Остаться в живых

Деон Мейер, 2002

Решившись помочь другу, взятому в заложники неизвестными, Тобела Мпайипели – в прошлом боевик, а ныне законопослушный гражданин – оказывается втянутым в опасную и темную игру, смысла которой не понимает. Ему ясно лишь одно: на него охотятся спецслужбы, полиция и армия, и, чтобы остаться в живых и навсегда расквитаться с прошлым, он должен совершить невозможное – победить в навязанной ему неравной схватке…

3

Мальчик не ждал его на углу улицы, и в сердце Тобелы закралось дурное предчувствие. Потом он увидел, что перед домом Мириам стоит такси. Не маршрутка, а седан, «тойота-крессида» с желтым маячком на крыше и надписью: «Кейптаунское такси». В их квартале такая машина смотрелась особенно неуместно. Он повернул на грунтовую дорожку, подъехал почти к самому дому и слез с мотоцикла — точнее, не слез, а просто осторожно спустил ноги на землю. Отвязал от заднего сиденья коробку из-под обеда и пакет с фунгицидом, купленным по дороге домой, аккуратно смотал веревку и поднялся на крыльцо. Парадная дверь была открыта.

Мириам, увидев его, встала с кресла; он поцеловал ее в щеку и сразу почувствовал, что ей не по себе. Тобела сразу понял почему — в другом кресле сидела незнакомая женщина. Она не встала, чтобы поздороваться с ним.

— К тебе приехала мисс Клейнтьес, — сказала Мириам.

Тобела положил вещи, повернулся к гостье, протянул руку.

— Моника Клейнтьес, — представилась гостья.

— Очень приятно. — Не в силах больше ждать, Тобела повернулся к Мириам: — Где Пакамиле?

— У себя в комнате. Я попросила его подождать там.

— Извините, — сказала Моника Клейнтьес.

— Чем могу вам помочь?

Тобела оглядел незнакомку: пухленькая цветная женщина в свободном дорогом костюме: блузка, юбка, чулки, туфли на низком каблуке. Ему с трудом удалось подавить раздражение.

— Я дочь Джонни Клейнтьеса. Мне нужно поговорить с вами наедине.

Сердце у него екнуло. Джонни Клейнтьес! Прошло столько лет…

Мириам горделиво выпрямилась:

— Я буду на кухне.

— Нет, — возразил Тобела. — От Мириам у меня секретов нет.

Но Мириам все равно вышла.

— Извините, пожалуйста, — повторила Моника.

— Чего хочет от меня Джонни Клейнтьес?

— Он попал в беду.

— Джонни Клейнтьес, — механически повторил Тобела. На него нахлынули воспоминания. Да, если Джонни Клейнтьесу нужна помощь, он обязательно обратится к Тобеле. Теперь понятно.

— Пожалуйста, — молила Моника.

Он заставил себя вернуться в настоящее.

— Сначала я должен поздороваться с Пакамиле, — сказал он. — Вернусь через минуту.

Он вышел на кухню. Мириам стояла у плиты и рассеянно смотрела в окно. Он тронул ее за плечо, но ответа не получил. Он прошел по коридорчику, толкнул дверь в детскую. Пакамиле лежал на кровати и читал учебник. Когда Тобела вошел, мальчик поднял глаза.

— Разве мы сегодня не пойдем в огород?

— Здравствуй, Пакамиле.

— Здравствуй, Тобела.

— Мы с тобой обязательно пойдем в огород. После того, как я побеседую с нашей гостьей.

Мальчик медленно и серьезно кивнул.

— Как у тебя прошел день?

— Все хорошо. На перемене мы играли в футбол.

— Ты забил гол?

— Нет. Голы забивают только большие мальчики.

— Ты и есть большой мальчик.

Пакамиле только улыбнулся в ответ.

— Сейчас я побеседую с нашей гостьей. А потом мы пойдем в огород. — Он погладил мальчика по голове и вышел. Ему было здорово не по себе. Имя Джонни Клейнтьес не сулило ничего, кроме неприятностей. Он, Тобела, сам навлек беду на свой дом.

Они шагали в ногу по парадному плацу первого парашютно-десантного батальона, известного под названием «Летучие мыши». Капитан Тигр Мазибуко шел на шаг впереди, Малыш Джо Морока чуть поотстал.

