирс. Утер с лица воду и замер, когда старый Мигель с добродушным смешком проворчал:

— Уймись, Феликс. Этот идальго тебе не по зубам. Научись уже понимать, к кому можно соваться… а кого лучше обойти стороной. Это про него и его отряд ходят слухи по всей Рио Рохо. Чужак, что явился ниоткуда. Чужак, что убивает с той же легкостью, с какой ты почесываешь сраку по утру. Уймись, Феликс. И отыщи Сьюга. Приведи к вождю.

— Да, дон Мигель, — с нескрываемым уважением сказал Феликс и побежал по пирсу, обогнав меня, схватившись за один из многочисленных канатов, на котором и унесся вдоль стены плавучей крепости.

— Пушку, старик, — напомнил я. — Покажи мне пушку. И боеприпасы.

— Джи-ди-джи скажу я тебе. Еще одно слово — нитроэкспресс. Нитроэкспресс семьсот.

— Джей-ди-джей? — полуобернулся я. — И старый добрый нитро… В старые времена тем, у кого обнаруживались при себе такие патроны и ружья экотеррористы отстреливали руки и ноги. Или засовывали стволы им в задницы, а затем с веселыми воплями жали на спуск.

— Я не настолько весельчак, амиго Оди. Я старый советник, боящийся за родное племя. И поэтому мы применяем оружие, что подарила нам Мать, только в подобных случаях… огромный дивинус способен натворить бед за считанные мгновения.

— Спятивший дивинус…

— Водяной гордый конь сошел с ума, — со скорбью кивнул Мигель. — Ты не заберешь наши пушки?

— Сколько детей у вас в племени?

— Почти десяток. Самому маленькому два года. И трое женщин беременны.

— Я не заберу ваши пушки, старик, — проворчал я. — Но взглянуть хочу. Принеси.

— А если бы детей было бы только двое? — поинтересовался Мигель. — Или лишь один?

— Не ковыряй мою психанутость, старик. Сожжёшь ногти и яйца.

— Честный ответ.

— Пушки.

— Пушки тяжелы. Мне это давно уже не под силу. Но твое желание будет выполнено, Оди. Желаешь что-нибудь еще?

После короткой паузы я кивнул, глянув на подбежавшего Хорхе:

— Меновую торговлю. Любите консервы с тушеной страусиной жопой?

— Бункерснаб…

— Верно.

— Мы любим торговать. И мы любим страусиные жопы. Я оповещу наших… торговых умельцев.

Демонстративно хрустнув шеей, Хорхе вопросительно глянул на меня, явно ожидая разрешения подготовить все для торговли.

— Там торгматы, — ткнул я пальцем в хижину. — Проверь, как они на тебя отреагируют.

— Мать… Система давно плюнула на меня, лид.

— А ты проверь. И проводи советника Мигеля до лестницы. Попроси перебросить пару проводов для подзарядки. И скажи сержанту, что после захода солнца я не хочу видеть наш плот освещенным.

— Есть!

Хорхе, чуть прихрамывая, убежал, глядя через плечо округлившимися глазами. Понимаю тебя, бывший советник, понимаю. Этот гиппо впечатляет…

Даже мертвый зверь вызывал уважение. От его массивной туши хотелось отступить. И я единственный из всех, кто находился сейчас на наклонном и мокром от крови пандусе, стоял во весь рост, а не пребывал на коленях. Задумчиво склонив голову на плечо, я медленно скользил взглядом по толстой серой коже, по искалеченной огромными пулями плоти, откуда тянулся едва заметный дымок. Я не обошел вниманием огромное количество шрамов, что испещряли тело гиганта. Ноги вызвали особый интерес — они были вылеплены из одних только мышц, обтянутых кожей. Сразу ясно — этот зверь умел не только бодро плавать, но и вполне мог пробежаться с достаточно солидной скоростью. Зверь-амфибия, что может патрулировать как саму реку, так и ее берега, при нужде удаляясь на большое расстояние. Выбор гиппо в качестве дивинуса был мудрым.

Меня кто-то попытался дернуть за руку, но я отвел ее, и промахнувший горбатый дедок злобно зашипел, шпигуя воздух мелкими брызгами зеленоватой слюны:

— Преклонись, бастардо! Это божественный зверь!

От небрежного удара коленом он улетел с пандуса в воду, но тут же выплыл и поспешно погреб к ближайшей лодке. Там его подхватили соплеменники. Оттуда же ко мне зашагало несколько крепких парней с короткими дротиками. Но они не дошли — на полпути на их дороге выросла вылезшая из экза Ссака, имеющая на себе из одежду одну только дырявую майку и старые шорты. Это не считая тяжелых армейских ботинок, которыми она в следующую минуту выбивала тупую дурь из обиженных за дедушку парней. Отвернувшись, я продолжил изучать мертвого зверя, что спустя десятилетия службы все же не выдержал и сошел с ума. Судя по количеству уже заживших побелевших рубцов, этот зверь плавал по Рио Рохо лет пятьдесят, а то и больше.

— Торгматы работают, сеньор Оди, — церемонно заявил подбежавший Хорхе и протянул мне оказавшуюся приятно прохладной банку. — Апельсиновый сок. Витамины для мозга!

— Закупайтесь, — велел я, коротко кивнув. — Больше напитков. Выгребай все лекарства, что можно купить.

— Валюта только внутренняя…

— Трать свое бабло, Хорхе, — буркнул я. — Живы будем — сочтемся, боец.

— На тебя не пожалею и последнего песо, лид. А вот остальные…

— Ссака!

— Да?!

— Как отмоешь ботинки — топай к торгматам. Проверь, как они сработают на отмерзлую старуху вроде тебя.

— Есть! — рявкнула наемница, сходя с трясущегося от полученного удовольствия парня с разбитой харей. — Что брать, если дадут?

— Хорхе пояснит.

— Ага.

— Там что вообще продают?

— Одежду, напитки, пищевые добавки, лекарства, а еще инструменты, обувь, веревки… много веревок!

— Берите все нужное.

Когда снова появился мудрый советник Мигель, Каппа тут же предупредил его издалека:

— Не вздумай навести оружие на командира, старик.

— Я мирный речник, о воин, — тихо улыбнулся советник племени. — Нам ни к чему конфликты…

— Ты меня слышал.

— Твои воины… жестоки, — сделал заключение Мигель, с горестью и с некоторым разочарованием глядя на распластавшихся на досках причала парней. — А эта женщина…

— Это женщина не из тех, кто позволит какому-то тупорылому обидчивому ушлепку похитить себя, отвезти на берег к дракону и там позволить гоняться за собой.

— Твоя правда… Но мы верим в великодушие Матери, что наказала нам проявлять доброту ко всему живому.

— Но когда дивинус сходит с ума — вы без колебаний стреляете в него пулями нитроэкспресс семьсот, — рассмеялся я, принимая из рук сопровождающего Мигеля мужчины тяжелое ружье.

