Партийный билет в нагрудном кармане

Денис Александрович Артемьев, 2017

Книга «Партийный билет в нагрудном кармане» рассказывает о борьбе молодых революционеров в капиталистическом обществе в переломный момент истории, когда мир мог пойти по другому социальному пути развития. Сердца партийцев не могли мириться с несправедливостью окружающей их реальности общества потребления, и они взялись за оружие. Организовав восстание «Красное Лето», пользуясь методами городской партизанской войны, они принесли себя в жертву мечте. Воевать с системой они стали не для того, чтобы победить сегодня, а учитывая реалии духовного ожирения современников, отправили недвусмысленное, гремящее выстрелами послание потомкам в послезавтра.

Глава 2

Демонстрация шла своим ходом. В этот раз на улицы столицы Фаверленда, КПФ вывела порядка десяти тысяч человек. Достаточно внушительное количество для города, в котором жителей, считая вместе с пригородами, насчитывалось два миллиона. Шествие было обусловлено принятием парламентом очередного нового закона, регулирующего деятельность профсоюзов. По сути, документ, как его ещё называли"закон о стачках", делал существование профсоюзов бессмысленным. Он душил ограничениями и запретами, а ещё давал право властям, по сути, ставить организаторов забастовок вне закона. Собрал рабочих профсоюз на стачку, и они не вышли на работу, извольте пожаловать в камеру. Об увеличении оплаты труда, в условиях нарастающей, из года в год, инфляции, можно было забыть.

Город Давинвиль тянулся вдоль побережья на несколько десятков километров. Аэропорт, старая часть столицы, узкая линия спальных районов, железнодорожный вокзал, затем шли пригороды, а потом, после пригородов, центральная, самая густонаселённая, часть города. Такое необычное сэндвичное расположение города, обуславливалось историческими причинами первой волны заселения территории Фаверленда. Поэтому демонстрация проходила в центральной части. Люди шли под красными полотнищами, скандировали лозунги, трубили в трубы, били в барабаны. В воздухе носилось, искрилось и гудело электричество коллективного возбуждения. Солнце светило ярко, но грело уже не так, как летом. Хоть Давинвиль был и южным городом, омываемым тёплым, никогда не замерзающим, морем, к октябрю температура воздуха снижалась со знойных сорока до бархатных двадцати-двадцати пяти градусов. Сочная зелень тропиков уверенно чувствовала себя на бульварах и проспектах большую часть года. Лишь три зимних месяца столица тускнела, облетала, становясь типичным современным холодным мегаполисом. Причём происходила такая метаморфоза, как-то сразу, без перехода из жаркого лета в красочную осень. Раз, и деревья становились обглоданными скелетами. Ну, а пока зелёные, пышно богатые, облагороженные, умело подстриженные человеком, растения, равномерно распределялись по паркам, аллеям и просто по обочинам дорог. Всё аккуратно, красиво, много. В таком городе приятно не только отдыхать, но и жить. Нарушал это обывательское спокойствие субботнего утра, гомон тысяч молодых людей, идущих по проспекту Смирения, центральной улицы столицы.

Хоть демонстрация и была официально санкционирована, её колонны, со всех сторон, окружала полиция. Любое теоретическое отклонение от намеченного маршрута каралось полицейской агрессией. Участник демонстрации, попав внутрь оцепления, даже захотев облегчиться, не мог покинуть его границ до прихода демонстрации в конечный пункт назначения, к зданию парламента на площадь Орлов. Все попытки пролезть за цепь оцепления встречались дубинками. Извечных непримиримых врагов левых, злобных наци, сегодня видно не было. Им и самим не нравился закон о стачках, но позволить себе выразить солидарность с красными они не могли.