— Это он? — спросил Мазибуко и показал на небольшую группку.

Четверо «летучих мышей» сидели в тени под зонтичной акацией. В ногах приземистого лейтенанта лежала немецкая овчарка — крупная, сильная собака. Она вывалила язык и тяжело дышала на блумфонтейнской жаре.

— Это он, капитан.

Мазибуко кивнул и снова пошел вперед, взметая с каждым шагом облачка красной пыли. «Летучие мыши», трое белых и один цветной, говорили о регби. Авторитетнее всех разглагольствовал лейтенант. Мазибуко шагнул к нему и, не говоря ни слова, лягнул собаку по голове тяжелым кованым ботинком. Овчарка заскулила и прижалась к сержанту.

— Мать твою! — воскликнул лейтенант, застигнутый врасплох.

— Твоя собака? — спросил Мазибуко.

Лица десантников выражали крайнее недоумение.

— За что ты ее?

Из носа собаки вытекала струйка крови; овчарка привалилась к ноге сержанта. Мазибуко снова ударил пса — на сей раз в бок. Послышался хруст переломанных ребер, заглушаемый криками четверых десантников.

— Ах ты, сволочь… — Лейтенант вскочил и бросился на Мазибуко. Первый его удар попал в цель.

Мазибуко отступил на шаг, улыбнулся.

— Вы все свидетели. Лейтенант ударил меня первым.

И он неспешно принялся молотить своего противника.

Прямой правой в лицо. Ногой в коленную чашечку. Лейтенант начал падать вперед, и Мазибуко ударил его коленом в лицо. Белый опрокинулся навзничь. Из сломанного носа хлынула кровь.

Мазибуко отступил назад, расслабленно опустив руки.

— Лейтенант, сегодня утром вы обидели моего подчиненного. — Он показал через плечо на Малыша Джо Мороку. — Вы натравили на него своего пса.

Лейтенант закрывал рукой сломанный нос. Другой он возил по земле, пытаясь опереться и встать. Два десантника подошли ближе. Сержант стоял на коленях возле собаки, которая лежала неподвижно.

— А-а… — простонал лейтенант, глядя на окровавленную ладонь.

— Никто не смеет обижать моих ребят, — сказал Мазибуко.

— Он не отдал мне честь, — оправдывался лейтенант, с трудом поднимаясь. Его коричневая гимнастерка была вся в крови.

— И поэтому ты натравил на него собаку?

Мазибуко шагнул вперед. Десантник инстинктивно выставил вперед руки. Мазибуко схватил его за ворот, рванул на себя и ударил лбом в сломанный нос. Лейтенант снова полетел ничком. В полуденном солнце взметнулась красная пыль.

В нагрудном кармане у Мазибуко зачирикал сотовый телефон.

— Гос-споди, — сказал сержант, — да вы его убьете! — И он склонился над своим командиром.

— Не сегодня…

Звонки стали громче; они раздражали.

— Никто не смеет обижать моих ребят! — Мазибуко расстегнул карман и нажал кнопку приема вызова. — Капитан Мазибуко.

Он услышал голос Янины Менц:

— Капитан, готовность номер один. В восемнадцать пятнадцать в Блумспрёйте вас будет ждать самолет «Фал кон-900» из двадцать первой эскадрильи. Как поняли?

— Вас понял, — ответил Мазибуко, не сводя глаз с двух десантников. Но те явно не горели желанием подраться. Они оцепенели от изумления.

— Восемнадцать пятнадцать, Блумспрёйт, — повторила Менц.

— Вас понял, — повторил Мазибуко.

Связь оборвалась. Он сложил телефон и сунул его в карман.

— Пошли, Джо! — скомандовал он. — У нас дела.

Они прошли мимо сержанта, который осматривал раненую овчарку; сержант даже не поднял головы.

— Отец… много раз говорил… если с ним что-нибудь случится, я должна разыскать вас, потому что вы — единственный человек, которому он доверяет.

В ответ Тобела Мпайипели кивнул. Моника говорила нерешительно; он видел, что ей очень не по себе. Она прекрасно понимала, что без спросу вторглась в его жизнь и доставляет им всем беспокойство.

— А сейчас он сделал глупость. Я… мы…

Она с трудом подыскивала нужные слова. Тобела понимал, как нелегко сейчас его гостье, но прийти на помощь не спешил. Ему не хотелось, чтобы прошлое повлияло на его теперешнюю жизнь.