Оглядев, вернул обратно. Однозарядное, переломное, машинное производство, оружейная сталь. Все настолько массивное, что при должном уходе прослужит вечно. На прикладе самодельная подушка, что должна смягчить чудовищную отдачу. В цевье предусмотрено отверстие для установки на специальную треногу — а она прямо над нами, на одной из террас плавучей крепости.

Второе ружье впечатлило меня еще меньше. Переломный двуствольный штуцер. Вес около десяти килограмм, ничего необычного. Идеально для пальбы по крупным целям, особенно если стреляешь почти в упор. У нас есть почти такой же, вот только боеприпаса под него ноль. Вернув и это оружие, я прошелся ногтями по зудящему от потения и грязи подбородку, задумчиво глядя на Мигеля.

— Хочу хотя бы десяток таких патронов.

— Их посылает нам Мать и лишь на благие, но горькие цели вроде…

— Ну да. Да… Хочу десяток патронов, старик. В обмен получите два дробовика под двенадцатый калибр и по десятку патронов к каждому. Не хочешь оружие — могу предложить консервы и водку.

— Водку? — Мигель облизнул губы.

— Водка Россогор. Что-то фирменное сурверское, если ты слышал о сурверах, что живут под землей.

— Все слышали эти легенды. Еще я слышал о бурбоне и коктейле Кентуккийский мул. И даже пил его… освежает…

— Бурбона нет. Есть водка и мескаль. Решай.

— Дробовик, двадцать патронов, два мачете и две бутылки водки Россогор. Мы чтим заветы Матери, но надо как-то… выживать… крутиться…

— Хорхе!

— Краем уха я уже слышал! Договоримся!

Опять поворачиваясь к мертвому гиппо, я равнодушно обронил:

— Мы заплатим наличкой за лекарства и крупнокалиберные патроны. Купим гранаты и мины.

— У нас такого никогда…

— Пригодится миномет.

— Говорю же! Наше доброе племя…

— Почти не торгуясь куплю пулемет.

— Добрый Оди, похоже, ты не хочешь услышать меня…

— Помимо налички у нас неплохие запасы бункерснабовских консерв. И у нас еще много водки…

— Я… мы посмотрим наши скудные запасы, команданте Оди… мы пороемся…

— Давайте, — кивнул я. — Ройтесь…

Потратив еще несколько минут на изучение мертвой туши, прикидывая, как он мог двигаться при жизни, оценив глубину оставленных кольями ран, когда обезумевший зверь на полном ходу протаранил периметр крепости, пытаясь прорваться к визгливым гоблинам, увидев внутри плоти металлическую сетку, я медленно двинулся по причалу. И я не упустил момент, когда медленно разворачивающаяся крепость вдруг замерла и начала отходить обратно, возвращаясь почти на середину русла. Раз… два… и мы заняли прежнюю позицию. В мутной воде стихли буруны.

Как-то все это знакомо…

Тут не может быть просто тупого понтона с движками. И это нетленное сердце, дарованное Матерью…

Неужели…

Развернувшись, я почти бегом добрался до нашего плота, куда несколько самых целых наших гоблинов уже стаскивали закупленные советником товары. Буквально впрыгнув в Гадюку, я успокаивающе рыкнул Каппе, схватил конец троса и ухнул в воду. Оказавшись в мутной толще, спокойно позволил гравитации утащить себя ко дну, не шевелясь, пока трос не натянулся, задрожав как струна. Вися на стальной паутинке, чуток подтянул себя выше, врубил фильтры, чтобы убрать лишнюю муть, и глянул на крепость племени Спокойной Воды снизу. Морду всегда можно загримировать, придать ей любой вид. А вот жопу… жопу ты, гусыня, от меня не спрячешь. Тут было полно связанных потемнелых бревен, выглядящих крайне плохо. Эта древесина давно пропиталась и отяжелела настолько, что уже должна была потерять плавучесть. Связывающие тросы глубоко ушли в ставшую податливой древесину, почти перепилив многие бревна. А кое-где это уже случилось. Бревна отошли в сторону, обнажая содержимое короба. Там хватало водорослей и мусора, но оценив общие размеры и очертания подводного «фундамента» плавучей крепости, я тихо рассмеялся и полез по тросу вверх, попутно дав по морде излишне любопытному молодому крокодилу.

Выбравшись на плот, я «вскрылся». Принял от подскочившего вездесущего Хорхе кружку кофе и шагнул к Каппе.

— Что там, лид? — не стал тот скрывать обуревавшего его любопытства.

— Подлодка, — тихо сказал я, глядя поверх кружки на возвышающуюся над рекой плавучую крепость. — Атомная подводная лодка. Старая, как этот мир. Да еще и обвязанная бревнами, возможно, выпотрошенная и наверняка лишенная ядерных зубов… но это подлодка. Причем большая. Ясно, что реактор функционирует, движки тоже в порядке, управляющая автоматика активна. Может, куда-то наверх выведено что-то вроде джойстика — в самый раз для аборигенов.

— Но…

— Говори.

— Когда крепость идет вверх по течению, они не полагаются на винты — все мужчины и женщины берутся за канаты и идут по берегам, тяня крепость вверх.

— Система не любит праздных гоблинов, — рассмеялся я. — Нет, Каппа. Дело не в винтах. Подлодка такого уровня легко поднимется по любой реке — была бы глубина достаточной. Похоже, в незапамятные времена, система дала этому племени бревенчатое основание, под которым спрятана подлодка, и намекнула, что не стоит лезть куда не надо. Те выстроили сверху крепость, обставились кольями против дивинусов и живут себе счастливо. Взамен они пашут на систему, беспрекословно выполняя все, что она от них требует.

— Торгматы сработали! — радостно доложила Ссака и помахала крохотными красными трусиками. — Первая покупка за годы! Пусть и тестовая — все равно приятно.

— И ты купила трусы, а не аспирин?

— Ха!

— А если голова заболит? — предположил Каппа.

— В таких трусах голова не болит! — буркнула Ссака, запихивая их в задний карман шорт. — Я же сказала — тестовая покупка! Теперь куплю полезное. Что там было про подводную лодку?

Пока Каппа вводил ее в курс дела — а заодно и хитрожопого Хорхе, что успел подскочить и услышать все самое главное, не выпуская из рук ворох черно-серых тряпок — я успел вспомнить оставшиеся детали:

— Водоизмещение большое, осадка метров десять. Длина гарантировано больше ста метров — там столько всего наросло за годы, что хрен разберешь. Но все эти наросты… подстрижены.

— Кем?

— Дивинусами, — пожал я плечами и отхлебнул кофе. — Или сервисными дронами. Подлодка старая. Вряд ли реактор последнего поколения. Да она и не может иметь своего депо для перезарядки реактора. Так что новые стержни и прочее сюда должны подвозить относительно регулярно — минимум раз в полвека. Может, чаще. Так что должен быть предусмотрен доступ внутрь. Что-то вроде достаточно большого шлюза, к которому может присосаться транспортная подлодка меньшего водоизмещения.

