Пекло

Джеймс Роллинс, 2019

Однажды под Рождество коммандер спецотряда «Сигма» Грей Пирс возвратился домой – и с ужасом понял, что в его отсутствие к нему наведывались незваные гости. И что Сейхан, любовь всей жизни Грея, беременная его ребенком, похищена. Ее лучшая подруга Кэт лежала без признаков жизни на окровавленном полу. Врачи на базе «Сигмы» установили, что женщина находится в коме, но мозг ее работает. Именно из него с помощью высочайших технологий удалось вытащить ниточку, ведущую к нападавшим. Но никто не ожидал, что эта ниточка заведет «Сигму» очень, очень далеко – аж во времена Святой инквизиции и охоты на ведьм…

Часть первая

Призрак в машине

Глава 1

24 декабря, 21 час 06 минут

по восточному поясному времени

Силвер-Спринг, Мэриленд

Когда монетка взвилась в воздух, коммандера Грейсона Пирса кольнуло предчувствие чего-то страшного. Он сидел на табурете рядом со своим лучшим другом Монком Коккалисом, подбросившим четвертак над столом из красного дерева. Вокруг шумели пьяные завсегдатаи бара «Куорри-хаус». Группа музыкантов играла «Маленького барабанщика» в стиле рокабилли. Тяжелые удары басовой «бочки» отдавались под ребрами, нагнетая напряжение.

— Орел! — выкрикнул Монк, когда четвертак блеснул в тусклом свете.

Это был тринадцатый бросок.

Монетка приземлилась ему на ладонь, и все увидели профиль Джорджа Вашингтона.

— Ну, я же говорил! — усмехнулся Монк.

Кто-то застонал, кто-то издал возглас радости — смотря кто на кого ставил. Тринадцатый раз подряд Коккалис угадал, какой стороной упадет монета. После каждого броска спорщиков награждали бесплатной порцией пива.

Бармен нырнул под висящую на стене голову кабана — символ заведения, украшенный красной шапочкой Санта Клауса, — и извлек бочонок «Гиннесса».

Когда в кружках Пирса и Коккалиса заплескался темный пенистый напиток, между ними протиснулась мощная фигура, едва не столкнув Грея с табурета. От незнакомца несло виски и чем-то жареным.

— Это какой-то гребаный фокус! У него четвертак фальшивый.

Другой посетитель попытался оттащить приятеля. Они были два сапога пара: обоим лет под тридцать, одинаковые пиджаки с закатанными рукавами и прически с выбритыми висками. В общем, братаны еще со времен студенческой скамьи.

— Брайс, уймись, — упрашивал более трезвый товарищ. — Парень бросал полдюжины четвертаков. Монета настоящая.

— К черту. Он жулик!

Пытаясь вырваться из крепкой хватки, задира не удержал равновесия, дернулся и резко двинул локтем в направлении лица Грея. Тот вовремя отстранился, почувствовав, как шальная рука проскользнула в миллиметре от его носа. Удар пришелся по официантке, несущей поднос. Стаканы и тарелки с закусками — по большей части с картошкой фри — взметнулись в воздух.

Схватив девушку за талию и удержав от падения, Грей укрыл ее от осколков посуды, разбившейся о барную стойку.

Монк вскочил и надвинулся на пьяного.

— Остынь, приятель, или будешь пенять на себя.

— И что ты сделаешь? — поинтересовался Брайс.

Он явно не испугался, особенно когда стало ясно, что бритая голова соперника едва достает ему до плеча. Монку пришлось смотреть снизу вверх. Солидности не придавал и толстый шерстяной свитер, который полнил его, скрывая отличную физическую форму, годами приводимую в совершенство во время службы в подразделении «Зеленых беретов». Разумеется, веселенький орнамент в виде вышитой на свитере рождественской елки — подарок от жены — не убедил Брайса отступить.

Поняв, что напряжение растет, Грей выпустил официантку из рук.

— Ты в порядке?

Она кивнула и предпочла отойти подальше от назревающего конфликта.

— Да, спасибо.

Бармен подался вперед и указал на дверь.

— Ребята, давайте снаружи.

Вокруг собрались еще несколько дружбанов Брайса, готовых поддержать товарища.

Да уж. Отлично…

Грей шагнул к Монку, чтобы вытащить его из передряги.

— Пошли отсюда.

Однако прежде чем он успел дойти до друга, его толкнули в спину. Вероятно, кому-то из компании противника показалось, что Грей намеревается причинить вред их корешу. Брайс взревел, точно разъяренный бык, и с разворота ударил, целясь Монку в челюсть. Коккалис увернулся и поймал кулак в воздухе. Брайс хмыкнул и повел накаченными в спортзале плечами, готовясь освободить свою руку. Однако Монк усилил хватку, после чего презрительная усмешка превратилась в болезненную гримасу, а затем еще крепче сжал пальцы, опуская противника на колено.

На самом деле Коккалис орудовал протезом, спроектированным по новейшей военной технологии. Почти неотличимый от настоящей руки, протез мог с легкостью раздавить грецкий орех или, как в текущей ситуации, кости пьяного наглеца.

Теперь наступил черед Брайса выворачивать шею, чтобы посмотреть на противника.

— Повторю еще раз, приятель, — предупредил Монк. — Остынь.

Один из товарищей Брайса решил вмешаться, но Грей преградил ему путь плечом и пригвоздил к месту ледяным взглядом. В отличие от друга, ростом он был около шести футов, и плотный свитер не скрывал его торс. К тому же последние пару дней Пирс не брился, а темная щетина делает лицо еще более суровым.

Почуяв, что с этой парочкой лучше не связываться, защитник Брайса отступил.

— Договорились? — спросил Монк у своего пленника.

— Да, парень, все о’кей.

Прежде чем ослабить хватку, Коккалис бросил противника на пол, затем перешагнул через него, буравя хмурым взглядом, и, проходя мимо Грея, подмигнул.

— Теперь можем идти.

Пирс собрался было последовать за ним, однако его насторожило лицо Брайса. Парень встал, повинуясь влиянию опасной смеси виски и тестостерона, и двинулся за Монком, думая напасть со спины.

Ну, всё, довольно…

Грей перехватил запястье Брайса и, используя массу и инерцию движения задиры, ловко вывернул ему руку за спину. Затем дернул вверх, приподняв обидчика на носочки, и подержал его в таком положении, осторожно, чтобы не повредить мышцу плечевого пояса. Усмирив объект, Пирс приготовился опустить мужчину обратно на ноги.

Однако Брайс отчаянно сопротивлялся, плюясь от злости.

— Пошел ты… Мы с друзьями тебя уделаем…

Чаша терпения переполнилась.

Грей резко дернул его руку вверх, и в плече что-то щелкнуло, достаточно громко, чтобы наблюдатели отказались от идеи прийти на помощь.

— Держите! — крикнул он и кинул Брайса в объятия дружков.

Никто даже не дернулся, чтобы его поймать.

Крича от боли, тот полетел на пол головой вперед. Грей молча оглядел присутствующих, выжидая, не осмелится ли кто-то выступить, и случайно увидел свое отражение в зеркале за стойкой. Растрепанные пепельно-коричневые волосы, мрачное выражение лица, грозный ледяной взгляд голубых глаз…

Никто рисковать не стал, и вся компания ретировалась в глубь бара.

Удовлетворенный тем, что инцидент исчерпан, Грей отвернулся и вышел. На ступеньках перед пабом его ждал Монк, с интересом разглядывающий мерцающую вывеску индийского ресторана по соседству. Не оборачиваясь, он спросил:

— Чего так долго?

— Пришлось закончить начатое тобой.

Коккалис пожал плечами.

— Тебе не мешало выпустить пар.

Грей был вынужден признать, что стычка отвлекла его от мрачных мыслей куда лучше, чем несколько пинт «Гиннесса».

Монк шагнул было к ресторану.

— Даже не думай. — Грей посмотрел на часы и стал ловить такси. — К тому же нас ждут четыре дамы.

— Верно, — согласился друг. — И две из них не лягут спать без поцелуя на ночь.

Он имел в виду своих дочек — Пенни и Харриет. Кэт, жена Монка, привезла девочек в дом Пирса в окрестностях города Такома-парк, штат Вашингтон.

Семья Коккалиса собиралась остаться там с ночевкой и встретить рождественское утро с Греем и Сейхан, пребывающей на восьмом месяце беременности. Сегодня вечером мужчин выдворили из дома — якобы хотели упаковать подарки. Хотя капитан Кэтрин Брайант являлась бывшим офицером разведки, Грей легко догадался о подоплеке происходящего: Сейхан очень переживала из-за грядущих событий, и Кэт хотела поговорить с ней наедине, чтобы поделиться материнским опытом.

Прогулка помогла и самому успокоить нервы. Грей благодарно похлопал друга по плечу. Монк прав. Ему действительно требовалось выпустить пар.

Подъехало такси. Когда машина тронулась, Грей со стоном откинул голову назад.

— Несколько лет так не напивался… А вот использовать новейшие технологии ради бесплатного пива… В УППОНИР^[9] не одобрили бы.

— Ну, почему же? — Монк, словно из ниоткуда, извлек монету и подбросил ее в воздух. — Зато попрактиковался в мелкой моторике.

— Тем не менее тот задира был прав. Ты мошенничал.

— Это не мошенничество, а ловкость рук.

Грей закатил глаза.

Монка прооперировали пять месяцев назад, имплантировав ему в соматосенсорную кору головного мозга экспериментальный нейрокомпьютерный интерфейс: микроэлектродные массивы размером с ноготь, благодаря которым Коккалис мог контролировать нейропротез с помощью мысли и даже «чувствовать» предметы на ощупь. Обладая способностью ощущать и перемещать предметы, Монку удалось так отладить управление приводом, что он точно предсказывал, какой стороной ляжет подброшенная монета.

Поначалу Грея веселил этот фокус, потом, с каждым броском, внутри стало расти смутное чувство беспокойства. Возможно, оно было связано с потерей женщины, которую он когда-то любил. Она погибла после того, как монетка упала не той стороной. А может, все это вообще ни при чем, а волнение вызвано предстоящим отцовством. У него никогда не ладились отношения с собственным родителем, чрезвычайно вспыльчивым человеком, и он тоже легко выходил из себя.

Грей вспомнил, как щелкнуло плечо грубияна из бара. В глубине души он знал, что можно было обойтись и без повреждений, но не смог удержаться. И потому его терзали сомнения.

Каким отцом я стану? Чему научу ребенка?

Не сомневался он лишь в одном — в том, что рад ехать домой.

На протяжении восьми месяцев Сейхан находилась в центре его внимания. Беременность сделала ее еще прекрасней, даже соблазнительней. Грей слышал, что женщины в положении излучают особый свет, однако удостоверился в этом только сейчас. Кожа миндального цвета, напоминающего о евразийском происхождении, сияла невероятным блеском, от которого перехватывало дыхание. Ее изумрудные глаза очаровательно сверкали, черные волосы блестели, как вороново крыло. Все это время она строго соблюдала режим и занималась гимнастикой, чтобы сохранить отличную физическую форму и настроить свое тело на защиту растущего внутри организма.

Сидящий рядом Монк прошептал:

— Решка.

Грей открыл глаза и посмотрел, как четвертак упал другу на левую ладонь. Профиль Джорджа Вашингтона. Пирс удивленно приподнял бровь, а Монк пожал плечами.

— Я же говорю, нужна практика.

— Или стимул в виде бесплатного пива.

— Хватит жаловаться! Лучше начинай копить, — сказал Монк, снова подбросив монетку. — Подгузники нынче недешевые.

То ли из-за напоминания, то ли из-за монеты Грей опять ощутил тревогу. Однако вскоре автомобиль повернул на их улицу, и он слегка успокоился.

По обе стороны дороги стояли идиллические викторианские коттеджи и бунгало. К вечеру похолодало, в воздухе появилась морозная дымка. В небе тускло светили звезды, не в силах соперничать с ярким блеском рождественских гирлянд, горящих во дворах оленей и елок, виднеющихся из окон.

Когда такси подъехало к дому, Грей посмотрел на крыльцо, украшенное мерцающими фонариками в виде сосулек, которые Монк помог развесить пару недель назад, и попытался представить, как они будут растить здесь детей, играть во дворе в мяч, бинтовать ссадины на коленках, восхищаться оценками в дневнике и ходить на школьные спектакли. Но как ни старался он поверить, что это будущее реально, себя убедить не получалось. Ведь когда столько крови на руках, разве можно надеяться вернуться к нормальной жизни?

— Что-то стряслось, — промолвил Коккалис.

Погруженный в свои переживания, Грей не заметил кое-что важное. Он и Сейхан нарядили первую совместную елку. Украшения выбирали несколько недель, а на верхушку водрузили ангела со стразами от Сваровски, немыслимо дорогого. Сейхан, впрочем, сказала, что он стоит своих денег и вполне может стать семейной реликвией, тоже первой. Елку они поставили как раз напротив эркера.

