Запрещенные записки кавказца

Джабраил Алиев

Это повесть-дневник, где автор попытался донести до читателя свои затаенные думы, размышления и переживания. В этом дневнике говорится также о встречах автора с разными людьми. В том числе с известными личностями. Автор надеется, что читатель с большим интересом прочитает данное произведение.

1992 год

Январь

Предприятие наше (домостроительный комбинат) дышит на ладан. В столовой нет не одного стакана. Компот рабочие пьют из суповых чашек. Ложек тоже не хватает. Некоторые приносят ложки с собой. И смех и грех.

В скором времени повара перестали готовить вторые блюда. Объясняют это нехваткой продуктов. Народ устроил стихийный митинг. Директор комбината успокоил рабочих тем, что в скором времени будет наведен порядок. Но к сожалению этого не произошло. Тогда митинг повторился.

Однако изменений в лучшую сторону не наступило.

Ко мне как-то подошел крановщик Виктор и тихо сказал:

— Я решил уехать. Говорят, русских будут выгонять…

— Кто говорит?

— Многие. В Ростов уеду к родственникам.

— Не может быть такого…

Виктор покачал головой и шепнул:

— Нет, дыма без огня.

И действительно он оказался в какой-то мере прав. Забегая, слегка вперед скажу, что в 1994 году я встретился как-то на улице с одним знакомым, который мне прямо заявил, что был бы рад, если русские уехали из Махачкалы. Я искренне возмутился и откровенно заявил ему, что он сволочь.

Тот позеленел. Стал кричать:

— Я не сволочь… ты понял?

— Нет, ты сволочь…

Он замолчал. Я старше его, и он не знал, как поступить. Наконец плюнул себе под ноги и ушел. Больше я с ним не виделся. И несказанно был рад этому.

Февраль

Уволился с работы. Комбинат практически не функционирует. Три года проработал слесарем-ремонтником и вот теперь, вынужден уйти.

Столкнулся в арматурном цеху с мастером моего участка.

Спрашивает:

— Что уходишь?

— Да.

— А куда?

— Не знаю…

И вдруг он заплакал. Крепкий сорокалетний мужчина на мое удивление зарыдал навзрыд.

— Я тоже не знаю, куда… Ты молод и, наверное, сможешь выжить.

А у меня семья…

Мне стало неловко. Стал утешать.

— Возможно, все образуется…

Мастер передернул плечами.

— Вряд ли.

Он протянул руку.

— Ну, бывай…

— И вам всего хорошего.

На душе стало муторно.

Честное слово наступило какое-то непонятное время. Мужчины плачут от безысходности. Это все-таки не очень хорошо.

Когда вышел на улицу неприятное чувство усилилось. Может от того, что было холодно. Зима бесснежная, но лютая.

* * *

Прошло два дня, как я уволился с работы.

Ельцин объявил, что отпускает цены, вот они и взлетели теперь почти до небес. Подорожание продуктов и вещей просто фантастическое. О чем думает этот Ельцин? Кажется, ни о чем.

Более половина населения страны вмиг обнищала. Вот она пресловутая рыночная экономика. Впрочем, экономики почти никакой нет. Во всяком случае, у нас в городе. Практически ни одно предприятие не работает.

Люди где-то что-то покупают, и тут же втридорога продают.

Обыкновенная спекуляция.

Ах, да извините, теперь это называется модным словом коммерция.

У нас в Дагестане начали создавать какие-то национальные движения. Каждый руководитель этого движения восхваляет исключительно свою национальность. А в республике более десяти коренных национальностей.

Неизвестно что из всего этого может выйти…

Март

Получил письмо из радиокомитета. Предлагают придти, чтобы поговорить

о моем рассказе, который называется «За стеной». Я вспомнил, что еще в январе относил рассказ на радио. Но потом забыл, и вот мне об этом напоминают. Когда я пришел то журналист Нажмутдин Убрынский (почтенного возраста мужчина) сказал, что рассказ прозвучит через неделю по радио. Я был рад.