— И когда Мигель говорил, что как-то раз движки сдохли, и они все дружно начали молиться Матери…

— Ага, — кивнул я с ухмылкой. — Пока они елозили коленками по занозистым доскам, прямо под ними перезагружали реактор. Может, заодно обновляли по мелочи. Да похер. Главное — под нами подлодка, бойцы. Исправная атомная подлодка. А такие умеют нырять очень глубоко.

— Зачем? — этот логичный вопрос задал Хорхе, опередив Ссаку. — Вот нахрена нам подлодка, сеньор?

Каппа бы успел спросить раньше них всех, но он уже знал ответ и вопросительно глянул на меня:

— Формоз?

— Формоз, — кивнул я. — Проклятый мир-опухоль посреди океана.

— Он не может быть незащищенным…

— Вот поэтому было бы неплохо уметь уходить в недосягаемую глубину, — проворчал я.

— А ты умеешь управлять подводной лодкой, командир? — осведомилась переварившая информацию Ссака. — Я вот как-то не научилась… там везде автоматика, конечно, но…

— И что делать с племенем, живущем на подлодке? — выпучился Хорхе.

— Племя, — наименьшая проблема. — буркнул я, забирая у бывшего советника пару черных трусов, майку и шорты того же цвета, а к ним и бейсболку. — Ладно… ладно… Давайте обедать.

— Олимп… — произнес задумчиво Каппа, одновременно многообещающим жестом показывая сидящему на крыше внедорожнику гоблину, чтобы тот не на нас пялился, а по сторонам смотрел.

— Что с Олимпом? — поинтересовался я, оборачиваясь и глядя на видимую с любой точки исполинскую гору.

— Говорят, одна его сторона покоится в океане…

— Дорог много, — оскалился я. — А троп и тропинок еще больше. Мы найдем дорогу назад, мечник. Обязательно найдем.

— В планах?

— О да. Мне нужен мой отряд. Мне нужны мои гоблины.

— Когда?

— Для начала разберемся с руинами и драконами, сержант.

— Затем? — бесстрастно спросил Каппа, будто проблема дракона уже решена.

— Вернемся на базу, чуть накопим сил и бойцов, — продолжил я, понимая, что сержант хочет знать план. — И наведаемся к этим… транспортникам.

— На шагоходах? Лидер Лобо…

— Да похер, как зовут их лидера, — буркнул я. — А вот инфа от них нам нужна. Говоря о тропах — они их и знают. Я уверен, что эти транспортники знают пару тайных тропок, ведущих внутрь.

— Почему?

— Потому что снабженцы и транспортники всегда что-то да знают, сержант, — ответил я. — Пошли жрать. И заодно расспросим о драконе. На мескаль тебе и Ссаке не налегать. Хорхе тоже пусть воздержится.

— Сегодня?

— Сегодня, — кивнул я, переводя взгляд на берег с драконом. — Затягивать смысла нет.

Кивнувший мечник молча потопал дать пинка оплошавшему часовому, а я медленно пошел навстречу улыбающемуся Мигелю, несущему на плече увесистую сумку.

* * *

То, что мы оказались в обществе приличных алкашей, стало ясно минут через десять после начала раннего ужина. На боковой террасе плавучей крепости, обращенной ко все еще ярко освещенному «запретному» берегу, где обитал дракон, расположились «самые достойные». В это число вошел мой текущий костяк бойцов, благо с нашей позиции с краю был хорошо виден «родной» плот с гоблинами. Еще туда сбежалось не менее двадцати различной степени потертости дедков, что явно давно вышли из числа активных членов племени, но обросли таким количеством прежних заслуг, что отказать им в месте за пиршественном столом никто не посмел. Ну и завершала сборище племенная верхушка — даже сам вождь, что явился уже в жопу пьяным и, привалившись к стене, затих, изредка мелко кивая и механически вливая в себя пиво. На водку и мескаль сил у него уже не оставалось. Он был настолько в хлам, что не проявил ни малейшего интереса ни к кому из собравшихся. Его интересовала только полупустая бутылка пива, плюс изредка кто-то из особо достойных помогал ему подняться, добрести до дальних перилл и там подержать его хер, пока вождь пускает вялую струю за борт.

А вот трое бодрых мужичков средних лет, шустрых, прожаренных солнцем и провяленных речными ветрами, одинаково лысоватых, едва-едва выпивших и чутко отслеживающих настроение улыбчивого Мигеля, что через слово поминал могучую силу молодого вождя, сразу показали, кто тут на самом деле правит племенем. Старший советник и трое его тихих, но деловитых и настолько специфичных мужичков, что Хорхе сразу с ними снюхался, и они тихо забубнили о чем-то, начав сразу улыбаться, затем посмеиваться и часто стукаться стопками. И я заметил, что алкоголя в их стопках едва-едва на донышке. Хитрые торговцы, дипломаты, воротилы и шустрилы… таких ни один конец света не исправит и не изведет.

Явно, что именно им, эти бодрым хитрецам, Мигель приказал выбить с нас как можно больше, а отдать как можно меньше. Но Хорхе, закаленный долгими годами организации всей жизни Небесной Башни, где этот смышленый, но нерешительный гоблин оказался на вторых ролях, не сдавался. Это стало ясно минут через пять, когда улыбки сидящих напротив стали тусклее и напряженнее. Ухмыльнувшись, я отвернулся и поверх низеньких перил уставился на совсем близкий берег. Мы расположились на циновках и одеялах, сверху нас прикрывал тростниковый навес, под левым локтем у меня была жесткая подушка, а в правой руке — литровый старый стеклянный бокал. В него отлично вместились пара капель водки Россогор, таблетка здешней торгматовской зеленой соленой шизы и три целиком выжатых странных красноватых и невероятно кислых плода. Натурпродукт — его притащили сборщики с последней вылазки. Вон на краю пирса сгорбился рыдающий гоблин, что недавно узнал о страшной и нелепой смерти своей молодой подруги. Сочувствую ему — ведь и отомстить некому по сути. Ему придется либо пережечь эти эмоции внутри себя, обращая заодно в серый пепел и многое другое ценное. Либо же набухаться, а затем сорваться на невиновных…

А я?

А мне посрать. Хотя мне это знакомо…

Когда ко мне поднесли и усадили рядышком живой обрубок, я лениво глянул на него и снова отвернулся, чуть ли не с неохотой спросив:

— Ты на самом деле видел дракона, червь по имени Соррос?

— Ты… ты убьешь его? — с надеждой спросил безногий калека, опирающийся на единственную руку — правую. Да и та была нехило так пожевана, бугристая кожа плотно облепила провалы и бугры на изуродованной конечности.

— Ты попутал, червь, — поморщился я. — Ты решил, что я буду мстить за тебя? Мне просто нужен источник информации. Я спросил Мигеля — и вот мне доставили тебя…

— Не ради меня мстить! А… ради всех, кто погиб! Ради всех невинных! — прохрипел молодой совсем парень, хотя по его дряблому мешкообразному телу трудно судить.