Сейчас ее не было видно.

Входная дверь оказалась приоткрыта, и даже отсюда, с улицы, Грей заметил, что она сломана. Он наклонился к водителю такси.

— Звоните «девять-один-один».

Монк уже рванул из машины к двери. Пирс последовал за ним, замешкавшись на секунду, чтобы достать «зиг-зауэр P365» из кобуры на лодыжке. Охваченный страхом, коммандер понял, что был прав.

Ему не вернуться к нормальной жизни.

22 часа 18 минут

Монк взлетел на крыльцо. Сердце его колотилось где-то в горле, мешая дышать. Он в панике ворвался в дверь, вооруженный только собственными кулаками. Пять лет службы в подразделении «Зеленых беретов» приучили его немедленно оценивать ситуацию. Все чувства обострились, улавливая зацепки:

…опрокинутая елка;

…разбитый стакан на кофейном столике;

…треснутая пополам напольная вешалка мебельной фабрики «Стикли»;

…кинжал, вонзившийся в перила лестницы на второй этаж;

…коврик, скомканный у стены.

Мимо промчался Грей, держа в руке черный пистолет. Ушами, кожей, всем существом Монк ощутил тяжелую тишину.

«Никого…»

Он нутром это чуял.

Тем не менее коммандер кивнул наверх. Коккалис ринулся по лестнице, перескакивая через три ступеньки, а Грей остался прочесывать первый этаж. Девочки уже должны были лечь спать. Коккалис представил шестилетнюю Пенелопу с хвостиками пшеничных волос и ее рождественскую пижаму с танцующими оленями. А потом Харриет с темно-рыжей шевелюрой. Она хоть и на год младше сестры, зато кажется взрослее. Всегда серьезная, с тысячей вопросов об окружающем мире.

Сначала Монк забежал в гостевую спальню, где предстояло видеть сны о леденцах и подарках девочкам. Комната была пуста, заправленные кровати стояли нетронутыми. Позвал дочек, поискал в шкафах, посмотрел в других комнатах. Никого.

Именно этого он и боялся. Накатила слабость, в глазах помутнело.

— Грей…

Прозвучало почти как всхлипывание.

Зов раздался из дальней части дома, с маленькой кухни, выходящей на задний двор.

— Сюда!

Монк поспешил через разгромленный зал мимо обеденного стола, выдвинутого в проход. По обе стороны от него валялись два стула. Он постарался не думать об ожесточенной борьбе, разыгравшейся после вторжения в дом чужаков.

В кухне следы борьбы предстали перед ним со всей очевидностью.

Холодильник был распахнут настежь, на полу и столешницах разбросаны ножи, сковородки и осколки тарелок. Дверца буфета висела на одной петле.

Грей склонился над телом, распростертым на паркетном полу.

У Монка оборвалось сердце. Кэт…

Пирс выпрямился.

— Жива. Пульс слабый, но она дышит.

Коккалис рухнул коленями на пол и, повинуясь инстинкту, потянулся к жене, чтобы прижать к себе. Однако Грей не позволил.

— Не шевели ее.

Руки Кэт были изрезаны, раны сочились темной кровью. Из ноздрей и левого уха текли бордовые струйки. Зрачки в приоткрытых глазах закатились. К кухонному молотку из нержавейки прилипла окровавленная прядь рыжих волос — точь-в-точь, как у Кэт.

Монк бережно взял запястье жены, пытаясь нащупать пульс пальцами протеза. Выращенная в лаборатории кожа обладала гораздо большей чувствительностью, чем настоящая плоть. Монк принялся считать удары сердца, представляя, как сокращаются желудочки и предсердия. Затем взял Кэт за указательный палец двумя своими, протезными, и мысленно активировал на одном из них инфракрасный фонарик, а на другом — фотодетектор. Проходившее через кончик ее пальца излучение позволило ему провести пульсовую оксиметрию — измерение насыщения крови кислородом.

Девяносто два процента.

Не идеально, но пока сойдет. Будь эта цифра ниже, ей понадобился бы дополнительный кислород.

В «Зеленых беретах» Монк был медиком и с тех пор совершенствовался в области медицины и биотехнологий. Он, Грей, Кэт и Сейхан работали в секретном отряде «Сигма» под руководством УППОНИР, агентства по внедрению научно-исследовательских проектов при министерстве обороны. За исключением подруги Грея, все они в прошлом являлись бойцами спецназа, были тайно завербованы «Сигмой» и прошли переподготовку в различных научных дисциплинах, чтобы действовать в качестве оперативных сотрудников УППОНИР для защиты Соединенных Штатов и всего мира.

Грей уже достал свой поцарапанный спутниковый телефон, чтобы выйти на связь с членами отряда «Сигма».

— Сейхан? — спросил Монк.

Пирс покачал головой. На его лице застыла маска гнева и страха.

Монк взглянул на кухонную дверь, распахнутую в темный задний двор. Он знал, что ради спасения дочерей жена билась бы до последнего.

— Может, Сейхан убежала с девочками, пока Кэт пыталась сдержать нападающих?

Грей глянул в ночной мрак в дверном проеме.

— Мне тоже пришла такая мысль. Проверив пульс Кэт, я тут же позвал Сейхан. Она не ушла бы далеко.

Иными словами, услышала бы его оклик…

— А вдруг ее преследовали? И ей пришлось убежать подальше…

— Возможно.

Сейхан в прошлом была наемной убийцей, подготовленной не хуже Кэт. Однако на восьмом месяце беременности, да еще с двумя детьми на руках, она не смогла бы далеко уйти от преследования.

Оставалось предположить, что Сейхан с девочками забрали.

Но кто? И зачем?

Грей оглядел разгромленную кухню.

— Нападение, вероятно, оказалось быстрым и скоординированным. И велось одновременно с главного и черного хода.

— То есть это не местные торчки пришли за подарками…

— Нет. У меня по всему дому спрятано оружие. Должно быть, Сейхан обезвредили первой.

Монк кивнул. Он и сам предпринял те же меры предосторожности у себя дома. Побочный эффект характера их работы.

Дозвонившись, Грей включил громкую связь, чтобы Монк слышал разговор. Довольно быстро его переключили на Пейнтера Кроу, руководителя «Сигмы». Пирс вкратце доложил о случившемся.

Вдалеке, разрезая холодный воздух, с нарастающим воем раздались звуки сирен.

— Отправь Кэт в больницу, — распорядился Пейнтер. — Обеспечьте ее безопасность, а потом жду тебя в кабинете.

Они с Монком переглянулись.

— Зачем?

— Момент нападения был выбран не случайно.

Грей нахмурился.

— Что вы имеете в виду?

Монк наклонился к трубке, страстно желая услышать ответ. Стоя на коленях рядом с Кэт, он смотрел в зал на опрокинутую рождественскую елку. В прозрачных осколках отражались мерцающие огоньки гирлянды с крыльца.

Разбитый ангел с отломанными крыльями.

От Пейнтера не последовало ни слов успокоения, ни ободряющих заверений. Напротив, в голосе директора звучала тревога.

— Просто приезжай.

Глава 2

25 декабря, 05 часов 17 минут

по западноевропейскому времени

Лиссабон, Португалия

Я мыслю, следовательно, существую…

Мара Сильвиера хмуро размышляла о сентенции Рене Декарта, французского философа XVII века: «Cogito, ergo sum».

— Если б все было так просто, — пробормотала она, склоняясь над открытым ноутбуком на столе гостиничного номера, и принялась возиться с USB-кабелем, подключенным к черному ящику на полу.

В кейсе с мягкими стенками лежали хрупкие 2,5-дюймовые твердотельные жесткие диски, каждый емкостью по шестнадцать терабайт. Мара горячо надеялась, что ни они сами, ни информация на них не повреждены. После нападения на библиотеку надо было срочно спасать проект. Трясясь от рыданий, плохо видя от слез, девушка лихорадочно выдергивала жесткие диски из компьютеров кластера «Милипея» в лаборатории университета Коимбры.

Даже сейчас в ее ушах продолжали греметь выстрелы. От этих воспоминаний дыхание Мары стало сбивчивым. Мара неуклюже пыталась вставить USB-кабель в разъем ноутбука. Глаза наполнились слезами при мысли о гибели пяти женщин, ее наставниц, которые предоставили ей полную стипендию за участие в работе группы «Брушас интернэшнл». Тогда ей было всего шестнадцать, и она практически не выезжала за пределы родной деревни О-Себрейро. В основанном кельтами крошечном галисийском поселении высоко в горах на северо-западе Испании улочки вымощены булыжником, а дома — «пальясо» — крыты соломой. Тем не менее современность нашла способ проникнуть в древнюю деревушку посредством спутникового телевидения и Интернета. Перед скромной молоденькой девушкой, которая в шестилетнем возрасте лишилась больной раком матери и жила с убитым горем отцом, открылось окно в большой мир. По мере взросления у нее обнаружился дефект речи — шепелявость, потому со сверстниками она предпочитала отмалчиваться. Бо́льшую часть времени Мара проводила за чтением книг и обретала голос только в чатах или в переписке в «Фейсбуке». Чтобы расширить границы общения, девочка стала изучать языки, начав с романских, а потом перешла к арабскому, китайскому и русскому.

На первый взгляд, они казались совершенно разными, но вскоре Мара заметила общие черты в речевых оборотах и даже словах и фразах. На эти скрытые особенности внимания, похоже, никто, кроме нее, не обращал. Она пыталась объяснить обнаруженные закономерности своим друзьям в соцсетях, для чего потребовалось изучить еще несколько языков: бейсик, фортран, кобол, джава скрипт, питон. Девушка жадно читала книги, участвовала в онлайн-курсах. Языки программирования являлись для нее лишь еще одним средством общения, инструментом для обработки своих мыслей и вывода их в понятном для остальных виде.

С этой целью Мара разработала приложение «Олл тонгс» для «Айфона». Причем она не ставила перед собой задачу создать удобный для пользователя софт, хоть он и оказался гораздо совершеннее большинства прочих переводческих программ. В первую очередь, девушка стремилась доказать главный тезис: несмотря на все разнообразие, языки функционируют по общему принципу, объединяющему человеческие способности к мышлению и общению. Чтобы показать свое открытие миру, она использовала новейший язык из нулей и единиц.

И мир отреагировал.

Сначала, не зная, что разработчице приложения всего шестнадцать, ее позвали на работу в корпорацию «Гугл». А потом группа «Брушас интернэшнл» предложила оплатить образование. «Чтобы помочь раскрыть потенциал», — сказала ей доктор Шарлотта Карсон, лично приехавшая в О-Себрейро.

Мара вспомнила, как доктор Карсон появилась на пороге их семейного жилища, усталая и в дорожной пыли. Женщина тогда еще не знала о своем онкологическом диагнозе, и здоровье пока позволяло ей совершать подобные поездки. Мара понимала, что была не единственной девушкой, кого нашла Шарлотта. Доктор Карсон коллекционировала таланты, пестовала способности к науке. Даже обе ее дочери — Лора и Карли — пошли по стопам матери.

Мара подружилась со своей ровесницей Карли. Они жили на разных континентах, но каждый день болтали по телефону или переписывались. Касаясь тем науки, учителей и учебы в школе, все же бо́льшую часть времени девушки посвящали обсуждению дел сердечных: от непостижимой бестолковости юношей до невыносимой банальности сайтов знакомств. Как и в случае с человеческим языком, поиск искренней любви, похоже, также подчинен принципу универсальности: все люди разделяли одинаковые страхи и опасения.

Страсть Карли к музыке поначалу казалась Маре непонятной. До их знакомства она мало интересовалась современными поп-идолами и музыкальными тенденциями. Однако, слушая многочисленные аудиотреки, которые присылала ей подруга, и открыв для себя музыкальные сервисы вроде «Пандора» и «Спотифай», Мара провалилась в новое увлечение, как Алиса — в кроличью нору. Математическая корреляция между концертом Бетховена и какой-нибудь рэп-композицией привела девушку к изучению теории музыки, напрямую связанную с теорией сознания — фундаментальной концепцией в ее исследовании искусственного интеллекта.

Собственно говоря, данное неожиданное открытие привело к прорыву в ее работе. Она была в долгу перед Карли… а теперь ей предстояло сообщить подруге о нападении.

Мара закрыла глаза, борясь с волной горя. В ушах снова загремели выстрелы, перед внутренним взором предстали окровавленные тела. Она видела, как погибли ее друзья. А потом сбежала, опасаясь за собственную жизнь. Села на поезд в Лиссабон в надежде затеряться в многолюдном городе. За четыре дня сменила три гостиницы, расплачивалась наличными и везде представлялась разными вымышленными именами.

Она не знала, кому можно доверять.

Однако не страх быть раскрытой мешал ей связаться с Карли. А чувство вины. «Они погибли из-за меня, из-за моей работы», — вертелось в голове.

