Тьма за порогом

Денис Александрович Игумнов, 2019

Неизвестность пугает нас сильнее всего на свете, она делает нас беззащитными. Что скрывает улыбка случайного знакомого? Что нас ждёт завтра на новом месте работы? Почему так болит в правом боку? Как правильно вести себя в незнакомой компании? Как выжить в этом безумном мире? В сборник "Тьма за порогом" вошли рассказы, в которых герои из привычного им уютного, знакомого, понятого бытия попадают в неизведанное, в то, что ждёт их за порогом дома, дней, жизни. Тьма неизвестности, притаившись, беззвучно дышит за дверью, там, где действуют другие законы, и там, где копошатся непохожие на людей бездушные твари. Содержит нецензурную брань.

Экстремал

Считанные секунды до прыжка. Гул винтов вертолёта, открытая дверь в светлую бездну, я с горбом парашюта, понукаемый инструктором, двигаюсь навстречу ветру, небу, свободе. Угораздило. Страшно? Не то слово, но сегодня не так, как месяц назад и тем более не так, как пару месяцев назад. Мандраж это ладно, он аккомпанирует моим мыслям, убегающим в недалёкое прошлое.

Мне сорок пять лет и вся эта история, перевернувшая подгорающий блин моей жизни на чугунной сковородке спокойной повседневности на сторону зубодробительного экстрима, началась четыре месяца назад в январе. В ноябре прошлого года я потерял работу. Наша лаборатория исследования воздействия ГМО на репродуктивную систему млекопитающих, в частности мышей, закрылась под давлением мировых корпораций, не желающих ничего знать о возможном вреде их продуктов, оказываемом в долгосрочной перспективе на организм человека, а руководствующимися лишь понятием увеличения чистой прибыли. Нас обвинили в мракобесии, на генерального директора подали в суд, а фирму обанкротили. Свободных биохимиков моего профиля на рынке труда не требовалось. На то, что мне предлагали, на ту зарплату, что я мог заработать, прописавшись в каком-нибудь полумёртвом НИИ, я не то, что не мог семью прокормить, мне и пивка бы в пятницу не видать, как своих ушей. У меня безработная жена домохозяйка, трое детей спиногрызов школьного возраста, а в довесок — полное отсутствие вразумительных предложений от коммерческих шараг типа"Инвитро". Не знаю, может — период такой, но я на хрен никому, со своим синим дипломом, стал не нужен.

Часики тикали, сбережения таяли. В общем, десятого января, как раз после окончания новогодних праздников, мне пришло на электронную почту спам-сообщение от некой компании под названием"Метроном". Очень любопытное послание, на которое я вероятно не обратил бы никакого внимания, если бы оно не пришло мне в течение следующих трёх дней ещё шесть раз, после чего, непостижимым образом, проявилось на телефоне эсэмэской, а позже упало сообщением в WhatsApp с неизвестного номера. Если коротко, то суть послания сводилась к тому, что мне предлагали продать мои органы после смерти. Первая выплата в размере десяти процентов от полной рыночной стоимости выдавалась на руки сразу после подписания договора, остальное — после окончательного, законченного, безвозвратного моего пи*деца.

Меня не напрямую склоняли на продажу моего ливера, а делали прозрачные намёки на тему. Ничего такого в письмах типа — "продай почку — получи бабки” — не говорилось. Завуалированные посылы, которые я понял. Быстрые, не такие уж маленькие, а на самом деле приличные деньги меня отлично сумели сагитировать и свести с неведомыми незнакомцами по указанному в письме телефону. До этого я посетил их сайт, но ничего путного там не обнаружил. Продажа медицинского оборудования, почему-то собственная клиника по лечению животных (!?!), никаких намёков на трансплантологию и, тем не менее, такое отношение к делу меня не оттолкнуло, а наоборот заинтересовало.

Значит, я туда позвонил, приятный женский голос ответил, а после объяснения причины звонка меня соединили с ответственным лицом, каковое, то есть, это самое лицо пригласило меня на встречу к нему в офис.

Суть предложения генерального менеджера Пироманова Валерия, — так солидный, вымытый до лихорадочного румянца на щеках, холёный мужчина в мешковатом коричневом костюме, но без галстука, мне представился, подтвердив полномочия пластиковой прозрачной голубой визиткой с соответствующими надписями ФИО и должности, — сводилась к следующим трём пунктам:

1. Со мной заключают договор, по которому выплачивают энную сумму, зависящую от того, какие органы я готов предоставить в собственность «Метронома» после смерти. 10% сразу, остальное… Понятно, в общем, когда остальное.

2. Выплату можно увеличить.

3. Что мне нужно делать, чтобы увеличить выплату.

Забыл сказать, что прежде, чем идти в этот самый «Метроном», я ознакомился с законодательством и с существующими практиками пересадки органов. Продажа органов в любом виде запрещалась нашим могущественным государством, оберегающим граждан от повального увлечения делом возмездного потрошения себе подобных. Вот так! Завещать на исследование своё тело ты мог, а получить деньги — нет. Пытаться продать свой любой орган при жизни и подавно считалось чуть ли не уголовным преступлением, как, впрочем, и наравне с его покупкой.

Метрономы тоже свой хлеб ели не зря, законы нарушать так прямо, так нагло и беспардонно не собирались. С клиентами они заключали сразу два контракта, дополняющие друг друга, перекрещивающиеся, зависимые один от другого, работающие вместе, а не по отдельности. По первому контракту я завещал орган или органы, а в моём случае всё тело (я не говорил, но парень я алчный, мне подавай всего, сразу и побольше. Почему нет, раз такой шанс выпал?) компании"Метроном"в порядке гражданской инициативы, отдавая все богатства организма моего совершенно бесплатно в руки исследователей, использующих любые мои ткани (после того, как я копыта откину, — понятное дело) на своё усмотрение. По второму, намного более забавному документу, я обязывался вести определённый образ жизни, периодически сдавать анализы, контролирующие состояние моего здоровья. Теоретически проводился вполне легальный, добровольный с моей стороны эксперимент по смене образа жизни, с причитающимся мне нехилым вознаграждением за доставленные неудобства. Вся штука заключалась в том, что второй договор терял силу, если я нарушал, расторгал или увиливал от исполнения первого. Правда, изящно?

Теперь внимание! Что же я должен делать, согласно второму договору, чтобы увеличить процент выплат от общей суммы контракта? Ха. Согласно договору меня обязывали стать экстремалом. Как потом оказалось, к договору, по истечении указанного там срока, по моему желанию подшивался допник с новыми выгодными для меня условиями дополнительных выплат. Но об этом позже. В основном договоре говорилось, что чтобы мне получить не 10%, а все 20%, то есть плюс 10% к первой сумме выплаты, через два месяца, нужно начать заниматься спортом. Вроде ничего невозможного. Закавыка заключалась в том, каким именно меня принуждали заниматься спортом, точнее, сразу какими тремя видами спорта. Я давал обещание не реже двух раз в неделю посещать клуб муай-тай — "Золотой дракон", что рядом с метро Алексеевская прописался. Клуб для бойцов, занимающихся ударкой на профессиональном уровне. Я посещал подобные местечка последний раз лет десять назад, когда был относительно молод и свеж. Я согласился и подписал. Пришлось запастись терпением, купить себе перчатки и идти получать заслуженные пинки.

Заметьте, никто меня в «Драконе» жалеть не собирался; впахивал, выхватывая удары, я наравне со всеми, тренер мне никаких поблажек не давал ни в тренировках на выносливость, ни в полноконтактных спаррингах. С «Метрономом» их связывали договорные обязательства, деловые отношения, в общем, тёмная история: я так и не понял, кто кому приплачивал за таких любителей, как я, а главное — почему. В юности я некоторое время с ума сходил по штанге, заглядывал в секцию рукопашного боя при нашем институте, но спортсмена из меня не вышло. Ну, все подобные сопли по безвозвратно прошедшей молодости моим кураторам были безразличны. За мной следили, я не мог пропустить ни одной тренировки без их ведома, не рискуя выплатами в конце второго месяца. Наполучал я там от кикеров тайцев прилично, три недели с меня синяки не сходили, порой я насчитывал до пятидесяти гематом на теле после очередной тренировки. Но бог миловал: серьёзных увечий мне удалось избежать. Ладно, это на закуску, для разгона мне прописали. Дальше, с начала пятой недели, я обязывался по согласованному со мной в договоре графику пойти на аэродром. Раз в неделю, в субботу совершать прыжок с парашютом — стало моей обязанностью, а в воскресенье — ещё и прыгать с мостов на эластичном тросе, накрученном на мои лодыжки.