Заросшее жидкой бородой и прикрытое нечесанными патлами лицо мало о чем говорит. Хотя глаза молодые — несмотря на все пережитое. Как сказал Мигель — за ним не уследили.

Мигель вообще много чего рассказал, начав с сетования о молодости. Все подростки, мол, одинаковы. У всех реактивный движок в жопе, а там, где должны быть мозги, гуляют волны по морю молодой дикой спермы, что мгновенно сжирает любые ростки, пущенные инстинктом самосохранения. Не уследишь за таким реактивным дебилом — и он куда-нибудь вляпается, что-нибудь натворит. За этим вот не уследили. И за его другом. И за их подругами…

Четверка подростков-одногодков, считай, все новое тогдашнее поколение племени, воспользовавшись знанием не слишком сложного календарного распорядка плавучей крепости, сумела втихаря не только неплохо по их меркам подготовиться, но и выявить самых ленивых и пьющих дозорных. Все это позволило им, двум, считай, пацанам — младшему было тринадцать, второму пятнадцать — и двум того же возраста девчонкам, погрузиться тихой ночкой в одну из лодок. Плавать, грести веслами, толкаться шестами они все умели чуть ли не с пеленок — жизнь на реке обязывает. Уже через пятнадцать минут они были на берегу, успев туда незадолго до восхода. Время тоже было выбрано не случайно — что разглядишь ночью в джунглях? Ничего. Опять же все они знали о ночных хищниках и предпочитали не рисковать. Хотя это туповато, нет? Переживать о пантере в то время, когда идешь заглянуть в жопу живому дракону…

Они просидели на берегу до восхода, а когда стало совсем светло, двинулись прочь от реки, с нервными смешками перешептываясь и крепко сжимая игрушечные копья и луки.

Еще через полчаса, наполненных кошмарными ужасами и болью, сквозь прибрежные заросли прорвался израненный однорукий Соррос, успевший увидеть, как погибали его друзья. Припадая на глубоко взрезанные ноги, он рухнул в мутную воду и поплыл, напрочь забыв о лодке. Гребя одной рукой, завывая, он проплыл метров пять, прежде чем на вкусный запах его крови сплылись речные хищники всех мастей — от небольших аллигаторов до рыбы и даже здешних странноватых угрей. Сорроса спасло то, что их пропажи к тому времени хватились и взрослые сразу поняли, куда рванули детки. Были высланы плоты и лодки. Ближайший плот оказался совсем рядом, и пацана вытащили из реки — сплошь облепленного кусачей живностью, пожираемого заживо, уже бессознательного. Пока одни отдирали всех тварей, другие что есть сил гребли к крепости. Там к его груди тут же прижали единственную реально рабочую и забитую медициной аптечку. А глава племени рухнул на колени в рубке и взмолился о помощи Матери. Когда он изложил суть — умирает искалеченный ребенок — система выслала помощь. Через пятнадцать минут на верхнюю площадку опустился медблок. Так жизнь Сорроса была спасена. Остальные все это время качались на воде, неотрывно глядя на берег, где жил дракон — они еще не знали, что оставшиеся трое подростков уже погибли, и верили, что те могут вернуться.

Соррос выздоровел — насколько это возможно при его состоянии. Никто не пришил ему новых ручек и ножек. В целом нетронутым у него осталось только лицо. Он потерял почти все — хотя яйца и член чудом остались при нем. Не отожрали речные твари. Благодаря стойкому характеру, он продолжает жить, и за последние годы у него было всего шесть попыток покончить с собой. Но теперь-то за ним приглядывают очень зорко и каждый раз успевают остановить. Поэтому ему не дают в руки ничего острого.

Все это мне рассказал Мигель, сокрушенно моргая и тяжко вздыхая. Он же поведал, что парень никому не рассказывает о том, что видел там — у руин. Единственное, что он поведал за эти годы — подтвердил, что его друзья погибли. Мигель предложил доставить калеку ко мне — и я согласился. Еще раз пять советник попросил проследить за тем, чтобы мы ему даже ложку чайную не давали — тем паче что-то стеклянное. Соррос хочет умереть. И не стоит обманываться его благодушным видом.

Затем Мигель спросил, интересует ли меня, почему он считает, что Соррос может захотеть что-то рассказать мне. Я отрицательно покачал головой. Тут и так все ясно — нет смысла рассказывать кошмарные истории тем, кто никогда в жизни не сунется к дракону. Но есть смысл рассказать хоть что-то тем, кто хочет дракона убить…

Мигель кивнул и с очередным вздохом признался, что Соррос — его единственный внук. Его линия рода прервется уже навсегда — теперь это почти факт, ведь его сыну Мать не даст второго шанса стать более внимательным отцом. А внук не смотрит ни на одну из девушек.

Соррос же… По сути, весь смысл его жизни теперь сводится к тому, чтобы регулярно говорить молодым и красивым одни и те же слова из года в год — не делайте как я, посмотрите на меня, не делайте как я. Видите меня-урода? Видите? Разглядите хорошенько! И никогда не ходите к дракону!

Еще Мигель поведал, что за такой недосмотр Мать наказала племя на четыре года. Никаких бонусов, никаких особых товаров в торгматах, что раньше так радовали их души. Никаких детей — никто не забеременел за следующие четыре года, хотя за этот же период ушли в лучший мир восемь членов племени. Плюс еще один год они отрабатывали втройне, чуть ли не сутками корячась на прочистках начавших загнивать речных затонов, загнивая при этом сами — половина племени надолго слегла с язвами и червями в заднице.

Племя выдержало. Племя искупило свою вину. Племя усвоило урок.

Для всех жизнь продолжается дальше.

Для всех, кроме Сорроса.

— Так ты убьешь дракона, чужак?!

— Рассказывай, — ответил я, зажимая в зубах сигару. — Рассказывай все, что видел и слышал. Только это. Мне не нужны твои домыслы или предположения. Захочу дополнений — задам вопросы. Понял?

— Возьмите меня с собой, — едва не упав, попросил подавшийся вперед обрубок.

— Нахрена? — удивился я.

— Я буду приманкой! Крикливой вкусной приманкой! Ядовитой приманкой — напичкайте меня ядом! Я уже думал об этом — я проглочу побольше медленнодействующего яда. Буду орать, звать. Дракон придет, чтобы сожрать меня! Пусть жрет! А потом, когда он меня разжует и проглотит, яд попадет ему в желудок и начнет действовать. Не убьет — так хотя бы ослабит!

— Не, — покачал я головой. — Тупой план от тупого аборигена, живущего лишь плаксивой ненавистью.

— Пла… плаксивой ненавистью?! — затрясшаяся бородатая голова фыркнула слюной. — По… погляди на меня! Погляди! — он почти орал, и услышавшие его соплеменники поспешно отвернулись, сгорбились, показывая лопатки. — За что меня так?! За что?!

— Ты не видишь разницу, — ответил я, стряхивая пепел с сигары в большую глиняную миску, поставленную сразу же, едва я запалил огонек.