— Но гонорар не обещаем большой, — не очень весело добавил он.

Однако тут же подбодрил.

— Зато рассказ хороший. По объему маленький, но содержательный. Поздравляю…

— Спасибо.

— Принесете еще что-нибудь?

— Подумаю.

О радостной новости я сообщил дома сестре.

Оксана спросила:

— Может, соседей пригласим. Будет им интересно послушать.

— Пригласи, если хочешь.

И вот в назначенное время человек двадцать собрались у нас, чтобы услышать мой рассказ.

Убрынский не обманул. Рассказ действительно прозвучал. Правда, одно предложение изменили.

Было: «он тосковал каждый день, и находился почти на грани сумасшествия». Сделали: «он скучал и не находил себе места».

В принципе ничего существенного.

Соседи тоже вроде остались довольны. Поздравляют.

Через несколько дней отнес на радио еще два рассказа.

Кстати рассказ, который называется «На пристани» до сих пор пользуется успехом.

Публиковалась эта вещь в различных изданиях много раз.

* * *

Как-то встретил на улице экстрасенса и поэта Джамала Фатхулаева.

Это был высокий мужчина лет тридцати пяти, с аккуратными седыми волосами.

Поздоровались. Он сказал:

— Не слышал? В Союзе писателей в апреле намечается какое-то собрание.

— Слышал.

— Интересно о чем будут там болтать так называемые писатели?

Я был слегка удивлен:

— Почему так плохо отзываешься об этой организации?

Джамал усмехнулся.

— Потому что это не Союз писателей, а союз пьяниц.

— Ты не прав. Зачем говорить то в чем не уверен.

В глазах экстрасенса заиграли насмешливые искорки.

— Не будь наивен. Я говорю правду. Там только и занимаются тем, что пьянствуют. Если хочешь, сходи, увидишь. Ты ведь собирался там показать свои рассказы…

— Да. Мне надо в русскую секцию.

— Вот и сходи…

На этом расстались.

Апрель

Отобрал несколько рассказов и отправился в Союз писателей, в русскую секцию.

Встретила меня писатель Владимир Носов (ему под шестьдесят).

Он оставил рассказы у себя и попросил, чтобы я пришел через два дня. Оказывается, заседание по каким-то причинам перенесли.

— Смотри обязательно приходи. Поговорим о твоих рассказах, — сказал Владимир Георгиевич.

Я удивился:

— Почему обязательно. Я ведь не член Союза писателей.

— Все равно. Посидишь, осмотришься, увидишь, как проходят заседания.

Через два дня я был снова в Союзе писателей. Приехал за полчаса до начала. Литераторы сновали по коридору, курили, шумно переговаривались.

В это время ко мне подошла поэтесса и переводчица Марина Ахмедова и сказала, что мои рассказы будут обсуждать после собрания.

Ждали Расула Гамзатова. Через некоторое время он приехал. Так получилось, что все писатели выстроились вдоль стены. Мне ничего другого не оставалось, как тоже встать в «строй».

Расул Гамзатов поочередно поздоровался с каждым за руку. Он напоминал умудренного в сражениях полководца, который совершает обход своей армии. Во всяком случае на ум пришло почему — то именно это сравнение.

На заседании обсуждали обычные насущные проблемы. Невыплаты гонораров, резкое сокращение печатной продукции, низкие зарплаты литераторов. Старейший еврейский писатель Хизгил Авшалумов грустно проговорил:

— За публикацию последней книги я получил гонорар 3 тысячи рублей, столько стоят туфли, которые мне понравились вчера в магазине. Сегодня пойду их покупать.

Наступило тягостное молчание. Еще три года назад за хороший гонорар можно было купить автомобиль «Москвич».

Потом Муталиб Митаров (старейший поэт, ветеран войны) сказал, что хотя коммунистическая партия и распалась, но он до конца останется в душе коммунистом. Его приветствовали дружными аплодисментами. Но Митаров никак на них не среагировал. Выражение его лица оставалось каменным.

— Пять лет лежит в издательстве моя рукопись, — раздраженно воскликнул

он. — Видимо, еще пять лет будет пылиться.