С моста прыгать страшнее, чем с парашютом. С высоты птичьего полёта не так видны подробности рельефа местности, всё кажется игрушечным, ненастоящим; другое дело — тарзанка. Там на мосту чувствуешь себя самоубийцей, а страховка в виде троса не успокаивает, а тревожит, ты всё время, пока летишь, пока из тебя выходит всё дерьмо, ждёшь, что трос оборвётся, тебя дёрнет, а потом камнем вниз об воду. Потеешь, икаешь, можешь обхезаться, — что грехом не будет, — а вынужден прыгать. Никакого кайфа по началу. Адреналиновый взрыв, адреналиновый взрыв — чушь собачья. На четвёртом прыжке я, помимо облегчения после полёта, испытал что-то отдалённо похожее на удовлетворение, а так до этого — мрак и тихий ужас.

Третий вид спорта не совсем видом спорта являлся — скорее стилем жизни, замкнутым на средстве передвижения. Сломить голову легко, а рекорд поставить нереально. С автомобиля меня настойчиво попросили пересесть на мотоцикл, благо права на него я получил пять лет назад, после чего благополучно забросил их на шкаф. Воплотил, называется, в жизнь свою давнюю мечту, идиот. В связи с подписанным контрактом с «Метрономом» я не смел им отказать. Не менее трёх часов в день мне приписывалось рассекать на железном звере по улицам нашего великого города. Кататься на мотоцикле каждый день от меня потребовали в начале второго цикла, когда я пришёл в офис «Метронома» за причитающимся мне бонусом, и, после выдачи денег, со мной провели повторную беседу. Генеральный менеджер Валера предложил мне увеличить бонус до 30%, всего лишь подписав протокол тайного приложения к основному договору, по которому интенсивность моих приключений увеличивалась ровно в полтора раза. К тренировкам и прыжкам добавлялись мотопробеги.

Оказалось, что при желании, у меня впереди есть множество способов увеличить"призовые"выплаты. Всего существовало четыре степени безумия, на которые я подвязывался, подписывая тайные приложения. Первая степень, которую мне удалось вкусить, называлась — Лайм. Вторая, предстоящая и предлагаемая тогда Валерой — Пират. Третья — Партиец. Четвёртая — Вальхалла. Ничего так названия. Интригуют? Меня точно заинтриговали. Но мои расспросы о сути последующих степеней нечуткий Валера вежливо оборвал, объяснив, что узнать, в чём там дальше фокус, я могу исключительно при условии прохождения мной стадии Пират. Что же, я подписал. С радостью подписал, не пожалев потом.

Спасибо, что мотоцикл меня не заставили покупать, а выдали во временное пользование, то есть, в аренду. За время его эксплуатации я упал на нём два раза, сломал ребро, въехав в забор, и воткнулся в бок легковушки, перелетев через её капот, заработав лёгкое сотрясение мозга. Опять можно сказать — повезло. Я не умер, мои органы остались при мне, поэтому сегодня я в последний раз прыгаю с парашютом, чтобы завтра, набив карманы хрустящими купюрами моего третьего гонорара в счёт моего трупа, отчалить от берегов"Метронома". Ура! Я жив здоров и всем показываю дулю. Особенно я рад подгадить менеджеру Пироманову, желающему за счёт лысеющего толстячка-дурачка по лёгкому баблишка срубить. Пускай с этими следующими степенями риска, — не к чему они мне, не знал, что они означают и не надо знать, — другие головой рискуют. Довольно мне козликом под их дудку скакать.

Не так я прост оказался, как им казалось. Всё выдержал, сбросил за четыре месяца двадцать кило, прошёл абгрейд всех систем, стал чувствовать себя действительно так, как будто помолодел на пятнадцать лет. Не ждали? А я смог. Безработный, почти богатый, точно счастливый. А что? Жена довольна, ни в чём недостатка не знает, задарена мной, ублажена. Дети одеты, обуты, накормлены. Я не только здоров, бодр, но и счастлив. Каторга кончилась, остались весёлые пиастры. Трать не хочу. Так я думал, когда ко мне приближался белый провал десантной двери.

Шаг вперёд, ветер хлестнул обжигающей пощёчиной, меня поглотила белая бездна. Вестибулярный аппарат подстраивался под крутящуюся пропеллером линию горизонта. Я кувыркался в воздухе, а мне казалось, что это мир крутится вокруг меня. Шух Шух Шух. Процесс обмена земли на небо сменило состояние свободного падения. Удовольствие от свободы. Вот теперь я понял, чем притягательны прыжки. Неукоснительно соблюдая инструкции, я продолжал считать про себя: дойдя до нужного числа мои пальцы сами отыскали кольцо. Плечи вздёрнуло вверх и назад. Меня подняло, полёт замедлился, став плавным. Земля приближалась, страх ушёл, осталось приятное возбуждение.

Приземление в памяти у меня не отложилось. Вот я лечу, а вот — уже иду, неся плохо сложенный парашют в руках. Закончив с делами на аэродроме, отправился домой. Жена моя, Лиза, сварила мой любимый борщ. Сто пятьдесят — больше по контракту нельзя, большая тарелка борща, соленья. Хорошо, блин. Старшие сыновья буянили на улице, дочка Танечка бесилась в детской. Детки мои ненаглядные, счастье моё. Ради них я готов на всё. Жизнь отдам за них, за моих голубоглазеньких птенчиков. Глаза в нежную синеву — это у них от мамы, у меня самого глаза серые. Пока они светленькие, хотя старший Петя начал темнеть в прошлом году, когда ему исполнилось двенадцать. Десятилетний Федя пшеничный медовый цвет сохранял, а восьмилетняя Танечка так вообще, как солнышко, ей долго ещё такой оставаться, нас с мамой Лизой радовать.

С Лизой мы вместе пятнадцать лет, страсти перестали вулканом клокотать, но чувства сохранились, войдя в спокойное размеренное русло. Жена — младше меня на три года, в свои сорок два, после трёх родов, сохранила красоту двадцатилетнего тела, а лицо в силу генетики выглядело молодо, сексуально привлекательно. Искусно наложенный макияж не портил её: днём сглаживал недостатки возраста, вечером же, когда тени скрывали мимические морщинки, прощали промахи диеты, Лиза казалась мне всё той же девушкой-красавицей, какой я её первый раз встретил на вечеринке у моего студенческого друга Павла.

После борща я настолько разошёлся, что, встав из-за стола, бросился в ванную почистить зубы. Лиза всё отлично поняв, заглянув на минуточку в детскую, присоединилась ко мне в ванной. Дверь мы заперли. Подробности происходящего описывать нужды нет, скажу только, что в тот раз любовь у нас вышла незабываемая, лучшая за последние десять лет. Хотелось бы, чтобы Лиза тоже со мной согласилась, а судя по её счастливому, расслабленному выражению милого, её любимого лица, так оно и было.

Следующим днём Валера Пироманов встречал меня с распростёртыми объятиями прямо на пороге офиса.

— Приветствую! Заходите, Виталий Петрович, заходите. С утра вас жду.

— Здравствуйте. — Ишь, как его распирает. Не иначе как рассчитывает меня на следующую степень развести, жулик. — Неужели с утра? А что так?

— Так вы же для нас лучший клиент. Пойдёмте ко мне в кабинет. — После приглашения, Валера, от полноты переполнявших его чувств, что ли, аж меня приобнял. Вообще этот румяный здоровяк каждый раз, встречая меня, вёл себя по-другому. Впервые увидев мою скромную особу, он выдерживал деловой тон, оставался корректен, услужлив, убедителен, жонглировал цифрами, приводил примеры, показывал выкладки. При второй нашей встречи он меня взахлёб уговаривал, восторженно открывая новые возможности по лёгкому заработку денег. Сейчас же он встречал меня, как давнего, близкого друга.

— Одну минуточку. Я бы сначала предпочёл посетить кассу.