Живя в деревянном доме над полной злобных тварей рекой, поневоле научишься осторожности с огнем.

— Разницу в чем?!

— Разницу между тобой и вон той антилопой, — указал я тлеющим концом сигары в воду, где какая-то копытная мелочь чудом ускользнула из клыкастой пасти хищника и, припадая на окровавленную ногу, торопилась прочь.

— Она убежала!

— Я не о том. Даже искалечь ее хищник, обезножевшая антилопа либо сдохнет, либо каким-то чудом продолжит жить на трех ногах. Или даже ползком будет таскать свою безногую жопу и жрать траву до тех пор, пока не сдохнет от заражения или зубов другого хищника. Но при этом страдающая от боли и не имеющая больше ног антилопа не будет спрашивать: «За что?!». Она просто будет стараться выжить.

— Я не антилопа! У меня есть разум!

— Но нет ее стойкости, — буркнул я и, выбросив руку, сжал его щеки стальной хваткой. — Ты тюфяк! Размазня! И в этом я виню не тебя — а твое племя. Вас, детей… слишком мало. И от этого проблемы…

Поняв, что еще чуть-чуть и я ему выломаю зубы, я разжал пальцы, взглянул в его заслезившиеся, но наконец-то ожившие глаза:

— Вас мало. Десяток детишек на все племя? Плюс минус… ну еще сколько-то молодежи. А бывают годы, когда вас наказывают и женщины вообще не рожают… Тогда на все племя три-четыре драгоценных малыша… Вас изнежили. Вам слишком многое прощали.

— И что? Поэтому я виноват? Я виноват в чем?

— Вас слишком мало, — повторил я. — А вот я… когда я был пацаном… в то время детей было как грязи. Мне нехило прошлись внутри башки миксером, почти все воспоминания заперли или перемололи в бессвязную кашу. Но я помню, как мы целой визгливой детской оравой плескались у бетонных ступеней одного из этажей затопленной Небесной Башни. Грязная вода, грязные дети и мусор, плавающий вокруг. Этот мусор был нашими игрушками. Мы даже спали на нем… И всем было плевать. Знаешь, почему? Потому что детей было, как того мусора — дохрена и больше. В нашей башне только и делали, что трахались и рожали. Выплевывали все новых младенцев как с конвейера… И поэтому всем было плевать, если кто-то из нас тонул или падал с подоконника. Пара дней скорби под бутылку самогона — и снова трах, беременность и роды! Нас никто не окружал вечной любящей заботой. Если нас кормили раз в день — уже хорошо! Потому что старшие были вечно заняты поиском жратвы…

— Я…

— Четыре подростка отправились поглядеть на дракона? Вам уже было немало лет! Вы должны были понимать, что дракон реален! Вы должны были знать, что дракон разорвет вас от жоп до макушек, а потом сожрет! Вот что такое реальность! Но вы, избалованные детишки… вы жили в славной розовой сказке и непринужденно отправились воевать с ненастоящими копьями с настоящей тварью…

— Мать Святая… да мы даже не думали… пусть ты был умнее в наши годы… А мы нет!

— Умнее? Да я бы не пошел не из-за большого ума! Хотя я никогда не был таким, как вы, и мне не понять… Но я помню, насколько тяжела рука старших, когда они тебя херачат, не сдерживая силы, за любой твой тупой проступок! У нас служб опеки не было! И нас воспитывали так, что порой все тело черное было! Я бы не пошел смотреть на дракона из-за инстинкта выживания, зная, что меня потом так отмудохают тонкой пластиковой трубой, что я неделю только стоять и смогу! И ведь хер поспоришь со старшими — как еще воспитывать ораву непоседливых детей, что то и дело суются к пустым лифтовым шахтам Небесной Башни или прыгают через метровые трещины в полу! Наглядный пример — идеален. И никому из нас не хотелось быть опухшим от кровоподтеков наглядным примером… Мы росли умными злобными зверятами. Правильно ли это? Не знаю. Но я еще жив. А тут дракон… да будь я вашим вождем, я бы тебя еще тогда обратно бы к дракону зашвырнул — чтобы другим детям, кто это видел, неповадно было!

— Лучше бы обратно! Посмотри на меня! Я уж точно заплатил за свою глупость! Сейчас знаю! А тогда не знал!

— У вас гиппо с атомными батареями в жопах вокруг плавают и регулярно на крепость нападают… Этого не хватило понять, что дракон пострашнее будет?

— Мы просто хотели стать героями!

— Как? Хотели победить дракона?

— Хотя бы увидеть!

— Увидел?

— Увидел!

— Ну вот ты и герой, — криво улыбнулся я и похлопал его по бугристому от давным-давно заживших ран плечу. — Поздравляю.

Миг… и уронив голову на грудь, Соррос беззвучно заплакал. Неспешно докурив сигару и швырнув окурок в реку, я сделал еще один бодрящий глоток коктейля, и тут Соррос меня удивил:

— Мне бы хотя бы ноги… и я бы сумел научиться! Я бы стал воином! Хотя бы одну ногу! Я бы стал крутым! Нашел бы шагоход! Я бы вернулся в те руины и убил бы дракона!

Заглянув в его глаза, я увидел пылающую ненависть. Удивленно хмыкнув, я спросил:

— Тогда почему ты этого не сделал? Лень?

— Что? — опешил Соррос, уставившись на меня залитыми слезами глазами. — Ты о чем, чужак?! Посмотри на меня!

Протяжно зевнув, я безразлично дернул плечом:

— А что это еще? Лень… Знаешь… один из моих бойцов, что сейчас где-то там наверняка трахает очередную шлюху в очередном борделе… когда мы с ним встретились, у него была только одна рука. Как у тебя сейчас. И он дрался из-за сраной тележки с вполне здоровым мужиком, что обещал ее отдать, но не отдал… Ну или примерно как-то так было… помню, они еще спорили, кто у кого сосать будет… Того бойца зовут Рэк. И он, можно сказать, рожден в таком страшном месте, что по сравнению с ним ты живешь в чудесном сытном раю, где тебе девушки, те самые, на кого ты смотреть не хочешь, фрукты приносят и жопу твою вонючую моют. А он… он каждый день сталь зубами грыз, чтобы доползти куда-нибудь, что сделать что-нибудь, чтобы прожить хотя бы еще один день! Потому что если сдохнешь — все! Конец пути. Ведь он знал главное — жизнь надо ценить. Не потому, что она дар божий, а потому, что она одна. Хочешь отомстить? Надо жить! Хочешь научиться чему-то? Надо жить! И Рэк жил! И благодаря его жизнестойкости, храбрости и огромному накопленному запасу черной злости и жестокости, я заметил Рэка и не прошел мимо, как прохожу мимо таких вот мягких червей вроде тебя… Так он получил свой новый шанс — и воспользовался им. Теперь он ходит на своих ногах… и убивает кого и когда захочет. Потому что он может. И потому что он живой. Ведь он не настолько дебил, чтобы пытаться зарезаться…

Соррос молчал. Остолбенело пялясь на меня, он молчал и лишь беззвучно шлепал губами. Подошедший осторожно Мигель двумя руками протянул мне уже зажженную сигару и сразу ушел. Ну да… все собравшиеся здесь слышали наш разговор. Ведь всем с самого начала было интересно, расскажет ли Соррос о драконе и что же он такого поведает — единственный, считай, очевидец… Остальные видели лишь что-то огромное и движущееся за деревьями…

— Правда? — тихо прошептал он наконец.