Опять наступило молчание. Как я заметил, тягостные паузы во время заседания наступали часто.

В конце его Расул Гамзатов предложил выбрать пять человек на какой-то московский форум. Кого именно выбрали, не помню.

Это действо проходило грустно и тихо. На мой взгляд, наступала великая ломка. Ломка в умах, в душах, в идеологии. Также грустно и безмолвно все разошлись после заседания. Только я и писатель Владимир Носов задержались ненадолго, чтобы обсудить мои рассказы. Очень понравился Носову мой рассказ «Как Иван свою жену на машину променял».

Он отобрал некоторые произведения, которые потом были опубликованы в газете «Литературный родник».

Правда денег больших так я и не получил. В стране быстрыми темпами шла инфляция. Самый большой гонорар получил в размере 25 рублей. Такова была стоимость одной буханки хлеба в 1992 году.

* * *

Недавно на Краснофлотской улице случайно столкнулся с поэтом Муталибом Митаровым. Поздоровались. Он внимательно посмотрел на меня.

— Вы кажется были на заседании в Союзе писателей?

— Да.

Он наклонился к моему уху и тихо сказал:

— Вы еще слишком молодой и вам, наверное, не понять то, что происходит. Все рушится. Понимаете — все. Это уже не тот Союз писателей.

— Понимаю…

— Беда в том, что и Расул Гамзатов уже ничего не может сделать…

Я снова кивнул:

А Митаров вдруг не выдержал и крикнул:

— Нет, кажется не понимаете!

И тихо добавил:

— Мало кто понимает.

Поднял трость и повертел высоко над собой. Указывая, на небо объяснил:

— Там вся, правда. Но никто этого не знает. Ничего будет Божий суд. Мне 72 года. А такого безобразия в стране еще не было.

Май

Совсем, туго приходится. Работы вообще никакой. На площади Ленина время от времени собирается народ и митингует. Но правительство на это никак не реагирует. Спустя какое-то время в Махачкале ввели чрезвычайное положение. В первый раз я увидел танки на улицах города. Все это очень непривычно. Ощущение такое что вот — вот начнется война. Однако стараюсь отмахнуться от этой мысли.

Так как денег нет, то решил сдать бутылки. Давно этим не занимался. Разве что в детстве. В сарае нашел четыре ящика из-под лимонада. Вымыл и на машине соседа отвез в приемный пункт. За одну бутылку дают 20 копеек. Не так уж плохо. Накупил домой продуктов. Приготовил макароны с котлетами. Вечером пришла сестра, и сказал, что у них на заводе тоже идут сокращения.

— А вдруг и меня сократят, — с грустью констатировала она.

— Но ведь не сокращают.

— А вдруг, — повторила она.

— Не переживай. Плановики всегда нужны.

— Буду надеяться. Знаешь, а у нас на заводе воруют. И все знают об этом. Просто ужас какой-то.

— Успокойся. Не только у вас. Везде такое…

* * *

Утром 9 мая пошел покупать хлеба, но не смог. Огромная очередь. Люди ругаются, а потом стали драться. Угомонились лишь после того как появилась милиция. Я пошел в другой магазин. Такая же картина. Шум, гам, крики. Люди готовы в глотки вцепиться друг другу. Неподалеку, в конце зала стоит миловидная девушка и плачет.

Спрашиваю:

— Что случилось?

— Надо хлеба купить, — сквозь всхлипывания говорит она. Дома у нас гости…

— Купим, — обещаю я. — Как вас зовут?

— Альбина.

— Постараемся Альбина…

Неимоверными усилиями, буквально каким-то чудом вгрызаюсь в неприступную очередь, и пробиваю себе дорогу к прилавку. Купил две буханки и отдал девушке, а сам снова остался ни с чем. Она поблагодарила, улыбнулась и поторопилась домой. Я помахал вслед рукой.

Так как остался без хлеба, то решил пойти в столовую. Однако и тут не очень повезло.