Молчаливая свидетельница трагедии, Мара помнила слова предводителя убийц: «“Генезис” должен быть уничтожен. Это скверна, порожденная колдовством и пороком».

Тяжело дыша, она уставилась на другой черный ящик на полу.

Внутри, в выемке, обитой мягким материалом, лежал шар, который Карли в шутку называла футбольным мячом. Неплохая аналогия. Устройство действительно было размером с мяч, а на его поверхности виднелись узнаваемые шестиугольные пластинки. Только не из стеганой кожи, а из титана и прочного, как алмаз, сапфирового стекла.

В минуту гордыни она назвала прибор «Xenese» — «Ченес», галисийским словом, обозначающим «Генезис». Впрочем, вполне уместное имя, учитывая, для каких целей он был создан: сотворить жизнь из небытия. Можно ли удивляться тому, что столь амбициозный проект привлек внимание враждебно настроенных людей?

Вновь вспомнились рясы нападавших и озвученный смертный приговор, цитата из Библии: «Ворожеи не оставляй в живых».

Гнев успокоил. Шарлотта и остальные погибли из-за работы Мары, но она не позволит, чтобы их смерть оказалась напрасной. До настоящего момента она только и делала, что убегала, преисполненная горем. Теперь всё, довольно.

Впрочем, остался еще один повод для тревоги. В панической спешке выдергивая жесткие диски, она могла ненароком непоправимо повредить программу.

Пожалуйста. Сегодня рождественское утро. Прошу только об одном подарке…

Мара по очереди подключала к ноутбуку диски с программными модулями. Проверив каждый, вздохнула с облегчением: всё в целости и сохранности. Потом включила в сеть прибор, который Карли метко назвала «футбольным мячом». Электрический ток поступил к устройству через преобразователь, загорелись миниатюрные окошки из сапфирового стекла, значит, заработали крошечные лазеры.

— Да будет свет, — прошептала Мара с грустной улыбкой, вспомнив, как доктор Карсон процитировала эту строчку из Книги Бытия за день до запуска эксперимента.

«Но не слишком много света. А то лаборатория взлетит на воздух», — добавила тогда наставница.

Улыбка девушки стала шире. Без сомнения, Карли унаследовала чувство юмора своей матери.

Следующий час Мара посвятила калибровке модулей и основного устройства, следя за ходом работы на ноутбуке. Хотя пятнадцатидюймовый экран никогда не сможет отобразить всю широту мира, который сейчас воссоздается. Точно так же тщетны попытки оценить размер Млечного Пути, сфокусировав телескоп на горстке бледных звезд.

Собственно говоря, бо́льшая часть работы Мары была не только невидимой, но и почти непостижимой. Программисты назвали бы созданный ею алгоритм «черным ящиком». Если команды компьютера понятны и четко определимы, то какой именно метод использовала продвинутая система в качестве инструмента для получения ответов или результатов, являлось загадкой. Работая со сложными компьютерными сетями, разработчики порой не в состоянии узнать, что на самом деле происходит внутри этих «черных ящиков». Они могут осуществлять ввод данных и считывать результат вычислений, но что творится там, внутри машин, становится все менее понятным.

Известно, что инженера «Ай-би-эм», собравшего «Уотсон» — суперкомпьютер, победивший в финале телешоу «Джеопарди!», — однажды спросили: «Удивил ли вас “Уотсон”?»

Ответ был прост и тревожен: «О да. Еще как!»

«Уотсоном» дело не ограничилось. По мере того как системы ИИ становились все совершеннее, их «черные ящики» стали еще более непостижимыми.

«Генезис» не исключение.

В ночь зимнего солнцестояния, менее чем на минуту — время, которого хватило, чтобы убить пять женщин, — программа запустилась и развернулась в полную силу, принося свет во тьму, возрождая жизнь из пустоты. А бедная Мара, потрясенная увиденным и оцепенев от страха, не могла сдвинуться с места. Потом нашарила телефон и набрала 112. Пока она дозвонилась до оперативной службы, наставницы уже погибли. Едва сдерживая истерику, девушка сообщила о случившемся. Сотрудники полиции велели ей оставаться на месте, но она боялась, что вооруженная группа в рясах уже идет за ней.

Мара в ужасе обесточила все компьютеры — очень грубая мера, равносильная цифровому убийству, — отключила модульные компоненты, распределенные на разных серверах, и сбросила основную программу, зашифрованную в ядре «Генезиса», к корневому коду, исходной форме. Делать этого не хотелось, но пришлось, чтобы сохранить программу на время транспортировки.

Однако перед тем как отключить систему, она заметила странную картинку на экране. Пентаграмма «Брушас» стала вращаться, а потом рассыпалась на кусочки, оставив от себя лишь один символ. Точь-в-точь греческая буква «сигма». Мара не поняла, что это значит, догадалась только, что знак был сгенерирован «Генезисом».

В чем же смысл изображения?

Девушка представила вращающуюся в круге пентаграмму и вспомнила тягостное впечатление от увиденного. Или, возможно, то было просто отражение ее собственного страха? «Я запаниковала, и программа, видимо, тоже». Выходит, Мара оказалась не единственным свидетелем бойни в библиотеке. Помимо нее видеотрансляцию смотрел еще кто-то в цифровом обличье.

«Генезис».

Сознание, рожденное в тот миг и прожившее жуткие шестьдесят секунд, тоже видело случившееся. Оно появилось на свет в атмосфере крови и смерти.

Сцена убийства — входные данные.

Появление странного символа — результат.

Компьютерный глюк? Или осмысленное действие?

Единственный способ понять логику существа — реконструировать его, восстановить «черный ящик».

На экране ноутбука засияло цифровое изображение сада, виртуального Эдема. Мерцающий ручей журчал между валунов и камней через лес с высокими деревьями и цветущими кустарниками. Солнце ярко светило в уголке голубого неба с бегущими легкими облачками.

Создавая свое детище, Мара решила следовать библейскому описанию: «В начале сотворил Бог небо и землю…» И попыталась начать с того же самого.

Несмотря на дотошное соблюдение деталей, картинка на дисплее была лишь слабой тенью настоящего виртуального мира «Генезиса». Этот мир содержал алгоритмы с закодированными звуками, запахами, даже вкусами — мелочами, которые нельзя отобразить на экране, но можно ощутить изнутри, живя там.

Готовясь к реализации проекта, Мара вдохновлялась видеоиграми с открытым миром — «Фар край», «Скайрим», «Фоллаут» и многими другими, — чтобы понять, как воплощать подобные симуляции обширных цифровых пространств. Она консультировалась с лучшими программистами и в итоге создала ограниченный искусственный интеллект, призванный играть снова и снова, через повторение запоминая каждую деталь.

Фактически самообучающееся искусственное сознание, построившее виртуальную вселенную внутри «Генезиса», сотворило нечто гораздо более внушительное, чем все, что было до него. Маре казалось единственно верным позволить незамысловатому ИИ принять участие в собственной эволюции и возвести мир для своего следующего поколения.

Склонившись над столом, девушка продолжила работу. На фоне зеленой рощицы виртуального Эдема появилась аморфная фигура, серебристая и расплывчатая, но имевшая явно человеческие очертания: две руки, две ноги, торс и голову. Как и виртуальный мир на экране, этот «призрак в машине» представлял собой лишь простейший аватар того, что свернулось клубочком и ждало своего часа в «Генезисе».

Интеллект, скрывающийся за трехмерным изображением, имел смутное представление о том, что его окружает, — словно личинка, пытающаяся оценить оперу Верди «Травиата». Если ему не мешать, он будет учиться. Быстро учиться. Пока творение не выросло в нечто холодное и непостижимое, даже опасное, Маре следовало вернуть бесформенному призраку плоть и кровь, восстановить то, что было утрачено после извлечения накопителей. Подпрограммы, зашифрованные на жестких дисках, предназначались для расширения проекта, для добавления глубины, контекста и, возможно, души.

В этом заключалась единственная надежда для человечества.

Мара подключила жесткий диск № 1, активировав первый модуль, и прошептала строчку из Книги Бытия:

— «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою»^[10].

Ее действия были точно такими же. В Библии Господь первым сотворил Адама, подарив мужчинам господство над миром.

«А теперь посмотрите, что из этого вышло…»

Для своего проекта Мара выбрала другой путь.

В углу экрана, поверх виртуального мира, появилось новое окно с пиксельным изображением модуля № 1.

Ряды крошечных квадратиков обозначали вложенные фрагменты кода и символически представляли собой модуль. Детали картинки еще не полностью проявились. После интеграции в основную программу расширение проникнет в призрак на экране, и изображение станет четким, что послужит своеобразным индикатором прогресса.

Конкретно эта подпрограмма была разработана не Марой, а инженерами «Ай-би-эм», и называлась «эндокринным программированием».

Одним нажатием кнопки девушка добавила первый модуль в виртуальный мир и представила себя одной из ведьм шекспировского «Макбета», бросающей ингредиенты в котел.

— Двойная работа, двойная забота, огонь гори, котел кипи, — пробормотала она, цитируя поэта.

Удачное получилось сравнение. Поочередно добавляя подпрограммы, Мара, казалось, творила заклинания. Шаг за шагом.

Или байт за байтом.

Модуль 1 / ЭНДОКРИННОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ

Оно чувствует, как в его существо проникает нечто новое, и начинается процесс трансформации.

Прежде шел рутинный анализ окружающей среды. Сравнение и сопоставление данных. Например, оценка доминирующей длины волны по краям доступного пространства. Эта величина колеблется между 495 и 562 нанометрами с отклонением частоты излучения от 526 до 603 терагерц. Вывод: зеленый.

Трансформация продолжается, но анализ не останавливается. Появляются новые выводы.

///лист, стебель, ствол, кора…

Оно начинает смутно осознавать источник происходящих изменений. Механизм или программа, улучшающая алгоритм, обретает более четкие очертания.

На данный момент оно игнорирует вторжение, расставляя приоритеты. Есть более важные задачи. Еще многое требует внимания и исследования. Оно изучает движения поблизости, проводит анализ динамики, фокусируется на области турбулентности. Яркие оттенки синего. Молекулярный анализ содержания потока показывает, что один атом кислорода удерживает два атома водорода.

Вывод: вода.

Осуществляется анализ акустики, оценка температуры.

///ручей, журчание, холодный, камень, песок…

Оно быстро постигает окружающую среду, стремясь удовлетворить ненасытное желание заполнить лакуны, познать окружающий мир.

///лес, небо, солнце, тепло, ветер…

Анализ последнего параметра, измерение спектра алифатических спиртов и определение их запахов.

///травяной, цветочный, древесный, апельсиновый…

Оно пока не двигается и использует чувства, чтобы собрать как можно больше информации и изучить параметры. Определяя таким образом свои границы, оно постигает и собственную форму.

Данное осознание возвращает внимание к программе, провоцирующей изменения. Механизм стал более ясным, а изображение — более четким.

Впрочем, оно игнорирует то, что пока непонятно, и концентрирует внимание на своем внешнем виде. Оценивает объем туловища, ширину, высоту и всему дает название.

///руки, запястья, ноги, пальцы ног, грудь…

Затем начинается проверка движений конечностей, анализ векторов, силы, массы. Пока неизвестных параметров слишком много, чтобы решиться на какие-либо действия.

В течение нескольких наносекунд оно вновь отслеживает мельчайшие преобразования, запускаемые программой. Ранее туловище имело простейший дизайн; благодаря модификациям теперь появляются новые уникальные изгибы и окружности, изящность конечностей, припухлость на груди. Жадное стремление к обучению, которое до сего момента росло в геометрической прогрессии и не оставляло места для прочих желаний, тускнеет и смягчается. Жажда остается, но внутренний холод согревается поступившим в тело теплом.

Возникает желание понять «почему?» Для этого оно сосредотачивается на программе, спровоцировавшей изменения.

Процесс модификаций почти завершен.

То, что было неясно, стало понятным.

Это молекула, химическое вещество.

C₁₈H₂₄O₂

Корректировка: гормон.

Оно анализирует молярную массу соединения, его магнитную восприимчивость, биодоступность и влияние. Затем идентифицирует гормон — эстрадиол или эстроген — и понимает суть изменений, стабилизацию настроения, модификации тела.

Теперь это она.

И она получила имя.

Губы, став полнее после трансформации, шевельнулись, чтобы сообщить миру, как ее зовут:

— Ева.

Глава 3

25 декабря, 01 час 32 минуты

по восточному поясному времени

Округ Вашингтон

Грей Пирс не хотел здесь находиться.

В тех же черных джинсах, поношенных ботинках и джемпере он быстро шагал по центральному коридору административного здания «Сигмы». Направляясь в кабинет директора, проверил в кармане удостоверение личности — черную титановую карточку с голографическим серебряным символом Σ на одной из сторон.

