Падение Левиафана

Джеймс С. А. Кори (2021)

Как бороться с, казалось бы, непобедимым противником? Солнечная система захвачена космическим флотом, модернизированным с помощью инопланетных технологий, а Уинстон Дуарте, единственный правитель бесчисленных миров, считает себя новым этапом эволюции. И хотя падение Лаконской империи освободило из-под власти Дуарте более тысячи солнечных систем, древний враг не дремлет и вновь начинает войну против нашей вселенной. Но человечество еще не погибло, и у капитана Джеймса Холдена и команды «Росинанта» уже есть план, как сложить будущее из руин и обломков прошлого и создать великую галактическую цивилизацию, избавленную от войн, розни, лжи и секретов. Не пропустите невероятно захватывающее завершение величайшей космооперы десятилетия, награжденной премией «Хьюго» и вдохновившей создателей сериала The Expanse.

Глава 7. Джим

— Почему мне раньше не говорили? — спросила Тереза.

Джим не сказал бы, вызвано ее напряжение гневом, страхом или чем-то другим, но оно шалью окутывало плечи девочки. Глаза смотрели куда-то ему за правое плечо, такой неподвижный блестящий взгляд он помнил по Лаконии. Это означало, что Тереза внимательно слушает.

Странное дело — из всей их компании Джим дольше всего был знаком с Терезой. Они много лет прожили в здании Государственного совета: она как дочь верховного консула, он как его пленник. А может, они оба, каждый по-своему, были пленниками.

— Это я так решил, — сказал он. — Не хотел обсуждать, пока говорить не о чем.

Она вопросительно глянула на него.

— Не хотел тебя разочаровывать, — пояснил Джим.

— Ну вот, теперь можно обсудить. О чем речь?

— Это школа-интернат в системе Новый Египет. Пресвитерианская академия в Сохаге…

— Религиозное образование меня не интересует.

— Оно, строго говоря, не религиозное. Там есть религиозные курсы и службы, но необязательные.

Тереза выждала — словно откусила кусочек незнакомой пищи и подумывала, не выплюнуть ли.

— Что за родственница? — спросила она.

— Элизабет Финли. Двоюродная сестра твоей матери и, видимо, не слишком расположена к отцу. Идеальный вариант. Она знает, кто ты, примет меры к твоей безопасности и по личным соображениям не склонна пресмыкаться перед Лаконией, так что можно не опасаться, что выдаст тебя ради выгоды.

— А вы ее проверили?

— Проверяло, как могло, подполье. Вроде бы она прошла проверку. В Новом Египте ни Лакония, ни подполье не слишком заметны. Это тоже довод «за».

Взгляд Терезы снова уплыл к нему за плечо — девочка задумалась.

Каюта Терезы, как и остальные на «Роси», предназначалась для военных Марсианского флота — в те времена, когда это еще что-то значило. Джим привык видеть себя и других в этой спартанской обстановке. Но юной девушке такая должна представляться тюремной камерой. Джим в пятнадцать лет второй год учился в старшей школе Северного Фрэнчтауна, и заботило его, как урвать лишних двадцать минут сна по утрам, как скрыть свое равнодушие к лекциям химика мистера Лорена и пойдет ли с ним гулять Деливренс Бенавидес. В те времена ему вся Монтана казалась тесна. Терезе досталось всего несколько квадратных метров.

— А как же Ондатра?

— Финли писала, что не возражает. Другие учащиеся тоже держат домашних животных. Большей частью служебных пород, но слишком выделяться она не будет.

— Не знаю, — сказала Тереза. — Мне здесь нравится. Амос меня всему учит. И здесь меньше неизвестных.

Там все будут незнакомые. Не знаю, смогу ли им доверять.

— Я тебя понимаю, — сказал Джим. — Но у нас военный корабль. Мы на войне. И, хоть ты и вытащила нас из огня, выставлять тебя щитом мне не по душе.

— Я хороший щит.

— Да, только я так больше не играю.

— Почему? — спросила она. — Знаю, вам было неприятно, но ведь сработало. И дальше будет работать, хоть иногда. Почему вы отказываетесь от того, что вас спасает?

Он удивился, с какой искренностью это было сказано.

— Щит принимает на себя удары, — объяснил Джим. — По щиту стреляют. Он для того и существует. И когда-нибудь кто-нибудь надумает вывести «Роси» из строя, всадив снаряд в дюзы. Или рискнет послать в нас снаряд-другой из рельсовой. Вопрос расчета. И да, с тобой меньше вероятность, что нас расстреляют. Но я не хочу, чтобы ты за меня погибла. Не согласен.