— Есть рис и гречка, — зычным голосом объявила с румяными щечками девушка в белом высоком колпаке. Потом тихо добавила, — А вот хлеба, к сожалению нет.

Я печально посмотрел на нее. Девушка ответила мне тем же и почему-то потупила взор.

— А водка есть?

— Да, — обрадовалась она.

— Давайте. Ну и гречку тоже…

Так я отпраздновал 9 мая.

Июнь

С приятелем, которого зовут Борис, решили, сходить в кино. У меня нет денег. Платить будет он. Однако выясняется, что кинотеатр «Октябрь» закрыт по неизвестным причинам. Стали прогуливаться недалеко от универмага. Я говорю:

— Может, пойдем в другой кинотеатр?

Приятель морщится как — будто проглотил кислую ягоду.

— Не хочется. Подождем, вдруг откроют.

И тут совершенно случайно я увидел Альбину, которой месяц назад помог купить хлеба. Обрадовался.

— Здравствуйте…

Девушка окинула меня недоверчивым взглядом.

— Вы кто?

Объясняю, что познакомились с ней в магазине.

— В каком еще магазине?

— Когда хлеб покупали… Помните 9 мая.

— А…а. Но это не значит что теперь я ваша девушка, — вдруг категорически заявляет она. У меня есть жених. Понятно?

— Понятно. Рад видеть вас…

Она усмехнулась.

— А жених мой не будет рад. И огорчать его я не намерена. Поэтому не надо со мной ласково разговаривать, Он может ведь увидеть.

— Как он увидит?

— Очень просто.

— Ну, где же он?

— У себя дома.

Я засмеялся:

— Но как он увидит?

— Из окна…

— Случайно жених не в разведке служил, — съязвил Борис.

— Не вижу причины смеяться, — огрызнулась Альбина. Он может в любое время здесь оказаться.

— Тогда пока его нет, давайте сходим в кино, — предложил я.

Но тут действительно как из-под земли вырос перед нами мужчина, с длинными черными усами, слегка закрученными верх.

— Какие проблемы молодые люди, — грозно насупив брови, спросил он.

— Никаких…

— А что пристаете к девушке?

— Да нет ничего. А вы собственно кто?

— Меня зовут Карим. Я жених…

Мы снова засмеялись.

— Да что же вы смеетесь. Он действительно мой жених, — сказала Альбина.

— Но вот что, — сделал шаг в нашу сторону Карим. — Я живу в доме напротив. И все видел. Поэтому уходите или получите сейчас.

— Не угрожай, — крикнул Борис.

— Буду, — не унимался жених.

И вдруг неожиданно для нас вынул из кармана брюк пистолет.

— Ну что? Как вам такая игрушка?

Вороненый ствол хищно сверкнуло на солнце. Мы слегка попятились.

Борис шепнул:

— Может, уйдем?

— Стыдно?

— Да, ладно тебе.

— Ну, хорошо уговорил.

— Мы тебя достанем, — предупредил Борис.

Наш противник ухмыльнулся. А мы развернулись и пошли прочь.

На одну секунду сам не зная зачем, я обернулся назад, и увидел, что Альбина внимательно глядит нам вслед. Так и не понял, что она хотела этим проницательным взглядом сказать.

Больше я ее не видел.

Июль

Сестра Оксана пожаловалась, что дома совсем нет мяса.

— Денег у нас сейчас мало. Может, поедешь к отцу и привезешь хоть немного мяса — попросила она

— Завтра поеду.

Ехать надо до станции Улан-Холл: это Калмыкия. А оттуда на автобусе до поселка Прикумск. Потом еще некоторое время до стоянки чабанов.

Билет на плацкартный вагон не достал. Пришлось довольствоваться общим. Крики, шум, корзины, мешки, баулы. Пожилые женщины толкаются меж собой. Они закутаны в какие-то платки и жакеты. Вид кстати весьма неопрятный. Укутались в жакеты, несмотря на жару. На улице плюс 30.