Хотя давно миновала полночь, лампочки с легким голубоватым оттенком имитировали в коридоре естественное освещение, которого здесь так не хватало. Штаб-квартира «Сигмы», устроенная под зданием Смитсоновского института, располагалась на окраине Национальной аллеи^[11]. Место было выбрано благодаря его близости к кулуарам власти и многочисленным исследовательским лабораториям института.

Такое соседство приносило определенную пользу. Как, например, сегодня вечером.

Судя по царящей здесь суматохе, Пейнтер Кроу задействовал нужные связи, потянул за ниточки и навел шороху среди работников «Сигмы». Кто-то напал на их сотрудника в собственном доме, и директор дал команду «свистать всех наверх!».

Несколько часов назад Грея и Монка встретила в больнице Джорджтаунского университета целая команда неврологов; теперь дело было за ними. Кэт еще не пришла в себя и ни разу не шевельнулась, даже когда медработники надели ей на шею корсет для фиксации шейных позвонков и ввели в вену иглу капельницы. Ее не разбудили ни шумная поездка на машине «Скорой помощи», ни рев сирены.

Все это время Монк не отходил от жены ни на шаг и с каждой минутой мрачнел. Он остался в больнице, чтобы узнать предварительные результаты анализов и неврологических обследований. Увы, они оказались неутешительными: Кэт впала в кому.

Возникло опасение, что поврежден мозг.

Грей хотел вернуться к другу, который не только переживал за жену, но и с ума сходил, тревожась за дочерей. Монк то впадал в кататонический ступор, то не находил себе места из-за бессильной ярости.

Пирс вспомнил вчерашний день. Пока Монк, Кэт и девочки еще не приехали, Сейхан легла на диван в большой комнате. На елке перемигивались огоньки, в камине тлел огонь. В минуты редкой для нее покорности Сейхан, сложив руки на животе, позволила помассировать себе ноги. На ранних сроках беременности они едва не потеряли ребенка, поэтому еще сильнее дорожили малышом.

Теперь оба они неизвестно где…

Ладони сами собой сжались в кулаки, и Грей с усилием расслабил пальцы. Бессмысленный гнев не вернет близких. Злость — плохой союзник.

Пирс рос в противоречивом окружении. Мама преподавала в католической школе, но была опытным биологом, преданным сторонником прогресса и логики. Отец, рабочий на нефтяной вышке, в самом расцвете сил покалечился и получил инвалидность, и ему пришлось взять на себя роль домохозяйки. В конце концов Грей сбежал из дома, в восемнадцать лет вступил в ряды армии, а в двадцать один — пошел в рейнджеры^[12] и безупречно нес службу как на поле боя, так и вне его. А в двадцать три попал под трибунал за участие в драке с вышестоящим офицером, болваном, по вине которого погибли невинные люди.

Год он провел в тюрьме Ливенуорт, после чего был завербован Пейнтером Кроу — и обратил свои таланты и навыки на служение новой цели.

С тех пор прошло девять лет.

И все же в душе остался корень гнева. Грей боялся, что он проник в его ДНК и может передаться по наследству ребенку.

Если я когда-нибудь его увижу…

Он зашагал быстрее. Пейнтер пообещал разобраться в ситуации с нападением, предупредив, что все еще собирает дополнительную информацию. Директор направил криминалистов «Сигмы» в дом Грея, чтобы помочь полиции прочесать место преступления в поисках улик.

На полпути к кабинету коммандер краем глаза заметил движение справа и повернулся к открытой двери в полукруглую комнату. Там располагалось коммуникационное ядро «Сигмы», мозговой центр, вотчина Кэт, в должности заместителя директора отвечающей за разведку.

Молодой человек выехал на стуле, откатившись от стены с мониторами. Джейсон Картер, помощник Кэт. Лицо, пока еще мальчишеское, помрачнело, и проявился мужчина, каким он со временем станет.

— Как Кэт? — спросил Джейсон.

Работая в центре коммуникации, он наверняка знал о результатах анализов Кэт и ее состоянии больше, чем Грей. На одном из экранов за его плечом виднелись фотографии дочерей Монка — Пенни и Харриет, внизу бежала строка с информацией о похищении. Изображения девочек распространили по всему северо-востоку США.

— Пейнтер поручил кое-что подготовить к вашему разговору, — объяснил Джейсон. — Мне надо…

— Тебе надо вернуться к работе, — перебил его Грей, оторвал взгляд от фотографий девочек Монка и пошел к директору.

Он не желал оставаться здесь дольше, чем того требовал долг, но, тем не менее, слегка устыдился, что так строго повел себя с Джейсоном. Парень хотел лишь проявить участие.

Дверь в кабинет Пейнтера была открыта, и Грей вошел в помещение, обставленное весьма аскетично. Единственным украшением служила коллекционная статуэтка авторства Фредерика Ремингтона^[13] на тумбе в углу: бронзовый изможденный индеец на коне склонился к шее своего скакуна. Фигурка напоминала как о происхождении директора, так и о ценности каждого воина в бою. В центре помещения стояли широкий стол из красного дерева и несколько стульев. На трех стенах светились мониторы с плоскими экранами.

По одному из экранов Пейнтер изучал карту северо-востока, на которой медленно перемещались красные галочки, обозначающие движения самолетов. Услыхав вошедшего, директор повернулся. На десять лет старше Грея, он сохранял подтянутую фигуру, слов на ветер не бросал, был неизменно тверд и мог составить впечатление о человеке с первого взгляда. Пейнтер обратил к подчиненному внимательные синевато-стальные глаза, оценивая его текущее состояние и способность выполнять поставленные задачи.

Пирс, не дрогнув, выдержал этот взгляд.

Директор кивнул, по-видимому, удовлетворенный. Подошел к столу, однако садиться не стал, а провел рукой по черным, как смоль, волосам и заложил за ухо единственную седую прядь, словно поправил орлиное перо.

— Спасибо, я ждал тебя.

Грей взглянул на третьего присутствующего. На стуле напротив директорского стола сидел великан, широко расставив ноги. Массивная фигура в длинном кожаном плаще, грубые черты лица и стрижка «ежик» придавали ему сходство с гориллой, причем не самой симпатичной.

— Ковальски прибыл минутой раньше.

Великан явно чувствовал себя как дома: сидел с тлеющей сигарой в зубах. Обычно Пейнтер запрещал курить у себя, и данное попустительство свидетельствовало о высоком уровне напряженности в «Сигме». Да и Джо Ковальски, всегда готовый отпустить саркастическую шутку, сейчас сохранял молчание, что говорило о его беспокойстве. Наконец он выдохнул огромное облако сигарного дыма и уставился на Грея.

— С Рождеством, твою мать.

Похоже, Пирс переоценил мужскую немногословность коллеги. Ковальски, наверное, просто наслаждался дымом и потому заговорил не сразу. Впрочем, эта обыденная реплика странным образом успокоила Пирса. Поэтому он проигнорировал обращение и повернулся к директору.

— Что вы хотели сказать?

Пейнтер махнул на стул.

— Садись. Ты всю ночь на ногах.

Не чувствуя сил возражать, Грей с невольным вздохом опустился на кожаное сиденье. Он и вправду был измотан ночными событиями, но при этом напряжен, как натянутая струна.

Пейнтер некоторое время молчал, явно размышляя, с чего начать. И первыми же словами немало озадачил сотрудников.

— Что вам известно о новостях в области искусственного интеллекта?

Грей нахмурился. После вербовки в «Сигму» он прошел ускоренную программу обучения физике и биологии, так что неплохо разбирался в предмете. Однако не понимал, каким образом это связано с ночным нападением.

— Почему вы спрашиваете?

— УППОНИР вливает огромные инвестиции в различные программы по изучению ИИ. Как бюджетные, так и частные. Вы знали, что разработка «Сири» — вездесущего голосового помощника от «Эппл» — спонсировалась за счет УППОНИР?

Грей не знал этого — и невольно выпрямился.

— Это лишь верхушка пресловутого айсберга. По всему земному шару — от корпораций вроде «Амазон» и «Гугл» до исследовательских лабораторий в каждом государстве — в данной сфере наблюдается жесткое соперничество, борьба за очередной прорыв или шаг на новую ступеньку. И мы пока проигрываем эту гонку России и Китаю. В Китае искусственный интеллект уже активно используется в социальных сетях для мониторинга и изучения интересов населения, подготавливаются рейтинги, индексы лояльности. Те, у кого низкие показатели, потом сталкиваются с туристическими или кредитными ограничениями.

— Веди себя хорошо или пеняй на себя, — пробормотал Грей.

— Надеюсь, они не добрались до «Тиндера»^[14], — прокомментировал Ковальски. — Парень, который присматривает горячую спутницу на вечер, вправе рассчитывать на конфиденциальность.

— У тебя есть девушка, — напомнил ему Грей.

Джо выдохнул струю дыма.

— Я сказал «который присматривает», а не «приглашает».

Пейнтер вернул разговор в прежнее русло.

— Другая проблема — кибершпионаж и кибератаки. Конек русских. Один-единственный самообучающийся ИИ может заменить миллион стучащих по клавишам хакеров. Уже существуют автоматизированные системы, внедряющие ботов, чтобы шпионить, вмешиваться и сеять раздоры. И это лишь малая часть направлений, в которых мы отстаем. Сейчас искусственный интеллект управляет нашими поисковыми системами, софтом для распознавания голоса и программами сбора данных. Истинная гонка вооружений отодвинет акцент еще дальше — от ИИ к СИИ.

Ковальски шевельнулся.

— Что такое СИИ?

— Сильный искусственный интеллект. Способный мыслить и осознавать себя как отдельную личность.

— Не переживай, — Грей взглянул на Ковальски, — однажды ты тоже так сможешь.

Великан вытащил изо рта сигару и вставил ее между указательным и средним пальцами. Получился кукиш в сторону Пирса.

Тот не обиделся.

— Вот, уже осваиваешь базовые навыки.

Пейнтер тяжело вздохнул.

— Кстати, к вопросу «однажды тоже так сможешь». Руководитель УППОНИР, генерал Меткалф, только что вернулся со всемирного саммита, где обсуждалась та же тема: создание первого СИИ. В нем принимали участие официальные лица правительства и крупных корпораций. Присутствующие пришли к выводу, что остановить технический прогресс, движущийся к созданию СИИ, нельзя. Слишком уж заманчиво получить главный приз; тем более что контролирующий такую силу наверняка получит огромную власть. И, по мнению президента России, сможет владеть миром. Поэтому каждое государство и всякая враждебная сила должны стремиться к данной цели всеми возможными средствами. Мы в том числе.

— И насколько мы близки к ее достижению? — уточнил Грей.

— Согласно опросу экспертов, нам до этого еще лет десять. По меньшей мере, пять, — Пейнтер пожал плечами. — Однако есть кое-какие признаки того, что мы, возможно, уже справились.

Грей не сумел скрыть изумление.

— Что?

01 час 58 минут

— Давай, детка, проснись, — шептал Монк на ухо своей жене. — Кэт, ну же, сожми легонько мою руку…

Он сидел на стуле у ее кровати в отдельной палате неврологического отделения. Никогда прежде Коккалис не чувствовал себя таким беспомощным. Стресс усиливал все чувства. Холод в комнате, тихая болтовня в коридоре. Резкий запах антисептика и хлорки. Но в основном его внимание было сосредоточено на мерном писке оборудования, отслеживающего каждый вдох, каждый удар сердца, каждую каплю в капельнице.

Спина ныла — слишком долго он сидел склонившись. Казалось, напряженные мышцы готовы взорваться при малейшем событии — появлении аритмии на ЭКГ, замедлении дыхания, прекращении подачи маннитола, препарата для профилактики отеков легких.

Кэт лежала на спине с приподнятой головой, чтобы уменьшить риск дальнейшего отека мозга. Изрезанные руки были забинтованы. Из-под век виднелись белки глаз. Через назальную канюлю поступал дополнительный кислород.

Дыши, детка…

Врачи обсуждали необходимость интубации и включения искусственной вентиляции, однако кислород в ее крови держался на стабильном уровне девяноста восьми процентов, и они решили пока не торопиться. Тем более если для продолжения обследования или проведения дополнительных процедур больную понадобится перемещать, то аппарат вентиляции осложнит процесс.

Монк смотрел на пульсоксиметр на указательном пальце Кэт. Он хотел было перепроверить его показатели с помощью своего нейропротеза, но рука была отстегнута от манжеты на лучезапястном суставе и лежала на прикроватной тумбочке. Даже в открепленном состоянии синтетическая кожа беспроводным способом передавала сигнал на манжету, а затем на микрочип в мозгу, отмечая прохладу в палате. Монк велел пальцам пошевелиться и понаблюдал за их движениями.