— Что вы, Виталий, зачем же вам себя утруждать? Причитающуюся вам выплату принесут прямо в кабинет. Пойдёмте, я уже там чаёк приготовил нам. Вы ведь уважаете крепкий чай?

— Да. От чашечки горячего, с конфетками, не откажусь.

— Ну вот и ладушки. Пойдёмте.

Мы чуть ли не в обнимку миновали пост охраны, поднялись на второй этаж офиса, прошли мимо привставшей, при виде меня, длинноногой, волоокой, пухлогубой модельки — белокурой секретарши Марины, и вошли в кабинет. Валера, не задерживаясь, проходя мимо секретарши, через плечо приказал Марине:

— Пригласи ко мне кассира. Немедленно.

— Я поняла, я сейчас, Валерий Сергеевич.

Усадил Валера меня в кресло у чайного столика, сам сел на диван. Его кожаный трон за массивным столом в этот раз остался сиротой. Чашки расставлены, заварной чайник, электрический минисамовар, ваза с конфетами, пряниками, печеньем — всё готово. Прежде чем начать разговор, Пироманов разлил чай — ароматный, густой, с красноватым оттенком. Я с удовольствием угостился, закусив пряничком.

Отпив пару глотков, хитрюга Валера приступил к разведывательным, отвлекающим действиям:

— Как дети?

— Нормально всё.

— Да, до периода полового созревания с детьми возни много, но она больше приятная, — он вздохнул. — У меня самого два балбеса. Погодки. Седьмой и восьмой класс. Отстаивают себя, бунтуют против авторитетов. Эх, быстрее бы переболеть этим и в институт. Вот спорт может помочь. Ваши как, занимаются?

— Да, мальчики — лёгкой атлетикой, плаваньем, а Танечка на танцы ходит.

— Танцы для девочки хорошо. Плаванье — тоже правильно, тело строит. Жена?

— Что — жена?

— Она же у вас домохозяйка?

— Ну да.

В этот момент в кабинет вошёл кассир. Серый, как мышь, мужчина в лысине. Он извинился, выдал мне полдюжины увесистых пачек радужных бумажек. Уважительно подсунул ведомость для подписи и, дождавшись моего росчерка, растворился.

— Так, вот о чём я, — продолжил Валера. — Ей тяжело бывает одной с тремя. Обед свари, за всеми детьми уследи, постирай, мужа встреть, красоту сохрани. Она ведь у вас красавица?

— Повезло мне с ней. Лиза умеет за собой следить, успевая заботиться и о детях, и о себе.

— Правильно, таких женщин мало, их ценить надо. Кто хорошо работает, должен и отдыхать хорошо. Как считаете?

— С вами сложно спорить.

— Если не ошибаюсь, Лиза мечтает о морском кругосветном круизе, так?

Ёфаный хряк! Да, моя Лиза мечтала когда-то объехать весь мир. Помню, она мне на первом свидании об этом рассказывала, да и потом, когда мы жить вместе стали, до рождения Пети. Мы даже пару раз деньги начинали откладывать. Не срослось. Но откуда об этом узнал Валера?

— Мечтала. Правду говорите. Не знаю откуда вы прознали о круизе, но Лиза, действительно, раньше хотела посмотреть мир.

— И сейчас хочет, уверяю вас. Вы старались, три раза, если не ошибаюсь, выезжали на гостеприимные курорты Турции. Что ж, не плохо. Думаю, будет ещё лучше, если она сможет воплотить мечту в жизнь. В случае, если захотите сделать приятное, вся её благодарность достанется вам. Для детей тоже будет не лишним мир посмотреть. Как считаете?

— Думаю, вы правы.

— Остаётся купить билеты. Но стоят они на кругосветку недёшево.

— Ничего, могу себе позволить, — подтверждая самодовольные слова действием, я похлопал себя по карману, куда спрятал деньги.

— Вы правы. Деньги у вас есть. Как раз хватит, чтобы оплатить полугодовой вояж вашей семьи. Вопрос не ваших возможностях сегодня, а в перспективах на завтра.

— И что с ними не так?

— Да всё так. Просто не помешало бы к возвращению семьи из круиза заработать вам денег на её безбедное существование после.

Я задумался. Змей искуситель. В чём-то он прав. Нашёл Валера ко мне подход. Лиза достойна того, чтобы я её побаловал. И для детей впечатлений на всю жизнь хватит. В детстве такие вещи отлично чувствуются, запоминаются гораздо чётче.

— Хорошо, что вы предлагаете?

— С вами приятно иметь дело, всё схватываете на лету. Степень Партиец. Ознакомьтесь. — Валера вытащил из-под стола, со специальной полочки (уверен, лежавшее там с начала доверительной беседы) приложение третьего тайного протокола к основному договору.

Взыграло во мне любопытство: что же там такого-эдакого подразумевала степень Партиец? — уж больно мне хотелось семью круизом побаловать. Ага: выступления на соревнованиях по моему ненавистному (успел его возненавидеть: прогресс меня, как бойца, нулевой, а ушибы с повреждениями на моём, отнюдь не юном теле с каждой тренировкой прибавлялись) муай-тай… это для начала. Затем поход в зоопарк! Ну, не совсем в зоопарк, а в частный зверинец. На слабо меня хотели взять, предлагали в клетку к тигру заглянуть. Тьфу. Зайду! УУУ. Я себя подбадривал, осознавая, что чем ближе от меня клетка с её полосатым постояльцем, тем сложнее мне будет сделать в неё первый ша-ааг. Смотрите-ка, аж заикаться стал. После тигры меня ожидала, должно быть с распростёртыми объятиями, экстремистская политическая организация, а значит, акции, встречи с полицией, риск присесть. Остальное по мелочи — интенсификация всех прежних моих нагрузок. Отлично, просто замечательно. В общем, я подписал. Развёл-таки меня манагер Валера.

Пятка моего противника заехала меня в пятак. Вокруг потемнело, наступил вечер, расцвеченный фейерверком синих искр боли: для меня одного, естественно, он наступил, все остальные — зрители, тренера, включая моего заслуженного соперника, остались в цвете. Для них светло, для меня мир впотьмах. Никто меня не принуждал побеждать в боях: мой неуступчивый характер во всём виноват, не люблю получать, не давая сдачи. Мой противник моложе, быстрее, бьёт сильнее. Мне бы уйти в глухую защиту, переждать три раунда шторма, получить, дождаться его поднятой руки рефери, а после спешить в раздевалку, а я, пропустив пару ломающих берцовые кости лоу, полез вперёд махаться. Всё закономерно — нарвался на прямой хай-кик в голову.

Бедный мой нос. Сломан? Не сломан? Не знаю. А вот тёпленькая из него потекла. Меня закружило, но он, мой партнёр, не дал мне долго кружить в одиночном вальсе, остановив острым левым хуком. Хренакс! Кончено, раздевалка. Открываю глаза, надо мной стоит тренер с полотенцем, затылку холодно от подпирающей его подушечки со льдом. Кончилось, но не всё, оставалось всего-то три боя. В три раза больше люлей и один пункт протокола я закрою. Бррр. Нос всё же мне не сломали, расквасили знатно. Рожа опухла, назавтра появились очки синяков под глазами. Терпимо.

Тигр. Зверюга такая. Лежит в углу клетки, на меня внимания не обращает. Я пока за вне клетки стою, дрожу, переминаюсь с ноги на ноги, будто мне по-маленькому очень надо. Служитель, смотритель, или кто он там, рядом присутствует, терпеливо ждёт, когда я решусь на самоубийство. Молодой, сонный с виду парень, в грязном спереди коричневом комбинезоне, с безразличием в наркоманских глазках наблюдает за мной. Мне он неприятен: такие, как он, вызывают инстинктивное отвращение — дрочила некрофил — лучшая его характеристика, что пришла мне на ум при виде этого засранца.

Здоровая кошка, морда хитрая, усищи — такими не то что защекотать, заколоть до смерти можно, что уж говорить о когтях, клыках. Мне одного взмаха его"плюшевой"лапищи хватит, чтобы проведать праотцов: как они там на небесах? Подлец какой, не смотрит, понятное дело — заманивает.