От этих женщин довольно неприятно пахнет. Я ушел в тамбур. Здесь открыто окно и внутрь помещения приятно врываются свежие струи воздуха. Всю ночь так и не сомкнул глаз. Спать было негде. Народу в вагоне набилось много, и мест не всем хватает.

В Улан — Холл поезд прибыл на следующие сутки в три часа ночи. Я так и просидел все время в тамбуре. Теперь надо ждать автобус, который должен прибыть восемь утра. Ну что же есть возможность хоть немного вздремнуть.

Устроился на одной из скамеек. Но поспать не довелось. В здании автовокзала появились несколько пьяных калмыков. Стали требовать деньги. Однако нас пассажиров человек десять. Решили не уступать им. Увидев, что мы не намерены сдаваться, калмыки ретировались. Но мы держимся вместе: вдруг вернуться.

Тут неожиданно появился участковый и с ним двое в штатском. Тоже калмыки.

Участковый представился:

— Лейтенант Санджиев. Извините товарищи. Этих хулиганов мы уже урезонили. Даже не знаю где они достали водки среди ночи…

Потом милиционер посмотрел на часы и сказал.

— Ваш автобус будет через пятнадцать минут. Желаю удачи.

Мы искренне поблагодарили его.

Наконец приехал к отцу. Я не узнал его. Так сильно похудел он.

Увидев меня, отец немного переволновался. На глазах выступили слезы. Сказал что это от того что давно меня не видел.

— Как ты?

— Ничего. А знаешь, отец поехали домой. Что тебе делать в этих степях. Ведь возраст у тебя.

Отец усмехнулся:

— Не такой уж я пожилой. Всего 62 года. Что мне делать в городе? Не смогу, наверное. И потом как продать овец и корову. Сейчас ничего не покупают. У людей нет денег.

— Ты, ведь устал?

Отец усмехнулся:

— Ныне всем трудно.

— Я у тебя останусь на неделю.

— Оставайся…

В эту же ночь на кошаре произошел переполох. Ночью на отару напали волки. Старший чабан Магомед выскочил из дома с винчестером, и тут же произвел в ночную темень несколько выстрелов. Но волки успели уйти.

Отец и Магомед недоумевали: почему волки пришли летом. Ведь обычно они охотятся на овец зимой. Однако долго над этим голову не ломали.

Пошли с фонарями смотреть на потери. Две овцы лежали бездыханные, а третья еще была жива. Ее тут же прирезали.

— Наверняка они и с собой тоже утащили овцу, — предположил старший чабан.

— Может и так, — согласился отец.

Пришлось охранять отару до утра с винчестером. Дежурили по очереди. Но волки больше не появлялись.

Прошло две недели как я у отца. Пора собираться в обратную дорогу. Стали искать деньги, и нигде не можем найти. Поехали на соседнюю стоянку чабанов. Но и там не у кого нет наличности. И вот спустя два дня приехал вдруг из соседней кошары один табунщик и предложил отцу продать ему корову за половину цены.

Отец опешил:

— Как так?

Табунщик спокойно объяснил:

— Иначе никто не купит. Ты ведь знаешь, какое положение сейчас в стране. Не у кого нет большой суммы на руках. А я куплю. Но дам только половину. Что согласен?

Отец немного подумал и махнул рукой:

— Ну что же давай.

А у самого в глазах грусть. Но делать нечего отдал корову за половину цены. И тут же стал ругаться:

— Ну и хапуга ты. Сволочь порядочная…

А табунщик только усмехается.

— Сейчас все так живут. Где увидел там и хапнул.

Отец не соглашается:

— Не все. Я не такой…

— Ну, может ты. А большинство такие, — скалит желтые зубы в злорадной улыбке табунщик.

Отец долго еще не мог успокоиться.

— Вор, настоящий паскуда…

Перед моим отъездом положил мне мясо в большую дорожную сумку и обещал, что скоро и сам приедет. Мы тепло попрощались. И снова на глазах у отца выступили слезы.