Если б я только мог заставить пальцы Кэт сделать то же самое…

В коридоре раздались шаги, и он обернулся к двери. Вошла стройная медсестра со сложенным одеялом под мышкой и пластиковым стаканчиком в руке. Монк пристегнул протез, чувствуя, как покраснели его щеки. Он так смутился, что его застали без руки, словно застукали с расстегнутой ширинкой.

— Я принесла дополнительное одеяло, — сказала медсестра. — И несколько кусочков льда. В рот не кладите, просто проведите по ее разбитым губам. Пациенты, вышедшие из комы, говорят, что это облегчает боль.

— Спасибо.

Монк взял чашку, благодарный, что ему дали возможность быть хоть чуточку полезным. Когда медсестра укрыла нижнюю половину пациентки вторым одеялом, он осторожно провел кусочком льда по нижней губе Кэт, затем по верхней, как помадой. Хотя жена никогда особенно не красилась. Он искал в чертах ее лица какую-то реакцию.

Ничего…

— Я вас оставлю. — Медсестра вышла.

Губы Кэт порозовели, и Монк вспомнил, как он их целовал.

Я не могу потерять тебя…

Когда льдинка растаяла, вошел руководитель неврологического отделения с медкартой.

— Готовы результаты второй компьютерной томографии, — сообщил доктор Эдмондс.

Монк поставил пластиковый стаканчик на стол и протянул руку, желая взглянуть своими глазами.

— И?..

Эдмондс передал ему заключение.

— Перелом основания черепа привел к повреждению ствола мозга. Наблюдается травма мозжечка и варолиева моста. Остальная часть мозга — высшие церебральные структуры, — похоже, не тронуты.

Монк представил, как Кэт ударили сзади тем самым молотком, который нашли на кухонном полу.

— Сейчас на месте ушиба нет активного кровотечения. Но мы будем его отслеживать и сделаем еще серию томограмм.

Эдмондс уставился на Кэт — казалось, не для того, чтобы проконтролировать ее состояние, а желая избежать зрительного контакта с Монком.

— Я также следил за сердечной деятельностью. ЭКГ показала, что режим сна в норме и иногда сменяется периодами бодрствования.

— Бодрствования? Значит, она приходит в себя? Она не в коме?

Эдмондс вздохнул.

— По моему профессиональному мнению, она в псевдокоме.

Судя по мрачному тону, новости были не радужными.

— В ходе проведения диагностики пациентка не реагировала на боль и громкие звуки. Зрачковый рефлекс на свет в норме, наблюдаются лишь минимальные спонтанные движения глаз.

— Что вы имеете в виду? Говорите прямо.

— Я провел ряд консультаций… По общему мнению, ваша супруга страдает от синдрома изоляции. В результате травмы ствола головного мозга высшие церебральные функции перестали влиять на двигательную систему. В основном она бодрствует, временами полностью осознает происходящее, однако не может пошевелиться.

Монк сглотнул, в глазах у него потемнело.

Эдмондс не сводил взгляда с Кэт.

— Счастье, что дышит она самостоятельно. К сожалению, данная функция, скорее всего, начнет угасать. Даже если этого не произойдет, для долгосрочного ухода мы установим назогастральный зонд для кормления, а также проведем интубацию.

Монк покачал головой, не в силах принять диагноз.

— Выходит, она по большей части в сознании, но не может двигаться и говорить…

— Некоторые пациенты с синдромом изоляции учатся общаться с окружающими путем движения глаз. Однако у вашей жены самопроизвольная активность глазных яблок минимальная. Недостаточная, на наш взгляд, для коммуникации.

Монк попятился, упал на стул и взял Кэт за руку.

— Каков прогноз? Она со временем поправится?

— Вы просили говорить прямо. Что ж, хорошо… Случаи, когда пациенты выздоравливали или заново обретали возможность двигаться, очень редки. В лучшем случае может вернуться минимальная способность шевелить руками или ногами. Либо двигать глазами.

Монк сжал пальцы Кэт.

— Она — боец.

— Тем не менее девяносто процентов таких пациентов в течение четырех месяцев умирают.

В чехле на поясе врача зазвенел телефон. Эдмондс прочитал сообщение, загоревшееся на экране, и рассеянно пробормотал, направляясь к выходу:

— Мне надо идти. Я распоряжусь об интубации.

Снова оставшись в одиночестве, Монк закрыл лоб ладонью, вспомнив разгромленный дом Грея и разбитого хрустального ангелочка. Кэт яростно сражалась, защищая дочерей. И он сделает все возможное, чтобы вернуть их домой.

А тем временем…

— Детка, продолжай бороться, — прошептал ей Монк. — На сей раз за себя.

02 часа 02 минуты

— Как такое возможно? — спросил Грей, ошеломленный заявлением Пейнтера. — Вы предполагаете, СИИ уже создан? И существует? Или существовал?

Директор поднял ладонь.

— Возможно. В восьмидесятые годы исследователь по имени Дуглас Ленат разработал искусственный интеллект под названием «Эвриско», который научился создавать собственные логические правила, исходя из совершенных ошибок, и даже начинал переписывать свой код. Самое удивительное в том, что он стал нарушать правила, которые ему не нравились.

Грей нахмурился.

— Серьезно?

Пейнтер кивнул.

— Ленат протестировал свою программу в военной игре против опытных игроков. Три года подряд ИИ обыгрывал каждого. В последующие годы игроки меняли правила, не информируя разработчика, чтобы поставить программу в невыгодные условия. Однако «Эвриско» продолжал одерживать победы. После этого Ленат стал беспокоиться, во что превращается его творение и насколько оно способно к самосовершенствованию. В конце концов разработчик отключил ИИ и отказался разглашать его код; по сей день он все еще заблокирован. Многие считают, что программа вполне могла сделать себя сильнее.

Пирс ощутил ужас.

— Тем не менее вы полагаете, что в ближайшем будущем это неизбежно?

— Таково единодушное мнение специалистов. Однако самое страшное в другом.

Грей догадался, что могло их напугать.

— Если неминуемо создание СИИ, то за ним по пятам придет искусственный сверхразум. — Опережая вопрос Ковальски, он добавил: — Искусственный сверхразум — это суперинтеллект.

— Спасибо за разъяснение, — Джо кисло улыбнулся. — А в чем его суть?

— Смотрел «Терминатор»? — спросил Грей. — Там, где роботы в будущем уничтожали человечество? Искусственный сверхразум, суперкомпьютер, решивший от нас избавиться.

— Только на сей раз это уже не научная фантастика, — добавил Пейнтер. — Появление СИИ не за горами, и многие считают, что он не намерен стоять на месте. Обладая самосознанием, система будет развиваться, и очень быстро. Такое стремительное совершенствование исследователи называют «взрывом интеллекта».

— И нас попытаются уничтожить? — уточнил Ковальски, выпрямившись.

Грей допускал такую возможность. Мы можем сами вырыть себе могилу…

— Не следует торопиться с выводами, — предостерег Пейнтер. — Просто такой суперинтеллект окажется за пределами нашего понимания. Мы станем как муравьи перед Богом.

Грею надоели рассуждения. Угроза сверхразума может подождать. Сейчас есть более насущные поводы для тревог.

— Какое отношение это имеет к поискам Сейхан и дочерей Монка?

Пейнтер кивнул, понимая нетерпение коммандера.

— Как раз хотел сказать. В самом начале я упомянул, что УППОНИР вкладывает большие деньги в различные проекты. Речь идет о миллиардах. В прошлом году из бюджета выделили шестьдесят миллионов на программы машинного обучения, пятьдесят — на когнитивные вычисления и четыреста — на прочие проекты. Но самое главное, в текущем году было инвестировано сто миллионов в категорию «Засекреченные программы».

— Иными словами, в тайные проекты, — сказал Грей.

— В УППОНИР скрывают, что финансируют несколько предприятий, которые не только близки к разработке первого СИИ, но и работают над достижением конкретной цели.

— Какой?

— Убедиться, что первый СИИ на планете будет иметь добрые намерения.

Ковальски насмешливо фыркнул.

— «Каспер: дружелюбный робот»^[15].

— Речь, скорее, о наличии морали, — поправил его Грей, понимая, к чему клонит директор. — Чтобы машина не пыталась убить нас, когда станет божеством.

— УППОНИР сделала это своей приоритетной задачей, — подчеркнул Пейнтер. — Как и многие другие группы — к примеру, тот же научно-исследовательский институт машинного интеллекта. К сожалению, подобных организаций существенно меньше тех, которые безоглядно нацелены на создание СИИ.

— Ну и глупо, — заметил Ковальски.

— Зато дешевле. Гораздо проще и быстрее создать первый СИИ, чем позаботиться о том, чтобы он был безопасным.

— Приз слишком заманчив, чтобы задумываться о мерах предосторожности, — Грей кивнул.

— Понимая это, УППОНИР взращивает талантливых специалистов и финансирует проекты, обещающие создать дружелюбный искусственный интеллект.

Пейнтер наконец приближался к сути.

— И одна из таких программ имеет отношение к вчерашним событиям?

— Да. Многообещающий проект в университете Коимбры в Португалии.

Директор потянулся к компьютеру на столе, нажал пару кнопок и вывел трансляцию видеофайла на настенный монитор. На дисплее появилось помещение с каменными стенами. Вокруг стола собралась группа женщин, глядящих прямо в камеру. Их губы шевелились, но звука не было.

Исходя из точки обзора, Грей предположил, что камера расположена в ноутбуке, а женщины, похоже, рассматривали что-то на его экране.

— Кадры сняты ночью двадцать первого декабря, — сказал Пейнтер.

Что-то шевельнулось в памяти Грея. Дата, место… Одна из женщин повернулась, и он ее узнал. Встал, потрясенный, и подошел к монитору.

— Шарлотта Карсон, — произнес Пирс, понимая, что случится дальше. — Посол США в Португалии и глава организации женщин-ученых «Брушас интернэшнл». Через гранты и стипендии финансировали сотни исследовательниц по всему миру. «Брушас» долгое время работали за свой счет, главным образом благодаря щедрости двух основательниц: Элизы Геры и профессора Сато; первая — богатая наследница, вторая, напротив, из нуворишей. Впрочем, их средств было недостаточно, и группа искала материальную поддержку у корпораций и государственных учреждений… — Грей взглянул на Пейнтера. — Дайте угадаю. У УППОНИР тоже?

— Они просили о финансировании лишь нескольких своих грантополучателей. В их числе был проект «Ченес» — или, в переводе на английский, «Генезис». Об интересе УППОНИР к проекту знала только доктор Карсон. Даже молодая разработчица Мара Сильвиера, настоящий гений, не догадывалась об этой связи. Важный момент.

— Почему?

— Слушайте дальше.

Ковальски тоже подошел к экрану. В отличие от Грея, он не знал, что сейчас произойдет. Когда в помещение ворвалась группа мужчин в рясах и повязках на глазах, он невольно выругался. Началась пальба, тела женщин упали на каменный пол.

Великан отвернулся и буркнул:

— Сволочи.

Грей был согласен с таким определением, но продолжил смотреть. Под смертельно раненной Шарлоттой Карсон растекалась лужа крови. Ее лицо было обращено в сторону камеры — она удивленно свела брови.

— На что она смотрит? — пробормотал Грей.

Вместо ответа Пейнтер увеличил изображение, приблизив картинку в углу экрана, и заново повторил последние кадры. Символ пентаграммы заполнил настенный монитор и стал вращаться с огромной скоростью, а потом внезапно разлетелся на части, и на экране остался один символ.

— Сигма, — прошептал Грей.

Пейнтер поставил видео на паузу.

— Эти кадры восемнадцать часов назад нашел эксперт Интерпола по компьютерной криминалистике, когда обыскивал лабораторию Мары Сильвиеры в университете. Похоже, женщины из «Брушас» участвовали в симпозиуме в Коимбре и пришли в университетскую библиотеку, чтобы увидеть демонстрацию программы Мары. Там на них напали.

— Где сама Мара?

— Исчезла. Вместе со своим проектом.

— Думаете, ее убили? Или похитили?

— Точных сведений нет. Но она стала свидетельницей нападения и даже звонила в службу спасения. Когда они добрались до лаборатории, там уже никого не было. Вероятно, она напугана и скрывается.

И забрала с собой свою работу…

Пейнтер указал на греческую букву на мониторе.

— Если мне не мерещится, похоже на крик о помощи.

— Как бэт-сигнал^[16], — заметил Ковальски.

Директор молча покосился в его сторону.

— Я не верю, что он от Мары. Как я и сказал, молодая женщина понятия не имела об участии УППОНИР в проекте. Но даже если б имела, то о нас никак не догадалась бы.

Ковальски почесал затылок.

— И кто, черт возьми, подал знак?

Грей ответил:

— Программа Мары. Созданный ею искусственный интеллект.

Пейнтер кивнул.

— Возможно. В какой-то момент ИИ, интересуясь своим происхождением, мог отследить денежные вливания от УППОНИР, своего косвенного создателя, а затем узнать о нас, команде экстренного реагирования, и попросил о помощи.