Фуууууу. Уффффф. Что делать, надо идти, а то можно подошвами к асфальту прикипеть. Интересно, что хозяевам тигра метрономы наплели, как повлияли на то, чтобы они допустили незнакомца к клетке. Опять тёмные делишки. Пле-ва-тьььь. С обрыва в ледяную воду — БУЛТЫХ! Дал знак дрочиле, он, дёрнув задвижку, тревожно застучал железом. Оба-на, я не вступил, а ворвался в клетку, едва удержавшись, чтобы не подбежать к тигру. Лихорадка возбуждения, желания что-то делать. Головой понимаю, что спешить не стоит, делать резкие движения тоже, лучше затаится на минутку и вон из клетки. Стать обедом для хищника не лучший способ сдохнуть. И всё же ничего не могу поделать с собой, контролировать конечности мне не под силу, будь они прокляты. Мои кисти рук пляшут помимо моей воли — поднимаясь к груди, падая на бёдра, оглаживая бока. Движения к тому же не плавные, а скорее порывистые, нервные. Сам себя закапываю, честное слово. Ну вот почему МОЁ тело меня подводит? Бунтует в самый неподходящий момент? Мстит мне, сука, за моё к нему не чуткое отношение.

Вальяжно до моего появления лежавший, распластавшись в углу, тигр не мог не заметить такого беспокойного дурака, зачем-то зашедшего к нему в дом. — "До кормёжки оставалось часа полтора, так что этот человек забыл в моей клетке?". — Должно быть что-то вроде этого думал в тот момент тигр, направивший на меня пару прозрачных окуляров, не выражавших ничего, кроме осознания своего вселенского значения, знания жизни, не доступного разумному двуногому балбесу.

Он встал! Тянуться не стал, а сразу направился на меня. Мне бы тут шмыгнуть обратно в приоткрытую дверцу, а я — нет. Растерялся, загипнотизированный его уверенным взглядом прирождённого убийцы. Всего он сделал пять шагов, с каждым из которых моё сердце сжималось в объёме, пока не остановилось на размере заячьего, трепещущего со скоростью двести ударов в минуту сердчишки.

Тигр приблизился, посмотрел мне в лицо, у меня хватило смелости отвести глаза. Да. Наконец мои руки замерли: слава тебе боже! Любовался моей физией хищник не долго: опустив морду, щекотнув внешнюю часть кисти усами, понюхал. Сердце из галопа вывалилось в каменную неподвижность. Вот сейчас кот раскрыв пасть схватит меня. Раз… два… три… четы… Нет. Передумал тигр мною закусывать, решил не портить себе аппетит перед обедом. Тихо презрительно фыркнув, он, потеряв ко мне всякий интерес, развернувшись, направился в свой любимый угол.

Я не знаю — выдохнул или вдохнул. В груди закололо, аритмия, круги перед глазами. Выбрался из клетки чудом. Мне так поплохело, что со стороны я походил на сильно перебравшего алкаша. Качка под ногами, тошнота в мозгах, колики. Вот вам и поход в зоопарк на зверушек посмотреть. Лучше несколько раз с тарзанки сигануть. Прошло, пропало, но не забыто.

Быть в партии мне даже понравилось. Жаль, что раньше сам не додумался стать активным гражданином. Знаете, растягивать по ночам баннеры с чумными надписями на пути проезда утром кортежа маститого вельможи от высшей власти, закидать пакетами с калом машину американского посла, замарать граффити партийных символов госучреждение навроде МВД — всё это такой кайф, словами трудно описать. Оргазмические ощущения. Вроде такое себе хулиганство, а вздрючивает не хуже продвинутых чистейших спидов.

Сегодня мы на баррикаде. Сами построили за десять минут, в самом центре города, в переулке недалеко от Тверской завал, перегородили односторонне движение, зажгли флаеры, вывесили флаги, устроили бедлам с выкрикиванием лозунгов, ором, стрельбой петард. Весело. Хоть я не молод и большинство моих новых друзей моложе меня на пятнадцать-двадцать пять лет мне с ними хорошо, я идеально вписался в их среду, закрытый для посторонних мирок. Реют сине-зелёные полосатые флаги, на которых словно через туман, проступает отрубленная голова. Чёрные полотнища с желтушным кругом луны и оспинами звёзд развешаны на зданиях. И те, и другие флаги принадлежат партии, её разным ипостасям в зависимости от времени суток, сезона, времени года. У нас есть ещё красные стяги с двумя белыми иксами, но они сегодня не к месту: их разворачивают только на акциях прямого действия.

Вот и наши друзья в форме! В переулок завернул автобус с бойцами некого спецподразделения. Далеко он не продвинулся, мы же движение перекрыли, им мешала пробка, образовавшаяся из пятнадцати-двадцати авто, но они не расстроились. Раньше таких космонавтами называли, теперь они на балансе у Росгвардии болтаются. Мощные парни в светлом камуфляже: щиты, дубинки, шлемы с прозрачными забралами, всё как надо. Без них в современном обществе никак. Дубинка в руках у власти. К ним у меня претензий нет, они выполняют свою работу. Сменится общественная формация, в кремль заселяться иные вожди, а они всё также будут востребованы. Впопыхах покинув автобус, они посвистели на нас, а мы их встречаем оружием пролетариата — булыжниками, и оружием обезьян — палками.

Недолго музыка играла. Наша хилая баррикада, не выдержав молодецкого натиска наёмных ландскнехтов, рухнула. Мы отступили. Беспорядочно бежали, смотались, сдристнули.

Одного солдатика я успел приложить прутом арматуры по шлему. Глухой вышел стук, и он попятился назад. Другому, который, забравшись ко мне на высоту, с бока схватил меня за шкирман, отвесив дубинкой по почкам, я вломил снизу, добавил коленом, стряхнув неожидающего такого разворота событий космонавта к его неповоротливым товарищам. Чуть не заигрался, пришлось догонять остальных, уже бросившихся в рассыпную, пока я воевал с превосходящим силами нашего общего, временного противника. Неизвестный ландскнехт саданул меня дубинкой вдоль позвоночника, ожёг натренированным движением спину, придав дополнительное ускорение, а значит, догнать меня им было не суждено. Бегун из меня не важный, но в таких обстоятельствах я припустил гепардом. Налегке бежать сподручнее, чем в бронниках и тяжёлых армейских ботах.

Бегом. Всё же не люблю бегать с детства. Не моё. Кхххррр, тьфу. Во рту горько, кисло, противно, сухо. Преодолевая себя, ухожу дворами. Кого-то из наших винтят, но большинству удаётся уйти. Жаль флаги пришлось бросить. Все те, кому посчастливилось уйти, собираются в условленном месте у Пушкинского музея, напротив храма новодела. Дождавшись последней парочки, недавно справившей прямо в штабе партии свадьбу, начинаем делиться впечатлениями. Мне вся эта болтовня по фигу, самое интересное осталось позади и всё-таки почему бы не поддержать беседу, послушать ребят, понять, как они восприняли реальность происходящего, под каким соусом, с каким фокусом.

— Зря мы мусоров не сожгли, — заявил Игорёк, парень с испанской бородкой в тёмных очках и в вечном капюшоне тёмного балахона, надвинутого глубоко на лоб. — Не раздумывая кинул бы"Молотова".

— Штаб-ротмистр запретил, — возразил Игорьку Степан по кличке Репа, огромный, как медведь, и такой же лохматый, заросший диким волосом по самые уши.

— Запылали бы они факЕлами за милую душу, — расчувствовалась Арина, девочка огонь, идейная наци, которую в партии боялись, а находились и те, которые тихо ненавидели. Маленькая, подстриженная под мальчика, кареглазая, с лисьей мордочкой, быстрая на язык. — Ха! Мне их разбитые хари ни к чему, я настоящей крови хочу. Свиней режут, а не жалеют.

Я в спор влезать не стал, моё мнение просто бы не оценили. Экстремальный подход во всём характерен для любого подрастающего поколения. Перебесятся, толк будет, а не выйдет, так далеко пойдут, станут легендой. Пока разговоры не переросли в дело, мальчики в чёрном, перебивая друг друга, кричали:

— Убей фараона! Отруби ему голову! Сожги, жги, жги, жги, жги!