— Вы знаете, чем он занимался после девяносто второго года?

— Последний раз я виделся с вашим отцом в восемьдесят шестом году.

— Они… Ему пришлось… Тогда, после выборов, все очень запуталось. Властям снова потребовалась его помощь… Тогда проводилось объединение спецслужб… Само по себе сложное дело. С нашей стороны имелось две, нет, три ветви, а у режима апартеида — еще больше. Сотрудники прежде противоборствующих организаций не желали работать вместе. Скрытничали, лгали, подставляли друг друга. На программу интеграции выделили деньги, но деньги скоро закончились. И все равно, надо было навести порядок. Единственным способом достичь порядка было разбить всех на группы, которые занимались бы разными проектами. Отцу поручили свести воедино все компьютерные данные. Задача была почти непосильной, ведь ему предстоял огромный объем работы! Только на обработку материалов по «Инфоплану» из Претории требовалось несколько лет. Я уже не говорю о компаниях вроде «Денела», поставлявших оружие режиму апартеида. А ведь еще существовали базы данных полиции безопасности, секретной службы, военной разведки и отделений АНК в Лусаке и Лондоне. Четыреста — пятьсот гигабайт информации, куда входило все — от анкетных данных сотрудников до сведений о системах вооружений, списков информантов и двойных агентов. Отцу пришлось сводить все воедино, удаляя сведения, которые могли создать неприятности, и сохраняя информацию, которая могла пригодиться в будущем. Он разработал единую базу данных. Он… В то время я вела у него хозяйство, потому что мать болела. Он говорил, что работа очень его удручает…

Некоторое время Моника молчала, потом открыла большую кожаную черную сумку и вытащила оттуда платок, как будто знала заранее, что расплачется, и готовилась к худшему.

— Отец начал получать какие-то странные приказы, распоряжения, которых явно не одобрили бы ни Мандела, ни министр обороны Нзо. Он встревожился. Сначала он не знал, что делать. Потом решил скопировать кое-какие материалы. Мистер Мпайипели, он боялся, вы ведь понимаете, какие тогда были времена — сплошная неразбериха. Никто не был уверен в завтрашнем дне; некоторые его так называемые сотрудники вставляли ему палки в колеса, а другие пытались спасти свою шкуру. Находились и любители половить рыбу в мутной воде. Тогда многие стремились сделать карьеру — и члены АНК, и белые — по обе стороны баррикады. Поэтому кое-какие данные отец скопировал на жесткие диски и принес домой. Иногда он работал по ночам. Я была не в курсе. Подозреваю, что он…

Моника высморкалась в платок.

— Не знаю, что записано на тех дисках, не знаю, что он собирался с ними делать. Но видимо, он никому их так и не показал. Похоже, он пытался продать сведения. А потом они позвонили, и я солгала, потому что…

— Продать?

— Я…

— Кому?

— Не знаю. — Гостья снова готова была расплакаться, но Тобела не знал, какое чувство владеет Моникой сильнее — жалость к отцу или ужас по поводу того, что совершил Джонни Клейнтьес.

— Почему?

— Почему он пытался продать сведения? Не знаю.

Тобела удивленно поднял брови.

— Как только он закончил свою часть работы, его выгнали. Точнее, настоятельно посоветовали выйти в отставку. По-моему, он не хотел становиться пенсионером. Не был готов.

Тобела покачал головой. Наверное, дело не только в пенсии.

— Мистер Мпайипели, не знаю, зачем он так поступил. С тех пор как моя мать умерла… да, мы живем в одном доме с отцом, но у меня своя жизнь. По-моему, ему стало одиноко. Не знаю, что творится в голове старика, когда он весь день сидит дома и читает «белые» газеты. Он сыграл важную роль в борьбе с режимом апартеида, а после победы его отправили в отставку. В свое время он был крупной фигурой. В Европе его уважали. Он был важной персоной, а сейчас стал никем. Может быть, ему хотелось еще хотя бы раз почувствовать себя игроком. Я сознавала, как ему горько. И как он устал. Но я не думала… Может быть… он просто хотел привлечь к себе внимание? Не знаю. Просто не знаю.

— Он говорил, что именно огорчило его в тех сведениях, которые он обрабатывал?