Она склонила голову к плечу, словно услышала незнакомый звук.

— Вам не все равно?

— Да, вроде как не все равно.

Если он ожидал вспышки чувств: благодарности, восхищения, хотя бы уважения к его моральному выбору, — не на ту напал. Она разглядывала его как редкий вид бабочки. Не то чтобы с презрением, но и не-презрением это не назовешь. Он видел, как ей в голову пришла новая мысль, и ждал, когда девочка соберется ее высказать.

— Если мне там не понравится, можно будет вернуться?

— Вероятно, нельзя, — сказал он и, помедлив, поправился: — Нельзя.

Грусть промелькнула на ее лице и пропала, но эта грусть была глубокой. Он начал лучше понимать, с какой потерей просит ее смириться.

— Мне надо подумать. Когда вам нужен ответ?

Наоми, сообщив ему известие, попросила сказать Терезе. Не добиться согласия, не поторговаться. Она выбрала глагол «сказать». А вышло вот что. Джим почесал себе шею.

— До начала семестра еще несколько недель. Я хотел отправить тебя пораньше, дать освоиться, но если мы пойдем с относительно жестким ускорением…

— Понимаю, — сказала она. — Я не буду слишком тянуть.

Он выплыл из каюты, толкнулся вдоль коридора. Услышал, как закрылась за ним дверь. Корабль молчал. Наоми ждала у себя. Ему предстояло признаться, что пятнадцатилетняя девчонка добилась от него права выбора: поступать в интернат или… надо полагать, остаться на корабле? Пойти против планов Наоми. Вроде бы он за это не в ответе, но все равно чувствовал, что не справился с поручением.

Проплывая мимо каюты Алекса, он услышал знакомый голос: «…но навещать нас станет труднее, а Рохи беременна, и тебе наверняка хотелось бы увидеть внука». Алекс с тех пор, как получил это письмо, стал часто улыбаться, но Джима одолевали другие чувства. Надо было бы радоваться за Алекса, и он считал, что неплохо изобразил радость. Похлопал пилота по плечу, рассказал анекдот про дедушку, рассмешив старого друга.

А на деле Джим поражался оптимизму Кита. «Поражался» здесь означало скорее «ужасался». Алекс часто заговаривал о внуке, прикидывал, родился уже или нет, какого будет роста, гадал, какое имя выберут Кит с женой, а Джиму виделось лишь еще одно тело в груде мертвецов, когда настанет конец. Еще один младенец перестанет дышать, когда неуловимый враг разрешит свою задачу. Еще одна смерть.

Наверное, это было неправильно. Сколько раз уже случался конец света: черная смерть, ядерная война, коллапс продовольственной системы. Перелет Эроса. У каждого поколения свой апокалипсис. Если бы люди всякий раз переставали влюбляться, рожать детей, радоваться, мечтать, до отказа проживать отпущенный им срок, человечество бы кончилось намного раньше.

Просто в этот раз все иначе. В этот раз им не выкарабкаться. Знал, понимал это только один человек — Амос. Только с Амосом он и мог поговорить.

Джим направился в сторону реактора и двигателя. В воздухе стоял сладковатый запах силиконовой смазки, и негромкое тявканье Ондатры направило Джима к машинному отделению. Псина плавала в воздухе, вертя хвостом, отчего и голова ее описывала крошечные круги. Губы Ондатра растянула в широкой собачьей ухмылке.

— Опять я без сосиски, — извинился Джим.

Собака тихо гавкнула в ответ.

— Не так ей и нужна сосиска, — заметил Амос. — Просто ты ей нравишься.

Джим, одной рукой придержав собаку, погладил ее другой.

— Знаешь, всегда считал, что не дело держать собаку на космическом корабле, а все-таки мне нравится, что она здесь. Больше, само собой, когда мы идем с ускорением…

Амос поднялся с рабочего места, не выпуская из рук маленький сварочный аппарат. Защитные очки он сдвинул на лоб. В зажимах торчал гидравлический клапан, цепочка ожогов на керамике отмечала места, где еще не остыли металлические заплатки.

— Да ей и самой неловко, когда мне приходится таскать ее в вакуумный гидрант.

— Куда-куда?

— Эвфемизм для собачьего туалета, — объяснил Амос. — Это не я придумал — нашел в сети.

— То есть в невесомости полно таких псин, — обратился к Ондатре Джим. — Не ты одна.