— Освежевать МВД!!! — крикнул, испытав экстаз прихода от собственной крутизны, белоглазый демон Федя, его поддержала супруга, завопив сиреной противовоздушной обороны с ним в унисон. Ничего стервецы не боялись. Таким всамделишнее оружие в руки только попадись, тогда враг держись, а лучше убегай, как мы сами сегодня убегали от космонавтов. Они рубились за зарплату, а мы за идею. Чувствуете разницу? То-то же.

Они так орали, что на нас начали обращать внимание, ещё чуток и к нам бы подтянулись слуги закона, те самые которые по пожеланиям моих партийных товарищей должны гореть, жарится, мучиться, кроиться и разлагаться, имеющие все основания принять наше сборища за несанкционированный пикет. Из огня да в полымя.

Отдохнули на славу. Как-то я даже, на исходе шестой недели, стал втягиваться в ритм всех экстремальных косяков, не только политических, но и вообще всех. Мне удалось (аллилуйя!) победить по очкам в третьей по счёту схватке на ринге. Неизвестный мудрец оказался прав, утверждая в непонятно каком, но древнем году, что человек — это такая скотина, которая способна приспособиться к любым условиям, и в этом чудесном качестве с людьми посоревноваться могут разве что крысы. И пока мои дорогие детки, и жена наслаждались круизом, я трудился в поте лица на ниве экстрима. Чем дальше, тем круче. Страх мне стал нравиться, будоражить, вызывая во мне скорее приятные ощущения от грядущих испытаний, а не желание наложить кучу на месте, прямо в штаны.

Как я попал на следующий уровень — степени Вальхалла, сам не заметил. Неожиданно для самого себя стал адреналиновым наркоманом. Подмахнул любезно подсунутый Валерой протокол не глядя. Метроном дал маху, что предложил мне следующие десять процентов премии за предстоящие два месяца испытаний: деньги перестали будоражить моё воображение, как раньше. Торговцы органами могли заманить на лезвие бритвы жизнеопасного экстрима такого зависимого обалдуя, как я, пообещав вдвое меньше, а при определённых условиях и вовсе бесплатно.

Теперь я в банде. Да-да, не шучу, в настоящей уличной банде грабителей. Хоть убейте, не понимаю, как меня сподручные Валеры к ним засунули. Что за такие рекомендации получили начинающие уголовнички, что приняли меня без лишних вопросов к себе в группировку. Парни в банде подобрались ну прям будущие сливки криминального сообщества, все с амбициями, расписные, агрессивные, за исключением главаря не мешающие себе жить излишними размышлениями о переустройстве мира и прочем философском дермище. Средний возраст двадцать пять лет: из шести человек трое сидели; остальные мечтали сесть, чтобы обрести статус полноценного социопата. Инфантильное восприятие мира компенсировалась отнюдь недетскими способами существования в нём.

Тридцатилетний главарь банды — Шура Грубер, имел за плечами две ходки: одну на малолетку по хулиганке, вторую — за вооружённый грабёж. Никаких тебе — тяжёлой челюсти, низкого лба, волосатых пальцев: Грубер мог гордиться интеллигентной внешностью какого-нибудь потомственного врача или учителя, без стеснения подчёркивая тонкие черты лица актёра немого кино очками в тонкой серебряной оправе. Ходил исключительно в пиджаках, под которые надевал либо водолазки, либо белые рубашки. Ботинкам на тонкой подошве предпочитал лакированные лодочки. Дурной вкус сутенёра — скажите вы? Ничуть ни бывало, выглядел он на все сто, завидный жених для богатых невест. Но то днём, ночью же он в составе семейки опытных волчар выходил на охоту. Щенков он натаскивал в драках с такими же бандами; матёрых учил сам, заставляя уважать за неимоверную силу, вольготно проживающую в его жилистом мускулистом теле.

Хурма, Тверь, Гриня, Клякса, Бонч — основной состав банды Грубера: последние трое не сидели, а я, Виталий, как они меня окрестили — Борман, на подхвате. Кличку я получил после того, как на второй встрече в их съёмном клоповнике разоткровенничался о недавних подвигах на поприще политики. Им борьба за светлое будущее с коричневым оттенком до фонаря, но суть схватили на лету. Вот так я стал для них навек Борманом.

Хурма плотно сидел на игле и выглядел соответствующим образом. Покойник, сбежавший вчера из морга. Тверь получил такое погоняло, потому что родился в Твери — банально. Румяный хлопчик с привычкой при разговоре смотреть на переносицу собеседника. Чего он там высматривал? Откровенно неприятная привычка исполнителя, приводящего приговоры в действие. Гриня, кудрявый, нервный, жестокий психопат, ввязывающийся в драку по любому поводу. Клякса, самый молодой из них, студентик последнего курса некой коммерческой шараги, одним словом, паразит менеджер. Добивать, нападать со спины — вот это его, девочку на грязную групповуху развести в самый раз, а идти на пулемёты — увольте. Бонч, самый странный персонаж банды. Старше меня, седеющий, мужчина с пузиком, обожающий свитера с высоким воротом и чифирь. Чего он тёрся с ними, то есть, с нами, ума не приложу. В прошлом профессиональный боксёр-неудачник, с женой в разводе. Всегда, пока не дошло до главного, какой-то сонный, смурной, малоразговорчивый. В драке, правда, ураган, безжалостный костолом.

Проверка меня ждала через неделю общения с ними. Странно, что они продолжали заниматься уличными грабежами на окраинах города. Мода на такие вещи прошла лет пятнадцать назад. Банда Грубера застряла в прошлом, ничуть не сожалея о цифровом настоящем. Заняв пустующую нишу, в ней они чувствовали себя комфортно. Понятно, что гоп-стопом они не ограничивались; приторговывали наркотиками, крышевали пару борделей на районе, продавали краденное, но уличные грабежи оставались их слабостью.

На дела телефонов не брали, всегда имели запасные пути отхода — каждый по отдельности и все вместе, это вдобавок к машине, стоявшей за пару кварталов от мест их криминальных действий на случай погони внезапно нарисовавшегося, как это бывает в самый неподходящий момент, полицейского патруля. Но думаю, чушь всё это, им просто нравилось обувать, а заодно бить людей. Нажива — хорошо, если занимаешься делом, которое тебя вдобавок по душе. Понятно, что кто бы за меня настоятельно ни попросил, сомнения на счёт моей способности вписаться к ним в коллектив у гопников оставались. В общем — проверка.

Дорога, двор, пересаженные, взятые из далёкого далека вязы, нестройным частоколом ограждающие белый кирпичный дома от проезжей части. В правой части двора прижималась к мусорным контейнерам детская площадка, оттуда же неслись звуки ежевечернего моциона местной фауны. Перейдя шоссе, по которому в честь позднего времени проносились редкие лихачи, — их автомобили вылетали кометами из-за поворота словно мчались на пожар, — прошёл к лавочке. Прохладный ветерок не мог ни охладить горящего малиной крапивницы лицо, ни высушить пот, ниагарским водопадом заливающий меня с головы до ног. Волнуюсь я что-то. До последнего мгновения, пока Грубер мне не сказал:"Покажи себя", — не беспокоился, а тут нервишки подвели. Всё же я не герой боевика. Фонари склонили алюминиевые калоши черепушек, освещая мне путь зелёным загробным светом. Перепрыгнув низкую оградку (Ай! Зацепился. Хорошо, что не растянулся на травке), я, сделав несколько шагов на ватных непослушных ногах, остановился перед лавочкой. Бабайка к вам пришла, суки.

Пятеро крепких урелков сидели, пили водку, этикетку на бутылке я не видел, но что же им пить, если не водяру.

— Это моя, экх… — я закашлялся совсем не вовремя. Голос меня подвел, сорвавшись на фальцет. Да что это со мной? Соберись, тряпка! — Это моя лавочка. Срыгнули отсюда. — Во, полегчало, страх сразу заткнулся, перестав завывать у меня в сердце. Мосты сожжены, обратного пути нет.

Шум утих, почтенные граждане отдыхающие, прервав объясняться матом между собой, дружно повернули тяжёлые моськи в мою сторону. Из-за того, что к нам в город через несколько минут придёт полночь, мелкие черты внешности местных бабуинов скрывали густые тени, надёжно защищающие их от моего любопытства и прямого света, падающего на курчавые кроны деревьев. Мне казалось, что внимание на меня обратили не люди, а безликие жители ночи. Стёртые лица человекообразной жути.