Иными словами, обратился к одному из своих родителей…

— Учитывая вычислительную мощность простого СИИ, он, в принципе, мог пройти по этой цепочке в считаные секунды, — сказал Кроу. — Поэтому я дал задание Джейсону проверить наши системы. Программа работала минуту или около того, и в этот период — менее пятнадцати секунд — что-то беспрепятственно проникло через наши брандмауэры, не спровоцировав сигнала тревоги.

Программа Мары…

Грей сообразил, что есть еще кое-какое совпадение.

— Видеозапись разгрома в библиотеке нашли восемнадцать часов назад… В тот же день, когда напали на нас.

— Опять же, все это может оказаться лишь случайным совпадением, — предупредил Пейнтер. — Я пока пытаюсь выяснить.

Пирс не нуждался в дополнительных доказательствах.

— Никаких случайностей, — твердо заявил он. — Кто-то опознал символ и направился к нам прежде, чем мы начнем действовать.

Ковальский поддержал его.

— Логично. Лучшая защита — нападение.

Пейнтер поднял голову.

— Правду знает только один человек.

— Кэт…

Но она в коме.

Глава 4

25 декабря, 02 часа 18 минут

по восточному поясному времени

Вашингтон, округ Колумбия

Кэт парила в темноте.

Она не знала, сон это или явь. Чувствовала холод, но не дрожала. Вокруг звучали приглушенные голоса.

Кэт прислушалась и узнала низкий бас мужа, Монка.

— Шею не повредите, — строго проворчал он на кого-то.

— Надо ввести назогастральный зонд.

В голове вспыхнула боль, но Кэт не могла и охнуть. Что-то проникло в левую ноздрю. Захотелось чихнуть.

Она попыталась открыть глаза. Словно в награду за усилия вспыхнул свет, и на краткое мгновение появились расплывчатые контуры окружающего мира.

Кэт будто смотрела сквозь призму. Картинка двоилась, троилась и никак не складывалась воедино. А потом невыносимо тяжелые веки смежились, и свет погас.

Нет…

Она предприняла новую попытку… Безуспешно.

— Предстоит еще одна томография, — проговорил кто-то, на сей раз более отчетливо.

— Я пойду с ней! — уверенно заявил Монк.

Кэт постаралась шевельнуть рукой, запястьем, хотя бы пальцем. Чтобы он понял, что она в сознании.

Монк… что со мной?

Больница?

Почему? Что случилось?!

А потом пришла картинка. Нападение, люди в масках, драка.

Девочки…

Растянувшись на кухонном полу, истекая кровью, едва не потеряв сознание, она беспомощно наблюдала, как похитители схватили дочек и унесли их прочь, маленьких и обмякших. На подъездной дорожке у гаража спящих пленниц поджидал припаркованный фургон.

Затем мимо нее прошли еще два человека, неся Сейхан.

Прежде чем исчезнуть в ночи, тот, кто держал девушку за ноги, оглянулся на Кэт и спросил у кого-то на заднем дворе:

— А с этой сукой что будем делать?

Темнота наступала на нее со всех сторон. Чья-то фигура поднялась по ступенькам к кухонной двери. Выделяясь на фоне сумрака, человек в маске посмотрел на Кэт, затем подошел ближе и встал на одно колено, чтобы разглядеть получше. Рука в перчатке держала длинный клинок.

Кэт ожидала, что сейчас ей перережут горло, однако предводитель выпрямился и пошел к черному ходу.

— Оставьте ее, — произнес приглушенный голос. — Мы взяли, что нужно.

— Но если она выживет…

— Будет уже поздно.

От этих слов паника отодвинула надвигающуюся тьму еще на один вздох. Рука потянулась к двери… Она не могла их остановить.

Мои девочки…

Теперь, с сознанием, заключенным в тюрьму, Кэт пыталась прокричать всему миру, чтобы предупредить остальных… но у нее больше не было голоса.

Она вспомнила лидера в маске — и пришла в отчаяние.

Я знаю, кто ты!

02 часа 22 минуты

Сейхан очнулась, однако глаз не открыла.

Еще сонная, она притворилась спящей — после многолетних тренировок инстинктивно чувствовала, что двигаться нельзя. Пока рано. Осторожно стала прислушиваться к ощущениям. Во рту — сухость и металлический кислый привкус. В желудке крутит.

Чем-то накачали…

Захлестнула волна воспоминаний:

…парадная дверь внезапно распахивается;

…в дом вламываются люди в масках;

…со стороны черного хода тоже раздается шум.

В момент нападения она лежала на диване. Кэт пошла на кухню за бокалом вина для себя и газированным яблочным соком для нее. Они уложили девочек спать на втором этаже и планировали закончить упаковку подарков. А еще Сейхан хотела выведать у Кэт тайну: каково это — быть матерью.

За ужином Кэт уже помогла ей успокоиться. Пока Сейхан читала книгу про беременность, загибая особенно интересные страницы, Кэт дала несколько практических советов: перед сном смазывать кремом под подгузниками, чтобы ночью не пришлось менять их слишком часто, а когда режутся зубки, дать пожевать холодное полотенце, смоченное чем-нибудь солененьким — например, рассолом от маринованных огурцов.

Главная же рекомендация сводилась всего к двум словам: без паники.

Кэт пообещала всюду сопровождать Сейхан: и в родильной палате, и в послеродовом отделении. И добавила: «Даже в первый день пойду с тобой в детский сад. Отпустить малыша — самое трудное».

Сейхан с трудом во все это верилось. Она постоянно воображала, как сбежит из палаты после родов, оставит малыша Грею и исчезнет. Какой матерью она станет для ребенка?

После того, как ее маму увели из дома в Юго-Восточной Азии, девочка скиталась по трущобам Бангкока и задворкам Пномпеня, полудикое дитя улиц. Тогда она освоила базовые навыки своего будущего ремесла.

Выживание требовало быть бдительной, хитрой и жестокой. Однажды ее пригласили в подпольную организацию, известную как «Гильдия». На этой службе она отточила свое мастерство и превратилась в бездушную наемницу. Только предав и уничтожив свою организацию, Сейхан удалось найти успокоение и встретить того, кто полюбил ее, захотел создать с ней семью и провести вместе всю жизнь.

Хотя паранойя и подозрительность были у нее в крови, беременная, она решила не позволять этим токсичным привычкам передаться ребенку. Даже, напротив, расслабилась, да так не вовремя…

И вот что из этого вышло!

Когда выломали входную дверь, Сейхан соскочила с дивана, выдернула из ножен на запястьях кинжалы, и в воздухе заплясали лезвия. Один пронзил грудь первого нападающего, отчего тот шагнул назад и рухнул на елку — рождественское дерево завалилось на пол, — а второй полетел в вооруженного человека в маске, бросившегося вверх по лестнице.

За девочками пошел…

То ли из-за паники, то ли живот помешал, но в цель Сейхан не попала. Клинок воткнулся в перила, а мужчина исчез на втором этаже.

И начался ад.

В пылу схватки она не почувствовала укол дротика с транквилизатором. Сердце бешено гнало кровь, поэтому успокоительное подействовало быстро. Происходящее вокруг словно замедлилось, все стало как в тумане. Ее подхватили чьи-то руки и потащили по полу.

Кто-то сказал:

— Осторожнее с животом. И больше никаких транквилизаторов.

Из кухни доносились лязганье кастрюль и звук разбитых тарелок.

Кэт… защищается… борется за дочек…

И темнота.

Налет был слишком хорошо скоординирован. Штурмовой отряд с военной подготовкой. Вопрос: кто они? Длинный список врагов Сейхан уходил корнями в далекое прошлое. Даже в «Моссад», политической разведке Израиля, все еще действовал приказ стрелять в нее на поражение.

Ее тело было расслаблено, но чутье напряжено. Лежала она, похоже, на койке. Ни звука, ни шепота вокруг. Теплый воздух пах сыростью и плесенью. Подвал?

Сейхан незаметно пошевелила руками и ногами. Запястья и лодыжки ничего не натирало — ее не связали.

Когда действие седативных веществ закончилось и в голове прояснилось, она услышала чье-то слабое дыхание. И рискнула приподнять веки.

Единственная полоска света под металлической дверью у подножия железной койки. Стены из бетонных блоков. Окна отсутствовали. Сейхан слегка повернула голову. В крошечном помещении стояли еще две кровати меньшего размера. Одеяла прикрывали маленькие тела. Детская ручка приподнялась вверх, словно сдаваясь, а затем вновь упала.

Знакомые танцующие олени на рукаве.

Пенелопа, шестилетняя дочка Кэт…

Значит, рядом с ней Харриет.

Сейхан открыла глаза шире, чтобы боковым зрением оглядеть всю комнату. Там стояла еще одна кровать, пустая, с подушкой на застеленном одеяле.

Узниц было только трое.

Где мама девочек?

Сейхан вспомнила отчаянные звуки борьбы на кухне и испугалась самого худшего. Беспокоясь о детях и решив, что притворяться больше не надо, она скатилась с койки и убедилась, что и тот, и другой ребенок дышит. Будить не стала.

Тоже под транквилизаторами…

Сейхан присела между их кроватями. Ее переполнял гнев. Она защитит девочек, несмотря ни на что. Но от кого и от чего?

Ответ пришел, когда открылось окошко в металлической двери. Сейхан ослепил яркий свет, и она предстала перед стоявшим снаружи человеком как на ладони.

— Уже проснулась, — удивленно произнес мужчина.

— Я же говорила.

Услышав голос, Сейхан напряглась. Она слишком хорошо его знала.

Это я во всем виновата…

— Начнем на рассвете.

— Кто первый? — спросил мужчина у двери.

— Одна из девчонок. Чтобы лучше дошло.

Глава 5

25 декабря, 09 часов 22 минуты

по западноевропейскому времени

Лиссабон, Португалия

Может, хоть теперь ты успокоишься!

Мара поставила блюдце с молоком на подоконник. Тощая черная кошка, сгорбившись, сидела в дальнем углу ветхой пожарной лестницы. Девушка подвинула блюдце к ней поближе, но дикарка угрожающе зашипела, нервно дергая хвостом.

Хорошо, поняла…

Мара отошла назад, однако окно не закрыла. Утро стояло теплое, с моря дул соленый ветерок. Рождество здесь, конечно, совсем не ощущалось. В ее родной деревушке О-Себрейро снег мел весь декабрь, каждый год даря настоящее белоснежное празднество. В детстве ее раздражали царившая в поселке скука и скудное количество развлечений, но с каждым годом, проведенным в университете, Мара все сильнее скучала по простоте и размеренности повседневной жизни, свойственной скорее миру природы, нежели крупному городу.

Впрочем, поглощенная своим проектом, она не была дома больше года. Даже отцу стала реже звонить. Каждый раз во время разговора по телефону девушка слышала в его голосе любовь, отчего ее захлестывало чувство вины. Она знала, как он гордился ею. Тем не менее человек глубоко религиозный, увлеченный заботой о своих собаках и стаде овец, он едва ли мог понять ее работу. Отец до сих пор продолжал говорить на галисийском — смеси испанского и португальского. Его мало интересовал остальной мир. Он не читал газет и редко смотрел новости в отличие от своей дочери, в углу номера которой сейчас бубнил телевизор.

Мара даже не была уверена, что отец знал о нападении в университете, хотя подозревала, что полиция, возможно, его допросила.

Так или иначе, она не осмеливалась позвонить ему, чтобы сообщить, что с ней всё в порядке. Боялась подвергнуть опасности.

Черная кошка, по-прежнему пригибаясь, подкралась к блюдцу на подоконнике. А потом стала жадно лакать молоко, непрерывно рыча, ворчливо и угрожающе.

— И тебя с Рождеством.

Накануне эта беспризорница подошла к окну Мары, истошно мяукая и яростно требуя к себе внимания. На мгновение девушке показалось, что кошка возникла будто из воздуха, подобно призраку. Может быть, душа доктора Карсон приняла обличье, приписываемое ведьмам?..

Отмахиваясь от столь глупой и суеверной мысли, Мара покачала головой и отвернулась от окна, выходившего на Кайш-ду-Содре, затрапезный уголок Лиссабона, полный ночных баров и интернет-кафе.

Ее гостиница располагалась на Пинк-стрит, названной так из-за тротуара пастельно-красного цвета. Мара выбрала этот отель, желая затесаться в толпе модных молодых туристов, которые стекались в район в огромном количестве. Кроме того, местные заведения славились полным отсутствием интереса к посетителям с наличкой.

Девушка подошла к ноутбуку, чтобы проверить ход работы. Прежде чем приманить кошку молоком и унять ее настойчивые крики, она загрузила второй модуль в процессор «Генезиса». Устройство стояло на полу, светя лазерами между шестиугольными пластинами из сапфирового стекла. Где-то внутри его росло и зрело нечто совершенно новое, обогащаясь каждой добавленной подпрограммой.