— И с атрофией они справляются лучше нашего, — продолжал Амос, стягивая с головы очки и переправляя их в ящик для инструментов. — Может, потому что сцепление с грунтом у них на четыре точки.

— Возможно. Я буду по ней скучать, — сказал Джим и кивнул на клапан: — Непорядок с подачей воды?

— Нет. И не будет. Клапан подпортила минерализация, а если дожидаться, пока начнется эрозия, с тем же успехом можно печатать новый, понимаешь?

— Понимание я доверил хорошему специалисту. С меня и хватит.

Амос прищелкнул горелку в зажимы и вытянул из кармана тряпицу для полировки.

— Надо бы валить к чертям из Медленной зоны. Пока висим здесь, у меня мурашки по затылку так и бегают.

— Угу. Как только Наоми выяснит все, что ей надо, и решит, куда двигаться, — кивнул Джим. — Меня малышка беспокоит.

— Ага. И меня.

— Я все забываю, как многого она лишилась, понимаешь? Пока она не попала к нам, все ее переживания были выверены до миллиметра. Несколько месяцев у нас — только-только чтобы нащупать опору под ногами, — а тут снова все меняется. Многовато. А ей пятнадцать лет. Представляешь, если бы с тобой так в пятнадцать.

Амос взглянул так, будто Джим сказал что-то смешное.

— Ты за Кроху не переживай. Она справится.

— Точно? То есть… Много ли мы знаем про школу, куда ее отправляем?

— Знаем, что стрельбы там будет меньше, чем у нас.

— А кроме этого?

Амос намотал тряпицу на большой палец, покрепче ухватил клапан и, продолжая разговор, принялся затирать следы ожогов.

— Кроха пытается понять, кто она такая. И, черт побери, что она такое. Она этим на Лаконии занималась, и здесь тоже. И школа тут ничего не изменит. Вопрос стоит так: учиться ей в интернатике в какой-то глухой дыре или в компании старых пердунов-революционеров уворачиваться от торпед.

— Разве мы революционеры?

— И еще… — Амос повысил голос, не давая Джиму уйти от темы. — Тебя не то гложет. Мы с тобой оба это знаем.

Ответить Джим не успел, потому что по общекорабельной связи вдруг прогремел голос Алекса:

— Эй, все. Я тут подумал… Как насчет маленького собрания? В камбузе? Если можете. Гм… Спасибо.

Амос прищурился на клапан, повертел перед глазами и напоследок обтер тряпкой. И вставил обратно в зажим.

— А на место установить не надо?

— Не-а, — ответил Амос. — На месте пока запасной.

— Тогда надо бы сходить послушать, что там у Алекса.

— Что-то ему понадобилось, но, прежде чем попросить, он еще несколько минут будет извиняться.

— Да, конечно, — признал Джим. — Просто интересно, что у него за вопрос.

Будь они под тягой, Алекс бы расхаживал по камбузу. Тереза пришла раньше них — парила у стены, не касаясь ее. Она скрестила руки на груди, губы стянуты, подбородок временами вздрагивает, девочка меняется в лице. Спроси его кто, Джим бы сказал, что она увлеченно беседует сама с собой, а остальных почти не замечает. Амос занял место у стола, закрепился магнитными подошвами, чтобы руки были свободны для Ондатры. Собака блаженствовала, видя почти всю стаю в сборе.

Наоми вошла последней и, взяв себе грушу чая, кивнула Алексу: можно начинать.

— Так вот, — заговорил Алекс. — Про Кита с Рохи все уже слышали, да?

— Что-то ты вроде бы говорил, — мягко поддразнил его Джим.

Алекс улыбнулся шутке.

— Так вот, я посчитал, и выходит, что малыш уже родился. Ну, я знаю, что забот у нас полон рот. И дела все очень важные. И рискованные. Будь это обычный контракт, я бы на такое не подписался. Только этот контракт обычным никогда не был.

Амос почти неслышно вздохнул. Но Алекс услышал, и Джиму было заметно, как его старый пилот мысленно вычеркнул несколько минут речи, не относящиеся к делу.

— Связь опасна и для него, и для нас, а все-таки очень хотелось бы… послать мальчику сообщение, понимаете? И, может, получить снимок внука. Я не знаю, что у нас впереди и чего захочет от нас подполье. Если нельзя… Просто я не мог не спросить. Понимаете, если все-таки как-нибудь можно, а я бы не…

Джим, обернувшись к Наоми, вопросительно вздернул подбородок. Она отхлебнула из груши.