Поморщившись от его чисто бабского ангельского выражения преисполненного какой-то потусторонней надеждой личика, я воткнул сигару в зубы и поочередно задрал сначала рукава новой футболки, а затем и шорты, показывая кольцевые шрамы. У Сорроса отпала челюсть.

— В этом мире система почти бог, — продолжил я. — Она может пришить тебе новые конечности, может заменить требуху и даже член новый присобачит вне зависимости от пола, главное — ей понравиться, а затем просто попросить. Главное — заработать баллы… заслужить доверие… быть полезным. Но ты… ты всего лишь никчемный тюфяк, что жрет свежие фрукты и думает о смерти… Знаешь… хотел бы ты сдохнуть — ты бы сдох. Шесть раз пытаться и не суметь? Кого ты смешишь?

Парень хотел что-то сказать, но я раздраженно дернул щекой:

— Нет, я не буду подсказывать тебе, как именно стать своим для системы. Сам напряги голову и жопу, придумай что-нибудь. Наберешь у нее очки — вернешь себе руку хотя бы. Или тебе нога была нужна?

— Я… а если не получится?

— Лучше сдохнуть пытаясь, чем не сделать ничего. А еще лучше — сдохнуть, но сделать, — ответил я. — Жить или сдохнуть — решать тебе. Пытаться или не пытаться вернуть ноги и руки — тоже только тебе. Мы живем в мире, где система может заменить все. Главное — найти подход. А если не сможешь найти способ приживить новые руку и ноги — иди другим путем! Заработай бабла, наведи связи со знающими и умеющими многое достать гоблинами, купи себе боевой шагоход, обучись бою на нем — и вперед на дракона! Шагоходом можно управлять всего одной рукой при сноровке. А еще можно вживить себе нейрочип и управлять тяжелой техникой мысленно… Но ты ведь не пытался. Не искал способ. Ты потратил годы на то, чтобы просто жалеть себя… Хотя… мне ведь похрен. Решать тебе. Кстати… на.

Я взмахнул рукой, и в сантиметре от яиц парня в одеяло вонзился мой нож, пробив его и уйдя в доски. Указав глазами на дрожащую рукоять, я предложил:

— Давай. Отточен на совесть. Просто полосни по глотке вот здесь, — я указал место у себя на шее. — Вот твой шанс наконец-то сдохнуть. Давай! Режь!

— Оди, — всхлипнул подкинувшийся со своего места Мигель. — Погоди… он же сейчас…

Секунд пять поглядев на рукоять ножа, Соррос отрицательно качнул головой, затем поднял на меня лицо и заговорил. Причем заговорил громко, внятно и строго по делу, рассказывая только увиденное, причем описывая все это так детально, будто это случилось полчаса назад. Этого я и добивался… Подавшись вперед, попыхивая сигарой, я внимательно слушал — как, впрочем, и остальные.

* * *

— Я узнала, почему гиппо сходят с ума! У них диссонанс! От недотраха! Особенно у самок. Вечно нам, бабам, не везет… Хотя чаще всего дивинусы — самцы! Еще один гвоздь в трухлявый гроб полового неравенства, да, лид? — усмехнулась Ссака, первой явившись на зов и грамотно усевшись так, чтобы не перекрывать мне обзор, да и самой его не лишаться.

Время еще было — Каппа делал внушение вразнобой кивающим сонным гоблинам, что проснулись минут десять назад, и самые бойкие из них вдруг решили устроить неумелый мордобой.

Сурвер пытался поколотить аборигена, а тот столь же убого пытался дать отпор. Пока они, странно махая руками, кружили по плоту, наступая на остальных, я лениво наблюдал — не за дебилами, а за неспешно шагающим Каппой. Сержант дошел, нанес два четко выверенных удара, после чего отыскал самого крикливого из зрителей, что подначивал громче всех, призывая бить в нос, и выдал ему выпрашиваемое. Пока трое валялись в одинаковых позах на бревнах, сержант заставил всех подняться и начал объяснять, почему им больше не стоит так поступать. Один из лежащих сглупу огрызнулся… и от пинка тут же улетел в воду, откуда выскочил как ошпаренный через пять секунд, с воем отдирая от окровавленного носа пару очень кусачих рыбешек.

Хорхе заинтересованно наблюдал, одновременно смешивая мне еще один полезный коктейль, набитый витаминами под завязку. И ведь это не мое осознанное желание — закинуться еще витаминами и белком — тело требовало само. Требовало жадно и громко. Сколько времени прошло с последних «усиливающих курсов», а организм до сих пор пережигает калории со скоростью лесного пожара, быстро регенерируя повреждения и стремительно усиливая и наращивая мышцы. Еще меня постоянно мучила жажда — хотя в этом климате неудивительно. Пот здесь льет в три ручья.

— Ты что-то говорила про секс гиппо…

— Да! — вздрогнула Ссака, что с огромным интересом наблюдала за шатающимся смуглым парнем, пытающимся отлить в реку и при этом не свалиться спьяну. Она явно надеялась, что у него не получится. — Мои руки!

— Твои руки и секс гиппо? — задумчиво склонил я голову. — Ты себя не переоценила, боец?

— Да нет! Я сейчас вся обляпалась липкой, но вкусной хавкой — что-то фруктовое вперемешку с мясным и рыбным фаршем. Сладенько. Я пошла мыть руки — у них там что-то вроде дамской комнаты и ведро висит с водой. Черпанул, повесил на крюк, повернул кран…

— К делу.

— Ну да. Мыло тоже есть — и это важно! Скребу я руки как всегда и вдруг понимаю КАК я их мою.

— Тщательно? Небрежно? — лениво подыграл я.

— Я… я их выскребаю буквально, лид. Мою от кончиков пальцев до локтей, выскребаю все из-под ногтей, хотя они у меня и так коротко подстрижены. И вот скоблю я себе руки, а в голове мысль — щетку бы пожестче, чтобы по ногтям пройтись после джунглей и жратвы…

— Хм…

— А знаешь, как я раньше руки мыла? Ну… во время Заката.

— Вытерла о пузо и пошла?

— В точку! В крови там или в чем еще — похер! В наше время таблетки от любого поноса лечат. Да с нашими тогдашними боевыми аптечками и регулярными курсами уколов… А тут я так тщательно намываю руки… прямо как…

— Хирург перед операцией? — зевнул я. — Вивисектор перед забавой? Моешь ручки, а на операционном столе скулит от страха голый парень с двумя красными крестами на яйцах?