Август

Опять все по — прежнему. В смысле как не было работы, так и нет. Просто чудовищно то, что происходит у нас в республике. Из поселков и аулов молодежь едет в столицу. Но в Махачкале, тоже невозможно трудоустроиться. Практически все заводы закрыты. Директора заводов все, что можно было прибрать к рукам, уже забрали. А рабочим как говориться кукиш с маслом.

На плаву держится только завод им. Гаджиева. Да еще «Авиагрегат» кое-как дышит на ладан. Но скоро и они, наверное, прикажут долго жить. Все мне говорят, что надо заниматься торговлей.

Но я этим никогда не занимался. Однако многие идут и торгуют.

Не только женщины, но теперь и мужчины. Стыдятся: но торгуют.

Один дальний родственник честно признался:

— Никогда не думал, что буду зарабатывать на жизнь торговлей. Но что делать? Когда вижу знакомых по бывшей работе, то прячусь…

И он виновато улыбается.

Как не хотелось, пришлось и мне идти торговать.

Впрочем, это сосед предложил:

— Не желаешь ли заработать?

— А как?

— Предлагают продавать рубашки и брюки.

— Давай попробуем…

— Завтра загляну к тебе к часам девяти.

И вот утром мы едем на ипподром (там по выходным большой рынок).

Расстелили какую-то клеенку, а на нее положили рубашки и брюки.

К часам двенадцати температура воздуха накаляется до плюс 35. Очень жарко. Хочется уйти, а еще ничего не продано. И это немудрено. Торгующих больше чем покупателей.

К трем часа продали только две рубашки.

Я говорю:

— Ты как хочешь, а я ухожу. Не могу больше на этой жаре.

— Давай еще побудем…

— Нет, хватит.

— Ну, тогда и я уйду, — объявляет сосед.

В общем, торговля была просто никакой. Поэтому ято делать дальше пока непонятно.

Сентябрь

Мне удалось устроиться корреспондентом в редакцию газеты «Молодежь Дагестана» (бывший «Комсомолец Дагестана»).

Но не сразу. Долго думали в редакции. Редактор лет пятидесяти с одутловатым лицом спрашивает:

— Высшее образование есть?

— Нет. Только профтехучилище. Работал наборщиком в типографии…

Он внимательно глядит на меня, как бы размышляя о том, стоит мне доверять или нет.

Его крупная лысая голова лучезарно отсвечивается под яркими лучами солнца, которые проникают через большое окно в кабинет. Он бесшумно, словно кошка прохаживается по комнате. Потом недоверчиво говорит:

— Ну, хорошо. Подготовь статью. А там посмотрим…

Я отправляюсь домой писать статью. Написал про школьников, которые пропускают уроки, подрабатывая на автозаправках за копейки, чтобы помогать родителям. Одним словом выживают.

Статью принес на следующий день.

Редактор чуть заметно кивает:

— Оставьте. Сегодня кажется четверг. Приходите в понедельник.

Признаться откровенно, не думал что примут. Конкуренция уж больно большая. Были и другие претенденты.

Но редактор встретил тепло:

— Неплохо. И тема актуальная. Правда, запятые у тебя проставлены довольно часто не там где надо…

— Это у меня беда, — признался я.

— Ладно, — машет рукой редактор. Пиши заявление. Будем платить в месяц

сто рублей.

— Это же мало, — удивляюсь я.

Лицо редактора вмиг становиться строгим:

— А ты поработай сначала. Покажи себя. Написал одну статью, а уже права качаешь.

Я молча пишу заявление о приеме на работу.

Октябрь

Редактор говорит:

— Съезди в порт и постарайся сделать интересный материал.

— Сколько у меня времени?

— Три дня.

— Нормально.

Начальник порта Фархад Исмаилович встретил радушно.

— Ого, какие люди, — восклицает он. — Кажется, вы у нас работали.

— Да, — говорю я. Два месяца грузчиком. Но мне, кстати, ничего не заплатили…

Начальник разводит руками:

— Не только вам. И другим тоже. К сожалению денег нет. Такое наступило время. И что опять привело к нам?

— Статью надо написать.