Посмотрели они на меня, посмотрели, и отвернулись, как меня и не было, продолжив нецензурно общаться. Конечно, чего с психа взять? Не-ет, игнор не пройдёт.

— Оглохли, долбожопы, пошли на х*й отсюда!!!

— Чо? — хрипло, глухо кинуло мне вставшее с лавочки нечто.

— Через плечо! — ответить получилось у меня как-то весело, будто я обрадовался, что со мной, наконец, заговорили. За словами последовал свинг. Я от всей моей широкой русской души врезал бабуину.

Мне удалось, после первого успеха, всунуть накрывшей меня лавине ещё два раза. Правого защитника лавочки угостил прямым в нос, усадив на попу, а прущего танком на меня по центру безумца встретил коленом в живот. Всё на что меня хватило, дальше я отключился ненадолго. Очухавшись, услышал, как смачно кроет врагов моя банда. Приподнявшись на локтях, убедился — бабуинов разбили в пух и прах; кого не вырубили, гнали пинками. Экзамен сдан, в банду на должность стажёра меня приняли.

Больше всего пострадала моя правая сторона, болели рёбра, колено плохо сгибалось, а половина лица потеряла чувствительность. Адреналин мне в помощь. Оказалось, что так чудно начавшийся для меня вечерок не окончился под лавочкой. Разделавшись с урелками, мы отправились на настоящее дело. Отоварить лоха дело чести. Через час охоты мы вышли на припозднившийся приз, припарковавшейся на своём Лексусе на стоянке. Такой из себя важный, солидный, крупный карасик.

— Тверь, давай, — Грубер хлопнул Тверь по спине.

Тверь пошёл первым, Хурма чуть позади. За ними захотел пристроиться и я. Грубер меня придержал:

— Борман, не спеши. Держись позади, учись.

Пятеро взяли в квадрат лоха, контролируя его на дистанции, а двое, отделившись от пятерки, подошли к нему.

— Уважаемый, не подскажешь, до рассвета далеко? — Тверь, перегородив дорогу карасю, ухмылялся.

— Не понял, — мужик повысил голос до баса, давая понять, что не испуган. Ишь ты, какой молодчик.

— Чего ты, говно, не понял? Деньги давай сюда, — потребовал подоспевший Хурма.

Карась из породы упрямых оказался: набычившись, пошёл вперёд. За что и получил. Секунда и карась брюхом вверх плавает в луже собственной крови. Тверь шмякнул ему отвлекающую зуботычину, а Хурма, проскользнув назад и вбок, ударил по затылку кастетом.

Обычно, если жертва соглашалась на добровольной основе поделиться добром, её не трогали. Разбив телефон, попугав ножичком, отпускали. А тех, кто ерепенился, наказывали, как этого карасика. Правда, довольно часто случались исключения. Вроде жертва всё отдала, и код от банковской карты сказала (в большинстве случаев не обманывали люди грабителей, должно быть боялись за свою жизнь больше, чем дорожили материальным благополучием, ну и правильно, я бы год назад, оказавшись на их месте, поступил бы точно также), а без побоев всё равно не обходилось.

У карася взяли денег чирик, сняли часы, цепочку. Россыпь карточек ко двору не пришлась: Хурма перестарался, допросить жертву не представлялось возможным. Живой мужик, дышал, но долго без сознания ещё проваляется, возможно до утра, а там в больничку поедет.

После грабежа следовало спешить, менять район действий. Обычно за одну ночь банда трёх-четырех человек успевала опустить на бабки. Здесь, как мне Грубер объяснил, следовало действовать на стыке районов, принадлежащих к разным отделениям полиции. Обули лоха в одном районе, а обналичивали карты (если они были) в другом, и там же охоту продолжали. Под утро возвращались домой, расслаблялись водочкой, веществами. Мне метрономы запретили употреблять и то, и, в особенности, другое. Я вынужденно оставался трезвенником, да меня никто насильно выпивать-колоть-курить-глотать и не заставлял. Обычно отрубив смену с ними, я уезжал к себе. Дня на два в неделю банда брала себе выходной, шаталась всем составом по кабакам, порола проституток, собирала дань. Если я хотел, то присоединялся к ним, если нет — никто меня не неволил.

В один, для Грубера, из выходных дней, в четверг, мы отправились в китайский кабак"Восточный ветер", подкрепиться. Только стемнело и город опустился в золотой бульон межвременья, мигающего между знойным светом июльского дня и духотой спелой летней ночи, мы подъехали на двух машинах к ресторану. Бандиты навеселе, ну а я просто в прекрасном расположении духа. Выгрузились, двинули к входу. Тайфун. Налетел, закрутил. Проспали мы нападение. На банду Грубера напала враждебная группа конкурентов за сферы влияния на районе. У Грубера с их вожаком счёт не был закрыт с малолетки. Вражда с детства.

Меня вырубили, долбанули битой по макушке, выбив из реальности на минутку. Что-то часто я в последнее время стал выпадать из памяти. Многие нюансы концовки для меня пропали, не сохранялись на плате долговременной памяти. Ни одного приземления на парашюте не помню, подробности схваток на ринге вспомнить тоже не могу. Нюансы ускользают на меня, как будто внутреннее напряжение вышибает пробки, лампочка сознания перегорает. Нехорошие симптомы. Как бы дураком не стать.

Череп выдержал удар, голова трещала, вся боль выходила через впечатляющую воображение шишку, появившуюся за время моего беспамятства по-над ухом. Нечего разлёживаться на тёпленьком асфальте, когда моих дружков мутузят почем зря. Грубера с его людьми снесли в угол стоянки и там, между железными прутьями ограды и стеной дома, зажали. Мелькали биты, сверкали ножи, стучали кастеты. Уличная потасовка во всей красе. Выстрелов из травмата не хватало, но так правильно. Услышав грохот пальбы, обязательно нашёлся бы сердобольный дядя или тётя, сразу же бы накапавшие в полицию. Поэтому драка продолжалась в относительной тишине. Хрюкали, пыхтели, зубами скрипели и терпели.

Растерев лицо, встряхнувшись, мне удалось подняться. Нацепив на пальцы подаренный мне психом Гриней кастет, я на цыпочках, стараясь не шуметь, подкрался к врагам сзади. Повезло — меня не заметили. Хук сзади по затылку одному, второй хук другому, успевшему повернутся на пол-оборота, в челюсть. Два тела в ауте. Ура! Наши воспряли духом и, получив передышку, оправившись, пошли в атаку. Прикончили конкурентов за минуту. Запинали ногами до бесчувственного состояния. Забрали у них оружие, деньги, золото. Надо валить, ехать в другой кабак, здесь оставаться не фарт. А Клякса всё никак не закончит. Выбрал себе врага, лежащего неподвижным кулём, да давай ногами его обрабатывать. Не бить, а гвоздить, затаптывать. Бонч его еле оттащил от тела. Может, и насмерть забил конкурента, бес мстительный. Подлый Клякса, к нему спиной не поворачивайся.

День за днём, шаг за шагом я продвигался по тоненькой линии лезвия бритвы к дембелю. Признаться, под конец я совсем забыл про конец периода, навязанного мне по тайному протоколу веселья. Я забыл, что мне его вообще навязали, и у меня чуть не вылетело из головы — кто меня заставил стать экстремалом и зачем. Реальность для меня поменяла полюса, напряглась электрическим фаллосом, из скучной прогулки — от колыбели до могилы, обернувшись захватывающим воображение путешествием в Вальхаллу с тёмными вехами провалов в беспамятство, отмечающих ступени пирамиды, ведущие в умопомрачительную высь.

Потеря нити повествования жизни, так пугающая меня вначале, вскоре перестала напрягать вовсе, что в свою очередь для нормального человека могло стать поводом для беспокойства, но для меня, преобразившегося из заядлого семьянина в шибанутого пустым мешком по обезумевшей в одночасье голове экстремала, не стало. Дошло до того, что метрономы гонялись за мной три дня, чтобы вручить повестку на получение вознаграждения за законно пройденный этап, названный у них кем-то умным (не Валерой ли, случаем?) Вальхаллой. От денег я никогда не отказывался. Это глупо, в смысле — отказываться, когда заработал, даже если тебе башню на сторону психа свернуло.