— Пришлось бы сунуть нос в систему Сол, — ответила она. — Оттуда можно связаться по лучу через надежный транслятор.

— Нам сейчас до любых врат одинаково далеко, — сказал Джим. — То есть мы только вид делали, что работаем по контракту. Даже если Лакония держит в системе свои силы, там проще всего затеряться в потоке движения. Сол несколько веков копила корабли и инфраструктуру, мы там сольемся с фоном. Не то что в Аркадии или в Фархоуме — там бы мы оказались на виду.

— Риска там больше, — сказал Алекс, но это он просто хотел дать понять, что не обидится на отказ.

Джим, Наоми и Амос довольно с ним пролетали, чтобы не сомневаться: это правда. Он бы не рассердился, просто загрустил. А если им все равно умирать, почему бы не попытать счастья?

— Думаю, надо рискнуть, — сказал Джим.

— Я надеялась, что мы подбросим Терезу до школы и направимся в Фирдо, — возразила Наоми.

— Врата Сол тут рядом, — ответил ей Джим. — Короткий рывок. Если прямо в кольце никто не сторожит, проскочим за кольцо и тут же переворотом уйдем обратно.

Амос почесал себе шею.

— Воды мы на Кроносе взяли достаточно. Реакторная масса не вопрос. А время можно нагнать, если подольше держать ускорение по пути к Новому Египту и обратно. Неплохо бы пополнить топливные пеллеты и восстановители воздуха, но такой маленький крюк роли не играет.

— Ладно, — сдалась Наоми. — В Солнечные врата на минутку, только чтобы связаться с Китом, а потом к Новому Египту. Дозаправимся на Фирдо.

— Тебя такое устроит, Кроха? — спросил Амос.

Тереза выдернула себя из тех мест, где пребывала. На глазах у нее блестела пленка слез. Не слишком толстая, но заметная.

— Да. Хорошо. Да.

Алекс просто растаял от облегчения. И заговорил глухим, неверным голосом:

— Спасибо вам. Правда. Если бы нельзя, я бы пережил, но… Просто спасибо, и все.

— Семья — это важно, — сказала Наоми, и Джим не взялся бы судить, которое из тысячи возможных значений этих слов было у нее на уме сейчас.

С подготовкой «Роси» к переходу они уложились в неполный час даже при том, что Амосу пришлось заменить и проверить восстановленный клапан. Алекс распевал у себя в кабине, как жаворонок на заре. В его песне не было мелодии, а только музыкальные переливы радости и надежды. Амос с Терезой и Ондатрой ушли в машинный, а Джим гадал, что сейчас творится в душе у девочки. Отверженность? Гнев? Отрицание? Он надеялся, что нет. Или что не только это — еще и предвкушение, любопытство, надежда, смягчающие дурные чувства. Он, вопреки себе, надеялся, что это окажется важно, что Тереза каким-то чудом доживет до времени, когда сумеет разобраться в собственной душе.

Они начали движение к кольцу Сол на половине g вместо обычной трети. Наоми вздохнула. Джим было решил, что она думает о том же, что и он.

— До хрена кораблей шныряет через кольца, — заговорила она. — И мы тут не сказать чтобы хороший пример подавали.

Он взглянул на тактический экран. Конечно, она была права. В момент, когда Наоми поставила на паузу, чтобы оценить ситуацию, сквозь врата проходили еще десять кораблей — спешили по каким-то делам, которые сочли стоящими риска. Или не понимали, что риск есть. Или плевать на него хотели.

— Ты видел, что событие опять повторилось? — спросила Наоми. — Окойе сообщает. В системе Гедары.

— Это уже который раз?

— Двадцатый? Что-то в этом роде.

Алекс у них над головами завел новую песню. Что-то радостное, брызжущее весельем, как весна водами. Джим словно слушал передачу из другой вселенной.

— Она разберется, — ответила на молчание Джима Наоми. — Если это вообще возможно, она разберется.

Они уже падали в дрожащую пленкой интерференции поверхность кольца Сол, когда из Лаконских врат вылетел быстроходный транспортник, перевернулся и, не щадя себя, начал разгон. Джим, наблюдая за ним, ждал луча с требованием капитуляции. Не дождался.

— Похоже, мы едва успели выскочить, — заметила Наоми.

— Опять над ухом просвистело, — согласился Джим. — Не знаю, надолго ли нам такое везение.

Они ушли за врата Сол, не успев увидеть, куда направлялся быстроходный транспортник.