Фархад Исмаилович нахмурился:

— О чем писать? Все плохо. Много чего не хватает в порту. Просто катастрофа.

Он вдруг снижает голос и шепотом добавляет:

— Воруют. И ничего поделать нельзя. Но понимаю. Надо ведь людям как-то жить.

Я киваю головой:

— Тоже понимаю. Но все-таки написать надо.

Он вспылил:

— Я же говорю нечего писать. Люди плохо живут. Недоедают. Ведь в газету об этом не сообщишь.

— Почему? Пусть будет правда.

Он иронично усмехается:

— Тогда меня быстро попросят с этого места, а потом вероятно и застрелят. И тебя убьют. Этого добиваешься?

— И что делать?

Начальник советует.

— Пиши что все хорошо. Что нет проблем…

— Но это ведь неправда.

— Сейчас все врут, — спокойно констатирует Фархад Исмаилович. Так что не стесняйся.

Я так и написал: что все отлично в порту. Пароходы гудят, товар доставляется по расписанию и все такое прочее.

Редактор серьезно удивился:

— Неужели все хорошо. Что-то не верится. Кругом разруха, а у них значит полный порядок.

Я признался:

— Нет, конечно. И там все плохо. Но начальник очень просил не писать об этом.

Редактор вдруг обрадовался.

— Я так и думал. Так и думал…

Он прошелся по кабинету, размышляя о чем — то. Потом уверенно заявил:

— Пойду сам. Посмотрим что и как.

На следующий день он грустно констатировал:

— Мда… Однако дела. Ладно, пусть будет, так как есть. А то у нас могут быть проблемы.

— Как это? — не понял я.

Редактор слегка смущен.

— Да, представь себе. Но ты все понимаешь. Очень непростое время.

— Нет, я лично больше врать не буду.

Редактор окидывает меня пронзительным взором. Молчит. Потом задумчиво объявляет:

— Посмотрим. Если надо будет, то придется и написать. Никуда нам с нашего корабля не уйти…

Ноябрь

У меня постоянные споры с редактором. Ему нравится одно, мне другое.

И он, поэтому не хочет печатать статьи. И вдруг уезжает куда-то. В его отсутствии заместитель напечатал три мои статьи.

Спрашиваю:

— А не боишься, что за меня тебе попадет?

Заместитель равнодушно усмехается:

— Не боюсь. Я ведь по профессии не журналист, а художник. Так и скажу ему: мол, не совсем понимал что делал.

— Но ведь это не так.

— Конечно. Но статьи актуальные.

— Ну, спасибо.

Так и вышло. Когда через месяц приехал главный то разразился скандал. Его возмущению не было предела.

— Как это понимать!? Значит самовольничать? Так что ли?

Вызвал на следующий день меня и заместителя к себе в кабинет. И снова то же самое:

— Вот, к примеру про казино я просил написать совсем по-другому.

Я оправдываюсь:

— Но это было бы неправдой. В этом заведении ведь действительно собираются криминальные элементы.

Саркар (заместитель редактора) поддерживает меня:

— Это так.

Редактор взвинчен:

— Может быть. Но завтра эти так называемые элементы придут сюда и открутят нам головы. Этого хотите?

— Не хотим…

Да, к большому сожалению, случалось и такое. Редактора опасались бандитов, воров и. т. д. Поэтому боялись правды.

Немало было жуликов и во властных структурах. И про них плохо писать тоже не рекомендовалось.

— Но ведь нельзя зарывать голову в песок, — говорил Саркар.

Однако редактор не умолим. В конце беседы он становиться, совершенно злым.

— Я вас увольняю, — выносит он свой беспощадный вердикт.

Потом некоторое время молчит. И почему то вдруг отменяет свое решение.

— Хотя ладно. На первый раз объявляю выговор. Сейчас работать некому.

Я понял, что мне в дальнейшем будет сложно в этой редакции. Во всяком случае, общий язык с редактором найти мы не могли. Вернулся домой удрученный.

В этот же день вечером заглянул ко мне сосед Руслан и предложил поехать в Астрахань торговать куртками.