Получу бабосики и вернусь в банду, а может, создам свою. Надоело по мелочи работать, чувствую созрел для большого куша. Грабану банк, замочу кого-нибудь (человека я не убивал, а ведь хочется: раньше не хотелось, а после всего — да. Новый уровень), стану героем подполья. Борман — гроза банкиров, новая угроза обществу, герой поколения потерянных душ. Звучит! Сам эпитеты придумал, нафантазировал себе славу: так приятно мечтать, а ещё приятнее, забавнее воплощать мечты в жизнь, а это ой как возможно и ой как не сложно. Руководствуясь махоньким стимулом благополучия семьи, всего лишь стоит захотеть, немного потерпеть, и потом удача поможет найти себя.

До возвращения моих из кругосветного круиза оставалось десять дней, буянить мне осталось недолго. Я не был уверен, удастся ли мне после их возвращения жить так, как я жил в их отсутствии. Моя жена, как я заметил, последние недели не на шутку обеспокоилась моим поведением. Возможно то, что я перестал регулярно по вечерам выходить с ней на связь, или, может быть, интонации моего голоса или нездоровый блеск глаз, когда ей удавалось, застав меня дома, поговорить по Скайпу, её насторожили. Не уверен, но женское сердце подсказало ей безошибочно — пора возвращаться из дальних странствий.

Получив пять толстых пачек денег в кассе «Метронома», я хотел уйти сразу, когда миловидная секретарша генерального менеджера, появившаяся из ниоткуда, попросила меня подняться к боссу. Хрен бы с ним, отчего бы не подняться. Он облажался, я остался жив, отчего же не поболтать с лузером. Раньше в этой роли всегда выступал я, классно поменяться местами с крупье, привыкшим к постоянным выигрышам. Правильно, я выиграл в рулетку у судьбы, как же раньше мне это в голову не приходило. Ну-ну, посмотрим, что мне Валерик скажет.

После тёплого до сахарной приторности приветствия Валера усадил меня в кресло, а сам начал расхаживать по кабинету, рассуждая вслух о моих дальнейших перспективах. Так-так-так, это уже интересно. Вальхалла оказалась не конечной остановкой на пути прогрессирующего злостного экстремала.

— Смысл в том, что границ не существует. Виталий, теперь ты эту истину знаешь лучше меня, — незаметно мы перешли на “ты”. Нормально. Мы с ним дистанционно сблизились. Волшебство, обыкновенное волшебство, связывающее подельников по дерьмовым делишкам. — Подумай, зачем тебе останавливаться на достигнутом, — я улыбнулся, открыл рот, чтобы ответить что-то вроде:"Я и не собираюсь останавливаться", — но Валерик меня опередил: — Вижу, ты хочешь продолжить сам и без рублёвой морковки перед носом. Но зачем? Не в смысле — зачем продолжать, а зачем терять время на поиски, организацию? Наша компания тебе поможет реализовать все твои фантазии, даже те о которых ты сам не догадываешься.

— Вы никогда не сдаётесь? Неужто вам мои внутренности спокойно спать не дают пока они во мне? Ха ха ха.

— Твои-то дают, а вот другие — нет.

— В смысле?

— Наши клиенты, фантастически состоятельные люди, не хотят ждать, но зато хотят получить товар самого наивысшего качества. Извини за откровенность, но твои органы нам интересны постольку-поскольку. Как бы человек за собой ни следил, после сорока его органы теряют завод, пружина жизненных сил слабеет.

— Вы мне столько дали денег, чтобы заявить, что не очень-то и хотелось? — Я действительно удивился. Не понимаю таких шуток.

— Мы помогли тебе и дальше тоже готовы помогать.

— Ну-ка, ну-ка.

— Всего лишь за возможность некого события ты получишь столько же сколько получил за последние восемь месяцев.

— Ух ты! И кого я должен замочить. — Хлопнув в ладоши, я потёр руки: видно моя мечта убить человека воплотиться в жизнь раньше, чем предполагал.

— Не надо никого мочить. Предлагаю льготные условия. Выплата половины сразу, а вторая выплачивается не посмертно, а сразу после того, как будет нарушено условие. Умирать не обязательно, а ошибка не станет лично для тебя фатальной. В любом случае ты получишь компенсацию. Вот, посмотри, и, если согласен, подпиши.

После этих слов он подал мне три листочка соглашения. Приняв бумажки, я с интересом углубился в чтение. Чем дальше я продвигался, тем меньше мне нравилось то, что там было написано. У меня волосы шевелились. Эти твари предлагали мне заложить на два ближайшие месяца осени органы моих детей! При этом они получали право на них, если я облажаюсь в предстоящих мне тёмных делах. Это же надо до такого додуматься. Ошибись я, страдали бы дети. Пускай их не потащили бы насильно, под покровом ночи, на операционный стол, а органы могли официально забрать только в случае их случайной смерти и лишь до достижения ими совершеннолетия, но всё равно — мерзко, подло, чудовищно. Гнусные выродки. Отбросив листы в сторону, я повысил голос до крика:

— Вы, уроды, совсем охренели?!

— Не спеши. Виталий, я же предупреждал, это всего лишь возможность, — заговорил он убедительной скороговоркой. — По сути, ты ничем таким не рискуешь. Поначалу звучит страшно, но для такого опытного ветерана ещё два месяца в знакомых обстоятельствах… это же ерунда. Просто маловероятная возможность, за которую мы платим большие деньги. Подумай.

— Пошёл ты!

Я ушёл. За мной никто не побежал, а Валера хоть и не стал меня провожать, но скроил понимающую мину сопереживания мудрого человека, знающего больше, чем может сообщить.

Болезнь. Я болен. Без них, без метрономов, я оказался бессильным, потерянным. Банда Грубера съехала в неизвестном направлении, из партии меня исключили за систематические неявки на акции; прыжки с тарзанки надоели; парашют опротивел; из клуба муай-тай попросили по возрасту. Можно было всё, конечно, со временем восстановить, найти самому будоражащие психику развлечения, если бы не началась адреналиновая ломка. Ну не на людей же мне в парке бросаться в поиске удовлетворения желания ежедневного риска, словно взбесившемуся по причине обострения душевной болезни маньяку.

Я ушёл, чтобы вернуться. Всего-то меня хватило на четыре дня воздержания, в течение которых одна половина меня с каждой уходящей в небытие секундой, усиливая в геометрической прогрессии натиск обоснованными аргументами, уговаривала вторую принять щедрое предложение"Метронома". Много ли надо зависимому, чтобы он ушёл в штопор героинового запоя? Показать полный расслабляющей неги шприц с универсальным душевным синтетическим обезболивателем. Не так уж много. Дёшево и сердито. Сумма призовых, которые я и за двадцать лет работы по специальности не заработаю, за то, что я люблю больше жизни, за адреналиновый приход здесь и сейчас, сразу после моей закорючки под соглашением — я готов. Крови не нужно, достаточно будет обыкновенных чернил. И потом менеджер Валера забыл немаловажную деталь: без согласия моей жены на изъятие органов у наших детей моя подпись под соглашением ничего не стоит.

Первые три дня кайфа до серьёзного дела, а потом блевотное похмелье. Новая банда, куда более серьёзная бригада ребяток по мелочам не разменивающихся. Ограбление частных инкассаторов-курьеров. На двух скоростных авто с форсированными движками мы зажали фургон с некими документами на загородном шоссе, расстреляли захваченных врасплох охранников, взорвали двери, забрали добычу, убрались восвояси. Одного из четверых инкассаторов я расстрелял лично. Может, он и выжил, на нём был бронник, а мой иностранный короткоствольный автомат питался пистолетными пулями. Инкассатор, получив косую очередь, взбрыкнув ножками, завалился в канаву. Изо рта потекла юшка, пальцы задёргались. В голову контрольный выстрел совершить я так и не решился. Противное чувство, когда убиваешь, ожидал другого — подъёма духа, откровения, а получил сотрясение души с тошнотой мыслей горького бреда и зубной болью воспалившегося совестью сознания. Пускай охранник выживет. Честно, пусть он останется в живых.

Бандиты взяли немного денег, меньше в разы, чем заплатил мне"Метроном", но не они являлись их целью. Им дали заказ добыть документы некой фирмы, который они, не без моего участия, выполнили в кратчайшие сроки. Теперь мне выпала честь отвезти эти самые бумаги с неизвестной мне информацией, которая, как я понял, была дороже многих миллионов, богатым заказчикам в их горную, южную, мандариновую, бывшую советскую республику, передав их им из рук в руки.