Пока КПФ со своими союзниками бушевала на площади гордых Орлов, окружённая со всех сторон, сверкающими на солнце чёрными касками солдат полицейских спецподразделений, в квартале от этого людского моря, на тихой улочке, стоял микроавтобус с тонированными стёклами. В нём сидело три молодчика, не считая водителя. Они ждали окончания митинга перед парламентом, когда участники начнут расходиться. С большой долей вероятности они предполагали, что один из главных левых активистов, заместитель председателя КПФ Ивар Лай, как все его называли — неистовый Лай, двинет от парламента прямо к себе домой, благо до него было всего пять минут неспешного ходу, а может и краснопузых друзей своих прихватит. Получилось бы хорошо. Одним махом сразу нескольких. Наци давно задумали акцию устрашения для красных, и вот подвернулся случай, который упускать было нельзя. Сколько можно терпеть выходки этих панков. Слишком много силы они себе взяли.

Зелёная коробочка рации, лежащая на коленях, самого старшего среди боевиков наци, представительного мужчины, зашумела. Он нажал кнопку и поднеся рацию к губам, произнёс:

— Да, — он нахмурился, его красные, до блеска выскобленные бритвой, щёки побледнели, а глаза налились кровью. Начиналось, и мужчина переходил из состояния ожидания в состояние лихорадочного возбуждения.

В ответ на его"да", в динамике что-то шёпотом прокрякало и он, спрятав рацию в карман, пригладил зачёсанные назад, светло-коричневые с проседью, волосы и уставившись немигающим взором на своих спутников, проговорил:

— Лай через три минуты будет здесь. С ним ещё трое. Кончаем всех.

Боевикам не нужно было повторять дважды, достав из спортивной сумки, они натянули на головы шапочки с прорезями для глаз и рта, вооружились пистолетами.

— Они точно здесь пойдут? — пробасил один из боевиков.

— Другого пути к дому Лая нет, — командир наци не стал прятать лицо под маской. Сам он убивать не шёл, в его задачу входила координация и контроль чёткого исполнения приказа главы организации. Уперев большие белые чистые ладони в колени, командир наклонился вперёд и чётко, громко произнёс их лозунг. — Ярость и честь! — Взяв боевиков за шеи руками, приблизил их лбы к своему и сквозь зубы, с застарелой ненавистью, выдавил. — Идите и пристрелите этих красных свиней! Убейте их всех!

Короткая психологическая накачка сделала своё дело. Напряжение ожидания сменилось жаждой действий. Водитель, всё это время наблюдающий за переулком, повернулся и сказал:

— Идут.

Из-за угла, четырёхэтажного белого особняка, вышли четверо. Они что-то живо обсуждали, жестикулировали, смеялись. Демонстрация прошла без эксцессов, митинг провели в едином порыве общего братства, с верой в победу. У всех демонстрантов было хорошее настроение, и двигающаяся к дому Лая четвёртка не являлась исключением.

Два зомби с пистолетами, в дутых куртках цвета хаки, выскочили, будто из-под земли. Захлопали выстрелы. Боевики стреляли на бегу. Двоих убили сразу. Марте Зделс попали в голову: покачнувшись, она упала на спину. Глаза широко распахнуты, всё лицо успело залить кровью, дыра над левой бровью. Штермана изрешетили, превратив в дырявое ведро. Свернувшись в калачик, он лёг у стенки дома. Оставшиеся в живых двое леваков рванули назад. За ними понеслись боевики: стрелять они не переставали, палили не жалея патронов. Две пули попали в спину секретарю высшего партийного собрания Альберту Урбану, но он продолжал нелепо вихляя задом, на заплетающихся ногах, бежать. Третья пуля успокоила его навсегда. Оставался последний красный, собственно Лай, на которого и устраивалась засада. Он забежал за дом с сидящими на хвосте боевиками. Раздалось раскатистое эхо ещё двух выстрелов. А через двадцать секунд наци вернулись в переулок. Подбежав к машине, они вскочили в салон. Водитель тут же дал газа.

— Ну? Кончено? — командир волновался.

Еле проглотив азарт волнения закончившейся погони, запыхавшиеся убийцы, проговорили:

— Лай ушёл.

— Мы ему в плечо попали, а он юркнул в подворотню.

— Почему же вы его не добили?

— У нас патроны кончились. Всё пусто.