— А когда ехать?

— В следующем месяце.

— Хорошо.

Через неделю беру на работе отпуск за свой счет на целый месяц.

Редактор не очень доволен, однако напутствует.

— Даю добро, С условием, что привезешь хороший материал. Буду ждать.

Декабрь

Берем у известного местного предпринимателя тридцать курток, в простонародье называемых «аляска» и отправляемся в Астрахань.

Куртки нам выдают штуку за пять тысяч. А мы желаем их продавать за шесть, а то и за семь тысяч. Нас четверо, и четыре огромные сумки. Кроме меня и Руслана с нами едут наши хорошие знакомые Заур и Тагир.

На вокзале столпотворение. Неужели все собираются ехать в Астрахань?

Так оно и есть.

Только подошел поезд как народ ринулся занимать вагоны. Оказывается, билетов хватило не на всех. А ехать надо всем. Пока мы со своими громоздкими сумками штурмуем вагон места оказались заняты. Мы предъявляем билеты. Но не тут — то было.

Мужчина в серой пыжиковой шапке равнодушно замечает:

— А нам куда деваться?

Руслан возмущается.

— А нам, какое дело!?

Мужчина не сдается:

— И мне надо в Астрахань. Я вот лично сейчас заплачу проводнице.

Слово за слова и завязывается потасовка. Все-таки мы (не без труда) «выкуриваем» посторонних. Но на этом проблемы не оканчиваются. Только можно сказать начинаются.

Проноситься слух, что в поезде присутствует дорожная милиция, которая у людей взимает немалые деньги, если у них есть товар. Мы быстро прячем все куртки под сиденья.

Через час действительно появляются работники милиции. Строго осведомляются:

— Товар есть?

Наш приятель Тагир отрицательно кивает головой.

— Нет. Едем к родственникам…

Он так убедителен, что стражи порядка верят.

Когда они уходят, я предупреждаю:

— Не вставайте с мест. А то вдруг начнут проверять, что к чему и тогда нам крышка.

Но оказалось что дорожная милиция это не основное зло. Мужчина, который занимал боковое место, вдруг говорит:

— Главная опасность ребята Чечня. Мы ведь в Гудермесе будем полчаса стоять. Вот тогда могут появиться бандиты, и начнут грабить. Я уже сталкивался с этим.

— А как же дорожная милиция, — спрашивает Руслан.

Мужчина невесело смеется.

— Какая милиция? Они покидают поезд еще до Чечни. Дураки что ли рисковать. Да и что они могут против ста человек.

— Сколько? — спрашивает, Тагир не веря своим ушам.

— А вы что думали? Бывает и больше.

Мы переглядываемся.

Однако делать нечего. Стали ждать.

* * *

И вот Гудермес. Кажется, весь вагон притих в неприятном ожидании.

Дагестанские поезда подвергались здесь грабежу почти систематически. Это все знали. Но власти Чечни глядели на это сквозь пальцы. Говорят, республикой у них руководит какой-то Джохар Дудаев, бывший генерал,

якобы личный друг Ельцина. Еще поговаривают, что местных коммунистов здесь как — будто почти всех поубивали.

Ходили разговоры, что людей даже живьем закапывали. А к русским вообще относятся как к рабам.

Если спросить лично меня, то это просто возмутительно.

После таких жутких новостей мы готовы были ожидать чего угодно.

Впечатление такое, что поезд стоит на станции очень долго.

Но вот раздается протяжный гудок и мы снова в дороге. Все облегченно вздыхают. Кажется, повезло.

Когда прибыли в Астрахань, то столкнулись с новыми проблемами. Торговать нормально невозможно. Кругом орудуют группировки отпетых воров.

К примеру, к тебе подходит кто-то и спрашивает почем куртка. Интересуется фирменная она или нет. Это чтобы отвлечь. Другой в это время потихонечку хватает товар и только его видели.

Таким образом, мы лично потеряли две куртки. Зато остальные продали неплохо. Штука за шесть тысяч. Были рады. Отметили этот успех в ресторане.