Таможня, самолёт, четыре часа, посадка, досмотр. Волноваться мне не о чем: документы вшили в учебник по инженерной дисциплине «Процессы и Аппараты». В книге доставало чертежей, формул, занудных формулировок, цифр. Отжатые у конкурентов документы смотрелись в учебнике на удивление гармонично, практически не отличаясь по цвету от страниц оригинала. Поэтому я не ожидал, что меня остановят чернявые, лупоглазые таможенники, попросив проследовать с ними и за ними в комнату личного досмотра со всеми моими вещичками. Один таможенник вежливо мне объяснил про формальности, его же напарник угрюмо отмалчивался.

Спортивная сумка и я под конвоем, пройдя узкими петляющими коридорами, переместились из международного зала прилётов в тесное помещение, где нас ждали трое мордоворотов. Не надо быть Эйнштейном, чтобы понять — подстава. Кто-то сдал меня. Интересно, что же они могут мне предъявить. Документы, что я везу, никакой секретной военной тайны в себе не содержат, они годны лишь для коммерческого использования, — так мне сказали. А может, нет? Может, мне наврали? От этих мыслей меня прошиб первый приступ потного озноба. За первым приступом не замедлил последовать и второй, тотчас, когда толстомордый мужчина в чёрных усах, расстегнув молнию на моей сумке, как фокусник, одним ловким движением вытащил из неё лежащий прямо наверху моих вещей пакетик с белым порошком. Приплыли мальчики. Я же говорил — подстава. Кстати, к главному, скалящемуся довольным гиббоном мордовороту подошёл его помощник, и пока его босс спрашивал меня, безбожно коверкая кавказским акцентом русские слова, обычные в таких обстоятельствах вопросы — "Чтэ этэ? Аэ? Наркотыки?", — он незаметно для всех, но не для меня, стырил из моей сумки учебник с очень ценными для кого-то — умного и богатого, бумагами. Пока передо мной разыгрывали цирк, моя посылка при мне уплывала другим людям. Да по хрен на неё, но, если я не отвезу её по адресу и нарушу подписанный контракт… Понимаете, что это значит?! Не за себя я волновался, а за детей своих!!!!

Что мне оставалось? Я кинулся в драку. Угостил довольного усача локтем. Ух, передние зубы вышиб ему. Один зуб точно: видел, как он в угол полетел. Перепрыгнув столик, на котором лежала сумка, накинулся на вора, укравшего мою книгу. Мне почти удалось: если бы немного больше места, я бы мог развернуться. Теснота играла на руки моим врагам. Двое навалились мне сзади на плечи, очухавшийся толстоморд зарядил мне апперкот от пола, едва не оторвавший со стапелей мою башню. Ноги подкосились. Окончательно упасть мне помог сделавший подсечку таможенник, тот, который вежливо попросил следовать за ним. Дух из меня они выбивали все вместе с помощью наработанных на субботних тренировках навыков игры в футбол, ну а если сказать по-простому, то меня отму*охали ногами до состояния бесчувственного паштета…

Лиза на удивление легко подыскала такси за приемлемые деньги. За дорогу из аэропорта до дома пришлось заплатить жалкие полторы тысячи рублей. Учитывая, что компанию Лизе составляли её трое деток — Коля, Федя, Таня, ценник ниже плинтуса. Прилично одетый частник ненавязчиво поинтересовался, когда уставшая, но довольная семья, миновав коридор таксистов, направлялась к выходу, куда им надо. Получив ответ, назвал цену. Сошлись не торгуясь, частник — приятный молодой мужчина, не только проводил до автомобиля, а ещё и чемоданы с барахлом поднести помог. Его автомобиль — минивэн, фургончик песочного цвета с открывающимися, как в маршрутке, задними дверями, выглядел на пять баллов — помытый, ухоженный, ждущий пассажиров. Лиза усадила детей назад, где предупредительно были оборудованы ровно три места для трёх деток — ремни безопасности и всё такое. Всё таксист предусмотрел, он мог перевозить любых граждан любых комплекций, в том числе и совсем маленьких.

Выехали со стоянки, поехали по шоссе. На десятой минуте поездки, когда проезжали лесок, минивэн остановил дорожный полицейский. Махнул полосатым жезлом, показав на обочину. Полицейский, красивый парень, представившись сержантом Варфоломеевым, запросил у водителя права и документы на машину. Придирчиво осмотрев машину, заглянув в салон, поправил ремень безопасности, немного съехавший с худенького плечика Танечки, отдал права, козырнул, пожелал удачного пути и осторожного вождения. Приятный такой парень, заботливый.

Выехав из леска, подъезжая к мосту через реку, миновали поле. У самого въезда на мост такси нагнал не разбирающий дороги нагло прущий Газон. Он подрезал минивэн, поддев его под крылышко, перекинул через покоцанный, обглоданный погодой отбойник. Машина такси, смяв железное ограждение, перевернулась в воздухе. Ремень Лизы, не выдержав перегрузок, лопнул и её выбросило через лобовое стекло. Ударившись о капот падающего минивэна, она отскочила, врезавшись с полного хода в насыпь. Автомобиль ухнул в воду. На секунду замерев каком к верху на плаву, он булькнул на дно.

Не прошло и тридцати секунд, не иначе как по счастливой случайности, к месту происшествия подъехала скорая помощь с затонированными стёклами и почему-то зелёными крестами на бортах вместо красных. Мигнув сиреной, скорая съехала к самой воде. За первым авто специальной службы подкатил второй — полицейский с тем самым заботливым сержантом Варфоломеевым. Следующей счастливой случайностью стало то, что из фургона скорой, помимо двух дюжих санитаров, следом за ними вылез аквалангист в полном облачении — тоже чрезвычайно редкое стечение обстоятельств. Пока аквалангист в ластах шлёпал к воде, полицейский, спустившись по насыпи, обогнув бетонную бабку опоры моста, подошёл к неподвижно лежавшей и часто, словно собачка в чумке, дышавшей Лизе. При падении она не просто порезала себе лицо, руки, она серьёзно повредила себе спину. Оставаясь в сознании, Лиза не могла пошевелиться, а из её груди, с левой стороны торчал обломок плоской, заскорузлой от заноз деревяшки.

— Спокойно, — убедительным, бархатным голосом сказал сержант. — Всё уже позади.

Лиза моргнула. Сержант, наклонившись, взялся за деревяшку и с силой нажал на неё. Деревянное остриё вошло в сердце. Женщину прошибла предсмертная дрожь, напряглась шея, дёрнулась челюсть. Умирала Лиза с открытыми глазами. Вместе с её смертью устранялось последнее существенное препятствие по легальному изъятию органов из тел её малолетних детей.

Не теряя времени даром, водолаз, побывав на дне, вернулся на берег с тремя посиневшими тупиками. Санитары их схватили, отнесли в фургон, опутали проводами, подключили к приборам, обкололи, поместили в капсулы охлаждения, но не для того, чтобы вернуть к жизни, а для того, чтобы сохранить девственную свежесть их внутренних органов. При аварии дети, хорошо зафиксированные на заднем сидении минивэна ремнями, фактически не пострадали, они просто захлебнулись. В медицинском заключении о причинах кончины трёх детей купленный доктор напишет, что смерть наступила в результате гипоксии мозга, вызванной заполнением лёгких водой. Итог: папаша экстремал на четверть века попал в грузинскую тюрьму, его жена умерла, а троих детей распилили на органы. Цветущая же радугой бледных поганок на свежих могильных холмиках компания"Метроном"получила пятьсот процентов «чистой» прибыли только с одного этого дельца.

Сидевший на водительском месте «скорой помощи» Валера Пироманов, любивший последний этап сделки контролировать сам, не чуждый получению удовольствия от маскарадного переодевания и напяливший на себя сегодня чёрный халат адского доктора, прикрывший макову шапочкой с зелёным крестом, дождавшись, когда все будет кончено, запустив в мотор глухое рычание, вырулил на шоссе, и мягко нажал на педаль газа. Будь ты хоть сам Сатана, состоятельные клиенты ждать не любят, знаете ли.