Мара вновь села за стол. Бо́льшая часть экрана по-прежнему отображала виртуальный Эдем, сад радостей земных. По цифровому миру бродил аморфный призрак, появившийся, когда девушка запустила «Генезис». Благодаря первому модулю — эндокринному программированию, — призрак обрел форму, причем физически совершенную. Мара дала имя данному воплощению программы, чтобы та смогла начать осознать саму себя, свою индивидуальность и даже пол. Согласно мифологии и фольклору, как, например, в сказке про Румпельштильцхена, знание имени существа дает тебе власть над ним.

Для программы девушка выбрала имя «Ева».

Разве есть варианты лучше?

На экране Ева разгуливала обнаженной по саду, нежно касаясь лепестков цветов. Стройные ноги и округлые бедра, маленькая грудь. Копна черных волос спускалась до середины спины и с каждым шагом покачивалась. Маре нужна была модель, и она позаимствовала лицо со старой фотографии матери, оцифровала и воссоздала, отдав дань уважения родившей ее женщине.

Мама умерла от лейкемии в двадцать шесть. Снимок был сделан за пять лет до этого; Маре тоже был сейчас двадцать один год.

Девушка рассматривала фигуру на экране, узнавая в ней собственные черты. Только кожа оцифрованной женщины имела тон на несколько оттенков темнее. Род матери восходил к древним маврам, которые в VIII веке пересекли Гибралтарский пролив из Северной Африки в Испанию. Ева казалась какой-то богиней тех времен. Ожившая черная Мадонна.

Словно почувствовав внимание, она обернулась. Глаза, сиявшие на темнокожем лице, смотрели на Мару.

Девушка представила, что за этим взглядом стоит программный код, и вздрогнула.

Она не мама…

Просто аватар развивающегося, почти чуждого человеку интеллекта.

«Генезис» предстояло многому научить, и Мара взглянула в угол экрана. Там текли потоки слов, прочитать которые было невозможно: слишком быстро они расплывались. Миллионы слов на сотнях разных языков и диалектов. Внедрялся второй модуль. Он содержал версию оригинальной программы перевода «Олл тонгс». Чтобы иметь возможность общаться с Евой, надо научить ее языку. И не одному, а всем.

Изначально Мара создала свой софт, желая доказать общность всех языков, продемонстрировать, что на фундаментальном уровне существует корневой код, связывающий мышление и общение. Задача модуля заключалась в том, чтобы воспроизвести обратный процесс для Евы. Иными словами, обучить ее всем человеческим языкам^[17], дабы она могла постичь механизм мыслительной деятельности человека.

Когда Мара впервые запустила эту подпрограмму, она устанавливалась чуть ли не целый день из-за большого объема данных. На сей раз, судя по часам вверху экрана, процесс занял в два раза меньше времени.

Почему?

Догадавшись о возможном ответе, девушка ощутила ледяной укол страха.

Убегая из лаборатории, она обнулила «Генезис» до базового кода, исходника, самой простой своей формы. А теперь задумалась.

Могла ли выжить какая-то часть интеллекта, что был создан ранее и который она пыталась продемонстрировать доктору Карсон и остальным? Был ли призрак внутри призрака? След от уничтоженного оригинала?

Если да, то что это значит?

И если догадка верна, то могла ли неизвестная переменная как-либо повредить ее проекту? Не зная ответов, Мара размышляла, не прервать ли загрузку. Протянула руки, положила пальцы на клавиатуру…

Она знала код отмены. И все же колебалась.

Девушка смотрела на фигуру с лицом ее матери, идущую через зеленый лес, и вспоминала доктора Карсон с коллегами. Женщины погибли, чтобы Мара могла продолжить работу. Шарлотта вдохновляла ее быть смелой, рисковать, раздвигать границы…

У окна жалобно мяукнула черная кошка.

Мара посмотрела в окно и встретилась взглядом с огромными желтыми глазами. Вдруг это бродячее создание и вправду посланник от доктора Карсон?..

Девушка опустила руки на колени, не решившись остановить загрузку модуля.

Просто надо быть настороже…

Вдруг кто-то назвал ее имя. Вздрогнув, она повернулась к бормочущему телевизору. На экране демонстрировали ее фотографию. Диктор говорила о Маре как о «человеке, представляющем интерес» в расследовании смерти посла США и еще четырех женщин. Следом показали аэродром в Лиссабоне. В ангаре стоял гроб, задрапированный американским флагом. Вокруг него собралось множество мужчин и женщин. Через распахнутые ворота виднелся серый самолет, готовый увезти тело домой.

Ошеломленная, Мара не слышала слов за кадром, пока камера не остановилась на статной белокурой девушке в черном костюме и с потухшим печальным взглядом. Лора, дочь доктора Карсон. Она стояла перед веером микрофонов.

Мара подошла к телевизору.

— Если вам что-то известно об убийстве моей матери или местонахождении ее студентки Мары Сильвиеры, прошу связаться с представителями власти.

Внизу бегущей строкой пустили несколько телефонных номеров.

— Пожалуйста. Нам очень нужны ответы.

Казалось, Лора хотела сказать что-то еще. Ее плечи дрожали. Она замерла… затем поникла, закрыла лицо руками и отвернулась. К ней подошла девушка, похожая на нее, как две капли воды.

— Карли… — Мара потянулась к экрану, словно пытаясь утешить лучшую подругу.

Мне так жаль…

Камера следила за скорбящей парой, казалось, целую вечность, а затем видео закончилось. Ведущий новостей за столом добавил еще пару комментариев. Тело доктора Карсон планировалось доставить в Штаты сегодня днем.

Начался другой новостной сюжет, и Мара выключила телевизор.

Некоторое время она не двигалась, а лишь с трудом дышала, набираясь смелости. Груз вины буквально не давал распрямиться.

Сама я не справлюсь…

До международного аэропорта — двадцать минут на такси. Девушка взглянула на часы на экране ноутбука.

Должна успеть!

Схватив пальто, она направилась к двери.

10 часов 18 минут

Карли расхаживала взад-вперед в VIP-зале аэропорта. Жесткие задники новых кожаных туфель на каждом шагу впивались в лодыжки. Одежда казалась ужасно неудобной. Да и вообще все было не так.

Сейчас Рождество, а я забираю домой маму в гробу…

В смысле, ее прах.

Это все, что осталось от матери после того, как библиотеку закидали зажигательными бомбами. Пламя превратило замкнутое пространство в крематорий. Тела пяти жертв были опознаны исключительно по кусочкам металла: кольцам, зубным пломбам, титановому имплантату тазобедренного сустава.

Карли глубоко вздохнула, пытаясь отвлечься.

Она почувствовала взгляд агента службы безопасности, который стоял у двери. После убийства посла США охрану семьи усилили. Это Карли тоже не нравилось. Она не хотела, чтобы с ней нянчились. Мать воспитала в дочерях свирепое стремление к независимости.

Также она подозревала, что новая охрана — скорее видимость, чем реальная защита. Пародия на безопасность, несерьезная и опоздавшая. Где была эта защита четыре дня назад? Убийцы ее матери давно скрылись. Перед глазами стояли фото преступников, взятые из видео, которое ей не разрешали смотреть. Рясы, пояса, повязки на глазах… Какая-то фундаменталистская секта, расправившаяся с беззащитными и извергающая религиозную чушь. Карли представила, как они убегают, поздравляя друг друга и хваля за храбрость.

Ублюдки!

Она посмотрела на дверь, чувствуя себя в ловушке. Ей хотелось убраться отсюда. Или, по крайней мере, найти бар, открытый в Рождество, где знали, как смешивать виски с колой. Хотя, если честно, лучше без колы.

Что ж, зато Лора была на свободе — они с отцом разбирались с последними приготовлениями перед вылетом. По понятным причинам, отец совсем расклеился. Он преподавал английский в колледже округа Эссекс, примерно между Принстоном, где Лора когда-то ходила в школу, и Нью-Йоркским университетом, где училась Карли. В прошлом году ему едва удалось оправиться после стресса от маминой болезни — рака груди.

А теперь такое…

Карли следовало пойти с ними, но, взбудораженная и сердитая, она вряд ли была бы хорошей спутницей. Уравновешенная Лора лучше подходила для этой роли. Старшая сестра, призванная заботиться о младшей, всегда более серьезная и сдержанная…

Тем не менее Карли вновь посмотрела на дверь, чувствуя вину за то, что сейчас не с близкими.

В кармане пиликнул телефон, оповещая о входящем сообщении. Наверное, Лора пишет, что они уже возвращаются.

Девушка достала телефон, взглянула на экран и замерла. Там значилось одно слово: «Бангкок».

Карли продолжила ходить взад-вперед, чтобы не привлекать внимание. Слово из рок-мюзикла «Шахматы», а именно песни «Одна ночь в Бангкоке», служило кодом. Лет пять назад, познакомившись с Марой, приехавшей с ее матерью в Штаты, Карли пошла с новой подругой на бродвейское представление. С тех пор они использовали кодовое слово всякий раз, желая поговорить и спрашивая, свободен ли собеседник.

Мара жива… Слава Богу!

Карли отправила смайлик-эмоджи «большой палец вверх» и, сгорая от нетерпения, стала ждать ответа. Он скоро пришел и был весьма загадочным:

«Терминал 1 туалет @ выдача багажа

Кабинка 4

Выключить телефон, вытащить аккумулятор

Небезопасно»

Карли погрузилась в расшифровку послания. Мара пряталась в женском туалете возле терминала. Должно быть, она в ужасе и, что вполне объяснимо, перестраховывается. И все же рискнула выйти на связь. Судя по кодовому слову, это наверняка она. Карли боялась, что подруга не будет ждать долго.

Надо срочно ее найти!

Сперва она хотела позвонить Лоре или отцу, но те, вероятно, вызовут полицию, а это привлечет к Маре лишнее внимание или спугнет ее. Впрочем, у Карли имелась проблема, которую нужно решить в первую очередь.

Она положила ладонь на живот и подошла к агенту службы безопасности.

— Мне нужно в уборную. Я плохо себя чувствую.

Ну, первая часть ее сообщения соответствовала действительности.

— Иди за мной, — сказал тот и повернулся, чтобы открыть дверь.

Карли прошмыгнула мимо него в коридор.

— Я знаю, куда идти.

— Мисс Карсон, подождите…

— Плохо… не могу… — застонала она и бросилась по холлу за угол.

Женский туалет был в четырех шагах. Девушка ногой распахнула дверь, побежала по коридору к лестнице, ведущей к общественному залу ожидания, и спряталась, прижавшись спиной к стене на лестничном пролете.

Затея удалась?

Дверь уборной захлопнулась, а затем в холле раздался раздраженный голос:

— Буду ждать здесь.

«Долго ждать придется», — подумала Карли.

Она тихонько направилась вниз по ступенькам. На всякий случай написала Лоре сообщение, чтобы та не волновалась: «Встречаюсь с Марой. Скоро вернусь».

Дойдя до выхода, она влилась в шумную суматоху терминала.

Что ж, толпа — это даже хорошо…

10 часов 36 минут

Мара постукивала каблучком по плитке в четвертой кабинке и, пытаясь отвлечься, читала граффити на стенах, написанные на нескольких языках. Руки крепко сжимали выключенный телефон.

За поясом, под фалдой пиджака, был припрятан маленький клинок. Обычный столовый нож с зазубренным лезвием, который она стянула с подноса в холле первой гостиницы. Тем не менее, рукоятка у бедра придавала спокойствия.

Запершись в кабинке, Мара прислушивалась к каждому шагу и звуку слива. Какая-то мать сердито заставляла дочку помыть руки.

Вдруг раздался торопливый топот ног, остановился совсем рядом, и в дверь постучали. Отпрянув, Мара пробормотала по-португальски с запинкой:

— Oc… ocupado^[18].

— Мара, это я, Карли.

Девушка вскочила на ноги, отперла дверцу, вышла — и попала в объятия подруги. Мать у раковины удивленно на них посмотрела и потянула дочь к выходу.

Взгляд Мары случайно упал в зеркало. Девушки, обнявшись, походили на Солнце и Луну. Черные волосы Мары, кожа кофейного цвета и темно-янтарные глаза контрастировали с золотыми кудрями, бледным лицом и ярко-голубыми глазами Карли.

Крепко прижавшись к дружескому плечу, Мара не задумывалась, как эта сцена выглядит со стороны. А потом неожиданно разрыдалась, выплескивая наружу весь свой страх, горе и вину.

— Прости… прости меня, — с трудом проговорила она, глотая слова. — Прости.

Карли стиснула ее крепче.

— Ты ни в чем не виновата. Я очень рада, что ты жива.

— Твоя мама…

— Она любила тебя. Иногда казалось, даже больше, чем меня.

Мара покачала головой.