— Да… Да… что-то такое мне и подумалось почему-то… обычные люди так руки не моют — разве что те, кто до жути микробов боится. А мне на микробы плевать. Хочешь воды из этой реки хлебну?

— Ты не доктор, — кивнул я.

— Но тогда…

— А вот как боевой сопровождающий для доктора, что собирается вскрывать или обследовать еще живое существо вроде прототипа дивинуса-пантеры… и доктору всегда может вдруг понадобится помощь — особенно если дело не в операционном зале, скажем, а где-нибудь в кунге специального грузовика, стоящего посреди естественной среды обитания в джунглях. А там всегда может понадобиться боец, что не побоится придержать голову трехглавой твари или залезть ей по локоть в кишки, выискивая неисправный чип. В том корпусе Вест-Пик занимались темными делами, Ссака. А ты явно не жертва их экспериментов. И ты была разбужена с надеждой на то, что разберешься с проблемой и разбудишь остальных.

— От этого мне и хреново, — призналась наемница. — Я могла…

— Чушь, — буркнул я. — Тебе хреново не от того, что ты могла резать зверушек или людей. Нет. Ты такая же, как и я. Мы все наемники, Ссака. Мы все гребаные бездушные убийцы, мы все занимались пытками, мы выбивали информацию или же выжигали ее из хрипящих от дикой боли тел. Тебе хреново только потому, что ты не помнишь, как это делала. А как вспомнишь — все встанет на свои места. Так было у меня. Как только я, благодаря флэшам, вспомнил хоть что-то — сразу стало чуток легче. Почему? Потому что мы из той породы гоблинов, что не любят, когда их используют втемную.

— Наверное, ты прав, — кивнула Ссака. — Надо покопаться в себе. Я люблю ощущать себя как механизм — исправный надежный механизм без липких слезливых соплей, но с хорошей смазкой от фирмы «а мне посрать на вас и ваши проблемы!». А тут прямо нервное подрагивание какое-то…

— Вспомни часть заблокированного — и станет легче.

— Как? Наркота? Каппа что-то говорил про волшебные слезы эльфиек… кто такие? Я еще не все о вашем прошлом выведала — Каппа упертый.

— Помолчи, женщина, — ровно произнес опустившийся рядом со мной мечник.

— Есть, сержант, — весело оскалилась наемница.

— Никакой наркоты, пока я не разрешу. — качнул я головой, и в моем голосе предостерегающе звякнул металл. — Хватит.

— Да я еще и не начинала…

— Когда вернемся на базу — заглянем в заблокированные лаборатории и вскроем там все, — добавил я, глядя, как балансирующая на тонкой ветви обезьяна весело крутит в руках полупрозрачную змею с аварийно мигающей начинкой внутри.

Миг… и дергающая в спазмах змея-киборг упала в воду. Через мгновение туда же шлепнулась обездвиженная ядом обезьяна. Следом к месту падения подоспели заинтересованные крокодилы, и по воде поплыла кровь.

— Я…

— Да, Каппа? Раз уж сегодня все решили поговорить…

— Два дня. Мне будет нужно два дня.

— Зачем?

— Чикурин. Я хочу заглянуть в деревню Чикурин, — почти равнодушно произнес мечник. — Конечно, когда будем свободны…

Я принял решение быстро:

— Хорошо. Два дня. Но один не пойдешь. Если я не решу скататься с тобой — прихватишь пяток бойцов и машину.

— Спасибо, командир.

Отмахнувшись, я уже устало глянул на Ссаку:

— Что там с чертовыми гиппо?

Та, обрадованная тем, что ей напомнили, тут же начала излагать:

— Тут аборигены рады души излить. Так вот… в себе эти дивинусы или безумны — один черт аборигены их боятся до усрачки. Но они всегда стараются держаться поблизости от одного из таких зверей. Им это выгодно — ведь в случае чего дивинус может прийти на помощь. Так однажды один из спятивших гиппо прорвался сквозь частокол и попер вверх. Но его атаковал выскочивший из воды второй гиппопотам и буквально утащил обратно в воду. Божественный зверь против божественного. Они своей дракой тут разнесли целый причал. В общем страшно с ними рядом быть, но выгодно. Так что расписание плавучей крепости сильно завязано на распорядок жизни тех или иных полубогов звериных. Так прямо сейчас мы находимся в полукилометре от небольшой заводи на том берегу, рядом с которой живет старый матерый кабан. Он настолько старый, что у него уже шерсть зеленая, а клыки как бивни у слона. Но он еще силен… Но я отвлеклась. В общем именно поэтому они знают здешних речных дивинусов наперечет, командир. Ведь они понимают, что рано или поздно кто-то из них пойдет вразнос. А еще они знают, что задолго до момента «схода с рельсов» появляются тревожные признаки.

— Интересно…

— Сами признаки понятны — зверь то замрет и простоит так часа два или три как сломавшийся дрон. Или же бессмысленно закружит. Может начать валить здоровые деревья или ворочать камни. Главный признак приближающегося срыва — рев. Что-то вроде больного бреда — ну когда раненый в живот впадает в забытье и начинает непрестанно бормотать и дергаться, бормотать и дергаться. А ты стоишь над ним и гадаешь — дотянете вы его до ближайшей аптечки или лучше прямо сейчас кончить… Благодаря этому взревыванию и как бы плачу, их легко обнаружить. И раз услышал — беги! Потому что в любой момент уже может произойти срыв.

— И он начнет нападать…

— Да. На всех. Но на людей особенно.

— Почему?

— Ну… они не раз видели, как уже спятивший дивинус проходит мимо замерших от испуга зверей и ничего им не делает. Но они ни разу не видели, чтобы сумасшедший божественный зверь проигнорировал человека. Он обязательно нападет. И он сохраняет память.

— В смысле?

— Ну… они не раз уже пробовали спрятаться в своей плавучей крепости, отгородиться запахом дыма — костры жгли специальные, мокрые и вонючие — и пройти по реке мимо. Но если дивинус видел крепость — он тут же шел в атаку. И точно так же, как им рассказывали береговые, звери всегда крушат любые встреченные постройки. А если они раньше видели, где находится селение — они прут туда как по ниточке.

— Хм… Ты говорила что-то про недотрах?

— Гиппо семейные, командир. Пантеры вроде как одиночки большей частью. А вот кабаны, гиппо и многие другие — они стадами живут. Это даже я знаю. И ты. Да все знают.

— И что?

— Остальные звери от дивинусов шарахаются чуток — по наблюдениям здешних. Будто чуют что-то чужое… А это уже на психику бьет, согласись? Когда ты к стаду поближе — а они от тебя прочь как от прокаженного. Так, может, не у всех дивинусов, но вот у гиппо — часто.

— Дальше.

— Самцы дивинусы не занимают позицию лидера стада. При этом они, само собой, не позволяют себя бить другим самцам. Если кто полезет — его отделают так, что крокодилам даже жевать эту отбивную не придется. Но при этом дивинус постоянно держится как бы в стороне — будто его программа какая-то заставляет.