Моника заерзала в кресле; глаза скользнули в сторону.

— Нет. Иногда он замечал, что там содержатся ужасные вещи…

— А конкретнее?

Она посмотрела на него.

— Так что же? — спросил Тобела.

— Мне позвонили. Сказали, что из Лусаки. У них есть какие-то жесткие диски, но это не то, что им нужно. Мне велели взять еще один диск из отцовского сейфа.

Тобела посмотрел ей в глаза. Вот оно!

— За семьдесят два часа я должна доставить диск в Лусаку. Если не успею, они убьют отца.

— Не очень-то они щедры.

— Да.

— Зачем же тогда вы напрасно тратите время и сидите здесь?

— Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, отвезите им диск… Спасите отца… ведь они убьют его! А меня… — она приподняла подол своей длинной и широкой юбки, — не назовешь быстроногой.

Тобела увидел дерево и металл — искусственные ноги.

— Да и толку от меня мало.

* * *

Тигр Мазибуко, в камуфляже и черном берете, стоял под крылом «Фалкона-900», широко расставив ноги и заложив руки за спину. Он следил за тем, как двенадцать человек грузят в самолет ящики с боеприпасами.

Он ждал этого три года и два месяца. Да, уже больше трех лет прошло с тех пор, как Янина Менц с досье в руках пришла забрать его, молодого лейтенантика, из разведки.

— Ты крутой парень, Мазибуко. Но достаточно ли ты крут?

Как же трудно было принять ее всерьез! Такая цыпочка. Белая женщина, которая распоряжается тихим голоском. Но его тогдашние командиры ее послушались. Уж слишком она была самоуверенной. И умела сыграть на его чувствах.

— Не пора ли избавиться от призрака отца?

Мазибуко вскинулся после первых же ее слов. Последующие события показали, что Менц умеет читать между строк официального личного дела.

— Почему именно я? — все равно спросил он в самолете, когда они летели в Кейптаун.

Менц внимательно посмотрела на него и сказала:

— Надеюсь, ты и сам понимаешь.

Он тогда не ответил, но все равно гадал, в чем дело. Может, все дело в его… талантах? Или в его отце? Ответ он нашел со временем в стопке личных дел (всего сорок четыре), которые ему предстояло тщательно изучить, чтобы отобрать двадцать четыре человека в отряд быстрого реагирования. Постепенно он понял то, что Менц понимала с самого начала. Когда проанализировал личные дела и побеседовал с кандидатами, посмотрел им в глаза и увидел в них безжалостность. И голод.

Вот что их всех объединяло.

Главным была ненависть к себе, о которой никто из них ни на миг не забывал.

— Мы готовы, капитан, — сказал Да Коста.

Мазибуко вышел из-под крыла:

— Пошли! Начинаем работать.

Да, они были готовы. На подготовку ушло три года. Четыре месяца на то, чтобы сколотить отряд, выбрать их по одному. Снова и снова отделять зерна от плевел, до тех пор, пока их не осталось двадцать четыре, две группы по двенадцать человек в каждой, ровно столько, сколько требовалось для «моего ОБР», как собственнически отзывался о них горбун-директор. Только тогда началась настоящая подготовка — закалка, обточка.

Мазибуко захлопнул дверь «фалкона» за половиной его отряда. Какие только клички они сами себе не давали! «Две чертовы дюжины», «Черные дрозды», «Призраки-убийцы»… Два года и два месяца их натаскивали лучшие инструкторы, каких можно было добыть за деньги или путем долгих дипломатических переговоров. Из них создали других людей. Их помещали в такие условия, в которых, казалось, невозможно было выстоять — ни физически, ни психологически. Их тренировали по очереди. Одну группу отправляли «в поле». Эта группа называлась «команда Альфа». Вторую группу, «команду Браво», держали в резерве. Потом группы менялись ролями. «Альфа» становилась «Браво» и наоборот. Иногда ребята переходили из группы в группу, но они были единым целым. Их объединяли незримые связи. Кровь и пот, тяжесть физических нагрузок. И дополнительный фактор — психологический зуд, общий психоз, их общее проклятие.

Они сидели в самолете и наблюдали за ним — лица их светились ожиданием, абсолютным доверием и восхищением.

— Пора надрать им задницы! — сказал Мазибуко.

Все дружно, в унисон, заревели.