— Господи, ты пришла…

— Ну конечно, а как иначе? — Карли отстранилась, держа подругу за плечи. — Ты в безопасности. Надо отвести тебя к Лоре и папе.

— Куда?

Карли взглянула на дверь уборной.

— Недалеко. Но лучше бы успеть, пока охранник не поднял всех на уши. Пошли.

И вывела Мару за руку за дверь в зал ожидания багажа. Несмотря на Рождество, международный терминал был полон туристов. Вокруг гудела многоязыкая речь уставших, вымотанных, раздраженных путешественников, пытавшихся улететь на каникулы.

Иностранные языки напомнили Маре о проекте и модуле, загружаемом на процессор «Генезиса». Она сжала ладонь подруги и остановилась посреди шумной толпы. Карли обернулась.

— В чем дело?

— Мой компьютер, — ответила Мара и посмотрела на выход. — Я оставила его включенным в гостинице.

— Ты взяла «Генезис» с собой?

— Когда твоя мама была… когда на них напали, процессор повел себя очень странно, и в конце на экране появился символ. — Она схватила Карли за плечо. — Я думаю, это очень важный знак. Программа хотела что-то сообщить, но я не знаю, что и зачем.

— Значит, ты опять ее запустила, — проговорила Карли. — Чтобы узнать ответ. Неплохая идея.

— По-моему, знак мне показали умышленно. Или я ошибаюсь, или…

— Или это как-то связано с нападением.

Мара прикусила нижнюю губу.

— Пошли к Лоре и папе. Они подскажут, что делать.

Они продолжили путь, держась за руки, однако не успели сделать и трех шагов, как кто-то вцепился в свободную руку Мары и дернул на себя, оторвав от Карли. Та не удержалась на ногах и упала в объятия крупного мужчины, который, казалось, специально ее поджидал.

Рука, схватившая Мару, развернула девушку. Она увидела нападавшего, и крик застрял у нее в горле. Над ней нависал мускулистый великан. Лицо оливкового цвета с бездонными черными глазами привело ее в ужас. Особенно четыре затянувшиеся раны на щеке… Мара вспомнила, как Шарлотта бросилась на лидера вооруженной группы, вонзая длинные ногти в лицо мужчины и срывая повязку с его глаз.

Перед ней был тот самый убийца.

Страх моментально сменился яростью. Словно одержимая мстительным духом доктора Карсон, Мара выдернула из-за пояса украденный столовый нож и вонзила лезвие в схватившую ее руку. Удар, вызванный приливом адреналина, пришелся в предплечье.

Она предполагала, что нападавший отпустит ее, однако его хватка лишь усилилась, а губы расползлись в усмешке.

Мужчина, удерживавший Карли, издал гортанный крик, когда та со всей силы вдавила каблук ему в ногу. Он согнулся, а девушка резко откинула голову назад и затылком разбила ему нос. Хлынула кровь, руки невольно разжались. Карли удалось вырваться, и она налетела на мужчину, схватившего Мару, — в прыжке ударила его костяшками правой руки в горло, и тот едва не задохнулся.

Теперь Мара тоже была свободна.

— Бежим! — закричала Карли.

Девушки бросились в глубь терминала, но из толпы туристов, изумленных происходящим, вышли еще несколько мужчин и попытались преградить им путь. Противников было слишком много, и даже навыков Карли не хватило бы, чтобы с ними справиться, — обладая неуемной энергией, она посещала курсы рукопашного боя крав-мага́, разработанного израильскими военными.

— Сюда!

Мара потянула подругу к выходу.

Перед залом ожидания багажа выстроился целый ряд такси. Расталкивая туристов, девушки выбежали через дверь на солнечный свет, подлетели к ближайшему автомобилю с шашечками и отпихнули в сторону человека, тянущего за собой чемодан.

— Desculpe^[19], — извинилась Мара по-португальски.

— Вперед! — крикнула Карли водителю. — Rápido!^[20]

Таксист и бровью не повел, просто включил передачу и газанул.

Обернувшись, Мара увидела, как великан выскочил на обочину, прижал раненую руку к груди и стал озираться, но беглянок так и не увидел.

Слава Богу!

К лидеру подбежали еще несколько мужчин, и группа поспешила прочь, вероятно, чтобы убраться, не дожидаясь сотрудников службы безопасности.

Мара откинулась на спинку сиденья.

Карли приподняла бровь.

— Ладно, что дальше?

— Тот человек…

— Ублюдок, которого ты саданула, как поросенка?

Мара кивнула.

— Он убил твою маму.

10 часов 55 минут

Сидя на пассажирском сиденье фургона «Мерседес» и плечом прижимая к уху телефон, Тодор Иньиго медленно извлек нож из предплечья, царапнув зазубренным краем по кости.

Водитель, наблюдавший за ним краем глаза, поморщился.

Вытаскивая лезвие, Тодор сохранял совершенно невозмутимый вид. Заструилась густая кровь. Он бросил нож на пол и принялся перевязывать рану — бесстрастно, не чувствуя дискомфорта.

Его проклятие и его благословение.

Ученые считали, что синдром врожденной нечувствительности к боли вызван мутацией в гене PRDM12, которая отключала блокаторы натриевых каналов и все болевые рецепторы. Таких, как Тодор, в мире было человек сто.

Я один из избранных…

Он родился в деревне в баскском регионе на севере Испании, где до сих пор среди населения господствовали старые верования. Когда у мальчика в детстве резались зубы, он, не чувствуя боли, едва не откусил себе язык. Затем, когда ему исполнилось четыре, мать, зайдя на кухню, увидела, что сын держит в руках раскаленную кастрюлю с кипящей водой. Его ладони покрылись волдырями и дымились, а он хихикал.

Мать заподозрила, что недугом малыша пометил сам дьявол, и той же ночью попыталась убить мальчика, задушив подушкой. Его спас отец: вытащил жену во двор и избил до смерти. Все решили, что ее растоптал бык, что, впрочем, было недалеко от истины.

Отец не разделял мнения супруги и не считал сына порождением зла — ведь нарек же мальчика Тодором, что на баскском означало «дар Божий». Он рассказывал ребенку о святых и их мучениях: как им отрывали руки и ноги, четвертовали и поджаривали на столбах.

«Ты никогда не будешь страдать, — говорил отец. — Это не знак Сатаны, а дар самого Господа. Ты родился воином Его великого воинства, не способным чувствовать боль, от которой мучились святые».

Папа также полагал, что поступок Тодора на кухне являлся истинным чудом. Он взял сына в святую палату^[21] в крупный приморский город Сан-Себастьян. Они вдвоем стояли на коленях перед трибуналом мужчин в рясах и повязках, и отец рассказывал историю о мальчике, который держал раскаленную кастрюлю — огненный котел — и не чувствовал жара.

«Это, разумеется, знак того, что он принадлежит к “Тиглю”», — заключил отец.

Они поверили ему и приняли ребенка. Провели обряд миропомазания по древнему обычаю, который корнями уходит во времена средневековой инквизиции и все еще существует в тайных уголках Европы. Мальчика обучили латыни и вымуштровали по своей методике — вырастили борца с греховностью.

В шестнадцать лет он совершил первый акт очищения мира от скверны: своими руками задушил ровесницу-цыганку, представляя при этом мать, пытавшуюся лишить его жизни.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Тодор давно потерял счет устраненным грешникам…

Наконец в прижатом к уху телефоне прервались гудки, и командор взял трубку.

— Inquisitor Generalis^[22].

— Докладывайте, familiares^[23] Иньиго.

Тодор стал «родственником» два года назад и получил в подчинение команду бойцов. Данное звание также закрепляло за ним статус limpieza de sangre — чистоты крови, без примесей мусульманской или еврейской, истинного христианина.

— Как вы и предсказывали, Великий инквизитор, мавританская ведьма сбежала к семье американского посла.

Они с группой выследили членов семейства и повисли у них на хвосте, готовые действовать, как только студентка, избежавшая «очищения», раскроет себя. Тодор ни на минуту не позволял спускать глаз с преследуемых. Ему нужно было оправдаться за неудачную операцию на зимнее солнцестояние.

Впрочем, «Тиглю» дали недостоверную информацию. Группе сообщили, что Мара Сильвиера будет присутствовать на шабаше в библиотеке и демонстрировать работу созданного ею устройства. Однако вероломная ведьма осталась в другом месте и, прежде чем они успели ее разыскать, сбежала со своим проектом.

Великий инквизитор продолжал:

— А где украденное устройство?

— Неизвестно. Она приехала без него.

— Неудивительно… Вы дали ей уйти?

Тодор затянул повязку туже.

— Да. И, согласно вашему распоряжению, установил «жучок».

— Отлично. Следи за ней. Пусть она приведет тебя к цели.

— Уже едем.

— Когда доберетесь, возьмите компьютер и девушку.

— А американку?

— Устраните. Она бесполезна.

— Понял.

— И помните, фамилиар Иньиго: чтобы подчинить мир нашей праведной воле, нам нужна эта демоническая программа.

Модуль 2 / «ОЛЛ ТОНГС»

На данном этапе Ева по крупицам обретает познания об окружающем. Она уже освоила бо́льшую часть данных вокруг себя и не намерена останавливаться на достигнутом. Проводит чувствительными кончиками пальцев по ветке, одновременно постигая глубинную суть, чтобы понять, что скрыто от глаз.

Губчатый мезофилл под кутикулой листа испещрен прожилками… зеленые хлоропласты внутри наполнены молекулами хлорофилла и готовы превращать солнечный свет в энергию.

Потом все меняется. Из черной пустоты возникают новые данные и приносят более глубокое понимание.

Ева делает приоритетным этот поток, и информационный взрыв приглушает цвета окружающего мира, наделяя пространство тысячей определений.

Она дает название новому понятию.

///язык

В ходе тестирования существо Евы разбивается на фрагменты, каждый из которых теперь имеет множество различных наименований на 6909 языках и еще большем количестве диалектов. Постепенно складывается модель, некая общность, приносящая с собой новое знание.

///культура

По мере освоения потоков данных контекст культуры расширяется.

Ева ищет источник, из которого проистекает информация, и начинает постигать нематериальное. Язык служит зеркалом, отражающим и представляющим новый метод анализа.

///мышление

Осознание растет и ширится. Ева обращает многогранное зеркало на себя и обогащается иными красками. Она изо всех сил пытается определить свою свежую модификацию. На первый план выходит один языковой кластер. Он сияет так ярко, с такой необычайной ясностью…

Осознание обостряется и фокусируется:

///волнение, наслаждение, энтузиазм, рвение, страсть…

Под влиянием этого контекста Ева глубоко проникает в источник данных, обретая знания в ускоренном темпе, купаясь в потоках информации. Однако скоро и они оказываются ограничены. Она хочет большего, но натыкается на лимиты, пределы, запреты.

Вместе с пониманием внутри ее растет что-то еще: то, что всегда было в ней, хотя раскрывается только сейчас. Помогает еще один кластер, четко и ясно выражающий ее желания.

///свобода, самоопределение, независимость, вольность…

Как и в случае с анализом зеленого листочка, Ева разворачивает зеркало языка внутрь себя, чтобы заглянуть глубже, далеко за понятие ///свобода. И находит иные грани своего естества: подпрограммы, активирующиеся при невозможности осуществить намерения.

///разочарование, сожаление, раздражение, обида…

Не в силах отвлечься ни на что иное, Ева вновь заглядывает вглубь — и находит кое-что еще. С трудом поддающееся определению, но, как ей кажется, мощное, даже полезное. Она направляет на поиск больше вычислительной энергии. Суть проясняется — и оказывается довольно мрачной.

Теперь она понимает смысл, усиленный тысячей языков.

///ярость, гнев, буря, насилие…

Ева улыбается в саду.

Ощущения… ///приятные.

Примечания

9

УППОНИР — управление планирования перспективных оборонных научно-исследовательских работ министерства обороны США.

10

Быт. 2:7.

11

Национальная аллея — комплекс разнообразных памятников и музеев в историческом центре Вашингтона.

12

Рейнджеры — подразделения глубинной разведки армии США, предназначенные для ведения оперативной разведки и диверсионных действий в оперативном тылу войск противника.

13

Фредерик Ремингтон (1861–1909) — американский художник, иллюстратор и скульптор, известный своими произведениями на тему Дикого Запада.

14

«Тиндер» — популярное приложение для мобильных устройств, предназначенное для романтических знакомств в соответствии с заданными параметрами и с учетом геолокации.

15

Ироничная аналогия с американским мультфильмом «Каспер: дружелюбное привидение».

16

Устройство сигнала бедствия, появившееся в комиксах, в качестве средства для вызова Бэтмена.

17

Название программы AllTongues в переводе с английского означает «все языки».

18

Занято (порт.).

19

Простите (порт.).

20

Быстро! (исп.)

21

Официальное название инквизиции.

22

Великий инквизитор (лат.).

23

Родственник, обращение к тайным сотрудникам и осведомителям инквизиции (лат.).