— Он бежит от роли альфы?

— Да. Самок трахает другой самец.

— А дивинус?

— Чаще всего как бы ему тоже достается от радостей жизни… но если вдруг раздастся звонок от босса…

— Не понял… стоп… приказ системы?

— Ага, — осклабилась наемница. — Речники не раз видели. Залезет дивинус на пухлую молодую самочку, только пару раз дернется — и тут вдруг как соскочит с нее и бегом по берегу боевым аллюром. На пожар там — буквально, если молния шибанула в сухой период — или спасать кого…

— То есть секс начал — и не закончил? И это все?

— Почти. Он когда бежит — он обиженно и разъяренно ревет. Дико ревет. Головой мотает. А порой даже упирается, застывает, пытается повернуться к самке, что стоит вся такая раскоряченная в непонятках и смотрит на него как на обделавшегося. Но все равно приказ побеждает, и он уходит.

— Зверь — это зверь, — произнес Каппа. — Он живет естеством.

— А естество ломает срочный приказ, — кивнул я. — Раз такой косяк со стороны системы, два… все это дерьмо накапливается, плюс несвойственный обычному зверю образ жизни… И однажды зверь сходит с ума.

— Вывод — трахаться надо вволю, чтобы чикой не съехать к хренам, — подытожила Ссака и о чем-то глубоко задумалась, глядя на опять вышедшего отлить смуглого парня.

— Все?

— Все!

— А теперь поговорим о драконе, перед тем как пойти и порвать ему жопу. Дракон… Парень не врал, — настала моя очередь бросить взгляд на сидящего метрах в пятнадцати от нас у перилл на той стороне террасы Сорроса, что неотрывно глядел на берег и мерно стучал кулаком о доски пола. — Он запомнил удивительно много для того, кто увидел, как его подруге откусили голову… И он, похоже, углядел главное — у дракона есть быстрый, тихий и глазастый друг…

* * *

На берег нас высадилось трое.

Я. Каппа. И Ссака. Все трое в экзах. Все трое подошли к берегу на вместительном плоту — под водой всегда возникают дополнительные траты энергии. Пара прыжков решила бы дело, но, если придется возвращаться на поврежденных и лишившихся герметизации экзах, я бы предпочел иметь под рукой крепкое плавсредство.

Как только мы оказались на берегу, то Каппа и наемница сразу же разбежались, оставив меня одного вытаскивать плот на топкий вязкий берег. Справившись, я мгновенно утек за деревья, сходу забившись под переплетение упавших и уже гниющих, но все еще живых стволов. Нагребя на себя кишащей насекомыми черной мокрой земли, я затих, в крохотную щель между парой ветвей глядя на мутное речное зеркало. Ссака и Каппа заняли примерно такие же позиции.

Мы ждали.

Ненавижу, когда меня пытаются использовать втемную или внаглую.

Тут был второй случай.

И инициатором выступил вдруг очнувшийся от алкогольной дремы еще молодой, но уже разваливающийся вождь, что после очередного отлива мочи вдруг развернулся и, забыв спрятать вялый отросток, толкнул почти невнятную речь о том, что хватит, мол, сука, терпеть этого гребаного дракона, что успел сожрать так много наших за прошедшие годы.

Понявшие куда дело клонится советники попытались ему осторожно напомнить, что если на территорию дракона не соваться, то и проблем от него не бывает. Но вождь уперся и громогласно заявил, что терпеть драконье злобство сил уже нет и надо эту тварь кончать!

Советники попытались еще раз… и тут вождь сделал главную ошибку, после которой назад хода уже не был — он проблеял, что так ему повелела Мать. И все разом заткнулись, глядя на тупого вождя в бессильной ярости. Лишь Мигель качнулся было к пьяному дебилу, пытаясь что-то шепнуть — скажи, мол, что Мать повелела чужакам это сделать, а нам помогать водкой и жратвой, но вождь оттолкнул от себя старика и повторил — «Мы дадим бой дракону!»

Кончено.

И ведь не отрубился, упырок, после такого количества эмоций. Сумел продержаться еще полчаса и даже дать еще одну нихрена не зажигательную речь, что все же подействовала на главную надежду племени — молодых крепких парней. Хотя у меня и возникло ощущение, что парочка из этих ребятишек давно уже мечтает скинуть с плеч стариковское иго советников, но без козырей этот номер не провернуть. А вот если молодые вопреки глупыми старикам завалят дракона…

Короче, лежа на берегу, я лениво считал ползающих по забралу Гадюки муравьев, ожидая, когда прибудут те, кого опять же Мигель попытался спасти. Ссака слышала, как на каком-то местном языке старик давал наставления уже накачавшимся легкой наркотой и бухлом «воинам», убеждая их не рвать с места в галоп и подождать, пока чужаки первыми не углубятся в джунгли. Пусть мозги парней были до предела переполнены адреналином и кокой, они Мигеля все же услышали. Погрузились на второй плот, не слишком умело придерживая приклады винтовок и дробовиков. Уселись и затихли, нервно поглядывая на нас. Ну да… одно дело — хвалиться размером своего члена во время барной вечеринки, и совсем другое, когда настает время продемонстрировать его ожидающей чуда красотке…

Мы ушли первыми.

Мы причалили первыми.

И ушли в джунгли первыми.

Но дальше этого, парни… дело не пойдет. Меня так внаглую не использовать. А вот я вас… я прямо, сука, с радостью и без каких-либо переживаний.

Второй плот ткнулся в берег далеко не столь уверенно, как наш. Затихнув на таких родных бревнах, воины сгрудились у земляной кромки и глядели на нее так, будто им предложили окунуться в дерьмо, замешанное на серной кислоте. Кто-то самый умный подтолкнул друзей в спины, и вся эта орава, якобы бесшумно, вывалилась на берег.

Невыносимо медленно прошли еще десять минут. Десять минут! Все это время потерявшая уверенность стая молодых речных волков прямо на моих глазах обращалась в стадо овец у ворот бойни. Если они решат уйти — мешать не стану. Каждый гоблин должен раз в жизни решить для себя, кто он такой — волк или овца.

И ведь они почти ушли… Они почти сделали пусть трусливый, навсегда клеймящий, но все равно разумнейший выбор для тех, кто не хочет умирать. Они почти решили вернуться домой…

Но тут с плавучей крепости донеслись самые страшные звуки — ободряющие девичьи голоса. Не женские мудрые голоса матерей, что совсем не желают терять любимых сыновей в придуманной тупым вождем-алкашом хреновой затее. Нет. Там звучали совсем молодые голоса — так визжат семнадцатилетки или девки чуть старше. Вперед, мой волк! Ты самый сильный! Убей всех! Я жду тебя! Лучшее из прозвучавших девичьих обещаний — ты получишь особую награду! В этот момент у половины парней яйца лопнули, забрызгав мозги раскаленной спермой.

Конец ознакомительного фрагмента.